Текст книги "Ленин и Троцкий. Путь к власти"

В основе раскола 1903 года лежит трудное преодоление рабочим движением кружкового периода. Всякий переход от одной стадии развития партии к другой неизбежно влечёт за собой разного рода внутренние трения. Мы уже видели, как непросто дался переход от пропаганды к агитации на раннем этапе рабочего движения. Повторилось, по сути дела, то же самое, только с куда более серьёзными последствиями. Та марксистская тенденция, которую представляла «Искра», должна была вывести партию из зародышевого, кустарного, кружкового состояния и заложить прочное основание для сильной и единой марксистской рабочей партии в России. Ещё до начала заседаний Мартов выразил сомнение в целесообразности созыва именно всеобщего партийного съезда. Не лучше ли было, рассуждал он, провести съезд только для искровцев? Эти колебания Юлия Осиповича отражали консерватизм, заскорузлость и страх ветеранов перед движением в новом направлении.

Укоренившиеся привычки ограниченного числа эмигрантов инстинктивно восстали против столь стремительной смены прежних путей. Идея формальных выборов, подчинение меньшинства воле большинства, дисциплинированная работа – всё это неплохо звучало в теории, но с большим трудом воплощалось на практике. Члены группы Плеханова, привыкшие к неформальной кружковой жизни, долго наслаждались огромной политической властью, будучи членами престижной редколлегии «Искры», которая, встав на новую дорогу, не могла гарантировать им сохранение всех их привилегий. Аксельрод и Засулич невольно боялись, утратив личную власть, затеряться в новой среде, которую формировало новое поколение молодых, напористых кадров из России. Протоколы Второго съезда наглядно показывают, какой незначительной была роль, которую играли здесь старики, за исключением, пожалуй, Плеханова. Они, вероятно, чувствовали себя не в своей тарелке.

Вопрос личного престижа может сыграть весьма деструктивную роль не только в политике, но и в любых областях жизни, где в той или иной степени присутствует элемент организации. Мелочная борьба за места, личное соперничество и амбиции неминуемо приводят к раздорам в футбольных клубах, буддистских храмах и клубах любителей вязания – в местах, свободных от принципиальных идеологических склок. При определённых условиях эти же факторы могут вызвать раздоры и весьма ядовитые споры в революционных организациях, включая анархистские, которые в теории, казалось бы, далеки от централизма, а на практике нередко подчиняются власти клик и диктаторов. Наиболее остро эта проблема стоит в небольших организациях, оторванных от масс, особенно там, где преобладают мелкобуржуазные элементы. Ветераны группы «Освобождение труда» не могли и предположить, что решения Второго съезда изменят привычную жизнь революционного движения. Всё, по их мнению, должно было остаться так, как было. Если они занимали ключевые посты, то это будто бы следовало сохранить. Когда Ленин предложил выбрать в редколлегию «Искры» только трёх человек, поднялась буря негодования, которая застала Владимира Ильича врасплох (тем более что предварительное, но, по-видимому, поверхностное соглашение по этому вопросу было достигнуто ещё до начала съезда). Старая редакция была глубоко потрясена и оскорблена этим предложением. Ленина обвинили в бестактности и нечувствительности к ветеранам.

В интересах партийного единства редакция «Искры» и группа «Освобождение труда» были официально распущены на съезде. Когда поднялся вопрос о роспуске группы «Южный рабочий», её сторонники вели отчаянную борьбу за сохранение хотя бы печатного издания. Эта идея была решительно отвергнута большинством. Незадолго до Второго съезда руководство «Искры» согласовало следующие предложения: в Центральный комитет, действующий внутри страны, должны были войти три человека, в редакцию Центрального органа – тоже три, а в Совет партии – по два представителя от обеих названных организаций плюс Плеханов. Однако напряжённые отношения наложили отпечаток и на обсуждение кандидатур. «Твёрдые» искровцы одобрили список, составленный только из сторонников «Искры». «Мягкие» искровцы (во главе с Мартовым) выступили в поддержку «центра» («Южного рабочего») и предоставили собственный список кандидатов. Это указывало на то, что «мягкие» искровцы в лице Мартова пошли на компромисс с колеблющейся, центристской тенденцией в лице «Южного рабочего». Стремление Мартова отложить решение по этому вопросу вызвало волнение в зале. Но скандал вокруг «Южного рабочего» не шёл ни в какое сравнение с теми бурными сценами, которые сопровождали следующее заседание.

