Текст книги "Норманны в Сицилии"

В XI веке феодальное право в Нормандии уже вполне оформилось. Оттуда Вильгельм Завоеватель принес его в Англию, и почти одновременно то же сделал Рожер в Сицилии. Этот остров перешел к нему от Гюискара на правах ленного владения. Таким образом, Рожер был ленником герцога Апулийского. И все остальное их отношения основывались также на феодальном праве.

Для завоевания земли делились сообразно ленным отношениям. Но, вне этого подчинения герцогу Апулийскому, которое было почти номинальным и практического значения не имело, Рожер держал верховную власть над островом в своих руках и дальнейшая раздача ленных владений зависела лишь от него. Он отдавал сопровождавшим его воинам новозавоеванные земельные участки, за что они должны были признавать его своим сюзереном и приносить ему присягу на верность. Так возникли в Сицилии графства и баронии – первые как феодальный титул первого ранга, последние второго. Сюда же нужно причислить и рыцарей как третий класс благородных людей. Понятно, что повелитель Сицилии не мог давать высших титулов и отличий, пока сам носил титул графа или гроссграфа. Но Рожер II, когда он сам сделался королем, стал назначать герцогов и князей. Таким образом, те герцоги и князья, которые упоминаются в истории Сицилии до ИЗО года, приходили сюда с материка. Но некоторые из них, может быть, происходили из старинных местных родов лонгобардского происхождения, которые оставались здесь и при арабах.

А так как завоевание острова вызвало здесь перемены во всех отношениях, то и состав населения сильно изменился. Очень много арабов, которые не хотели жить под властью христиан, переселилось в Африку, а много жителей материка пришло в Сицилию. Это дало повод графам и баронам давать землю в своих владениях некоторым семьям из других территорий. Новые вассалы подчинялись тогда их законам, платили им подать и находились у них на службе, как это было принято по общим нормам феодального права.

Другим из этих переселенцев давали в ленное владение маленькие земельные участки, за что, конечно, они должны были платить. Так, с самого начала в Сицилии было много разрядов вассалов. Одни из них получили свою собственность от самого сюзерена, другие – от его ленников. Когда лен был получен от самого сюзерена, то это называлось «feudum in capite».

Граф мог раздавать баронии, а барон звание рыцаря, но это уже были вторичные лены. Впрочем, титул барона, который в строгом смысле обозначал вассала второго разряда, применяли и ко всем ленникам вообще.

Инвеститура, или отдача в лен земельного участка, совершалась очень торжественно. Сюзерен сидел на высоком троне. Вокруг него рядами стояли его вассалы – впереди графы, потом бароны, и, наконец, рыцари. Того, кто получал инвеституру, вводили с большою помпой. Он преклонял колени, влагал свои руки в руки сюзерена и говорил громким голосом: «Клянусь защищать твою жизнь, твою семью, твою честь и твое тело во всяком положении, служить тебе верно и помогать тебе против всех твоих врагов». Тогда сюзерен давал ему инвеституру с ленным владением, и с этой минуты новый ленник получал все права, соединенные со своим новым достоинством, и, конечно, должен был исполнять все обязанности ленника. Он не мог без особого разрешения сюзерена строить в своих владениях укрепления. Но, если он этого хотел и получил на это разрешение, должен был принести новую присягу специально на этот случай.

Все феодальные титулы, которые Рожер раздавал в Сицилии, были наследственными. Таким образом, не только сам первый вассал, но и все его потомство были обязано верностью своему сюзерену. Так в Сицилии создалось наследственное дворянство. Служба и подати, какими вассал обязывался перед своим сюзереном, были определены самым точным образом. Прежде всего, как только акт вассальных отношений был заключен, он должен был уплатить сюзерену известную подать, и эта сумма предназначалась на тот случай, если он попадет в плен и его придется выкупать, если он произведет своего сына в рыцари или будет выдавать замуж свою дочь. По смерти вассала его наследники уплачивали сюзерену известную денежную подать. Но главной обязанностью вассала было выступить по требованию сюзерена с оружием в руках, сопровождать его в походах и защищать его телом и жизнью.

