Текст книги "Терапия оглашенных. Хроники молодого психолога"

– Да, но в большинстве случаев людям надо разбираться, – вставил отец Саша.

– Подожди. Другая сторона – работа с духовником. Это уже ближе к терапии, но тут нужно разделить духовное и душевное.

– А как бы ты их разделила? – продолжил Клим. Кажется, это была ответная бомбардировка, но я-то и сама постоянно копаюсь в этих вопросах, это вам не философ Достоевский.

– Я тут недавно смотрела лекцию. Ее вел священник, который говорил, что вообще разделение духовного и телесного опасно и просто пережиток времен, когда христианство развивалось в кругу гностических сект. Я подумала, интересно, можно это было бы переложить на духовное и душевное? Потому что мы постоянно говорим об этом разделении, но никто не может ясно сформулировать, где оно проходит.

– Ну как же! – подключился отец Саша. – Душевное относится к нашим психическим процессам, духовное – к божественному в нас.

– Да, но как ты понимаешь, где одно, где другое? – обернулась я к нему. – Наш уход из очереди – что? Духовное решение? Душевное?

– Телесное! – пошутил отец Саша, и тема незаметно ускользнула.

* * *

Мы действительно дошли до супервизии вместе с Климом, причем решили пройтись пешком, что заняло около получаса. Теперь, когда время, отведенное на музей, висело свободным, можно было себе позволить прогуляться по центру.

Но разговор у нас все не клеился, и я была рада, когда мы оказались на месте и встретили других участников. Даша, которую я ждала увидеть больше всего, была на месте и даже принесла на всех домашнего овсяного печенья (пост как-никак). На ней был вязаный кардиган до пола, делающий ее похожей на цыганку или хиппи, что, я думаю, она и пыталась сделать со своим образом – яркие серьги, свободная разноцветная одежда, обязательно один элемент ярко-оранжевый или желтый. Сегодня это были рыжие сапоги.

Юлия и отец Сергий тоже уже пришли и сели несколько поодаль, заговорщически обсуждая, видимо, будущую встречу. Или прошедшую. Какие у них отношения? – задумалась я. Потому что здорово, когда коллеги не просто формально коллеги, а действительно на одной волне. По тому, как Юлия давала понять отцу Сергию взглядом на первой встрече, согласна ли она, нравится ли ей то, что он говорит, или она чего-то от него ждет, я поняла, что они хорошо спеты. Но еще не настолько хорошо, чтобы быть расслабленными друг с другом, как старые друзья, которые вместе выводили вшей, когда жили в общежитии (не спрашивайте, откуда этот образ). Они, кажется, были еще на стадии взаимных реверансов и радостных узнаваний, что «мы думаем одинаково».

Все оставшиеся подошли. Я мысленно вспомнила их всех: мужчина, чьего имени я так и не узнала (что ж у Клима не подумала уточнить?), сел сегодня рядом со мной, слева. Я сама села рядом с Дашей. Клим подсел к ведущим, а с другой стороны от них были Марина и Катя. Обратила внимание, что сегодня мы сели потеснее.

– Добрый вечер всем! – начал сегодня отец Сергий своим мягким голосом. Сейчас я заметила, что не только интонация и тембр мягкие, но сами слова он произносит мягко, с едва уловимым акцентом или говором. – Спасибо, что можем начать вовремя. Не хотели бы вы для начала поделиться, как прошла ваша неделя?

Что мне рассказать? То есть столько всего есть, но что из этого стоит?

Начала Даша. Сказала, что родные приболели, и она рада, что вырвалась сюда, поэтому дела отлично. Напомнила про печеньки.

Катя сказала что-то общее. Сегодня она в платье.

Ура! Мужчина рядом заговорил, и когда Юлия задала уточняющий вопрос, оказалось, что зовут его Елисей. Как я могла не запомнить?! Может, потому, что библейский Елисей всегда был и останется для меня благодатевыпрашивателем и детоубийцей и потому вытесняется как святой.

Все высказались в общем духе. Я хотела рассказать про блокаду Пушкинского, но не нашлась, как это подать. Даже Юлия и отец Сергий поделились своими впечатлениями недели. Юлия начала.

