Электронная библиотека » Алан Вудс » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 8 июня 2020, 05:42


Автор книги: Алан Вудс


Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Программа «Народной воли» предусматривала «постоянный орган народного представительства», избираемый всеобщим голосованием, провозглашала демократические свободы, передачу земли народу и определяла меры по переводу фабрик и заводов в руки рабочих. Движение вовлекло в себя самых храбрых и самоотверженных людей. В их числе был Степан Халтурин из «Северно-русского рабочего союза». Он проявил большую предприимчивость и отвагу, устроившись столяром на императорскую яхту и став затем образцовым рабочим. Завоевав доверие официальных лиц, в феврале 1880 года Халтурин заложил в Зимнем дворце, где он занимался ремонтными работами, мощную бомбу, взорвав резиденцию царя прямо в центре столицы. В ответ государство развернуло репрессии, создав, по сути, диктатуру под командованием генерала М. Т. Лорис-Меликова. Случай с Халтуриным особенно трагичен. Очень рано ощутил он противоречие между терроризмом и необходимостью строить рабочее движение.

«Халтурин постоянно разрывался между рвением к применению силы и обязанностями организатора рабочих, – пишет Ф. Вентури. – Он дал волю своим чувствам, заявив, что интеллигенция заставляла его начинать всё с начала после каждого террористического акта с его неизбежными потерями. “Хоть немного бы дали вы нам укрепиться”, – говорил он при каждом случае. Но тогда он был так же охвачен жаждой немедленного действия, которая привела его вместе с интеллигенцией на эшафот»[37]37
  Venturi F. Roots of Revolution: A History of the Populist and Socialist Movements in Nineteenth Century Russia. New York: Alfred A. Knopf, 1960. P. 706.


[Закрыть]
.

Успехи террористов таили в себе семена собственного распада. Убийство царя в 1881 году породило господство репрессий, в которых террор одиночек против министров и полицейских уступил место террору всей государственной машины против революционного движения в целом.

«Россия была разделена на несколько округов с генерал-губернаторами, получившими приказание вешать немилосердно, – вспоминал Кропоткин. – Ковальский, который, к слову сказать, никого не убил своими выстрелами, был казнён. Виселица стала своего рода лозунгом. В два года повесили двадцать три человека, в том числе девятнадцатилетнего Розовского, захваченного при наклеивании прокламации на железнодорожном вокзале. Этот факт был единственным обвинением против него. Хотя мальчик по летам, Розовский умер как герой»[38]38
  Кропоткин П. А. Записки революционера. М.: Мысль, 1990. С. 404.


[Закрыть]
.

Известен случай с девочкой четырнадцати лет, которую сослали в Сибирь за то, что она призывала толпу освободить идущих на эшафот заключённых. Она утопилась. Арестованные проводили годы в местах предварительного заключения – рассадниках брюшного тифа, – где пятая часть их умирала в первый год в ожидании суда. На жестокое обращение надзирателей отвечали голодовками, что обычно заканчивалось принудительным кормлением. Тех, кого оправдывали, этапировали в Сибирь, где они медленно умирали от голода, довольствуясь жалким правительственным пособием. Всё это поддерживало негодование молодёжи, которая страстно желала отомстить. На место жертв белого террора приходили новые люди, которые затем становились новыми жертвами в адском круговороте террора и репрессий. Страна потеряла целое поколение, и в итоге государство, не державшееся за отдельных генералов и полицмейстеров, стало сильнее, чем когда-либо, несмотря на то что «Народная воля» заметно подкосила ряды видных царских чиновников.

Новый обер-прокурор – министр К. П. Победоносцев – поклялся государю искоренить террористов железом и кровью. Ряд драконовских законов существенно расширили правительству полномочия для арестов, ссылок и цензуры, что коснулось не только революционеров, но и самых умеренных либеральных тенденций. Национальный гнёт был усилен запретом публикаций на нерусских языках. Появились законы, ужесточающие власть помещика над крестьянами. Волна реакции прокатилась по школам и университетам, подавив все формы свободной мысли и сокрушив мятежный настрой молодёжи. В России, вопреки ожиданиям террористов, не случилось ни массового восстания, ни укрепления оппозиции. Очень скоро все надежды, взлелеянные целым поколением самоотверженных героев, рассыпались в прах. Террористическое крыло народников погубила волна арестов. К 1882 году ядро этого крыла исчезло, его лидеры оказались в заточении, а само народническое движение разбилось на тысячу осколков. Однако похоронный звон по старому народничеству в то же время сопровождался в Европе быстрым ростом нового движения, а никому не известное ранее соотношение классовых сил пробивало себе дорогу даже в отсталой России.