Кто уклонился от этой обязанности, тот считался повинным в измене и объявлялся лишенным собственности. Если ленник хотел освободиться от личной военной повинности, он мог достигнуть этого уплатой определенной месячной суммы. Как только война кончалась, каждый вассал мог вернуться в свои владения, но и в мирное время на нем лежала обязанность являться по приглашению сюзерена и принимать участие в совещаниях. К этим совещательным собраниям приглашались, впрочем, не только графы, бароны и рыцари, но и выдающиеся горожане. Все важные государственные Дела подлежали их обсуждению.

Завоевание Сицилии графом Рожером не носило религиозного характера, как те крестовые походы, которые через несколько десятилетий после их начала привели в движение всю Европу. Хотя Рожер и его норманны также, как и его преемники, были верующими и набожными христианами, они вовсе не были фанатиками. Они отличались беспрецедентной для своего времени терпимостью. Они не принуждали иноверцев принимать христианство. При завоевании сарацинских городов Рожер старался не допускать тех ужасов, какими запятнали себя в Иерусалиме благочестивый Готфрид Бульонский и его войско. Но вначале граф придавал большое значение тому, чтобы насадить на острове христианский культ во всей его благоговейной высоте. Той же дорогой шли три следовавших за ним норманнских повелителя, которые, как и он, строили во множестве церкви и монастыри. Еще Роберт Гюискар и особенно его брат заботились о восстановлении заброшенных церквей в Сицилии, строили новые и приглашали с материка сановников церкви для замещения духовных должностей на острове.

Граф Рожер считал даже целесообразным позволить духовенству влиять на политические дела.

Он приглашал сицилийских епископов и прелатов к участию в совещаниях императорских баронов и этим даже подготовил в будущем для правительства значительные затруднения, ибо, когда у него начались трения с папским престолом, духовенство в большинстве держало сторону папы, так как было недовольно терпимостью, допущенной по отношению к евреям и мусульманам.

Граф даже раздавал духовным лицам высших степеней лены, так что они становились его вассалами наравне со светскими ленниками. От военной службы они были освобождены. Граф дал им и другие льготы в отношении повинностей. Но этим он не делал их вполне независимыми от государства, и духовенство должно было уплачивать ему известную подать, как признак того, что светский сюзерен в то же время и руководитель церкви.

Во все время норманнского владычества в Сицилии там практиковались ордалии, или Божьи Суды. Этот обычай завоеватели принесли, вероятно, из Франции, ибо едва ли можно допустить, чтобы он сложился на Сицилии и чтобы христиане могли обращаться к нему при арабском владычестве.

Из миссалов, сохраняемых в сицилийских церквах и монастырях, несомненно явствует, что эти ордалии существовали на острове еще в конце XII века. Когда в уголовных процессах не было достаточных доказательств виновности или невинности, чтобы узнать истину, аппелировали непосредственно к Богу. От обвиняемого требовали, или ему позволяли, чтобы он торжественно подтвердил свои показания в присутствии свидетелей судебным поединком, испытанием водой или огнем, «освещенным куском хлеба или сыра или другим установленным способом». Особенной популярностью пользовались здесь поединки, к которым почти исключительно прибегали бароны. Как на особенность Сицилии, можно указать на испытание горячим сыром или хлебом. Обвиняемый, вероятно, должен был проглотить то или другое и его невинность была доказана, если это не причиняло ему вреда.

В различных местностях были в ходу различные испытания. Но, если суд произносил приговор от имени короля, этот приговор был окончательным и после него уже не апеллировали к Божьему Суду.

Многонациональное население Сицилии нельзя было судить по одному законодательному кодексу. Во время завоевания Сицилии для мусульман нормой права был Коран.

Решение взаимных пререканий было предоставлено кади. Для христианского населения в ходу был или кодекс Юстинаина, или Лонгобардское уложение. Когда норманны пришли на остров, они сохраняли эти порядки. Им предоставлялось на выбор судиться или по существующим там узаконениям, или по кутюмам своей родины. Такое множество уложений должно было бы вызвать хаотическую путаницу, если бы не было института верховного судебного разбирательства, которым, под надзором правительства, занимались должностные лица и юристы.

