Текст книги "Тенгинский полк на Кавказе. 1819-1846. Правый фланг. Персия. Черноморская береговая линия"

Для более удобного следования движение производилось двумя отдельными колоннами, причем, тенгинцы вошли в состав второй, под начальством начальника дивизии Турчанинова.

Позднее время года и недостаток теплой одежды заставили войска сильно страдать от стужи. Особенно тяжело пришлось при переправе через Араке 21-го ноября. Стоял значительный мороз, люди переходили вброд по отделениям, держа друг друга за руки; патронные сумы перевозились конницей; на противоположном берегу разложены были костры, у которых и обогревались нижние чины, не имея возможности даже заменить измокшую одежду сухою. При переправе обоза через реку от сотрясения по камням и сильного напора воды сорвало чеку, а вслед за тем и самое колесо у одной из арб, следовавшей в середине; весь транспорт остановился, изнуренные быки не в состоянии были удержаться на быстрине и 22 арбы со всею клажей унесло сильным течением реки и вместе с ними трех погонщиков Тенгинского полка, которые и нашли свою смерть в бурных водах Аракса[106]106
  Арх. шт. Кавк, воен округа, дело № 11. по 2-му отд. Генерального штаба за 1827 год.


[Закрыть]. 30-го ноября обе колонны соединились у Деда-Бегли и затем продолжили движение к Мишкину.

В средних числах января прибыл к отряду генерал-лейтенант граф Сухтелен, принявший общее начальство над войсками. Масса выпавшего снега затрудняла движение, особенно артиллерийских орудий; приходилось расчищать дорогу треугольниками из бревен, которые тащились впереди колонны специально назначенными для этого лошадьми. Костров для людей не разводилось, не смотря на 22-х-градусный мороз, так как только для варки пищи удавалось с большим трудом собрать немного кизяку. Число больных сильно умножилось и достигло в одном Тенгинском полку 153-х человек[107]107
  Полковой архив, входящие бумаги за 1827 год, дело № 182.


[Закрыть]. Все трудности похода войска перенесли с необыкновенным терпением и 24-го января 1828 года достигли Ардебиля. Видя под стенами крепости значительный отряд русских войск, который начал поспешно возводить осадные батареи, принц Мамед-Мирза 25-го числа сдал крепость на капитуляцию[108]108
  В Ардебиле. в мечети Шейх-Софи-Эдине, найдена была богатая библиотека из сочинений знаменитых писателей Востока. Все книги тогда же препровождены были в Петербург, где и теперь хранятся в Императорской публичной библиотеке.


[Закрыть].

Дальнейшее сопротивление со стороны Персии было немыслимо. Занятие русскими войсками Урмии, Марата и Ардебиля, открыло нам свободный путь к Тегерану, столице Персии, которая, наконец, признала себя побежденной. 10-го февраля 1828 года в с. Туркманчае подписан был между воюющими сторонами трактат вечного мира, по которому Россия приобрела Эриванскую и Нахичеванскую провинции и получила контрибуцию в 20 миллионов рублей. Окончание войны праздновалось с особенной торжественностью в Петербурге. Император Николай I пожаловал всем офицерам, принимавшим участие в войне, годовой оклад жалованья, а нижним чинам по 5-ти рублей ассигнациями на каждого. В воспоминание о персидской кампании отбита была серебряная медаль на соединенной ленте орденов св. Георгия и Владимира.

«Да послужит знак сей, – говорилось в Высочайшем приказе войскам, – памятником мужества и кроткого поведения вашего. Да будет он новым залогом верной службы русского войска и Моей к вам признательности»[109]109
  Потто. «Кавказская война в отдельных очерках», т. III. вып. 4-й.


[Закрыть]. Чинам Тенгинского полка прислано 259 медалей.

В начавшейся в 1828 году войне с Турцией действующие батальоны наши не принимали участия, а расположены были в Ширванском, Шекинском и Талышинском ханствах для наблюдения за спокойствием магометанского населения и охранения нашей границы со стороны Персии, которая в каждую данную минуту могла объявить снова нам войну. Для сбережения здоровья людей, батальоны с наступлением теплого времени года, раскидывали лагерь на горных склонах, отличавшихся особенною чистотою воздуха, прекрасной родниковой водой и изобильным фуражом для лошадей. Время от времени тенгинцы, вместе с батальоном 42-го егерского полка, маневрировали по разным направлениям около границы, чтобы не допускать кочевые племена производить грабежи в наших владениях[110]110
  Арх. шт. Кавк. воен, округа, дело № 50, по 2-му отд. Генерального штаба за 1829 год.