Предложение Ленина сократить редколлегию «Искры» до трёх человек не являлось плодом диктаторского централизма Владимира Ильича, а просто отражало действительное положение дел. Логика была полностью на стороне Ленина, и с этим согласился даже Плеханов. Прежняя редакция из шести человек ни разу за три года не собралась в полном составе. Для 45 выпусков «Искры» 39 статей написал Мартов, 32 – Ленин, 24 – Плеханов, 8 – Потресов, 6 – Засулич и только 4 – Аксельрод. И это за три года! Вся редакционно-техническая работа была сделана Лениным и Мартовым. «De facto, – писал Ленин после съезда, – скажу ещё, решающим, политически решающим (а не литературным) центром была эта тройка [Ленин, Мартов и Плеханов] и всегда раньше, все эти 3 года, в 99 случаях из ста»[205]205
  Ленин В. И. Письмо к А. М. Калмыковой от 7 сентября 1903 г. // Полн. собр. соч.: В 55 т. 5-е изд. М.: Политиздат, 1975. Т. 46. С. 294.


[Закрыть]. Представление о том, что членом редколлегии официального органа партии может быть тот, кто не участвует в революционной работе или занят только редким литературным трудом, шло вразрез с концепцией борющейся пролетарской организации.

Младшие члены редколлегии Мартов и Потресов сначала поддержали Ленина, но под безумным давлением Засулич и Аксельрода изменили своё решение. Троцкий предложил переизбрать прежнюю редакционную шестёрку. Но уход со съезда бундовцев и рабочедельцев означал, что «твёрдые» искровцы оказались в большинстве. Предложение Троцкого было отвергнуто, и была избрана новая редколлегия в составе Ленина, Плеханова и Мартова. Правда, Мартов тут же объявил о своём выходе из этого состава. Раскол между «твёрдым» большинством и «мягким» меньшинством стал фактом. Заседание, на котором обсуждался состав редакционной коллегии, отличалось бурной и даже «истеричной» атмосферой, как позже доложили большевики Амстердамскому социалистическому конгрессу в 1904 году.

Возмущению молодых и впечатлительных революционеров не было предела. Троцкий вспоминает:

«В 1903 г. дело шло всего-навсего о том, чтоб поставить Аксельрода и Засулич вне редакции “Искры”. Моё отношение к ним обоим было проникнуто не только уважением, но и личной нежностью. Ленин тоже высоко ценил их за их прошлое. Но он пришёл к выводу, что они всё больше становятся помехой на пути к будущему. И он сделал организационный вывод: устранить их с руководящих постов. С этим я не мог мириться. Всё моё существо протестовало против этого безжалостного отсечения стариков, которые дошли наконец до порога партии. Из этого моего возмущения и вытек мой разрыв с Лениным на Втором съезде. Его поведение казалось мне недопустимым, ужасным, возмутительным. А между тем оно было политически правильным и, следовательно, организационно необходимым. Разрыв со стариками, застрявшими в подготовительной эпохе, был всё равно неизбежен. Ленин понял это раньше других. Он сделал ещё попытку сохранить Плеханова, отделив его от Засулич и Аксельрода. Но и эта попытка, как вскоре показали события, не дала результатов»[206]206
  Троцкий Л. Д. Моя жизнь: Опыт автобиографии. М.: Панорама, 1991. С. 163–164.


[Закрыть].