Значительную роль в управлении островом играли стратиготы – первоначально военные чиновники, которым впоследствии было поручено управление в известных округах и городах, а главным образом – наблюдение за уголовными процессами. Графы, бароны и рыцари назначали своих представителей, которые осуществляли надзор за гражданским правом и собирали подати. Только привилегированные люди имели право посылать вместо себя на судебные разбирательства адвокатов. В общем же каждый Должен был являться на суд сам, чтобы защищать свое дело лично. Как защита, так и обвинение велись словесно. Никаких проволочек не допускалось, и решение дела должно было следовать по возможности скоро.

Следующий случай может быть примером того, как быстро и просто велось судопроизводство в Сицилии. Между знатной дамой Беатриче, владетельницей Назо, и монастырем святого Филиппа возникло судебное дело. По поручению короля два члена высшего суда явились к Беатриче и от имени сюзерена потребовали, чтобы она отдала названному монастырю холм, который находился в ее владениях и который несправедливо присвоили себе ее предшественники. Когда Беатриче увидела королевскую печать, она тотчас же признала права монастыря, возвратила ему незаконно присвоенный холм и по доброй воле принесла монастырю в дар небольшой участок из принадлежавшей ей земельной собственности.

Поскольку в судопроизводстве после Рожера II в правление его преемников никаких существенных изменений не произошло, то можно указать на следующий случай, который произошел при его внуке. Когда послы императора Фридриха I, которые просили руки Констанцы, дочери Рожера II, для принца Генриха, оставили двор в Палермо, они взяли с собой королевского оруженосца, чтобы он проводил их до границы государства. Но в местечке Лагонегро у Салерно возник спор между оруженосцем и крестьянами.

Оруженосец бежал в тот дом, где остановились императорские послы. Разгоряченные преследователи окружили дом, ворвались в него и напали даже на послов. Они взломали сундук, который принадлежал Уголино Буонкампаньо, и захватили как серебряный кубок, так и пергамент, на котором была написана верительная грамота этого посольства к императору от короля Сицилии. Послы отправились в Салерно и там подали жалобу местному архиепископу и наместнику провинции. Король был вынужден поступить с виновными строго. Он приказал местным судьям допросить преступников. Те пробовали спастись бегством, но их схватили, и скоро Салерно, Троя, Боргетти, Сан-Жермено и Капуя украсились виселицами, на которых и повесили ретивых землепашцев. Король приказал тогда изготовить новый документ и с чиновником своей канцелярии послал его к императору Фридриху.

Вот еще пример того, как совершалось в то время правосудие.

По подстрекательству некоторых монахов бенедиктинского аббатства в Салерно, толпа горожан напала на монастырь и убила его аббата. По поручению короля два рыцаря тотчас же отправились туда, и духовная одежда не спасла виновных. Два приора и некоторые другие члены такого, в свое время могущественного ордена, должны были понести заслуженное наказание.

Правительство узнало, что существует общество, члены которого присваивали себе право наказывать мнимые или действительные проступки других и тайно ночью приводить в исполнение приговоры этого суда. Члены этого общества назывались «мстителями». Их штаб-квартира находилась в Апулии. Когда их дела обнаружились, с ними не стали церемониться. Глава этого общества, Адинульф Понтекорво, был приговорен к повешению, а остальные члены подвергнуты различным наказаниям.

Духовные лица подчинялись тем же законам, что и миряне. Только по некоторым преступлениям, как нарушение супружеской верности, богохульство и кровосмешение, в некоторых местностях дела поступали на суд епископа. Но в правление Рожера II и его преемника это случалось редко и только в виде исключения. Однако в последний период норманнского владычества, палермитанскому архиепископу удалось значительно расширить власть духовенства вообще и подчинить его юрисдикции многие преступления, которые прежде ему подсудны не были.