[Закрыть].

На основании 4-й статьи Туркманчайского трактата, для внутреннего управления магометанскими провинциями учрежден был «диван» (временное правление), под председательством майора Каспийского морского батальона Карцева и двух членов: капитанов Тенгинского полка Савицкого и Каспийского батальона Качалова, при участии почетных беков. Обязанности дивана были довольно многосложны. На нем лежало: принятие надлежащих мер для водворения спокойствия и благосостояния в магометанских провинциях, приведение в известность всего ханского имущества, сборов податей в казну, принятие мер к обеспечению продовольствием расположенных войск, рассмотрение и решение споров между жителями по местным правилам и обычаям, наблюдения за действиями старшин в селениях и спокойствием всего населения. Меры для прекращения беспорядков должны быть приводимы немедленно в исполнение председателем дивана «имевшим главное в исполнительной части начальство»[111]111
  Архив при управл. Главноначальствующего гражданской частью. Дело № 705, св. 50 за 1828 год.


[Закрыть].

8-го мая прибыл новый полковой командир подполковник Тихон Тихонович Лисаневич 2-й переведенный к нам из Мингрельского полка. Это был еще сравнительно молодой человек (43 года), проведший всю свою службу в Закавказье, поэтому хорошо ознакомленный с местностью в районе теперешнего расположения полка, где ему не раз приходилось принимать участие в военных действиях. Раненый пулей навылет в коленный сустав правой ноги, при десантной высадке наших войск близ урочища Эйлау в Абхазии, Лисаневич при походке слегка опирался на палку; за это же дело он был награжден орденом Георгия 4-й степени[112]112
  Полковой архив. Формулярный список подполковника Лисаневича.


[Закрыть].

Приступив к приему полка, новый полковой командир не мог добиться от своего предшественника никаких сведений ни о полковых суммах, ни о мундирных и амуничных вещах. Болезнь Сагинова за последнее время приняла настолько острый характер, что он ловил на улицах Старой Шемахи нижних чинов и, под угрозою наказания 500 ударов палок требовал указать, кто поносит его бранными словами; некоторых же за неисполнение этих приказаний заковывал «в железо»[113]113
  Полковой архив. Вход. жури. За 1828 г.д. № 267, рапорты поручика Дебу от 28-го июля за № № 127 и 128.


[Закрыть]. В конце концов, он отправлен был в Тифлисский госпиталь. Уже из одного наружного осмотра Лисаневич мог убедиться в каком расстроенном состоянии принимал он полк. Люди почти совершенно обнищали и некоторые нижние чины принуждены были покупать одежду на собственный счет потому, что посланный в конце августа 1827 года за годовыми вещами в ставропольское комиссариатское депо поручик Похвостнев отсутствовал почти целый год и возвратился обратно только в средних числах апреля 1828 года. Причиною этому была задержка транспорта в горах и медленное ведение дел в комиссии[114]114
  Полковой архив. Исходящий журнал за 1829 год, дело № 120.


[Закрыть]. Большой запас имевшегося в полку экономического сукна и полотна полковник Сагинов, при выступлении в Закавказье, поспешил обратить в деньги, но последних при сдаче полка не оказалось налицо[115]115
  Полковой архив. Исходящий журнал за 1827 год, дело № 120.


[Закрыть]. В строевом отношении тенгинцы находились не в лучшем состоянии. Не смотря на укомплектование двух действующих батальонов в середине 1829 года 971-м рекрутом, роты в состоянии были выводить в строй не более 40-50-ти человек, все остальные люди лежали в госпиталях и лазаретах. Убийственный климат долины Аракса, нестерпимый зной и гниение Сальянских болот сделали свое дело. Большинство нижних чинов, державшихся еще на ногах, жаловались на сильную боль застарелых ран и лихорадку; с последнею болезнью почти не принимали уже в госпитали по неимению мест[116]116
  Полковой архив. Входящие бумаги за 1828 г, дело № 125. За 1829-й год, № 196.