После Второго съезда сторонники меньшинства подняли оглушительный шум, обвиняя Ленина в диктаторстве и безжалостном централизме. Эти порывы, не имевшие под собой фактических оснований, служили ширмой для прикрытия анархического поведения группы Мартова, которая, несмотря на обещания, данные ею на съезде, отказалась подчиняться решению большинства и вела нелояльную кампанию против демократически избранного на съезде руководства. Нарушая элементарные нормы поведения, принятые в любой политической партии, группа Мартова, считая, что решения должна принимать она, пыталась саботировать работу партии, отказавшись сотрудничать с её избранными органами. Мартов, вероятно, забыл, что революционная партия не дискуссионный клуб, а организация борьбы. Представление о партии большевиков как о монолитной структуре, где вожди приказывали, а рядовые члены исполняли, не что иное, как злоумышленная ложь. Партия большевиков, напротив, была самой демократической партией в истории. Даже в самые трудные периоды подпольной работы, в пылу революции и в суровые дни Гражданской войны элементы партийной системы, главным образом съезды как высшие органы руководства, были ареной для открытых, честных дискуссий и столкновения идей. Но всему, разумеется, есть предел. В конечном счёте партия, которая стремится не просто говорить, но и действовать, вынуждена принимать решения и претворять их в жизнь.

Отношение к партийной организации и дисциплине определяет классовый вопрос. Рабочий постигает дисциплину в повседневном опыте фабричной жизни. Опыт забастовок преподаёт пролетарию трудный урок: для достижения успеха, оказывается, не обойтись без сплочённых дисциплинированных действий. Интеллигенту, напротив, трудно понять, что такое организация и дисциплина. Для интеллигента партия – это огромный дискуссионный клуб, где каждый может излагать своё мнение на заданную тему. Анархический индивидуализм меньшинства отражал, в сущности, точку зрения мелкой буржуазии, которую всегда отличала неспособность к дисциплине и склонность смешивать личные вопросы с политическими принципами. Степень эрудиции или начитанности того или иного интеллигента, как правило, не имеет никакого значения. Интеллигент, не способный посмотреть на ситуацию глазами рабочего класса, полностью останавливается там, где перед движением встают действительные задачи, то есть в области практических действий. «Философы лишь различным образом объясняли мир, – отмечал Маркс, – но дело заключается в том, чтобы изменить его»[207]207
  Маркс К. Тезисы о Фейербахе // Соч.: В 50 т. / К. Маркс, Ф. Энгельс. 2-е изд. М.: Политиздат, 1955. Т. 3. С. 4.


[Закрыть].

Смятение в рядах партийцев

Оценка Ленина как безжалостного диктатора и циничного ловкача, который безжалостно растоптал своих бывших коллег, чтобы сосредоточить власть в своих руках, не соответствует действительности. В своих воспоминаниях Крупская приводит яркую картину душевных терзаний Ленина из-за разрыва с Мартовым:

«Бывали минуты, когда он ясно видел, что разрыв неизбежен. Раз он начал писать Клэру (Кржижановскому. – А. В.) о том, что тот не представляет себе совершенно настоящего положения, надо отдать себе отчёт в том, что отношения старые в корне изменились, что старой дружбе с Мартовым теперь конец, о старой дружбе надо забыть, начинается борьба. Этого письма не докончил и не послал Владимир Ильич. Ему чрезвычайно трудно было рвать с Мартовым. Период питерской работы, период работы в старой “Искре” тесно связывал их. <…>. Потом Владимир Ильич яростно боролся с меньшевиками, но каждый раз, когда линия Мартова хоть чуточку выпрямлялась, у него просыпалось старое отношение к Мартову. Так было, например, в 1910 г. в Париже, когда Мартов и Владимир Ильич работали вместе в редакции “Социал-демократа”. Приходя из редакции, Владимир Ильич не раз рассказывал довольным тоном, что Мартов берёт правильную линию, выступает даже против Дана. И потом, уже в России, как доволен был Владимир Ильич позицией Мартова в июльские дни (1917 года. – А. В.) не потому, что от этого была польза большевикам, а потому, что Мартов держится с достоинством – так, как подобает революционеру. Когда Владимир Ильич был уже тяжело болен, он мне как-то грустно сказал: “Вот и Мартов тоже, говорят, умирает”»[208]208
  Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине: В 10 т. М.: Политиздат, 1989. Т. 2: Н. К. Крупская. С. 65–66.


[Закрыть].