– Я заметила на этой неделе, как нам сложно принимать зиму со всеми ее утратами, – улыбнулась она. – Инстаграм заполнен шутками про холод. Все жалуются на давление. И я не стану обесценивать проблемы со здоровьем. Но за всем этим сложно заметить… смысл этого сезона.

– «Октябрь – месяц грусти и простуд»… – откликнулся отец Сергий, – декабрь, в нашем случае.

Юлия обернулась к нему с интересом:

– Здорово! Кто это?

– Бродский, – ответил он, смутившись.

– Да, – продолжила Юлия, – дать место… «грусти и простудам»… бывает так сложно, – так она закончила.

Отец Сергий подхватил:

– Для меня главным событием стала книга Эриксона о Лютере. Много неожиданного об этом человеке. Много просто глубоких мыслей. И интересно сравнить с анализом Фромма. Совсем разные углы зрения.

– Какая самая запоминающаяся мысль? – улыбнулась Юлия.

– Наверное, о том, что проникновение в себя есть смирение. Даже так: совершенное проникновение в себя есть совершенное смирение.

Все молча помедитировали над этой мыслью.

– Здорово, – подытожила Юлия. – Итак… готовы ли вы начать? есть ли кто-нибудь, кто хотел бы предоставить случай?

Все опять замолчали. Молчание это длилось дольше, чем в предыдущие разы. Оно уже не длилось, а затягивалось. Клим набрал воздуха:

– Наверное, я мог бы.

– Отлично.

Здорово, что ведущих долгие паузы ничуть не смущали. Они, кажется, могли бы так сидеть и молчать до Судного дня.

– Буквально один момент есть, который меня… я хотел бы проанализировать. В общем, клиентка. Молодая, двадцать шесть лет. Изначально пришла с запросом на отношения с матерью. Тяжелая сепарация. Сейчас мы работаем уже полгода, и она понемногу стала переключаться на другие запросы. В последнюю встречу она вдруг принесла такой запрос: коллега сделал ей комплимент, назвав красивой, и она прокомментировала так: «А что, если я и правда красивая? А я проживу жизнь, так и не поняв этого?» Вот. Я немного растерялся. Я, конечно, спрашивал, а что это значит для вас, как вы считаете сами, насколько для вас важна оценка. Но… хотелось бы глубже, что ли.

– А клиентка красивая? – как ни в чем не бывало спросил отец Сергий. Меня этот вопрос заставил поморщиться.

– Да, – не так запросто ответил Клим.

– Вы знаете, я задал этот вопрос, потому что красота может стать серьезным вызовом! У нас часто такая… реакция. Мы напрягаемся. Поэтому, во-первых, важно увидеть, насколько красота клиентки – вызов для вас…

– Для меня – нет. Ну, то есть как, обычная клиентка, ничего выходящего за рамки…

– Тем не менее это важно отследить. Мы часто видим в привлекательности другого опасность, угрозу – вызов, как я уже говорил, – отец Сергий говорил необидно, но остро, без подстилок. – И затем уже можно задать вопрос: а в чем здесь вызов для самой клиентки?

А можно ли это сказать не только о внешней привлекательности? Может ли внутренняя красота быть угрозой?

Клим заиграл бровями:

– Возможно, вызов в том, что если она заметит свою женственность, она не сможет защищаться от того факта, что не чувствует себя реализованной как женщина.

– Возможно, – включилась Юлия. – А как она сейчас защищается?

– В работе. Работает с утра до вечера.

– Поднималась ли у вас уже тема отношений с мужчинами? – снова взял палочку отец Сергий.

– Вскользь.

– Вы думали над тем, почему она пришла на терапию к мужчине?

Клим поправился на стуле:

– Она пришла по рекомендации. Да… Возможно, стоит об этом задуматься. То есть эти слова про красоту – это несформулированный запрос на работу с отношениями?

– Не только, – снова отец Сергий. – Это еще вопрос… идентичности. Какая я вообще? Что, если я не знаю себя? Вы говорили про сепарацию с матерью. Возможно, так как определенная работа уже проделана, сейчас начался тот этап, когда можно посмотреть: хорошо, если я не строю себя из отношений с матерью, то какая я сама по себе? В этом вопросе отношения могут стать, наоборот, шагом назад – к тому, чтобы определять себя через другого. Здесь есть тонкая грань. Видит ли она сейчас отношения как бегство от себя без необходимости возвращаться к матери – или она видит отношения как реализацию себя? Этот вопрос требует обсуждения.