[Закрыть].

Полковник Лисаневич деятельно принялся прежде всего за поддержание здоровья нижних чинов; выписывающихся из лазаретов он освобождал, по возможности, от тяжелой службы и выдавал в продолжении двух недель винные и усиленные мясные порции, но это делу нисколько не помогало и солдаты вторично ложились в госпитали. В большинстве случаев они уже больше не возвращались в часть.

В средних числах марта 1830 года действующие батальоны нашего полка выступили через Дагестан в свою штаб-квартиру, крепость Темнолесскую, укомплектовав людьми личного состава 42-й егерский полк и Каспийский морской батальон. В предписании по этому поводу к генералу Емануэлю корпусной командир писал: «На Кавказской линии Тенгинский полк пополнится рекрутами в местах для них здоровейших; имея в своем ближайшем распоряжении все хозяйственные средства свои, может лучше прийти в желаемую исправность, попечение о чем возлагаю в особенности на ваше высокопревосходительство»[117]117
  Арх. шт. Кавк. воен, округа, дело № 8. по 2-му отд. Генерального штаба за 1829 год.


[Закрыть]. Памятниками своего трехлетнего пребывания в Шекинском, Ширванском и Талышинском ханствах и Карабахской провинции, тенгинцы оставили множество черных крестов над могилами своих товарищей, погибших не на поле брани, а павших жертвою всевозможных болезней: с 20-го мая 1827 по 25-е мая 1830 года, те. за трехлетие, в двух действующих батальонах умерло 23 офицера и 1644 нижних чинов, бежало 144 человека[118]118
  Полковой архив. Годовые рапорты за 1827–1829 гг.


[Закрыть]. Оставшиеся в живых носили все следы злокачественной ленкоранской лихорадки и многие из них своими могилами обозначили путь обратного следования полка на Кавказскую линию.

3-й резервный батальон, остававшийся на месте во время персидской войны не бездействовал. Роты несли караульную службу в укреплениях Баталпашинском, Ахандуковском, Боргустанском и Кисловодском. Команды нижних чинов по-прежнему разбросаны были по постам, оберегали имущество полка, оставленное в крепости Темнолесской и изредка принимали участие в экспедициях за Кубань. Так в ночь на 18-е октября 1828 года сто человек застрельщиков 3-го батальона тенгинцев, составляя авангард генерала Емануэля, выступили в Карачай для наказания населения за принесенную ими присягу турецкому правительству и выдачу аманатов. В силу трактатов, река Кубань служила границей между Россией и Турцией и, так как карачаевцы жили на правом берегу реки, то считались подвластными России, которой даже платили дань[119]119
  Полковой архив. Приказ по полку от 7-го февраля 1831 г. дело № 578.


[Закрыть].

Близ урочища Эль-Журган-Сырт карачаевцы, пользуясь лесистыми оврагами, решили задержать движение войск, но цепь стрелков скоро сбила их с занимаемой позиции. В 10 часов утра отряд достиг горы Хоцек, сплошь заросшей лесом. Горцы, расположившись за деревьями, камнями, скалами и завалами, молча ожидали приближения войск на расстояние ружейного выстрела. По прибытии в подкрепление одной роты Навагинского полка, авангард, забыв усталость, бросился в штыки, высаживая неприятеля из-за каждого камня и куста. После полуторачасового жаркого боя. неприятель с чувствительным уроном очистил опушку леса и отступил за громаднейший завал, устроенный на склоне горы. Перестрелка на время прекратилась – утомленные войска прилегли отдохнуть; в это время на гребень соседней возвышенности взбиралась главная колонна и люди втаскивали на себе разобранное орудие.

