Текст книги "Терапия оглашенных. Хроники молодого психолога"

Юлия не вздохнула, как я ожидала бы, но бросила полувзгляд в мою сторону. Я покраснела.

– Я думаю, это его личное, мы можем только это уважать… – и стала плести свою психологическую паутину. Краснела я, потому что вдруг мне пришло в голову, что я должна их вывести на чистую воду. Сказать прямо: я знаю почему. Потому что я их видела. Нужно? Нужно? Сказать?

– Очень жаль, – подытожила Даша банальностью. И тут я поняла, что не скажу. – А я хотела поделиться тем, что я набираю с нового года группу…

И разговор продолжился как ни в чем не бывало. Я рассказала о том, что, кажется, мне придется искать новое место для консультирования. Мне посочувствовали, предлагали разные знакомые кабинеты, говорили, что это новый этап. Пожалуй, я и сама как-то уже не грущу, а думаю, что это новый этап. Посмотрю, как я могу быть сама по себе.

Я смотрю на Юлию. Мне кажется, у нее тоже щеки зарумянились. Смотрю на Катю и как она улыбается Елисею и потом всем, как Елисею. А Марина такая все время серьезная, постоянно ей пишут дети, и она извиняется, и еще она любит складывать руки на груди. А Даша точно курила перед входом и теперь пахнет букетом из запахов кофе и сигарет. И потом, Елисей сейчас начнет встречаться с Катей, и она его раскормит. В общем, мне вдруг безумно жаль, что наша группа заканчивается. Но лучше ей закончиться сейчас.

* * *

Согласились пойти на Рождественскую службу всей семьей. Папу выписали, и со встречи в больнице мы не говорили о своей ссоре. Как будто оба не до конца поняли, как нам теперь быть друг с другом. И мне нравится эта пауза в наших отношениях. Иногда добрая ссора все-таки лучше худого мира. Как в детстве башню из конструктора, собранную кое-как, бывало, нужно было разобрать до основания, чтобы выстроить то, что хотел. Раньше у меня никогда не хватало терпения и сил, и все мои постройки оставались тяп-ляп.

Я еще ничего не говорила родителям про «увольнение», главным образом потому, что сама не знаю еще, как к этому отношусь. И потом, отец Игнатий обещал подумать. А ну как отец Георгий его переубедит. Впрочем, отцу Георгию тоже не говорила. Лучше разберусь со всем сама.

Рождественская служба проходит ночью, и многие храмы разделяют всенощную с литургией, чтобы не служить четыре-пять часов подряд, а отслужить вечерню вечером, а литургия уже пусть будет по традиции – ночная. Отец Игнатий любит «старые порядки» и так не делает, поэтому к концу службы обычно все в храме как переваренные креветки. Священник, который под конец Рождественской или Пасхальной службы решит сказать серьезную проповедь, – безумец! Одна половина уже давно спит на ногах, другая уже мысленно разговляется. Да и в такие праздники ничего не скажешь лучше, чем сама служба.

Наконец подморозило, и мы шли втроем в храм вприпрыжку. Я боюсь спросить папу, но мне кажется, в последние дни он не пьет. Это особенно кажется по тому, как у мамы горят глаза и ушла страдальческая складка со лба. Но боюсь, вдруг додумываю. Папа рассказывает историю о том, как встречал маму из роддома в такой же мороз, еще больший, на самом деле.

– Стояла зима, дул ветер из степи… – скандирую я по ассоциации. Мама подхватывает, Пастернак – ее любимый автор. Конечно, на четвертой-пятой строфе сбивается, и некому ее спасти – мы только смеемся и продолжаем идти бегом, я все время на полшага впереди и, оглядываясь, подгоняю. Мама держит папу за руку, и он ее тянет, как баржу. После службы у мамы, как всегда, будут болеть ноги.

Потом уже я взялась вести маму, и папа чуть отстал. Я не выдержала и спросила маму. Она заулыбалась.

– Ты только с ним это не обсуждай, а то он чувствительный оказался, – шепотом говорит мама. Впрочем, улица шумная, едут машины и нас прикрывают.

– С больницы не пьет?

– Да. Папа сказал… только это секрет… что он стал ходить в группу.

– Что?

– Не в ту, вашу. В другую. Говорит, там разные анонимные… и алкоголики, и наркоманы, и даже я не знала, что такое бывает, но, в общем, зависимые от… постели. Только… – мама еще убрала голос, – он не хочет, чтобы ты знала.

– Что?!

– Ну, он говорит, что ты с ним захочешь ходить, а ему нужно самому… без всех…

Ничего себе. Казалось бы, глупость – но я ведь действительно захотела бы пойти с ним! Я даже слегка обернулась на папу.