Много информации и компактно – разумеется, Клим подвис. Группа тоже замерла. Мне нравится все, что говорит отец Сергий. Каждую минуту у меня внутри +1.

– Да, – наконец отреагировал Клим, – нужно будет это все обсудить. Думаю, мне нужно это записать.

Глава 7
Сало, яйца, аллохол

Сейчас, когда Клим напрягся и старательно записывал, я посмотрела на этого человека еще раз, как бы впервые. Он не очень крупный, такой же, как я. Выглядит старше своих лет, волосики жиденькие и перхоть на груди от бороды. Этот человек проглотил аршин и озабочен теперь, как бы его не выронить. Он показался мне жалким… и в то же время не таким мерзким, как раньше. И все же – его мысли у Пушкинского… были удивительно проницательными. Может, он не такой уж скучный? Может, он просто флегматик?

Перевела взгляд на отца Сергия. Этому человеку когда-то предложили аршин в качестве основного блюда, и он ответил: «Нет, спасибо, я как-нибудь сам». Не сказать, чтобы он был уверенный в себе, но кажется, что его эго – прозрачное. У Клима эго – горгона Медуза: посмотреть на него нельзя, чтобы не прилетело.

Тем временем отец Сергий ушел в свои мысли о красоте и призвании, когда Юлия мягко его остановила и предложила рассмотреть следующий случай. Что-то ей было неспокойно в том, как прошло с Климом.

Ждать долго не пришлось, потому что сразу вызвалась Даша, которая, кажется, готовилась заранее.

– У меня, наоборот, случай большой. Останавливайте, если растекусь мыслию по древу. Итак… – Даша неожиданно достает блокнот, находит нужную страницу. Не представляла я Дашу как человека, ведущего записи! – Я говорила, что занимаюсь волонтерством при храме. Храм Николы на Грязях. Пришел ко мне мужчина, возраст – сорок пять, женат вторым браком, есть ребенок от первого и ребенок от второго брака. По профессии он – предприниматель, но, по-моему, неуспешный. По крайней мере, он попросил о социальных консультациях и объяснял, как плохо идут дела. Еще он сидит на таблетках. Таблетки разные, ест их горстями, говорит, доходит до пятидесяти в день. То есть как здоровье выдерживает, я не знаю. Я сразу говорю: обследование, группы анонимных наркоманов, нарколог… Он говорит, обследование делать боится, в группы ходил, ему там хуже. Я говорю: а ко мне зачем? ему нужно с кем-то поговорить. Батюшка у нас один, и такой… м-м-м… строгий. С ним не разговоришься особо. Я поняла, что человек не хочет, чтобы я его видела как симптом. Хорошо, давайте говорить.

Что удивительно, человек постоянно говорит о Боге. Вот тут у меня и будет основной вопрос. Но это еще не все… Да, я говорю, тут «Война и мир»!.. В общем, у него есть мечта молодости – актером быть. И правда, он такой, красивый для своих лет, артистичный даже. У него за плечами неоконченная театральная школа. Бросил он ее по той же наркоте. То есть смотрите, двадцать – сорок пять… Оцените стаж. Тогда с первой женой еще. Потом он решил бросать, когда, говорит, дошло до больницы, и даже чтобы завязать, развелся, потому что жена его назад тянула. Ребенок у них, удивительно, здоровый, но рос с бабушкой. В общем, мой клиент выбирался из зависимости, работал – как раз бизнесом занялся – когда встретил вторую жену. Она ничем таким не занимается и теперь сама грозит ему разводом, если он не завяжет. А он несколько лет назад начал всю эту канитель с таблетками, когда бизнес начал сыпаться и всякие другие житейские неурядицы навалились.

И вот теперь он хочет говорить о творчестве. По факту, он перебирает свои воспоминания и смотрит, как однокурсники устроились. Иногда посмотрит спектакль по интернету. Все ругает. Однокурсники – бездари, режиссеры ничего нового сделать не могут, и все подобное.