Заметив малочисленность авангарда, ослабленного довольно значительной потерей, генерал Емануэль бегом направил на левый фланг 200 спешенных казаков и всю остальную пехоту. Когда подошла помощь, вся передовая линия с могучим криком бросилась на завал. Карачаевцы осыпали смельчаков свинцовым дождем, целые сотни громадных камней покатились им навстречу, но трудно было остановить грозную лавину. Стрелки Тенгинского, Кабардинского и Навагинского полков, разбросав руками завал, выбили карачаевцев из занимаемой ими крепкой позиции и только темнота ночи положила конец кровопролитию. После пятичасового жаркого боя войска раскинули лагерь на вершине карачаевского хребта, именуемого «Ослиное седло». Тяжело, однако, досталась нам победа: отряд лишился убитыми 3-х офицеров и 41-го нижних чинов и ранеными 4-х офицеров и 116-ти человек рядовых; у тенгинцев выбыло из строя 5 человек убитыми и 27 ранеными. Приведя к присяге население, отряд 24-го октября возвратился обратно на Кубань[120]120
  Арх. шт. Кавк. воен. округа, дело № 43. по Генеральному штабу.


[Закрыть].

Остальные набеги за Кубань, в которых участвовали роты 3-го батальона, представляются не особенно замечательными и в общем походили один на другой.

25-го мая 1830 года два действующих батальона прибыли на Кавказскую линию. Вступление в штаб-квартиру полка далеко было не так торжественно, как выступление в Старую Шемаху. Не слышно было торжественных звуков полкового марша; весь музыкальный инструмент сложен был на повозки, так как большинство музыкантов, в числе других больных, следовали в хвосте колонны на лазаретных линейках и наемных арбах.

В конце года начальник дивизии г.-м. Фролов произвел инспекторский смотр. Оказалось, что «нижние чины в полку крайне изнурены, слабы и не имеют бодрого вида, которым русский солдат должен всегда отличаться. В шаге тихом, скором и учебном не существует основательных правил никакому шагу» Знание чинов полка строевой службы найдено слабым, а некоторые офицеры и вовсе не были ознакомлены со своим делом, почему и предписывалось командиру полка заниматься с ними восьмирядными учениями. Большинство рот стреляло дурно, люди не умели даже прикладываться «В обмундировании солдат, – доносил Фролов, – найдено неединообразие: панталоны у некоторых так узки и коротки

в банте, что видны рубашки; щиблеты разнообразные: есть длинные, короткие, широкие, не по ноге, разноцветные, тогда как должны быть черного сукна. Много ружей с мягкими пружинами не имели огнив, ложи были поколоты, штыки погнуты». Но при всем том «дисциплина и военный порядок сохранялись неупустительно»[121]121
  Полковой архив. Приказ по полку от 7-го февраля 1831 г. дело № 578.


[Закрыть]. Объявляя в приказе по полку о неисправностях, найденных на инспекторском смотру, Лисаневич писал: «Надеюсь, что все указанное начальником дивизии на будущее время исправится».

Разумеется, подобные существенные упущения объяснялись теми крайне неблагоприятными условиями, в которые более двух с половиной лет поставлен был полк. Офицерам приходилось теперь нести боевую службу на кордоне и в то же время усиленно заниматься строевым образованием.

Иллюстрации 1

Император Александр I

Командующий отдельным Грузинским корпусом генерал Алексей Петрович Ермолов. Портрет работы Джорджа Доу.

Сержант, фурьер и обер-офицеры Тенгинского полка 1756–1761 гг.

Рядовые и офицер Суздальского пехотного полка 1763–1775 гг.

Алексей Александрович Вельяминов 3-й, генерал-лейтенант

Кавказская кордонная линия. Карта после 1783 года.

Кисловодская крепость план.

Кисловодская крепость. Рисунок ХIХ века.

Кисловодская крепость. Музей. Современное фото.

Константиногорская крепость.

Рисунок XIX век.

Георгиевская крепость. План.

Георгиевская крепость. Вид на р. Подкумок. Рисунок XIX век.

Никольская церковь Георгиевской крепости.

Темнолесская крепость. План

Станица Темнолесская.

Совр. Фото.

Иосиф Львович Дебу (1774–1842) генерал-майор.

Князь Пётр Дмитриевич Горчаков (1789–1868) генерал от инфантерии.

Валериан Григорьевич Мадатов (Мадатян) князь, генерал-лейтенант.

Император Николай I

Светлейший князь Варшавский, граф Пеан Фёдорович Паскевич-Эриванский] (1782–1856) русский полководец, государственный деятель и дипломат.