В некоторых округах во главе дворянства стояли коннетабли, а во главе их стоял великий коннетабль. Наряду с этими должностями король Рожер ввел много других, до тех пор неизвестных в Сицилии. Таковы были должности адмиралов, которые управляли морскими делами и имели много подчиненных им чиновников. Более приближен к королю был великий канцлер, который являлся посредником между королем и сановниками менее высокопоставленными. Высокопоставленными сановниками при дворе были протонотарий, обер-камергер и обер-сенешаль. Если во всех странах Европы не только при замещении придворных должностей, но и при назначении на высшие посты государственной и военной службы, почти исключительно обращали внимание на знатность происхождения, то Рожер, в отличие от всех государей своего века и даже от коронованных особ позднейшего времени, руководствовался в этом не правами рождения, а оценивал способности и дарование кандидатов, чтобы выбрать из них тех, на кого он мог бы возложить основные тяготы государственной службы. Он не обращал внимание на то, к какой нации принадлежали эти кандидаты. При его дворе в самом пестром смешении, как и в судебном ведомстве и в администрации, служили христиане из Сирии, Северной Африки и Испании, потом французы, англичане и греки, наряду с итальянцами, норманнами и прочими.

Если, по свидетельству скандинавских саг, древние викинги зачастую доживали до глубокой старости, многие даже до ста лет, то их потомки, Готвили, долговечностью не отличались. Из всех представителей этого рода, когда они покинули Нормандию, только Роберт Гюискар и гроссграф Рожер дожили до 70 лет. Их преемники умирали по большей части в молодости или в зрелые годы. Так, оба сына Гюискара, Боэмунд, который был князем Антиохийским, и Рожер, который был герцогом Апулии, не дожили до старости. Рожер оставил свою страну сыну Вильгельму, а сын Боэмунда, Боэмунд II, стал герцогом Калабрии.

Уже в начале века герцогство Апулия находилось в состоянии полной анархии – также, как и Калабрия. Бароны стали почти полностью независимы. Папа, формально, юридически ленный владелец этих земель, не имел там никакой власти, также, как и преемники Роберта Гюискара. Эти обстоятельства дали Рожеру неплохой шанс расширить свои владения и на материке. Когда он сбивал с баронов спесь, часть населения, которая хотела прежде всего спокойствия и мира, приветствовала его энергичные действия.

Еще в 1021 году он явился с войском в Калабрию и разрушил там мощные замки мятежников. Сразу же после этого он вступил в переговоры с герцогом Вильгельмом, и тот передал ему свои права на Калабрию. Боэмунд II, по-видимому, умер бездетным. А так как он почти все время жил в Антиохии и мало думал о своем итальянском княжестве, то Рожеру было легко овладеть им. Впоследствии он за значительную сумму выкупил у Вильгельма право быть его преемником в Апулии, если Вильгельм не оставит после себя сыновей. Герцог Вильгельм умер 26 июля 1027 года, и Рожер ввиду этого отказался от задуманной им борьбы с мусульманами, так как для него имело большее значение укрепить свою власть в доставшихся ему областях Нижней Италии. Он был вполне готов сломить то сопротивление, которое могло его там встретить, но на первых порах отплыл из Сицилии только с небольшим флотом, чтобы посмотреть, не удастся ли ему без борьбы овладеть страной, на которую он имел несомненные права. Он пристал со своими галерами у Салерно и на богато украшенной лодке со свитой причалил к берегу, где его встретили архиепископ, городские власти и знатнейшие из жителей города. В торжественной речи он заявил пред ними свои притязания на Апулию и к этому прибавил, что надеется, что город Салерно признает его права. Но салернитанцы дали надменный ответ и отказались признать его права. Тогда Рожер вернулся на свою галеру. Там он стоял на якоре и на следующий день послал на берег уполномоченного, чтобы вести дальнейшие переговоры. Своему послу он наказал удерживаться от всяких угроз и покончить дело по возможности мирно. Но жители города держали себя так высокомерно, что между ними и послами Рожера возник спор, в котором один из послов, Сароль, был убит. До крайности возмущенный этим, Рожер смирил свой гнев и сделал новую попытку решить вопрос мирно. Он пригласил архиепископа и выдающихся людей Салерно на борт своей галеры, чтобы там вести переговоры лично с ним и, когда те согласились, послал на берег свою лодку, чтобы привезти их с почетным эскортом. Эти переговоры стали решающими. Рожер сумел убедить представителей города с архиепископом во главе принять его предложение. Когда те вернулись домой, им на общем собрании городского совета после оживленного спора удалось так подействовать на салеританцев, что они в конце концов открыли перед Рожером городские ворота. Но они выговорили себе по договору, чтобы крепость оставалась за ними. Рожер принял эти условия скрепя сердце, так как эта цитадель имела большое значение и могла стать очагом восстания против него.