Все эти годы идеи Маркса и Энгельса – в неполной и вульгаризированной форме – были известны российским революционерам. Маркс и особенно Энгельс вступали в полемику с теоретиками народничества. Но у марксизма никогда не было крупных последователей в России. Отрицая индивидуальный террор, выступая против особого «русского пути к социализму» и якобы ведущей роли крестьянства в революции, марксизм не нашёл поддержки у революционной молодёжи. В отличие от бакунинской идеи о «пропаганде делом», представление о том, что Россия должна пройти болезненную школу капитализма, имело привкус бездействия и пораженчества.

Старое поколение народников демонстрировало скрытое презрение к теории. Неустанно пользуясь идеологическим аргументом, они оправдывали практические зигзаги и повороты в своём движении. Народники выдвинули идеи о центральной роли крестьянства, особой исторической миссии России, панславизме и терроризме. Разбив себе головы о неприступную стену, идеологи народничества, вместо того чтобы честно признать свои ошибки и попытаться использовать иную стратегию и тактику, упорно держались обанкротившихся идей и, значит, всё глубже погружались в пучину беспорядка.

Новая тенденция, которую продвигали Плеханов и горстка его единомышленников, в первую очередь стремилась заложить прочный фундамент для будущего на основе правильных идей, теории, тактики и стратегии. Без этого выдающегося вклада Плеханова было бы немыслимо дальнейшее развитие большевизма. Будучи ещё, по собственному выражению, народником до мозга костей, Плеханов искал ответы на вопросы, поставленные кризисом идеологии народничества, в работах Маркса и Энгельса. В январе 1880 года он был вынужден бежать за границу, где пересекался с французскими и немецкими марксистами, занятыми тогда ожесточённой идеологической борьбой с анархистами. Это знакомство с европейским рабочим движением стало решающим поворотным моментом в эволюции взглядов Плеханова.

Российскому подполью был известен только ряд трудов Маркса и Энгельса, в основном экономического содержания. Плеханов, подобно многим революционерам, был знаком с «Капиталом» Маркса, который царская цензура считала относительно безопасным для государства ввиду его чрезвычайной сложности и абстрактности. Логика была такая: если цензоры не могут понять содержание этой книги, что уж говорить о простых рабочих? Отстранившись на время от прямого участия в революционной борьбе в России, Плеханов сотоварищи получил доступ к прежде неизвестной литературе. И эти книги стали для него откровением.

Изучение Плехановым марксистской философии, трудов по классовой борьбе, а также материалистического понимания истории пролило новый свет на перспективы революции в России. Под напором марксистской критики одна за другой рушились прежние идеи терроризма, анархизма и народничества. Впоследствии Плеханов вспоминал:

«Тот, кто не пережил вместе с нами то время, с трудом может представить себе, с каким пылом набрасывались мы на социал-демократическую литературу, среди которой произведения великих немецких теоретиков занимали, конечно, первое место. И чем больше мы знакомились с социал-демократической литературой, тем яснее становились для нас слабые места наших прежних взглядов, тем правильнее преображался в наших глазах наш собственный революционный опыт. <…> Теория Маркса, подобно Ариадниной нити, вывела нас из лабиринта противоречий, в которых билась наша мысль под влиянием Бакунина»[39]39
  Плеханов Г. В. Первые шаги социал-демократического движения в России // Соч.: В 24 т. М.-Л.: Госиздат, 1927. Т. 24. С. 178–179.


[Закрыть]
.