Генерал-фельдмаршал, генерал-адъютант.

Георгий Евсеевич Эрнстов (Эристов-Ксанский) (1769–1863) – князь, генерал от инфантерии

Шах-заде Аббас-Мирза (1789–1833) наследник Иранского престола с 1816 г.

Фетх Али-Шах (1772–1834) второй шах Ирана династии Каджаров, правил с 1797 по 1834 г.

Река Аракс.

Шамхорское сражение 3 (15) сентября 1826 года у селения Шамхор (ныне г. Шамкир, Азербайджан), на р. Шамхор-чай.

Карабах. Старая Шуша.

Фото начало XX века.

Эчмиадзинский монастырь.

Сражение 5-го июля 1827 года в урочище Джеван-Булах. Схема.

Крепость Аббас-Абад. План.

Город Сальяны на р. Куре.

Современное фото.

Шемаха. Вид на город со старого кладбища.

Современное фото.

Взятие Эривани.

Тавриз (Тебриз), Персия XIXвек.

Ардебилъ. Иран.

Современное фото.

Георгий (Егор) Арсеньевич Эммануэль (Мануилович) (1775–1837) генерал от кавалерии.

Горы Карачая

Глава 3

Возникновение мюридизма на Кавказе. Кадий Мулла-Магомет. Газават. Сопротивление закубанцев постановлению Адрианопольского трактата. Возвращение тенгинцев на линию. Полковник Лисаневич и его заботы о состоянии полка. Стрелковое дело. Холера. Замечательные приказы Лисаневича. Усиление войск Кавказского корпуса. Экспедиция Паскевича против шапсугов в 1830 году. Действия на Убине. Абии. Возвращение на линию. Осмотр Лисаневичем полка. Положение семей женатых солдат. Отношение к казачьему населению. Заботы генерала Емануэля о Кисловодске. Журнал «Темнолесский Шмель». Генерал Марлини. Приостановка издания. Женатые офицеры и их коммерческие наклонности. Волнение в Кабарде в 1831 году. Нападение на линию. Дело капитана Чубровского в Хасаутском ущелье. Движение Лисаневича к абазинским аулам. Подвиг рядового Медведева. Истребление шайки дезертиров. Беглые тенгинцы. Приказы Лисаневича. Польские ссыльные. Геройская смерть майора Гарковенко. Подвиг унтер-офицера Зимина и рядового Будниченко. Спокойствие на линии в 1832 и 1833 годах. Строевые занятия. Блестящее состояние полка. Уход полковника Лисаневича. Оценка его деятельности. Новый командир подполковник Шостенко. Переформирование полка в четырехбатальонный состав. Краткая хроника 1-го и 2-го батальонов Крымского полка. Участие их в войнах европейских, а затем в персидской и турецкой. Отличие батальонов в деле под Ушаганом 17-го августа 1827 года. Участие 2-го батальона Козловского полка в различных войнах. Мужественная защита Баязета в 1829 году. Полковник Кашутин. Прием полка. Численный состав полка в 1834 году. Новый план военных действий на Кавказе.

Адрианопольский мирный трактат, заключенный с Турцией 2-го сентября 1829 года, еще больше раздвинул границы нашего отечества. Крепости Анапа, Поти, Ахалкалаки, Ахалцих и Ацхур были упрочены за Россиею; все восточное побережье черного моря с обширной Черкесией, лежащей между Кубанью, берегом моря и границею Абзазии, приобщено к нашим владениям.

Теперь явилась возможность снова заняться нашими делами на Кавказской линии. До сих пор генерал Паскевич, получивший графское достоинство за Эривань и фельдмаршальский жезл за турецкие победы, был озабочен внешними войнами и мало обращал внимания на положение дел в горах, где в тиши зрело новое вероучение, известное под именем мюридизма. Учению этому суждено было сыграть выдающуюся роль во всем последующем ходе военных дел на Кавказе.