При всем этом он вел себя настолько дипломатично и дружелюбно, что население, еще недавно столь непримиримое, вдруг единодушно принесло ему присягу на верность. Раинульф, граф Алифанский (некоторые историки называют его и графом Авеллино), муж сестры Рожера, Матильды, явился в Салерно, когда узнал, что его зять там. Он был одним из самых влиятельных князей, и поэтому для Рожера было очень важно склонить его на свою сторону.

Рожер пытался уговорить своего зятя признать его герцогом Апулии и надеялся, что это признание склонит сделать то же и других баронов. Но сам Раинульф был был очень честолюбив и стремился к расширению своей власти. Поэтому он поставил зятю такие условия, на которые тот никак не мог согласиться. Между ними дело шло к разрыву, но Рожер, проявив политическую мудрость, уговорил графа Алифанского, пообещав то, что он хотел. Правда, он еще не получил необходимого для него признания, но между ними возобновились дружеские отношения, и Раинульф вместо того, чтобы вернуться в свой замок, остался в Салерно.

Сопровождаемый им, Рожер, при стечении огромной толпы народа, въехал в старинный приморский город. Он подтвердил жителям ранее данные им обещания охранять их привилегии и снова повторил, что их цитадель останется в их руках. Было решено, что через несколько дней епископ Афанус возложит на него корону как на князя Салерно. Эта церемония была торжественно совершена в соборе.

Тогда Рожер двинулся дальше, и вновь население принесло ему присягу на верность. Но и здесь ему пришлось оставить крепость в руках жителей. Он вел себя так предупредительно, так живо откликался на просьбы жителей, что и здесь привлек к себе симпатии всех. Когда таким образом он овладел Салерно и Амальфи, дорога перед ним была открыта и другие города стали сдаваться ему добровольно.

Так, Боневент прежде других прислал к нему посольство, которое принесло ему присягу на верность от имени города. Тогда он двинулся на Трою и Мельфи, и везде, куда он ни приходил, его восторженно встречали, как своего повелителя. Почти все бароны Апулии открывали пред ним двери своих замков. Он не встретил сопротивления и в Калабрии, куда двинулся затем. Все области Нижней Италии покорились ему. В Реджио, где он остановился перед своим отъездом на Сицилию, он еще раз подтвердил те обещания, которые дал в Салерно и Амальфи. Он, по его словам, заботился только о благе жителей и намерен был гарантировать все их свободы. Наконец, там же, в присутствии самых знатных баронов Апулии и Калабрии, он был провозглашен герцогом Апулии.

Но когда папа Гонорий II узнал, что власть сицилийского повелителя так окрепла, он был страшно разгневан. Уже много лет он стремился к тому, чтобы помешать соединению Сицилии и Апулии под одной властью. Он утверждал, что герцогство Апулия, по договору с Робертом Гюискаром, есть лен Святого престола. Он созвал собрание кардиналов и объявил им свое решение – взять под свою власть государства, оставшиеся после герцога Вильгельма.

Рожер, вернувшись в Сицилию, со своей стороны созвал там баронов острова, сообщил им о своих успехах на материке и потребовал от них, чтобы и они признали его герцогом Апулийским, как и благонравные апулийские бароны в Реджио. Те тотчас же изъявили свое согласие, и, таким образом, Рожер сменил титул гроссграфа (1127 г.) на герцогский. Вскоре после этого он получил известие, что папа Гонорий отправился в Беневент и там торжественно отлучил его от церкви как мятежника против престола святого Петра. Рожер отправил в Беневент посольства, чтобы выведать, нельзя ли как-нибудь укротить римского первосвященника без войны. Но его послы вернулись, ничего не добившись. Гонорий не только не снял с него отлучение, но отправился в Трою и там предал новому отлучению дерзкого гроссграфа Сицилийского, проповедовал там против него священную войну, объявил отпущение грехов всем, кто обнажит меч, чтобы выгнать преступника из его страны, и даже призвал истинных христиан убить его. Это было тяжелым ударом для Рожера. Если его власть на острове была прочна, так что здесь ему нечего было бояться, то вмешательство папы в его дела на материке провоцировало апулийских и калабрийских баронов на новый мятеж. Если они незадолго до этого и подчинились ему, то это случилось только потому, что у них не было идейного центра, вокруг которого они могли бы сплотиться. Теперь им стал наместник Христа.