Разрыв с прошлым, однако, дался очень нелегко. В частности, Дейч и Засулич по-прежнему разделяли иллюзии терроризма. Любопытно, что, когда новость об убийстве царя достигла группы Плеханова, все члены группы, за исключением самого Георгия Валентиновича, выступили за переход в «Народную волю». Этот опыт нужно было пережить. Во всяком случае, Плеханов понимал, что кадры для будущей российской марксистской партии не упадут с небес. «Народная воля» выражала традиции целого поколения борцов с царизмом. Это движение, утопленное в крови бесчисленных мучеников революции, нельзя было просто взять и вычеркнуть из истории. Даже в период вырождения народничества богатые традиции продолжали привлекать к этому движению новых людей, растерянно ищущих дорогу к социальной революции. Таким человеком был, к примеру, Александр Ульянов, брат Ленина, казнённый в 1887 году за участие в попытке покушения на жизнь Александра III. Сам Ленин в начале своего пути сочувствовал народникам и поддерживал «Народную волю». Стремление уберечь таких людей от напрасных террористических жестов стало первым долгом русских марксистов.

Группа Плеханова, несмотря на свою немногочисленность, вызвала тревогу в ведущих народнических кружках, которые тут же попытались заглушить голос марксизма бюрократическими путями. Попытки группы сблизиться с революционной молодёжью в России вскоре разбились о каменную стену, воздвигнутую лидерами правого крыла народников, которые контролировали партийную печать. Редакция «Вестника “Народной воли”», к примеру, отказалась напечатать работу Плеханова «Социализм и политическая борьба» – новаторский труд, направленный против анархизма. Сначала Тихомиров, тогдашний лидер «Народной воли», казалось, был согласен удовлетворить просьбу группы Плеханова о присоединении их течения к организации, но публикация «Социализма и политической борьбы» быстро заставила Тихомирова передумать. Он предложил группе распасться, и тогда каждая заявка на членство в «Народной воле» рассматривалась бы индивидуально. Невозможность примирения стала ясна как день, и в сентябре 1883 года марксисты сформировали группу «Освобождение труда».

На момент раскола в группе Плеханова было не больше пяти человек. Сам Плеханов, Аксельрод и Вера Засулич были всем хорошо известными фигурами народнического движения. Дело Трепова принесло Вере Засулич широкую популярность в Европе. Лев Дейч (1855–1941), муж Засулич, был активным пропагандистом народнических идей в Южной России в конце 1870-х годов. Роль Василия Николаевича Игнатова (1854–1884) менее известна. Его выслали в Центральную Россию за участие в студенческих демонстрациях. Он внёс в кассу большую сумму денег, которая позволила группе начать свою деятельность. Но, к несчастью, скоропостижная смерть в самом расцвете сил от чахотки отняла у него возможность сделать ещё много полезного для развития революционного движения. После того как Дейча, арестованного в Германии в 1884 году, выдали российским властям, приготовившим для него длительный тюремный срок, смерть Игнатова уменьшила численность группы «Освобождение труда» до трёх человек.

Впереди были годы напряжённой уединённой борьбы, окутанной тенью томительной анонимности. Требуется известное мужество, чтобы, будучи в меньшинстве, отгородившись от масс и почти не располагая в условиях изгнания никакими ресурсами, принять сознательное решение плыть против течения и бросить вызов заведомо превосходящим силам противника. Далеко не в последний раз силы русского марксизма превратились в глас вопиющего в пустыне. Группу Плеханова поддерживала уверенность в правильности их идей, теории и перспектив. Это при том, что их идеи, казалось, бросали вызов действительности. Рабочее движение в России только зарождалось. Молодое забастовочное движение было во власти идей народничества и обходило стороной социализм. Слабый голос группы «Освобождение труда» ещё не достиг ушей заводских и фабричных рабочих. Глухими к нему оказались и студенты, которые держались анархистских и террористических идей.

В письме к Аксельроду, написанному в марте 1889 года, Плеханов отмечает:

«Все (и «либералы», и «социалисты») единогласно говорят, что молодёжь даже и слушать не станет тех, кто будет говорить против террора. Ввиду этого нужно быть осторожными»[40]40
  Плеханов Г. В. Письмо к П. Б. Аксельроду (Женева, март 1889 г.) // Философско-литературное наследие Г. В. Плеханова. М.: Наука, 1973. Т. 1. С. 157.


[Закрыть]
.