Основателем этой магометанской секты, зародившейся еще в двадцатых годах нынешнего столетия в нагорном Дагестане был главный кюринский кадий Мулла-Магомет. Как истинный мусульманин, он давно уже с прискорбием замечал, что население его родины имеет весьма смутное и сбивчивое понятие о религии, магометане забыли шариат и, по мере сближения с русскими, постепенно начали усваивать всевозможные пороки: пьянство, воровство, разврат; везде воцарилась всеобщая лень; магометанское духовенство давно утратило свое первенствующее значение; старшины и кадии перестали иметь какое-либо нравственное влияние на народ, так как сами утопали в море пороков. Правоверных нужно было возможно скорее направить на путь истины и на этот подвиг вызвался Мулла-Магомет; для получения благословения и более точных указаний по предпринимаемому делу, он отправился в селение Кюрда-мир, Ширванского уезда, к одному из ученейших духовных лиц на Кавказе Хаджи Измаилу. Сюда созваны были многие кюринские муллы и после долгих совещаний и споров решено было основать новую религиозную секту – мюридизм или поборничество за веру; Мулла-Магомет провозглашен главным мюридом (руководителем) или имамом, и ему поручено было устроить частную и общественную жизнь правоверных, согласно указаний шариата, те. той части корана, где излагались главные правила магометанства, обязательные для всех мусульман и, наконец, подготовить народ к поднятию священной войны или газавата.

В 1823 году, по возвращении своем в селение Яраг, новый проповедник ревностно приступил к выполнению своей миссии. «Народ! – взывал он, – мы не магометане, мы не христиане и не идолопоклонники. Истинный магометанский закон вот в чем заключается: магометане не могут быть под властью неверных; магометанин не может быть ничьим рабом или подданным и никому не должен платить, даже мусульманину. Кто мусульманин, тот должен быть человеком свободным и между всеми мусульманами должно быть равенство. Кто считает себя мусульманином, для того первое дело газават – священная война, война против неверных и потом исполнение шариата. Для мусульманина исполнение шариата без газавата не есть спасение. Кто истинно исполняет шариат, тот должен вооружиться во что бы то ни стало: должен бросить семейство, дом, землю и не щадить самой жизни. Кто последует моему совету, того Бог в будущей жизни с излишками вознаградит и сделает святым… Клянитесь оставить свои прежние пороки и впредь удаляться от грехов. Дни и ночи проводите в мечети, молитесь Богу с усердием, плачьте и просите Его, чтобы Он вас помиловал. Когда же придет час вооружиться, об этом я узнаю по вдохновению от Бога и объявлю вам; но до тех пор плачьте и молитесь»[122]122
  Дубровин. «История войны и владычества русских на Кавказе». Военный сборник 1890 г… № 10.


[Закрыть].

Весть о появлении нового пророка, его святой жизни и о произносимых им речах быстро распространилась среди населения Дагестана. Число его последователей или мюридов возрастало ежедневно. Все мечети были переполнены молящимися, подготовлявшими себя к священной войне, сулившей в этом мире много добычи, а в загробной жизни спасение души. В 1824 году волнение охватило весь Дагестан, а затем и Чечню; во всех селениях только и раздавались обращенные к стороне России воинственные крики: «Газават, газават!» В Яраг началось паломничество и резиденция имама представляла из себя обширный воинственный стан, переполненный фанатиками, среди которых находился и житель селения Гимры Мулла-Магомет 2-й, сделавшийся потом известным под именем Кази-Муллы.

Последствия возникновения новой секты были велики; мюридизм сплотил во имя религии горцев и внушил им идею политической независимости[123]123
  Дубровин. «История войны и владычества русских на Кавказе».


[Закрыть], образовал из разобщенных обществ крепкий союз племен, решивших действовать совокупными силами против русских. Одним из деятельнейших адептов мюридизма явился Кази-Мулла, который в своем ослеплении мечтал о создании нового халифата; он полагал возможным изгнание русских с Кавказа, движение даже на Москву… а «когда возьмем ее, – говорил он, – я пойду к Стамбулу и если султан соблюдает шариат, мы его не тронем, в противном случае – горе ему: он будет в цепях и царство его сделается достоянием истинных мусульман»[124]124
  Романовский. Кавказ и Кавказская война»., стр. 324 и 325.