Эту привычную для Ленина черту характера часто упускают из вида. Полностью лишённый сентиментальности, Владимир Ильич никогда не позволял себе смешивать личные симпатии и антипатии с принципиальными политическими вопросами. Но умел распознавать в других людях талант и пытался использовать его на благо общему делу. Злопамятность была абсолютно чужда этому человеку, который всю свою жизнь был невероятно лоялен ко всем своим товарищам. На протяжении нескольких месяцев после Второго съезда Ленин не оставлял попыток восстановить единство и даже согласился пойти на уступки, то есть был готов отдать завоёванные на съезде позиции. Крупская вспоминала:

«После съезда Владимир Ильич не возражал, когда Глебов предложил кооптировать старую редакцию, – лучше уж маяться по-старому, чем раскол. Меньшевики отказались. В Женеве Владимир Ильич пробовал сговориться с Мартовым, писал Потресову, убеждал его, что расходиться не из-за чего. Писал по поводу раскола Владимир Ильич и Калмыковой (Тётке) – рассказывал ей, как было дело. Ему всё не верилось, что нельзя было найти выхода»[209]209
  Там же. С. 65.


[Закрыть].

Сразу по окончании съезда Ленин призвал Мартова к соглашению. В письме к Аксельроду, отправленном 31 августа 1903 года, Мартов писал:

«С Лениным я виделся раз. Он просил меня передать всем предложение о сотрудничестве. Я сказал, что формальный ответ дам, когда мы вместе обсудим это формальное предложение, а пока отказался. Он много говорил о том, что, отказываясь сотрудничать, мы “наказываем партию”, что никто не ждал, что мы станем бойкотировать газету. В публике он даже говорит, что, готовясь выйти, если будет утверждён старый состав редакции, он имел намерение “работать вдвое более” в качестве сотрудника»[210]210
  Мартов Ю. О. Письмо к П. Б. Аксельроду от 31 августа 1903 г. // Письма П. Б. Аксельрода и Ю. О. Мартова (1901–1916). Берлин: Русский революционный архив, 1924. С. 87.


[Закрыть].

Была бы воля Ленина, раскол тут же был бы устранён. Но едва ли не истеричная реакция меньшинства сделала соглашение невозможным. Потерпев поражение на съезде, группа Мартова начала наступление на большинство в целом и Ленина в частности. Юлий Осипович издал брошюру, в которой обвинил Ленина в создании «осадного положения» в партии. Атмосфера накалялась пропорционально важности вопросов, поставленных на карту. Осип Пятницкий, ответственный за распределение «Искры» в Берлине, вспоминал удивление и растерянность среди рядовых членов партии, знакомившихся с отчётами со съезда:

«Мы заслушали доклады обеих сторон о съезде, и сразу же началась агитация за то и другое направление. У меня получилась раздвоенность. С одной стороны, мне было жаль, что обидели Засулич, Потресова, с которыми я познакомился в Берлине, и Аксельрода, выкинув их из редакции “Искры”. <…> С другой стороны, я целиком стоял за организационную структуру партии, предложенную Лениным. Логика моя была с большинством, чувства мои (если можно так выразиться) – с меньшинством»[211]211
  Пятницкий О. А. Записки большевика // Избранные воспоминания и статьи. М.: Политиздат, 1969. C. 57.


[Закрыть].

Пятницкий был не одинок в своём отношении к расколу:

«…Известие о расколе на II съезде ударило нас как обухом по голове, – писал Луначарский. – Мы знали, что на II съезде будут последние акты борьбы с “Рабочим делом” [“экономистами”], но, чтобы раскол прошёл такой линией, что Мартов и Ленин окажутся в разных лагерях, а Плеханов “расколется” пополам, – это нам совершенно не приходило в голову. Первый параграф устава? Разве стоит колоться из-за этого. Размещение кресел в редакции? Да что они, с ума там сошли, за границей?»[212]212
  Луначарский А. В. Владимир Ильич Ленин // Силуэты: политические портреты / А. Луначарский, К. Радек, Л. Троцкий. М.: Политиздат, 1991. С. 37.


[Закрыть]

Это высказывание Луначарского, который стал одним из главных помощников Ленина на ближайшие несколько лет, замечательно отражало реакцию большинства членов партии к разделению на Втором съезде. Подавляющая часть партийцев была против раскола, действительное значение которого не было ясно даже главным действующим лицам.