Да, и о Боге говорит. Это самое удивительное. Он читает Писание. Прямо каждый день. И он сам себе толкователь. Никого ему не надо! Кажется, он пытается исцелиться чтением Евангелия и утверждает, что, пока читает, ничего не хочет. Как только отложит – за таблетками. И теперь вопрос: что в черном ящике? – смеется. Вообще Даша рассказывает так, что ей бы самой в актрисы. – Шутка, на самом деле вопрос такой: стоит ли поддерживать клиента в его идее, что от такой глубокой зависимости он может излечиться чтением Евангелия и беседами с психологом?

Даша закончила. После ее очаровательного рассказа в тишине вдруг подкатила тяжесть.

– Сколько у вас было встреч? – уточнила Юлия.

– Всего две.

– Раз в неделю?

– Да.

– После первой встречи какие-либо изменения были?

– Полдня он старался отслеживать, как подступает желание наесться, а потом все.

Отец Сергий как проснулся:

– Мне кажется, это ответ.

Пауза. Даша не поняла:

– Что именно?

– Бывают чудесные случаи, – продолжил отец Сергий. – Но когда чуда хватает на полдня – это говорит о том, что человек ищет… легкого пути.

– Да, – подтвердила Даша, – мне тоже слышится, что он как будто избегает серьезного отношения к своей… болезни, можно так сказать?

– А ему не нужно серьезное отношение, – продолжил отец Сергий. Впервые мне послышалось осуждение в его словах. – Я не думаю, что он пришел к вам лечиться. Я думаю, он пришел, чтобы сказать жене: вот, я хожу к психологу, работаю над собой, оставь меня в покое.

– Ну, мы не можем вот так судить, – вмешалась Юлия.

– Мой супервизор, – заговорил Клим; видимо, оправился, – всегда жестко мне говорит: ты – не работаешь – с зависимостями.

– В том-то и дело, – попыталась оправдаться Даша, – что я так и сказала с самого начала.

– Ну вот и представьте, – как ни в чем не бывало продолжил отец Сергий, – вы приходите к врачу, говорите: «У меня болит живот». Врач говорит: «Я хирург, это не моя специализация». А вы ему: «Ну, может, вы какое-нибудь обследование назначите? Может, пощупаете вот здесь или вот здесь?» Зачем это нужно человеку? Очевидно, не чтобы желудок вылечить.

– Дарья, – снова вмешалась Юлия, – а какие у тебя чувства от работы с этим клиентом?

Дарья погуляла взглядом:

– Вот сейчас, когда отец Сергий описал этого пациента с желудком, у меня как-то прояснилось: такие и чувства, что я в какую-то игру играю. Только я в нее вовлеклась очень и даже не могла этого обозначить.

– Как тебе кажется, что это за игра?

– Все как отец Сергий описал. Обычный Карпман. Жена – насильник, я – спасатель, он – жертва.

– Если рассматривать как систему, – заметила Марина, – как раз спасателя в этой семье и не хватало. Я слышу, что жена не согласилась на эту роль. Значит, нужно было искать другую.

Тут вмешалась я.

– Ну подождите! – я говорила неуверенно, но с напором. – Почему мы совсем исключили возможность, что человек хочет вылечиться? Просто доносит это так, как умеет?

– Конечно, человек хочет чего-то, – подхватил отец Сергий, – только не того, что заявляет.

– Хочет поддержания стабильности системы, – добавила и согласилась Марина.

– Не знаю, поддержания ли системы. Он действительно чего-то хочет, иначе бы не приходил. Системы? Может, да. Я думаю еще о его творчестве. Вся эта линия звучит для меня совершенно фантазийно. Я бы сказал так: этот клиент хочет другой жизни, и он пришел выстраивать ее у психолога. В этой жизни он актер, он не в зависимости, а вы в этой жизни – его психологическая жена.

Юлия снова поморщилась.

– Я бы не стала так решительно, – начала она. – Мне хочется спросить…

– Простите, что перебиваю, – вклинилась Даша, – но мне отзывается все, что вы говорите (это отцу Сергию). Правда, это очень грустно… Но я даже вижу, что здесь про меня. Почему я… – у Даши немного дернулся подбородок и схватило дыхание, – почему я включилась в эту… игру, – и у Даши упали две легкие слезы.