С момента своего возникновения группа «Освобождение труда» столкнулась с резкими нападками со всех сторон за якобы «предательство» «революционного» народничества. Будучи в изгнании, Тихомиров писал своим товарищам в России, предостерегая их от каких-либо общих дел с группой Плеханова. Старый бакунист-эмигрант Н. И. Жуковский комментировал с долей сарказма: «Вы не революционеры, а студенты социологии»[41]41
  См.: Дейч Л. Г. Первые шаги группы «Освобождение труда» // Группа «Освобождение труда». Сборник 1. М.: Госиздат, 1923. С. 11.


[Закрыть]
. Критики постоянно указывали на то, что идеи Маркса неприменимы к России и что программа Плеханова «очень добросовестно переведена с немецкого»[42]42
  См.: Плеханов Г. В. Библиографические заметки из «Социал-демократа». Женева, 1888 г. // Соч.: В 24 т. М.-Пг.: Госиздат, 1923. Т. 4. С. 277.


[Закрыть]
.

Восьмидесятые годы девятнадцатого века – время решающих побед марксистского учения в европейском рабочем движении. Будучи оторванными от аналогичного движения в России, члены группы «Освобождение труда» инстинктивно сблизились с влиятельным Вторым интернационалом. Плеханов и его товарищи писали в печатные органы Интернационала, выступали на его конгрессах (преимущественно на стороне немецкой партии – партии Маркса, Энгельса, Либкнехта и Бебеля). Они испытывали моральное удовлетворение от серьёзных достижений европейской социал-демократии. Силы русского марксизма были малы, однако они сформировали отряд в могучей пролетарской армии, насчитывающей миллионы людей в Германии, Франции и Бельгии. Живым доказательством преимуществ марксизма здесь был не сухой язык «Капитала», а численность профсоюзов, партийных ветвей, голосований и парламентских фракций.

Поддержка европейской социал-демократии, однако, была не до конца искренней. Долгие годы социал-демократы укрепляли дружеские отношения с народниками, в частности с Лавровым. Вожди социал-демократического движения искоса смотрели на группу Плеханова, воспринимая её не более чем эксцентричную отколовшуюся политическую группировку сектантского типа. Резкая полемика между Плехановым и всемирно известными фигурами народнического движения вызывала панику в рядах социал-демократов.

«По правде говоря, – писал Плеханов, – наша борьба против бакунистов вызывала иногда опасения даже среди западных социал-демократов. Они находили её несвоевременной. Они боялись, что наша пропаганда, вызвав раскол в революционной партии, ослабит энергию её борьбы против правительства»[43]43
  Плеханов Г. В., Засулич В. И. Доклад рабочему социалистическому конгрессу в Брюсселе в 1891 г. // Соч.: В 24 т. / Г. В. Плеханов. М., Пг.: Госиздат, 1923. Т. 9. С. 343.


[Закрыть]
.

Обращали на себя внимание оговорки, высказанные Энгельсом в переписке с Верой Засулич. За отправную точку своего анализа Энгельс принял невозможность построения социализма в такой отсталой стране, как Россия. Маркс же в предисловии к русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» (1882) и в других изданиях не исключал возможность создания бесклассового общества в России на основе сельской общины (мира), но прочно связывал этот процесс с перспективами социалистической революции в развитых странах Западной Европы.

«Если русская революция, – писал он, – послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития»[44]44
  Маркс К., Энгельс Ф. Предисловие ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» // Соч.: В 50 т. 2-е изд. М.: Политиздат, 1961. Т. 19. С. 305.


[Закрыть]
.

В письме к Вере Засулич от 23 апреля 1885 года Энгельс осторожно высказался о книге Плеханова «Наши разногласия». Здесь же немецкий философ выразил гордость за то, что «среди русской молодёжи существует партия, которая искренне и без оговорок приняла великие экономические и исторические теории Маркса и решительно порвала со всеми анархистскими и несколько славянофильскими традициями своих предшественников»[45]45
  Энгельс Ф. Письмо к В. И. Засулич от 23 апреля 1885 года // Соч.: В 50 т. / К. Маркс, Ф. Энгельс. 2-е изд. М.: Политиздат, 1964. Т. 36. С. 260.


[Закрыть]
.