Рожер сделал еще попытку примириться с папой, но безуспешно. Гонорий созвал баронов Апулии на общее собрание, и большинство из них тотчас же отозвалось на его призыв. Зять Рожера, Раинульф Алифанский, одним из первых восстал против него и увлек на свою сторону много влиятельных апулийских баронов. В присутствии папы они поклялись защищать дело церкви, как свое собственное, и всеми мерами бороться с узурпатором. Но Рожер не боялся ни Бога, ни черта, тем более, что притязания его были законны. Впрочем, прежде чем обнажить меч, он изъявил пред Гонорием готовность принять Апулию как лен святого престола и выдать ему два больших города – Трою и Монтефосколо. Но наместник Христа, рассчитывая на поддержку баронов, высокомерно отверг и эту попытку примирения. В пламенной речи он отвечал послам: «Вернитесь назад, нечестивые слуги врага церкви, вернитесь к тому, кто вас послал, и скажите ему, что мы отвергаем все его просьбы и не хотим входить с ним ни в союз, ни в соглашение! Да будет он как оскорбитель величества на веки заклеймен своим преступлением; пусть никто не верить его словам. Да будет Анафема ему. Он лишается права делать духовное завещание и принимать наследство, так что никогда не может быть ничьим наследником. Пусть опустеют все его жилища и ничья нога не посмеет переходить его порога. Все его постройки разлетятся в прах и, как вечные развалины, во все века будут свидетельствовать о его позоре и никогда не восстанут они из развалин».

Терпение Рожера было исчерпано. В гневе приказал он своим приверженцам на континенте опустошить окрестности Беневента, разграбить город, разрушить дома и, как можно больше, захватить в плен жителей. Его приказание было исполнено, и Беневент был сурово наказан. Между тем папа Гонорий отправился в Капую, чтобы оттуда нанести новый удар своему противнику. В декабре 1127 года он созвал множество епископов и баронов, назначил повелителем Капуи Роберта II, сына покойного Иордана, и потребовал от лиц духовного звания и вассалов, чтобы они заодно с ним вооружились против врага папского престола, дерзкого графа Сицилии.

Фалько Беневентский сохранил нам речь, которую папа произнес на этом собрании: «Вам, в руках которых находятся города и крепкие замки этой страны, грозят бури и тяжелые бедствия. Конечно, этот проклятый граф у каждого из вас сроет замковые валы и те башни, за которыми вы думаете обороняться. Его произвол будет высшим судьей над вашей жизнью. Он будет разгонять жителей, когда ему вздумается, делать богатых бедными, счастливых несчастными. Зная несправедливость и вероломство его сердца, мы избегали его, насколько это было возможно. Мы отвергали его обещания, как смертельный яд, и никогда не снисходили до того, чтобы склонять свой слух к его словам. Какие груды золота и сколько сокровищ предлагал он нам за то, чтобы мы признали его в звании герцога! Но я презрел все его обещания. Ради чести римского престола и ради вашего блага, вечно близкого моему сердцу, я с презрением отверг их во имя Всемогущего Бога. Да, верьте мне, он обещал мне много богатства для того, чтобы повергнуть вас в беду, чтобы разогнать вас, так как он думал, что в конце концов я изменю свое решение и покину вас. Но нет, я хочу, обнимая вас своею любовью, лучше умереть, чем согласиться на эти позорные предложения. Дорогие братья, дорогие дети, в ваши руки я полагаю свою жизнь и свою смерть. Ваша воля будет для меня единственным законом, если вы начнете войну и пожелаете предпринять мужественные усилия для защиты вашей независимости и вашей чести. Я уже знаю ваши намерения и знаю, как я на них могу положиться. Теперь остается только отбросить всякое промедление и смело защищать достоинство папского престола. Итак, смелее! Будьте героями, полными мужества, воинами, полными осторожности, и после стольких бед к вам придет счастье. Соедините ваши силы, чтобы самым точным образом добиться прав, знамя которых мы поднимаем. Ибо Бог есть путь справедливости и свет истины. С Ним ежедневно нам будет помогать великий апостол Петр, и оба с своего небесного трона будут со священною любовью творить наши судьбы!»