Смятение в рядах рядовых партийцев можно понять. Никто не замечал никаких очевидных политических разногласий между большинством и меньшинством. Несмотря на прискорбное поведение мартовцев, чьи злобные атаки и бойкот работы партии отражали уязвлённое самолюбие отдельных интеллигентов, не желавших подчинять свои личные предпочтения воле большинства, действительные различия между большевизмом и меньшевизмом ещё далеко не определились. Зачатки этих различий действительно восходят к 1903 году, но в тот момент они ещё не приобрели политического содержания. Это было просто различие в отношениях: одни были «мягкими», другие «твёрдыми». Между тем столкновение этих двух тенденций, несомненно, предвещало будущий раскол на большевиков и меньшевиков, который окончательно случился в 1912 году. И все эти без малого десять лет Ленин принципиально пытался добиться объединения. Сам Ленин так объяснял причину расхождения:

«Рассматривая поведение мартовцев после съезда, их отказ от сотрудничества (о коем редакция ЦО их официально просила), их отказ от работы на ЦК, их пропаганду бойкота, – я могу только сказать, что это безумная, недостойная членов партии попытка разорвать партию… из-за чего? Только из-за недовольства составом центров, ибо объективно только на этом мы разошлись, а субъективные оценки (вроде обиды, оскорбления, вышибания, отстранения, пятнания etc. etc.) есть плод обиженного самолюбия и больной фантазии»[213]213
  Ленин В. И. Рассказ о II съезде РСДРП // Полн. собр. соч.: В 55 т. 5-е изд. М.: Политиздат, 1967. Т. 8. С. 19.


[Закрыть].

Отказывая Ленину в примирении, мартовцы развернули агитационную кампанию. Они были особенно сильны за границей: располагали деньгами, устанавливали тесные связи с вождями европейской социал-демократии. В сентябре 1903 года группа Мартова сделала первый шаг в направлении раскола: она создала Бюро меньшинства с целью захвата руководящих органов партии всеми доступными средствами. Мартовцы приступили к изданию своей фракционной литературы для распространения в России. Несмотря на это, Ленин по-прежнему возлагал надежды на примирение. 4 октября 1903 года состоялась встреча, на которой Ленин, Плеханов и Ленгник представляли большинство, а Мартов, Аксельрод, Засулич и Потресов – меньшинство. Большинство выразило готовность пойти на уступки, а меньшинство выступало ни много ни мало за полный пересмотр решений съезда. Стало ясно, что соглашения не будет. Ведь принять требования меньшинства – значит повернуть время вспять, вернуться к тому положению дел, которое было до Второго съезда.

У фракционной борьбы есть своя логика. Не признав итоги Второго съезда, встав на защиту организационного хаоса под маской борьбы с централизмом, меньшинство в итоге заняло такую позицию по отношению к организационным вопросам, которая очень напоминала позицию «экономистов», с которыми у него ещё недавно были натянутые отношения. Непредвиденный «блок» «мягких» искровцев с правым крылом «экономизма», который не ускользнул от внимания Ленина на Втором съезде, постепенно превращался в слияние. Крайний «экономист» Акимов с едкой иронией отмечал приближение меньшинства к старым оппортунистическим взглядам «экономизма»:

«Это приближение “мягких” искровцев к “так называемым экономистам” в организационных и тактических вопросах признаётся решительно всеми, кроме самих “мягких”, которые, однако, тоже сознают, что “у экономистов нам многому следует поучиться”.

Делегаты “Союза” [то есть “экономисты”] уже на [Втором] съезде поддерживали “меньшинство” и вотировали за формулировку Мартова. Теперь все без исключения члены бывшего “Союза” [то есть подконтрольного “экономистам” “Союза русских социал-демократов за границей”] находят тактику “мягких” более правильной и видят в ней уступку своим взглядам. “Петербургская рабочая организация” [то есть “экономисты”], прекращая своё существование, заявила о своей солидарности с “меньшинством”»[214]214
  Акимов (Махновец) В. П. Очерк развития социал-демократии в России. СПб.: Изд-во О. Н. Поповой, 1906. C. 136.


[Закрыть].