Другие же лидеры Второго интернационала лишь искоса смотрели на крошечную горстку русских марксистов.

Вожди западного рабочего движения, привыкшие к могучим партиям с массовой поддержкой, с искренним скепсисом относились к возможности создания революционной рабочей партии в России. Открыто выказывая уважение к группе Плеханова, в глубине души они недоумевали: «К чему все эти бесконечные споры о неразъяснённых моментах в теории? Была ли реальная необходимость в расколе из-за таких вопросов? Почему русские не могут действовать сообща?»

На фоне малочисленности и медленного развития группы Плеханова эти сомнения казались небезосновательными. Те же народники, к примеру, имели куда более прочную организацию, владели большим количеством ресурсов и обладали безграничным влиянием в России и за её пределами. Как бы то ни было, группа Плеханова представляла собой зародыш могущественной революционной партии – партии, которая спустя тридцать четыре года, в сравнительно небольшой промежуток времени, приведёт российских рабочих и крестьян к власти и установит первое в истории демократическое рабочее государство.

Группа «Освобождение труда»

«Революционное движение в России может восторжествовать только как революционное движение рабочих. Другого выхода у нас нет и быть не может!»[46]46
  Плеханов Г. В. Речь на Международном рабочем социалистическом конгрессе в Париже (14–21 июля 1889 г.) // Избранные философские произведения: В 5 т. М.: Политиздат, 1956. Т. 1. C. 419.


[Закрыть]

«Там, где мы желаем видеть дуб с его могучим стволом, с его разросшимися ветвями, с массой его листвы, – сказал однажды Гегель, – мы выражаем неудовольствие, когда вместо него нам показывают жёлудь»[47]47
  Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. М.: Наука, 2000. С. 13.


[Закрыть]
. Однако зародыш всякого здорового растения или животного, как известно, всегда содержит всю генетическую информацию о дальнейшем развитии организма. Эти же слова справедливы к развитию революционных течений. «Генетической информацией» здесь является теория, которая содержит в себе богатство обобщений, основанных на опыте прошлого. Теория первична: всё последующее развитие связано с ней. Группа «Освобождение труда», несмотря на малочисленность, примитивность организации и в целом непрофессиональные методы работы, совершила великое дело, обнажив теоретические корни рабочего движения в России. Обстоятельства вынуждали группу сосредоточить свои усилия прежде всего на воспитании и подготовке кадров, а именно, на разъяснении основополагающих принципов марксизма.

«При всём своём желании, – писал Плеханов, – работать на пользу создания литературы, доступной пониманию всей крестьянско-рабочей массы, мы, тем не менее, вынуждены пока ограничить свою народно-литературную деятельность тесным кругом более или менее интеллигентных читателей рабочего класса»[48]48
  Плеханов Г. В. Об издании «Рабочей библиотеки» // Литературное наследие Г. В. Плеханова. М.: Соцэкгиз, 1940. Сб. VIII. Ч. 1. С. 66–67. – Курсив А. В.


[Закрыть]
.

Сочинения Плеханова этого периода заложили теоретический фундамент для здания новой партии. Многие из них по сей день являются классическими, хотя и не получают должного внимания со стороны изучающих марксизм. Не случайно Ленин после революции настоятельно рекомендовал к переизданию философские труды Плеханова, несмотря на то, что два этих человека долгое время вели политическую борьбу. Такие работы Плеханова, как «Социализм и политическая борьба», «Наши разногласия» и главным образом его блестящий труд «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», мастерски излагают ключевые идеи диалектического и исторического материализма.

Нападки Плеханова вызвали смятение в рядах народнического движения. В № 2 «Вестника “Народной воли”» за 1884 год утверждалось, что «для них [марксистов] полемика с “Народной волей” более своевременна, чем борьба с русским правительством и с другими эксплуататорами русского народа»[49]49
  Лавров П. Л. За пределами России // Вестник “Народной воли”. Женева, 1884. № 2. C. 65.


[Закрыть]
.