[Закрыть]… Тревожные слухи о всеобщем волнении в горах не могли конечно не достигнуть слуха Ермолова; он хорошо сознавал, что народившаяся секта не безопасна для нас, но внимание его скоро было отвлечено предстоявшею войной с Персией и решительные меры для подавления восстания не были им своевременно приняты. По той же причине и преемник Ермолова, генерал Паскевич, только по окончании внешних войн мог свободно заняться делами на Кавказской линии. Но корни нового учения были уже глубоко пущены, цель религиозной пропаганды Кази-Муллы вполне обозначилась: он стремился к образованию демократического правления из разобщенных племен Дагестана.

Но новое учение мало коснулось горских племен Западного Кавказа. Оно охватило главным образом те районы, где велась активная пропаганда, Закубанье же и побережье черного моря были вне этого течения, но, разумеется, на них не могло не отражаться общее увлечение их соседей. В это время они были озабочены другим обстоятельством, существенно изменявшим их политическое состояние. Турция по Адрианопольскому трактату уступала нам все горские земли Западного Кавказа, те. отдавала то, чем, в сущности, никогда не владела, и мы приобретали чисто фиктивное господство над полумиллионным свободолюбивым населением, никогда не признававшим над собою ничьей власти, кроме власти своей необузданной воли. Черкесы никогда не считали себя подданными Турции и всегда устраняли всякое вмешательство ее в их внутренние дела. Единственным связующим звеном между ними была магометанская религия, главою которой черкесы признавали султана, не признавая, однако за ним никаких политических прав над собою.

Паскевичем была издана в 1830 году прокламация, объявлявшая горцам их переход в новое подданство. На большом народном собрании на реке Адагуме, в конце 1830 года, после прочтения прокламации Паскевича о присоединении Закубанья к России, поднялся большой ропот. «Мы и наши предки, – говорили черкесы, – были совершенно независимы, никогда не принадлежали султану, ему никогда не служили и ничего не платили ему и никому другому не хотим принадлежать. Султан нами не владел и поэтому не мог нас уступить». Выходило явное недоразумение. Россия в своем стремлении господствовать над всем Закубаньем опиралась на право, которого не хотели и, по справедливости говоря, не могли признавать горцы.

Таким образом, общая политическая картина в начале тридцатых годов представлялась в следующем виде. На Восточном Кавказе созревало общее массовое движение фанатического характера, на Западном – народные массы решились отстаивать свою независимость. И тут, и там борьба готовилась не на жизнь, а на смерть, борьба, действительно затянувшаяся на несколько десятков лет и стоившая нам больших усилий для ее подавления.

Таково было положение дел на Кавказской линии ко времени возвращения тенгинцев из Закавказья.

Внешняя деятельность полка в отправлении кордонной охранительной службы почти не изменилась, – те же посты, те же мелкие набеги и экспедиции для наказания горцев, но во внутреннем быте произошли важные перемены. Полковник Лисаневич, сознавая все недочеты, так резко высказавшиеся на смотру генерал-майора Фролова, энергично взялся за переустройство полка. Рекруты новых наборов, присланные в числе 525-ти человек, были быстро обмундированы, и немедленно приступлено было к строевым занятиям.

Интересна была система обучения стрельбе того времени. Устав предписывал заниматься стрельбою три раза в неделю: в воскресенье, среду и субботу. Первоначально учили рекрут правилам заряжания, причем каждый из них обязан был иметь деревянный патрон, «иначе, – как говорилось в приказе, – при прибивании шомполами, если они (т. е. шомполы) выпадут из рук, разбиваются хвостовики». Затем шло обучение вспышке, те. умению отбивать кремень и вызывать искру; далее следовала пальба в цель самодельными глиняными пулями, в которые для прочности добавлялась шерсть. Упражнение это проводилось по доске, поставленной в расстоянии 25-100 саженей от обучающихся, причем начинали с одной пули и доходили до пяти в день. На эти предварительные упражнения не полагалось казенного отпуска пороха и они производились из «полковой экономии». Когда люди начинали более или менее метко стрелять, то переходили тогда на стрельбу свинцовыми пулями с расстояния 40-ка, 80-ти и 120-саженей. Лисаневич строго требовал, чтобы в дни стрельбы все люди в ротах были налицо. Ротные командиры обязаны были лично руководить стрелковым делом, «как главным предметом военной службы» и ежемесячно представлять в полковую канцелярию сведения об успехах стрельбы[125]125
  Полковой архив, дела № № 578, 585, 586.