Различия достигли своего апогея на Втором съезде «Заграничной лиги русской революционной социал-демократии», состоявшемся в Женеве в октябре 1903 года. После съезда РСДРП меньшинство искало точку опоры. Выбор пал на «Заграничную лигу», которая представляла собой немногим большее, чем просто «бумажную» организацию (на её счету, к примеру, было несколько брошюр), и которая вела почти нулевую революционную деятельность (что было логично, учитывая перенос центра тяжести внутрь России). Сразу после раскола мартовцы созвали конференцию Лиги в Женеве. Это было сделано фракционным путём: известных сторонников большинства просто не информировали о встрече, а сторонников меньшинства привезли даже из далёкой Великобритании. Взвешивая каждое слово, Ленин выступил с докладом о Втором съезде РСДРП, но его речь была встречена резкой атакой Мартова, который отравлял атмосферу съезда с самого начала.

На Втором съезде РСДРП Лига была признана единственной заграничной организацией партии, имеющей права местного комитета партии. Это означало, что руководство Лигой сохранялось за Центральным комитетом. Однако меньшинство, укрепившееся в Лиге, добилось принятия Лигой нового устава, делавшего её автономной от ЦК организацией и оплотом для фракционной работы против большинства. Ф. В. Ленгник от имени Центрального комитета потребовал приведения устава Лиги в соответствие с партийным уставом, и, после того как это требование осталось без внимания, рассерженные большевики покинули съезд Лиги.

Осип Пятницкий, в то время молодой технический работник «Искры», так описал своё недоумение по поводу той озлобленной фракционной атмосферы, которая царила на конференции, где силы большинства и меньшинства разделились поровну:

«Открылся съезд лиги 26 октября 1903 г. С одной стороны сидели меньшевики, с другой – большевики. Я соображал, куда же мне сесть? Оказалось, что один только я твёрдо не примкнул ещё ни к одной стороне. Я сел с большевиками и голосовал с ними. Большевиками руководил Плеханов. 28 октября после гнусных выпадов Мартова в своём содокладе против Ленина и против сторонников большинства II съезда большевики, кроме члена бюро и секретаря II съезда лиги (Ортодокса и Конягина), во главе с Плехановым покинули в виде протеста съезд. Я же остался на съезде. Для меня было ясно, что уход большевиков – большинства ЦК, ЦО и Совета партии – заставит меньшинство или подчиниться решениям II съезда, или же пойти на раскол. Но что я мог сделать? Ничего. Сидя на съезде лиги после ухода большевиков, я решил стать твёрдо и решительно на их сторону и также покинул съезд…»[215]215
  Пятницкий О. А. Записки большевика // Избранные воспоминания и статьи. М.: Политиздат, 1969. C. 61.


[Закрыть]

На спешно организованной встрече в кафе неподалёку Плеханов с возмущением осудил поведение меньшинства и предложил план борьбы с ним. В глубине души, однако, он предчувствовал что-то неладное. Если изначально он поддерживал Ленина, точку зрения которого он считал безусловно верной, то теперь, глядя на непреодолимую пропасть, которая всё больше отделяла большинство от прежних друзей и коллег, сила духа Георгия Валентиновича стала ослабевать. Плеханова терзали сомнения. Правильно ли он поступил, встав на сторону Ленина? Стоило ли разрывать отношения ради нескольких пунктов устава? Вместе с Лениным он пошёл на уступки меньшинству, но меньшинство потребовало полной капитуляции большинства. Стоила ли игра свеч? Почему бы, в самом деле, не вернуть старую редколлегию ради примирения? В конце концов прежняя система, несмотря на все её недостатки, была лучше той, которая сложилась сейчас.

Юлий Мартов, один из лидеров меньшевиков

Владимир Ильич, готовый пойти на уступки, рассматривал вариант с кооптацией прежних редакторов. Но опыт показывал, что каждая уступка только увеличивала непримиримость меньшинства. Ленин был вынужден поднять перчатку, брошенную к его ногам, так как дальнейшие уступки нанесли бы партии непоправимый вред. Разрыв с Мартовым оставил глубокий шрам в душе Ленина, который позже признался Крупской, что это было самым трудным решением в его жизни. Интересы партии, рабочего класса и социализма были, однако, важнее личных соображений.

Плеханов же был из другого теста. Он уже начинал «тонуть в мёртвой, тянущей ко дну эмигрантщине»[216]216
  Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине: В 10 т. М.: Политиздат, 1989. Т. 2: Н. К. Крупская. С. 38.