Мы немного испугались. Юлия взяла ситуацию:

– Это правда непросто – видеть, как наш опыт иногда выстреливает с клиентом… Как ты сейчас?

– Нет, я хорошо, – покивала Даша, хотя слезы тихо текли, – просто это… да, это… тяжело. Но лучше это видеть, чем не видеть. Даже если так…

Мы немного все замерли, как зайчики. Отец Сергий, наоборот, расслабился, а в какой-то момент он действительно говорил о клиенте напряженно.

– У нас у всех действительно постоянно выстреливает, – сказал он Даше. – У меня тоже. Потом, смотрите, какая оказалась непростая тема – всех тряхнуло. Правда? – осмотрел он. Нас действительно тряхнуло, кого раздражило, кого напугало. – Почему так? Потому что зависимость – постоянный риск психолога. Всегда есть некоторая часть в нас, которая хочет… чтобы клиенты были от нас зависимы. Чтобы мы были важны. Это не потому что мы злодеи. А потому что мы в них вкладываемся. Мы за них болеем. И так как сами мы тоже люди несовершенные, нам бывает сложно выстроить близость и доверие без зависимости. Потом, мы зависимы от клиентов финансово. Этого не надо бояться! Об этом надо говорить. Зависимость постоянно в фоне. Поэтому когда клиент – в данном случае психолог – приходит с зависимостью как темой, мы напрягаемся. Тень чуть отделяется от стены. Юлия скажет, что я начитался психоаналитических книжек, но иногда и психоаналитики не врут, – улыбнулся Юлии, она чуть натянуто ответила.

– Действительно, – подобрала Юлия, – заметно, что тема группу взволновала. Как вы сейчас?

Группа напряженно молчала. Марина начала:

– Я, как Клим сказал, тоже просто говорю клиентам: с зависимостями – нет. Вот специалист хороший (изображает, как протягивает карточку). То есть я перенаправляю. А то, что вы сейчас сказали про то, что зависимость есть всегда… это интересно. Мне нужно это обмозговать, но так – отзывается.

– Мне тоже отзывается, – тихо начала Даша. Она уже совсем успокоилась. – Вообще, я благодарна даже группе, что так бурно отозвались. И вам, отец Сергий, за ваш тонкий взгляд. И тебе, Юлия, конечно. Я думаю, это была очень полезная для меня встреча.

Елисей и Катя очевидно плохо были готовы к таким разборам и догоняли, как могли. Но все-таки Катя решилась сказать:

– У меня был клиент с зависимостью. Мне жаль, что я тогда не услышала ничего подобного. Сама виновата, не обратилась за супервизией. Он продержался четыре встречи и исчез. Я была просто выжата!

– Это была интересная мысль, – заметил Клим в свою очередь, – про зависимость. Что за книжечка психоаналитическая? – пошутил он. – Я бы почитал.

Только сейчас я поняла, что… у меня сейчас есть клиент с зависимостью. О-оу. Боюсь об этом сказать. Когда до меня дошла очередь, сказала что-то общее.

Почему боюсь сказать? – Отец Сергий ясно дал понять: не надо с ними работать, если зависимость продолжается. То есть тогда мне надо прекратить работу с Михаилом?! Почему-то эта мысль меня выбивала из колеи. Я начинала перебирать причины, почему это разные случаи, но, блин, ситуация была одинаковая. И все же я не могу сказать.

– Даша, – подошла я к ней, пока все собирались, – ты сейчас к метро?

– Да! Пойдем вместе?

– Как раз кое-что хотела с тобой обсудить…

– Сейчас, схожу по-женски, – улыбнулась Даша. Никогда не слышала такого оборота.

Я пока одевалась. Отец Сергий с Юлией вроде бы тоже одевались, но как-то так неспешно, что было понятно, что им нужно, чтобы мы все ушли, обсудить произошедшее. Юлия была недовольна, отец Сергий напряжен. Я улыбнулась им и вышла в коридор ждать Дашу. Клим, впрочем, не заметил того, что заметила я, и подошел к ним что-то спросить вдогонку. Юлия отвечала энергично.