[Закрыть]. На стойку, маршировку и ружейные приемы тоже было обращено должное внимание и производились они в дни, свободные от стрельбы. При обучении образцовой команды, собранной при штаб-квартире полка, обязаны были присутствовать все субалтерн-офицеры полка, находившиеся в крепости Темнолесской, «дабы по занятии их учением, – говорил Лисаневич, – могли обучать нижних чинов, в ротах состоящих».

Результаты правильно поставленного стрелкового дела скоро сказались. Из сведений, доставленных командиру полка, видно, что к концу года роты стали давать уже прекрасные результаты и полк высоко стал в строевом отношении.

Но, в то же время какой-то рок преследовал тенгинцев. Едва они прибыли на Кавказскую линию, как здесь открылась холера, которая при условии отвратительных стоянок и ранее подорванных организмов, вы-

Полковой архив, дела № № 578, 585, 586. рывала жертвы десятками. Ротные командиры просили о возможно скорейшей присылке лекарей для подания помощи больным, так как «цырульники не имеют никаких медикаментов, да и не знают ровно ничего; употребляемый же ими деготь приносит мало облегчения и не прекращает боли живота, поноса и рвоты». Полковник Лисаневич поспешно обратился в медицинский департамент и просил о немедленной посылке лекаря, но получил ответ, что «по неимению в настоящее время медицинского чиновника, коего можно было определить в полк, департамент это требование удовлетворить не может, но, впрочем, надобность сию будут иметь в виду». И подобный ответ был получен тогда, когда эпидемия на Кавказской линии стала развиваться с ужасающей силой.

Вне крепости Темнолесской было разбито несколько палаток для холерных больных нашего полка; этот временный лазарет оцепили со всех сторон часовыми, чтобы совершенно изолировать его от окружающего мира. Заболевшим давали настойку из ½ чайной ложки соды, столовой ложки лимонного сока или уксус, разбавленных в воде; питье это нужно было употреблять через каждые пять минут, пока рвота, понос и судороги совершенно не прекратятся. Если температура у больного падала и пульс ослабевал, то немедленно делались горячие ванны и все тело растиралось суконками и водкою с уксусом; воспрещалось употребление сырых фруктов и в помещениях поддерживались чистота и свежий воздух; никому из нижних чинов не разрешалось с утра выходить на работу на тощий желудок и при завтраке выдавали людям водку, настоянную на горьких травах[126]126
  Полковой архив, дело № 703 «О холерах».


[Закрыть]. Приказом по полку предлагалось всем офицерам «успокаивать нижних чинов, чтобы они не боялись сей болезни, ибо страх более действует в таком случае к заболеванию».

Неизвестно общее количество умерших в полку от холеры, но при всех принятых энергичных и, можно сказать, целесообразных мерах, в полку все-таки заболело и с 1-го сентября по 1-е ноября 44 человека; умерло же 3 офицера и 24 нижних чина Полковнику Лисаневичу приходилось действительно вмешиваться во все подробности, даже таких общеизвестных отправлений, как погребение умерших. В своих приказах он обращал особенное внимание, чтобы умерших хоронили по обрядам церкви и с должным почетом, «с величайшим прискорбием, – говорил Лисаневич, – с самого вступления моего в командование полком смотрю, что некоторых умирающих нижних чинов вверенного мне полка погребают в хворостяных гробах и по большей части в рогожках, и за всеми моими подтверждениями и даже просьбами, чтобы делать

Полковой архив, дело № 703 «О холерах». им гробы из досок, я по сие время не вижу никого, который бы обратил на сей достойный жалости предмет свое внимание и внушил бы в ротах делать гробы из досок и хоронить товарищей своих по обряду христианскому и, даже если чего и стоило, то человечество требует отдать последний долг умершему, особенно не имеющему никого учинить оный, кроме его товарищей»[127]127
  Полковой архив за 1812 г., дело № 578.


[Закрыть].

Какие простые, сердечные слова, делающие честь христианскому чувству нашего бывшего командира! Уж одно это наставление, помимо всех прочих заслуг Лисаневича, дает ему право на почетный памятник в воспоминаниях благодарных тенгинцев!