[Закрыть] и был неспособен перейти в новый – революционный – исторический период, который предъявлял иные требования к партии и к её руководству. Удивляло в этой ситуации отнюдь не то, что Плеханов капитулировал, а то, что изначально он встал на сторону Ленина. Этот поступок Плеханова, который, по крайней мере, попытался сделать шаг в правильном, но не знакомом ему направлении, заслуживает уважения. Позднее, в 1909 году, Георгий Валентинович ещё раз повернул налево и вступил в блок с большевиками. Это, правда, была его последняя попытка, после чего он, к сожалению, уверенно свернул направо и последние годы своей жизни провёл в реакционно-патриотическом лагере. Троцкий однажды заметил, что, для того чтобы быть революционером, мало иметь одну теоретическую концепцию. Требуется ещё известная сила воли. Без неё революционер похож на часы со сломанной пружиной. Эта аналогия точно выражает ту слабую сторону Плеханова, которая, несмотря на огромный вклад Георгия Валентиновича в рабочее движение, окончательно подорвала и уничтожила его как революционера.

Итак, Плеханов предложил бороться против мартовцев. Но уже через несколько дней, вечером 18 октября, на частном совещании большинства он неожиданно повернул на сто восемьдесят градусов и выступил за мир любой ценой. Плеханов заявил своим коллегам, что он не в силах «стрелять по своим» и «что лучше пулю в лоб, чем раскол»[217]217
  Цит. по: Ленин В. И. Шаг вперёд, два шага назад // Полн. собр. соч.: В 55 т. 5-е изд. М.: Политиздат, 1967. Т. 8. С. 356.


[Закрыть]. Бывают моменты, добавил Плеханов, когда и самодержавие вынуждено делать уступки. Он выдвинул ультиматум: или его требования принимают, или он выходит из редколлегии. Отступничество Плеханова стало тяжёлым ударом для большинства. В ответ на это Ленин, по-прежнему не теряя надежды на примирение, вышел из редакции «Искры». Поведение Плеханова, однако, только усилило разлад. Мартовцы использовали этот момент, чтобы выдвинуть новые требования: кооптировать сторонников меньшинства в Центральный комитет и Совет партии и признать итоги Второго съезда «Заграничной лиги русской революционной социал-демократии». Капитулировав второй раз, Плеханов признал все эти требования, которые фактически отменяли все решения Второго съезда РСДРП.

Для большинства сложилось безрадостное положение. Меньшинство отныне контролировало центральный орган («Искру»), Лигу и Совет партии. В руках большинства теоретически остался только Центральный комитет. Но большинство было лишено голоса. Постепенно «Искра» прекратила публиковать на своих страницах статьи и письма сторонников большинства. Между тем меньшевики активно пользовались своими широкими связями и дружескими отношениями с вождями Социалистического интернационала. Большевики же почти не имели доступа к международной социалистической печати.

В своих мемуарах Мартын Николаевич Лядов вспоминает, как в разговоре с Карлом Каутским он услышал от него слова, сказанные с явным раздражением:

«Что вы хотите, мы вашего Ленина не знаем, он для нас человек новый. Плеханова и Аксельрода мы все хорошо знаем. Мы привыкли только в их освещении узнавать о положении вещей в России. Конечно, мы не можем поверить вашим утверждениям о том, что вдруг Плеханов и Аксельрод стали оппортунистами. Это нелепо»[218]218
  Лядов М. Н. Из жизни партии в 1903–1907 годах. Воспоминания. М.: Политиздат, 1956. С. 16.


[Закрыть].

Роза Люксембург

Когда Лядов обратился к ответственному редактору немецкой социал-демократической газеты «Форвертс» с просьбой публиковать в газете корреспонденции о состоянии рабочего движения в России, тот ответил ему, что «”Форвертc” не может уделить много места иностранному движению, в особенности русскому, которое так молодо и так мало может дать зрелому немецкому движению»[219]219
  Там же. С. 14.


[Закрыть]. В этом надменном, снисходительном тоне немецкого бюрократа уже предугадывалось будущее немецкого рабочего движения. Деятельность Социал-демократической партии Германии шла в стороне от разработки теоретических проблем. Выражая на словах преданность марксизму, немецкие социал-демократы занимались не более чем повседневными партийными делами и решением профсоюзных задач. Что может дать этим людям, которые располагали мощным профсоюзным движением и фракцией в рейхстаге, информация о внутренних спорах в небольшой зарубежной партии? Для подавляющего большинства немецких вождей интернационализм был книгой за семью печатями.