– Бежим? – пришла Даша. Мне хотелось подслушать, подсмотреть, но и не мешать, так что пришлось признать, что мотивы взаимно противоречивы и надо выбирать уходить. Мы с Дашей вышли, и она достала закурить.

– О, ты тоже куришь! – удивилась я.

– Ты тоже?

– Я нет, Клим.

– А!.. Вы с Климом… вместе?

Мы говорили на ходу. Даша идет быстро, даже когда курит.

– Ни в коем случае!

Мы обе рассмеялись.

– Да нет, он неплохой, – хмыкнула Даша, – но я не расстроилась.

– Как тебе сегодняшняя работа?

– Жесткая. Нам вообще можно обсуждать?

– Я не помню, чтобы были ограничения. Это же не терапия.

– Пожалуй. Тогда давай чужие кейсы не будем. Ты что-то хотела спросить?

– Если честно, глупый вопрос… Мы можем идти помедленнее?

Даша приостановилась и рассмеялась:

– Да-да, тормози меня, если что.

– Так вот… Ты правда прекратишь с этим клиентом работу?

Даша выбросила сигарету, слава Богу, в мусорку, а не под ноги.

– Надо. Но, может, я его перенаправлю куда-нибудь? Посмотрим, в общем, придет ли он вообще.

В разговоре наедине Даша была как-то взрослее, жестче немного, как бы прожженная жизнью. И тут я поняла, что и ей боюсь сказать о своих мыслях.

– Мы с отцом Сергием давно знакомы, я ему доверяю. Он меня поддержал в разводе.

Я говорю – прожженная жизнью.

– А тебе он как?

– Э-эм… Я с ним знакома вот вторую встречу, – я улыбнулась, – с одной стороны, все потрясающе. С другой… он меня сегодня немного напугал.

– Чем? Резко говорил?

– Ну да, категорично.

– Но это лучше, чем юлины бла-бла, а?

Я опешила:

– Почему «бла-бла»?

– Юлия классная, – поморщилась Даша, – но она в церкви ничего не понимает… и не поймет.

– И что такого?

– Ничего-ничего, – снова поморщилась Даша, чуть мягче. – Скажем так, я пришла сюда к отцу Сергию, и я получаю то, за чем пришла.

Мы немного потеряли настроенность друг на друга. Бывает такое: есть первичная доброжелательность – и в какой-то момент ее вскрывают первые несогласия. Мне тоже отец Сергий нравился больше, но почему-то захотелось защитить «не понимающую ничего в церкви» Юлию.

– А ты?

– Получаю ли я?.. Да, конечно. Я вообще шла без особых ожиданий.

– Ну, вот и отлично.

Совсем потеряли контакт.

– А ты давно в церкви? – спросила я из вежливости, так как идти было еще минут пять.

– Всего несколько лет. Мы с мужем пришли, когда у нас детей не было. Потом ребенок появился, мужа не стало, – усмехнулась она. – А Бог остался.

Я попыталась в голове склеить слезы на супервизии и эту историю. У мужа была зависимость?

– Я сама виновата, – продолжила Даша, сейчас она сама мне все расставит по местам, – я была очень созависимой. Помнишь слезы? Вот они откуда, – ничего не объяснила, – чем я только его не изводила!.. Давай жениться, давай жениться, в день свадьбы – не хочу жениться. Потом детей давай, и всю беременность шпыняла его, что он работает, а я… ну, с туалетом в обнимку. Потом уже начала вторым ребенком его пугать, но тут не вынесла душа поэта – он нашел кого-то. Честно, я его понимаю… Знаешь, я когда за бабушкой ухаживала – покойной бабушкой, царствие ей Небесное, – она мне заказывала продукты в магазине: сало, яйца, аллохол. Мы все смеялись. Ну, и умерла она от рака печени. В общем, я это от нее унаследовала, только в отношениях: сало – яйца – аллохол.

– Что это значит?

– Ну, и волки сыты, и овцы целы. Когда ты хочешь, чтобы у тебя все было и тебе ничего за это не было. У тебя нет такого?

Я подумала.

– У меня папа пьет.

– Видишь…

Даша остановилась у метро, и я ее чуть не перебежала.

– Я еще одну выкурю, ты подождешь или побежишь?

Кажется, сейчас мы с ней нашли друг друга.