Как же часто марксистам доводилось слышать подобное! За стремление к теоретической ясности, за попытку провести чёткую разграничительную линию между собой и другими политическими тенденциями марксизм неоднократно обвиняли то в «сектантстве», то в борьбе против «левого единства», то в чём-либо другом. Случаются в истории и удивительные парадоксы: один из ведущих критиков Плеханова, народоволец Лев Тихомиров, который обвинял группу «Освобождение труда» в крушении революционного единства и покорном принятии ига капитала, позже сам перешёл в лагерь монархической реакции. Не первый и не последний раз блюститель беспринципного «единства» в итоге переходит на сторону врагов рабочего класса.

Проникновение в рабочее движение в России, несмотря на болезненные трудности, продолжалось. Большие проблемы возникли с нелегальным переправлением литературы. Специально обученные люди, часто студенты, обучающиеся за границей, привлекались для перевозки нелегальной литературы по возвращении домой на каникулы. Время от времени сами члены группы Плеханова отправлялись в Россию для установления связей. Такие поездки были чрезвычайно опасными и нередко заканчивались арестами. Во внутренних районах страны крайне немногочисленных людей, которым удавалось установить с группой контакт, ценили на вес золота. В 1887–1888 годах студент Рафаил Соловейчик, бывший в эмиграции с 1884 года, вместе с товарищами предпринял попытку создать «Загранично-русский союз социал-демократов». Разругавшись с группой Плеханова, он вернулся в Россию, был арестован в 1889 году и приговорён ко многим годам тюрьмы, в которой он обезумел и покончил жизнь самоубийством. Ещё один член того же «Союза», молодой студент из Цюриха Григорий Гуковский, был арестован в Ахене и передан царскому правительству. Его приговорили к тюремному заключению, где он тоже свёл счёты с жизнью. История знает много таких случаев. У самодержавия были длинные руки. Группа Плеханова постоянно сталкивалась с риском проникновения в свои ряды шпионов и провокаторов. Одним из таких шпионов был Кристиан Хаупт, рабочий, завербованный полицией для внедрения в эмигрантские российские социал-демократические организации. Разоблачённый немецкими социал-демократами как полицейский шпион, Хаупт был выслан из Швейцарии.

Хуже всего было ощущение полной политической изоляции, подкреплённое неизбежными скандалами и склоками эмигрантской жизни. Политические эмигранты-народники, уязвлённые критикой Плеханова, горячо реагировали на то, что их клеймили «бакунистами», и требовали публичных извинений. Народники, которые составляли подавляющее большинство эмигрантов из России, крайне враждебно относились к новой группе, членов которой они считали предателями и смутьянами. Годы спустя жена Плеханова вспоминала, что «народовольцы и Н. К. Михайловский владели в эту эпоху умами и чувствами женевской эмиграции и русского студенчества»[50]50
  Cм.: Переписка Г. В. Плеханова и П. Б. Аксельрода: В 2 т. М.: Изд. Р. М. Плехановой, 1925. Т. 1. С. 87.


[Закрыть]
.

«В 80-е годы, после покушения на Александра II, – пишет Роза Люксембург, – в России наступил период самой жестокой безнадёжности. <…> Кладбищенская тишь царила под свинцовыми крышами правления Александра III. Русским обществом, пришедшим в уныние из-за крушения всех своих надежд на мирные реформы, а также кажущейся безрезультатности революционного движения, овладело подавленное настроение покорности. В этой обстановке апатии и малодушия среди русской интеллигенции возникли метафизически-мистические настроения…»[51]51
  Люксембург Р. О социализме и русской революции. М.: Политиздат, 1991. С. 273.


[Закрыть]

Вот так Роза Люксембург воссоздаёт в памяти холодное десятилетие реакции. Могучее телосложение Александра III позволяло ему ломать руками подковы, но в умственном отношении новый царь был типичным интеллектуальным пигмеем. Фактическим правителем России был Константин Петрович Победоносцев, бывший наставник императора, обер-прокурор Святейшего Синода, полагавший, между прочим, что западная демократия прогнила до основания, а русская патриархальная система наиболее прочна, – что пресса должна молчать, а школы должны находиться под контролем церкви, – и что полномочия царя не должны знать никаких границ. Сельских священников обязали докладывать в полицию обо всех подозрительных с политической точки зрения прихожанах, а проповеди духовенства проходили сквозь сито цензуры. Преследовались все неправославные и нехристианские вероучения. Особо опасными для церкви, к примеру, считались толстовцы, а самого Толстого даже предали анафеме. Студенческие протесты беспощадно подавлялись.