Наибольший ущерб делу большевиков был нанесён левым крылом Социал-демократической партии Германии. Вплоть до 1914 года Ленин считал себя сторонником Карла Каутского, который в среде немецких социал-демократов имел репутацию лидера ортодоксального марксизма. Но, когда Ленин попросил у Каутского место в журнале «Нойе цайт» для освещения деятельности большевиков, тот отказал ему. В одном из писем Каутский отмечал:

«Пока останется хоть тень надежды, что русские социал-демократы сами преодолеют свои разногласия, я не могу способствовать тому, чтобы немецкие товарищи узнали бы об этих разногласиях. Если они узнают о них из другого источника, тогда, конечно, нам придётся занять определённую позицию»[220]220
  Цит. по: История Коммунистической партии Советского Союза: В 6 т. / под ред. П. Н. Поспелова. М.: Политиздат, 1965. Т. 1. С. 524–525.


[Закрыть].

Под давлением меньшевиков Каутский выступил против Ленина. Правда, сделал он это осторожно. До тех пор пока раскол в России не нарушал привычного хода вещей в Социал-демократической партии Германии, не было никакой необходимости придавать ему большого значения. Немецкие социал-демократы надеялись, что конфликт разрешится сам собой. Если уж немецкая партия сумела обеспечить мирное сосуществование под одной крышей столь несхожих взглядов, в том числе правых идей Бернштейна и левых воззрений Парвуса и Розы Люксембург, то и российским товарищам по силам обойтись без раскола по тривиальным вопросам.

Таким образом, социалистические партии Западной Европы были знакомы только с аргументами меньшевиков. Роза Люксембург, введённая в заблуждение ложными и предвзятыми рассуждениями меньшевиков, даже написала статью, которую Каутский поместил в «Нойе цайт» под заголовком «Организационные вопросы русской социал-демократии». Много позже эта статья появилась на английском языке под названием, которое никогда не использовалось при жизни самой Розы Люксембург, а именно: «Ленинизм или марксизм?» В этой статье Люксембург повторяет меньшевистский вздор о Ленине как стороннике ультрацентрализма и диктаторских методов. Ленин направил Каутскому ответ на эту статью, но тот отказался её печатать. Один за другим Ленин разрушил все мифы, которые породили о нём меньшевики, – мифы, которые до сих пор культивируются врагами большевизма, – и дал заблаговременный ответ своим противникам:

«Тов. Люксембург говорит, например, что в моей книге [“Шаг вперёд, два шага назад”] отчётливо и ярко выразилась тенденция “не считающегося ни с чем централизма”. Тов. Люксембург полагает, таким образом, что я отстаиваю одну организационную систему против какой-то другой. Но на самом деле это не так. На протяжении всей книги, от первой до последней страницы, я защищаю элементарные положения любой системы любой мыслимой партийной организации. В моей книге разбирается не вопрос о различии между той или иной организационной системой, а вопрос о том, каким образом любую систему следует поддерживать, критиковать и исправлять, не противореча принципам партии»[221]221
  Ленин В. И. Шаг вперёд, два шага назад. Ответ Н. Ленина Розе Люксембург // Полн. собр. соч.: В 55 т. 5-е изд. М.: Политиздат, 1967. Т. 9. C. 39/


[Закрыть].

Позиция Розы Люксембург была далеко не случайной. Долгие годы она вела упорную борьбу с бюрократизмом и реформизмом в Социал-демократической партии Германии. С тревогой она наблюдала за объединением огромной профсоюзной армии и партийных функционеров в прочный консервативный блок. Она знала это явление лучше, чем кто-либо другой, – даже лучше Ленина, который не понаслышке был знаком с опытом немецкой социал-демократии. Роза Люксембург поняла, что в решающий момент классовой борьбы этот огромный бюрократический аппарат станет гигантским тормозом в развитии массового движения. Худшие опасения Розы Люксембург подтвердились в августе 1914 года. Всё произошло именно так, как она предполагала.