Роберт II, получив в лен Капую, обещал наместнику Христа всемерно бороться с узурпатором. Все бароны во главе с зятем Рожера, Раинульфом, принесли в городском соборе, где происходило собрание, такую же клятву. Летописец Фалько Беневентский, очевидец этого события, рассказывая об этом, приходит в пламенный восторг. «О ты, кто меня читаешь, – говорит он, – если бы ты только был при этом! Сколько обещаний, сколько клятв ты бы услыхал! И среди этих обещаний и клятв сколько бы слез ты увидел!»

Большинство баронов Апулии перешло на сторону Гонория. Даже некоторые высшие сановники церкви сменили священническую одежду на латы, чтобы принять участие в священной борьбе с сицилийским врагом церкви. Граф Роберт Капуанский и граф Раинульф Алифанский отдали свои мечи папе.

Таким образом, положение Рожера II стало угрожающим.

Теперь он не мог уже рассчитывать на материк. Правда, в Сицилии оставалось верными ему довольно значительное количество приверженцев, но все-же в то время папское отлучение имело большую власть над людьми, и он не мог рассчитывать, что призыв к войне против наместника Христа найдет широкий отклик и в Сицилии.

Тогда совершенно неожиданное произошло одно событие, которое практически свело на нет почти несомненное преимущество папы. Когда полководец византийского императора, Маниак, о котором много раз мы говорили и прежде, впал в немилость у императора, он увез из Катании в Константинополь особенно чтимые по всей Сицилии мощи святой Агаты, надеясь этим вернуть себе благоволение монарха. В том именно году, когда Рожер находился в особенно затруднительном положении, мощи святой из Константинополя были возвращены в Катанию одним калабрийским священником и одним французом.

Перо аббата Маурикия Катанского сохранило для нас известие об этом почти чудесном событии.

По его рассказу, в Византии жили два христианина из латинян – француз Гизельберт и калабриец Госселин. Первый находился У императора на военной службе и, по счастью, любил выпить. Однажды ночью ему явилась святая Агата и приказала взять ее кости из той подземной церкви, где она была погребена, и предать их земле в Катании, где она приняла мученическую кончину. Гизельберт не решился идти на это смелое дело один и уговорил своего друга, Госселина, помочь ему. Ночью, тайно, они проникли в крипту и унесли оттуда останки святой. Они положили их в корзину, наполненную благоухающими розами, и поспешно вернулись в жилище Госселина.

наместника Христа, который несправедливо наложил отлучение на него и на его страну. Церковные праздники, которые вызвало это великое событие во всех главных городах, еще сильнее воспламенили энтузиазмом толпы, и Рожер, хотя сам он, может быть, и не был восторженным почитателем святой Агаты, понял, насколько удобен этот момент для того, чтобы напасть на дерзкого наместника святого Петра.

Он с сильным войском переправился через пролив и тотчас же показал апулийцам, какая судьба их ожидает, до основания разрушив мощный замок одного барона. Потом он двинулся на города Тарент и Отранто, которые Боэмунд II, уезжая в Антиохию, оставил папе. Жители послали к нему с просьбой о милости депутацию, которая предложила графу условия капитуляции города. Рожер хотел показать, что пришел сюда не ради разрушения, что для него довольно покорности его власти. Он торжественно въехал в оба эти города и оставил там гарнизон. В Бриндизи, куда он потом отправился, его ожидало сильное сопротивление. Проповеди священников и монахов, вдохновленных святым отцом, сделали свое дело, и норманны скоро увидели, что им придется приступить к осаде, чтобы овладеть этим приморским городом. Но после нескольких горячих стычек им удалось сломить сопротивление, и Бриндизи открыло норманнам свои ворота. За Бриндизи ему сдались и другие города.

Рожер восстановил свою власть, которую у него чуть было не отнял наместник Петра. Папа созвал все способное носить оружие население и призывал баронов Кампании и Апулии соединяться вокруг него с их войсками.