Но я так и не сказала про Михаила. – Соня, какой смысл в супервизии, если ты боишься обсуждать случаи? – Ну, все-таки это всего лишь вторая встреча. Доверие еще не сформировалось. – При чем здесь доверие? Ты же видишь, ты боишься услышать правильный ответ. – Хорошо-хорошо. Я сама разберусь. Поговорю с Михаилом.

* * *

Встреча с Михаилом была через три дня. Удивительно – Михаил опоздал на одиннадцать минут.

– София, извините, я… – он уже сел и отдышался, но, признаться, выглядел плохо, – в общем, я вчера бухал.

Я угукнула.

– …И курил.

Я молча кивнула.

– И девушка там тоже была, однокурсница. В общем, все грехи попробовал.

Это выражение осталось у меня неприятным привкусом.

– И как?.. – сказала я так, что в интонации проскользнул обертон осуждения.

Михаил посмотрел, и сразу наш контакт стал похуже. Он улыбнулся.

– Как сказать, как… скажем так, у Годзиллы было вчера настоящее пати-тайм.

– А как вам? – сказала я мягче.

– А я – город.

Тут сквозь мое осуждение прокралось сострадание.

– Вы чувствуете себя… разрушенным?

– Не разрушенным… хотя, может, и разрушенным. Никчемным, скорее.

– Что это за чувство, когда вы чувствуете себя никчемным?

Повтори слово «чувство» еще пару раз, лучше не станет. Соня, ты собиралась говорить о другом. – Подожди, я подхожу к теме плавно.

– Презрение… к самому себе. Раздражение на себя. Усталость… тоже от себя.

– Сколько чувств, направленных на себя! Представляю, как это сложно выдерживать…

Ну куда ты идешь, Соня? Надо же совсем о другом говорить!

Михаил покивал, но как-то не поддерживающе, а из вежливости.

– Я привык.

Совсем не идет консультация. – Потому что ты – Король неконгруэнтности! – Хорошо-хорошо, сейчас. Сейчас попробую.

– Что бы вы хотели с этим делать?

Хромой заход, но в нужную сторону.

– Не знаю… То есть, конечно, хотел бы бросить все это. Но это сейчас и здесь.

– Вот и я чувствую какое-то раздвоение. Здесь и сейчас вы хотите работать над собой, а там – разрушать себя.

Из-за того, что я напряжена, это снова прозвучало с обертоном наезда, но зато внимание Михаила привлечено. Он поднял глаза:

– Да. Что это значит?

– Для начала это значит, что вы приходите сюда одной своей частью. Одной стороной, так сказать. Ваше право приходит, а лево остается дома.

Мне кажется, я несознательно взяла манеру отца Сергия говорить просто и резко. Но это же не мой стиль! Получается немного неестественно и грубо.

– Скорее мое право тащит мое лево, – усмехнулся Михаил.

– Значит, ваше лево не хочет быть здесь?

– Мое лево – Годзилла. Он хочет расхерачить мое право ко всем чертям!

Он не повысил голоса, но само это резкое выражение показало, что мы оба напрягаемся. Что бы с этим делать?

– А давайте попробуем. Как будете херачить?

Нет, не туда опять пошла, в терапию, а не в проговаривание, что я не работаю с зависимостями.

– Как… Мне побить себя?

– Вам хочется?

– Нет.

– Тогда не бейте, – улыбнулась я.

– А как еще?

– А чего Годзилла хочет?

– Чтобы мне было плохо, чтобы я валялся на полу, чтобы у меня не было сил и я был несчастен.

– Хорошо. Ложитесь на пол. Если вы не против. Пол чистый.

Михаил обрадовался, немного смутился, но согласился. Пол правда чистый, я постоянно его здесь подметаю между сессиями. Михаил некоторое время примерялся и наконец лег, причем в позу эмбриона. Я присела рядом на корточки.

– Расскажите Годзилле, как вам плохо.

Михаил выдохнул устало:

– Я устал… мне плохо… меня от себя тошнит… ты видишь? Все как ты хотел. У меня нет сил… я еле досюда дошел… голова ватная… я ничего не ел с утра…

Говорил медленно, с перерывами и совсем замолчал.

– Как Годзилле?