Это были трудные времена. Повсеместно царили отступления, отказы от прежних идеологических убеждений и трусливые измены. Старое народничество зашло в глухой тупик. Обжёгшись на терроризме, «радикальные революционеры» развернулись на сто восемьдесят градусов и оказались прямиком в среде либеральных мещан, робко проповедуя «теорию малых дел» и выступая за безобидную культурно-просветительскую работу. Комментируя разложение народничества, Мартов писал:

«Падение революционной партии “Народной воли” было вместе с тем и крахом всего народничества. Широкие круги демократической интеллигенции были глубоко деморализованы и разочарованы в “политике” и в своей собственной героической миссии. Скромное “культурничество” на службе у либеральной части имущих классов – под этим знаком выступила оставшаяся верною народничеству часть интеллигенции в серую эпоху 80-х годов»[52]52
  Мартов Ю. О. Общественные и умственные течения в России 1870–1905 гг. Л.—М.: Книга, 1924. С. 48.


[Закрыть]
.

Константин Победоносцев, обер-прокурор Святейшего синода. Член Государственного совета


Первые десять лет своего существования группа «Освобождение труда» настойчиво плыла против течения. Чтобы найти дорогу к молодому поколению, Плеханов стремился к сотрудничеству со всевозможными запутавшимися и полународническими элементами. Одно такое сообщество издавало журнал «Свободная Россия». Передовая статья № 1 этого журнала говорила о невозможности «сорганизовать рабочих и крестьян вокруг революционного дела»[53]53
  Цит. по: Переписка Г. В. Плеханова и П. Б. Аксельрода: В 2 т. М.: Изд. Р. М. Плехановой, 1925. Т. 1. С. 60.


[Закрыть]
и выступала против выдвижения идей, способных напугать сочувствующих либералов. Контакты с Россией напоминали игру в жмурки. Положение изгнанников было отнюдь не легче. Неудовлетворённость сложившейся ситуацией читается в письмах Плеханова к своим ближайшим соратникам. Даже литературная деятельность группы была чревата трудностями. «Освобождение труда» сопровождал непрерывный финансовый кризис. Столь малочисленная группа с ограниченными возможностями для заработка обычно зависела от людей, которых в американском театральном мире называют «ангелами», – от богатых сторонников, готовых финансировать рискованные литературные начинания. Порой эти люди даже не были социалистами, как в случае с Татьяной Гурьевной Гурьевой, выделившей деньги на «ежемесячное» издание сборника «Социал-демократ». Публикации группы, однако, выходили крайне нерегулярно. Время от времени задача казалась почти безнадёжной. Летом 1885 года Плеханов писал в письме к Аксельроду: «…В действительности мы стоим над бездной всяческих долгов и неуплат, каждый день приближает нас к краю этой бездны, а за что ухватиться, чтобы не упасть, – не знаем, да и знать не можем. Плохо»[54]54
  Плеханов Г. В. Письмо к П. Б. Аксельроду (лето 1885 года) // Переписка Г. В. Плеханова и П. Б. Аксельрода: В 2 т. М.: Изд. Р. М. Плехановой, 1925. Т. 1. С. 21.


[Закрыть]
.

В мрачные 1880-е годы семья Плеханова жила в крайней нищете. Иногда Георгий Валентинович за скромное жалованье давал частные уроки по русской литературе, а в целом жил на скромную «пенсию» мясника, кормившего его исключительно супом и отварным мясом. Плохое питание и безотрадные условия жизни подорвали здоровье Плеханова. Некоторое время он тяжело болел плевритом, который не отпускал его всю оставшуюся жизнь. Группу «Освобождение труда», работавшую в тяжёлой обстановке и выдерживавшую беспощадное давление со всех сторон, сплачивала не только вера в светлые идеи, но и колоссальный политический и моральный авторитет Плеханова. Главную роль в группе играл именно он. Обособленность группы превратила её в тесный кружок единомышленников, который скреплялся сильными политическими и личными связями. Не зря эту группу впоследствии сравнивали с семьёй. И Плеханов был бесспорным главой этого «семейства». Важную роль здесь сыграло не только интеллектуальное превосходство Плеханова, но и крепкое чувство обоюдной зависимости, выпестованное многолетней борьбой и жертвами во имя общего дела. В этих условиях приватные и политические вопросы подчас переплетались. Плеханов олицетворял собой неприступную крепость духа, оказывая своим товарищам моральную поддержку в периоды их сомнений и личных кризисов.