– Папа всегда такой был. Он на все соглашается, но особенно он счастлив, когда он сам, без подталкиваний… «Спасибо, что не мешали», – вспомнила я и улыбнулась.

* * *

Служба – радость моей жизни. Да, часто непонятно, да, отвлекаешься на то, как хор поет красиво или, наоборот, как разваливается, запутавшись в тексте стихиры. И отец Игнатий всегда служит с таким лицом, как будто он император на скучном спектакле или чиновник на торжественном награждении. Хотя на проповедях он всегда оживляется. Какой же удивительный человек отец Игнатий! Наши отношения всегда были как речка в марте – в один период лед ломался с треском, и мы были лучшими друзьями; в другой (как теперь) случались заморозки, и отношения сковывались новым льдом. Первая моя исповедь отцу Игнатию закончилась тем, что он отругал мои открытые босоножки, и мама бегала домой прямо во время службы, чтобы принести мне закрытые туфли к Причастию. Причащалась я тогда, глотая слезы. А потом, несколько лет спустя, папа не справлялся с выплатой кредита, и отец Игнатий, узнав от мамы – тоже на исповеди, – тут же вынес из алтаря нужную сумму. Поэтому я представляю наши отношения как реку в марте: всегда есть надежда, что однажды мы сможем стать настоящими друзьями.

А вот отец Георгий стоит рядом с отцом Игнатием – как этот человек умудряется оставаться собой и быть таким незаметным, но таким необходимым в нашем храме! Все-таки это благодаря отцу Георгию я смогла здесь работать. Первые мои клиенты все приходили от него. И отец Георгий придумал всю эту идею с психологическими лекциями и службой… Конечно, благодаря ему же в моей жизни появился Клим. Бедный Клим, так и не попал на праздничную службу. Надо будет завтра его навестить.

Но, возможно, не отец Георгий привел в мою жизнь Клима, а Чуня с отцом Сашей. Они оба здесь, и отец Саша, думаю, как обычно, вызывает гнев хора тем, что абсолютно лишен слуха и возглашает как попало (об этом я от Лизы наслушалась). А благодаря Климу я попала на супервизию. Благодаря папе я познакомилась с Алимом. Как одно цепляет другое! Несчастье цепляет встречу, за потерей приходит примирение… Примирение? Могу ли я сказать, что примирилась со смертью Михаила? Со смертью нечего мириться, она неодушевленная. С кем тогда? С самим Михаилом? Но это ему нужно простить меня, а не мне его. Михаил, прости меня, если я могла помочь тебе в чем-то и не помогла. С Богом? Господи, иногда действительно хочется, чтобы Ты побольше вмешивался. Но если Ты так тих в Своем присутствии, то уж, наверное, мне стоит поучиться у Тебя. В конце концов, Ты у нас – главный терапевт.

Но разве Он молчит? На литургии, после малого входа, когда вынес отец Игнатий Евангелие и занес в царские врата обратно, хор запел тропарь Рождества – тот самый, ну точно тот самый, Свиридова!

И тропарь был такой, как замерший воздух. И светло было в храме, и уже сонно.

И над всеми нами, как звездочка, зазвучал на один момент Лизин ля-бемоль…

От автора

Я действительно работаю психологом, поэтому считаю важным оговориться: эта книга – художественный роман, она не основана на автобиографических событиях. Единственный персонаж, имеющий реальный прототип, – отец Джонатан, поэтому если вам понравился этот герой так же, как мне нравится оригинал, знайте: этот замечательный священник действительно существует и здравствует. Однако и у него имя и детали биографии были изменены. Также вы встретили знакомые имена реальных психологов, но они присутствуют в романе не как персонажи, а скорее упоминаются как часть профессиональной среды, в которой варится героиня.

Отдельно нужно сказать: ни один клиент не взят из реальной работы. В двух случаях я спрашивала своих клиентов, могу ли взять конкретную деталь нашей работы в роман в измененном виде, и получила согласие. Об этом я говорю затем, чтобы подчеркнуть, что психолог обязан соблюдать правило конфиденциальности.

Но, впрочем, если вы узнали в ком-то из героев себя… вы хотите об этом поговорить?

Об авторе

Зоя Ускова родилась в 1991 году в г. Волжском Волгоградской области. В 2013 году окончила Литературный институт им. А.М. Горького, в 2016-м – Институт христианской психологии, в 2019-м – магистратуру РГГУ по специальности «Психология личности».

Работает психологом в Москве и Подмосковье.

Любит задушевные разговоры, самодельные торты и всяческую активность префронтальной коры. Не любит холод, избыточные заимствования и синдром самозванца.