Михаил задумался. Я поняла, чего не хватает.

– Давайте вы лучше встанете на место Годзиллы?

Михаил вскочил, встал рядышком. Я встала за ним. Улыбнулся. Сделал «Аар!», подняв руки, как чучело медведя подняло бы лапы.

– Как вам?

Михаил рассмеялся:

– Здесь здорово!

– А как вам Михаил, который лежит на полу? – спросила я, указав на пустой пол, где можно было бы обвести мелом «здесь лежит Михаил».

Михаил замедлился.

– Мне не нравится. Неприятно. Мне неприятно, – заметьте, Михаил стал говорить более простыми формулировками.

– Что неприятно?

– Ну, он такой… маленький, – Михаил дрогнул, – слабенький… Я вовсе не хотел так…

– А чего вы хотели?

– Я хотел… с ним поиграть… – У Михаила налились глаза.

– Что сейчас с вами происходит?

– Я просто… правда не хотел… чтобы ему было плохо. – У меня вслед за Михаилом стали наливаться глаза. Иногда терпеть не могу свою гиперэмпатичность, не дает работать.

– Вы можете сказать это ему.

Михаил улыбнулся.

– Эй, ты! – сказал он вдруг, как пионер. – Я не хотел!

– Хорошо, ложитесь назад.

Михаил лег и снова свернулся, но теперь смотря на меня. Я продолжала стоять, потому что мне нужно было повторить Годзиллу.

– Ваш Годзилла говорит, что он не хотел, чтобы вам было плохо. И когда он видит вас, ему хочется плакать, – я опять чуть дрогнула, но собралась.

Михаил улыбнулся умиротворенно:

– Хорошо… Это приятно знать.

– Вы можете сказать это ему.

Михаил улыбнулся:

– Спасибо, Годзилла.

Пауза.

– Я могу вставать? – сказал он бодрее.

– Да, конечно.

Внутри меня промелькнуло забавное: «Ничего себе – спасибо, Годзилла! Он весь город расхерачил, а потом такой „ой, я не хотел“. И ему за это спасибо?!» Мы сели на место.

– Михаил, есть важный момент, который нам нужно обсудить.

– Да, слушаю.

– Помните, я говорила вам, что не занимаюсь зависимостями?

– Помню! Не-е-ет, это все не про это! Вы думаете, Годзилла – это…

– Я хочу сказать о другом… – Я взяла небольшую паузу, чтобы ответить себе внутренне: а о чем, собственно, о другом я хочу сказать? Ясный ответ не пришел. – Михаил, я не занимаюсь зависимостями, – повторила я, как дурак. – Поэтому, так как это действительно часть проблемы, вам нужна специальная помощь.

– Я уже был у психиатра! – вдруг сказал он. – Он сказал, все в порядке.

– Что? Вы не говорили об этом. Почему вам пришло в голову идти к психиатру?

– У нас была диспансеризация, связанная с тем, что в общежитии обнаружили заначку у одного парня. Всех отправляли к психиатру.

– А при чем здесь психиатр?

– Не знаю. Но он проверял, чисты ли мы.

– Нарколог, может быть?

– Может быть. Не помню.

– И как вы прошли?

– Я тогда был чист, – улыбнулся Михаил в духе «шалость удалась».

– Нет, я о другом.

– В группу я тоже пробовал ходить. Там было тяжело.

Мне начало становиться жутко оттого, что ситуация все больше напоминала клиента Даши.

– Как вы смотрите, если я попрошу вас сходить на группу еще раз до нашей следующей встречи?

– Мне кажется, мне хватает того, что здесь…

– Сало – яйца – аллохол, Михаил! – выпалила я.

– Что?

Секундная пауза – и мы оба рассмеялись оттого, насколько абсурдно это прозвучало.

– Это пример моей подруги, – еще улыбаясь, продолжила я. – Эта терапия – аллохол. Я не могу сделать так, чтобы вы перестали есть сало и яйца. А цирроз печени – от них.

Я сказала это почти отчаянно. Да что там, я и чувствовала себя отчаянно. Михаил задумался.

– Да, я думаю, вы правы. Я слишком легко к этому отношусь. Хорошо, давайте так. Я схожу на группу до следующей встречи.

– Отлично. Договорились.