Трагедия людей, подобных Аксельроду и Засулич, имеет двоякий характер. В иных исторических условиях эти талантливые люди могли бы сыграть более заметную роль в революционных событиях. Долгие годы изоляции самым катастрофическим образом повлияли на их ум и психологию. Находясь в тени Плеханова, они настолько отстали в своём развитии, что не смогли затем приспособиться к новым условиям и были отброшены на обочину революционного процесса. Обстановка, в которой соратники Плеханова работали многие десятилетия, не могла не сформировать у них менталитет узкокружковых пропагандистов. На первых порах, пока велась длительная теоретическая подготовка и создавались крошечные пропагандистские кружки, эти факторы не играли решающей роли. Они стали помехой позднее, когда марксистское движение в России столкнулось с необходимостью преодолеть ограниченную фазу пропаганды.

В течение двух десятилетий члены группы «Освобождение труда» фактически топтались на месте. Один из основателей группы Василий Николаевич Игнатов умер слишком рано и не оказал заметного влияния. Лев Григорьевич Дейч был сердцем и душой организационной стороны работы, отвечая за печать и распространение литературы. Павел Борисович Аксельрод был талантливым пропагандистом, который произвёл большое впечатление на молодых Ленина и Троцкого. Его имя долгое время не отделялось от имени Плеханова. Вера Ивановна Засулич, искренний, участливый и импульсивный человек, страдала больше других изгнанников. Она стремилась максимально сократить разрыв между «Освобождением труда» и новым поколением российских революционеров. Она всегда защищала молодёжь, преодолевая сопротивление Плеханова и поощряя новые инициативы (как правило, неудачные) молодёжных групп в эмиграции.

Терпеливая работа марксистов в конце концов принесла свои плоды. Народники, упрекавшие членов группы Плеханова в сектантстве и смутьянстве, боялись только одного – того эффекта, который производил марксизм на последователей народнических идей. Трудно переоценить влияние таких работ, как «Наши разногласия» (1885), на молодых российских революционеров, которые страстно искали выход из того очевидного тупика, в котором оказалось народничество. Сдвиги в правую сторону среди вождей народнического движения достигли кульминации благодаря открытому ренегатству Тихомирова, который в 1888 году издал брошюру под названием «Почему я перестал быть революционером». Отступничество Тихомирова стало объектом многих полемических работ Плеханова.

Крах былого революционного народничества оказал глубокое влияние на российскую молодёжь, разделив её на пролиберальных сторонников реформ и лучших представителей юного поколения, стремящихся найти дорогу к революции. В конце 1887 года Софья Михайловна Гинсбург, недавно вернувшаяся в Россию, взволнованным тоном писала лидеру народников П. Л. Лаврову:

«“Наши разногласия”, “Социализм и политическая борьба” имеют своё влияние, и влияние сильное, с которым нам придётся считаться. <…> Значение личности, значение интеллигенции в революции совершенно уничтожается ими, и я лично видела людей, разбитых его [Г. В. Плеханова] теориями. И главное – его тон, смелый, как бы уверенный в правоте, его уничтожение всего прежде существующего, низведение деятельности предшественников к нулю – всё это положительно влияет…»[55]55
  Цит. по: Лавров П. Л. Воспоминания о Софье Михайловне Гинсбург // Голос минувшего. 1917. Кн. 7–8. С. 225–256.


[Закрыть]

Письмо Гинсбург показывает, как без прямого участия русских марксистов новые группировки, сконцентрированные внутри страны, обсуждали неудачи прошлого, оценивали соотношение сил и искали новый путь. Идеи Плеханова упали на плодородную почву. К 1890 году группа «Освобождение труда» начала пользоваться большим авторитетом среди марксистской молодёжи, а имя Плеханова гремело в каждом пропагандистском кружке и в каждом полицейском участке России.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации