Текст книги "Агрессивность человека. Том 2. Социальная и этническая психология агрессии"

§ 3. Действительно ли агрессивное поведение уменьшает агрессивность

Что происходит в психике человека после того, как он совершил агрессивные действия? Как мы уже видели, в современной психологии предложены две противоположные концепции по этому вопросу: психоаналитическая и бихевиористская.

Мы уже видели, что психоаналитическая концепция опирается на идею З. Фрейда о том, что совершение агрессивных действий приводит к катарсису и человек освобождается от части своей агрессивности, враждебности. Душа как бы очищается от злости, которая накопилась в результате предыдущих фрустраций. Считается, например, что игра, во время которой от участников требуются агрессивные действия, делает их более мирными, неагрессивными вне игровой ситуации.

Второй подход – бихевиористский или, вернее, необихевиористский. Обычно бихевиоризм критикуется за поверхностное отношение к явлениям психической жизни, за игнорирование тех тонких процессов, которые происходят во внутреннем мире людей. Эта критика особенно справедлива тогда, когда направлена в адрес классического бихевиоризма Дж. Уотсона и некоторых его современных последователей, например Б. Скиннера.

Однако экспериментальный подход бихевиористов все же позволил подвергнуть сомнению и проверке целый ряд утверждений теоретиков и клиницистов, благодаря чему получены новые данные и новое понимание многих явлений. Это касается и обсуждаемой нами проблеме: действительно ли агрессивное поведение, в частности, совершение социально приемлемых форм агрессии, приводит к ослаблению агрессивности человека? Как мы видим, психоаналитики отвечают на этот вопрос положительно и во многих случаях они правы. Но всегда ли? О некоторых исключениях и дополнительных условиях мы уже знаем. Продолжим обсуждение данного вопроса с привлечением других фактов.

Бихевиористы, особенно Л. Берковиц, на основе анализа экспериментальных данных по социальному обучению (и научению) пришли к выводу, что нет прямых и убедительных доказательств этого утверждения. Нет доказательств, что игра сокращает агрессивность, то есть что она приводит к катарсису. Игры, носящие характер состязаний и соперничества, не уменьшают агрессивность игроков. Мы уже знаем, что наблюдение за агрессивными действиями других, которое тоже, казалось бы, должно было иметь катартическое воздействие, приводит к обратным результатам: оно усиливает агрессивность наблюдателей.

Представляют интерес и результаты следующего эксперимента: испытуемые взаимодействуют с человеком, который вызывает у них гнев. Затем группу разделяют на две части. Первой подгруппе разрешают выразить свой гнев и враждебность перед приятным для них собеседником. Члены второй подгруппы не имели собеседника и просто ждали следующего этапа эксперимента. Спустя некоторое время провели тестовую проверку и выяснили, что члены первой подгруппы в целом больше возбуждены, чем даже в ситуации своей фрустрации (общения с неприятным для себя человеком). И, что еще более важно, чувствовали к фрустратору более сильную антипатию, чем раньше. Все эти параметры у второй группы оказались значительно более слабыми[55]55
  См.: Kahn M. The physiology of catharsis.-“Journal of Personality and Social Psychology”, 1966, 3, Pp. 278–286.


[Закрыть].

Итак, мы видим, что члены первой подгруппы испытуемых М. Кана, выразив словесно свою агрессивность перед симпатичным для себя собеседником, стали более агрессивными, чем те, у которых, в условиях одинаковой фрустрации, собеседника не было. Они не смогли выражать свою агрессивность каким-либо видимым способом и просто ждали. Таковы факты. Но как и чем их объяснить? Почему словесное и невербальное выражение агрессии в беседе усиливает тенденцию к новым агрессивным действиям, а также связанные с ней эмоции враждебности? Отвечая на этот вопрос, мы тем самым укажем на одну из причин данного явления.

Мы полагаем, что в этих экспериментах, а также в сходных ситуациях реальной жизни, важную роль играет симпатичный собеседник. Слушая внимательно и соглашаясь с человеком, говорящим о своем недовольстве и злости к фрустратору, он тем самым положительно подкрепляет эти реакции, как бы показывая, что фрустрированный субъект прав в своем возмущении. Это важный, иногда даже решающий социально-психологический фактор. Здесь уместно вспомнить знаменитые опыты Соломона Аша по исследованию конформизма. Во время этих экспериментов, когда подлинный (“наивный”) испытуемый остается один со своим мнением против единодушной группы, он начинает сомневаться в правильности своего мнения даже о простых явлениях. У одиноких нонконформистов могут даже появляться мысли о том, не сумасшествие ли это, когда все говорят одно, а он сам – другое. Но положение резко меняется, когда к нему присоединяется еще один член группы! Это уже социальная поддержка, которая воспринимается так: значит, я не один и я не сумасшедший, я прав! В таких случаях образуется пусть маленькая, но группа из двух человек, диада. Теперь уже его члены не боятся слыть странными и могут продолжить борьбу.

Точно так же социальная поддержка агрессивности создает у личности уверенность в справедливости и оправданности своего гнева и готовности к агрессивным действиям. В значительной степени уменьшаются также тревога и страх перед возможным наказанием.

Другим доказательством бихевиористской точки зрения является то, что когда людям разрешают совершить агрессивные действия и не наказывают, их агрессивность, то есть склонность совершить новые агрессивные действия, усиливается. Нанесение вреда другому лицу усиливает враждебные чувства агрессора к своей жертве, поэтому от него следует ждать новых, еще более интенсивных и разрушительных агрессивных актов. К этому выводу на основе своих экспериментов пришел М. Кан в упомянутой выше статье.

Этот вывод помогает нам понять, каким образом формируются садисты, в том числе сексуальные: безнаказанность приводит к еще большему усилению их агрессивности к жертвам и они совершают все новые и новые преступления. Здесь можно заметить интересное явление: постепенно у таких индивидов создается представление, образ обобщенной жертвы. Одни из них убивают только молодых женщин определенной внешности (например, белокурых), другие – только мальчиков и т. п. Примеров тому очень много, о них часто пишут газеты.

Вывод М. Кана, Л. Берковица и других бихевиористски ориентированных исследователей противоречит психоаналитической концепции, согласно которой подавление агрессивных желаний усиливает эти желания. То же самое они утверждают о подавлении сексуальных желаний. Оказалось, что это неверно, во всяком случае – в значительном числе случаев. Чем больше человек действует агрессивно, тем сильнее его тенденция и дальше действовать агрессивно.

Как считает, например, Э. Аронсон, такого результата следовало ожидать исходя из теории когнитивного диссонанса: когда человек высказывает агрессивные суждения или совершает физические агрессивные действия, то его поведение требует от него дополнительного оправдания. Осуществляя такое самооправдание, индивид пользуется двумя сериями аргументов: с помощью одной он подчеркивает отрицательные качества объекта агрессии, другая же используется для дискредитации его положительных черт. Вследствие этого ненависть к жертве еще больше усиливается. Люди, которые получают удовольствие от собственных агрессивных действий, охотно включаются в такого рода затяжную активность. Этим путем они самоутверждаются.

Здесь можно отметить одно важное явление, более глубокое исследование которого позволит расширить наши представления о внутрипсихических аспектах человеческой агрессивности, а также психической активности вообще. Явление это следующее: самооправдывающие аргументы и дискредитация жертвы, представляющие собой разновидности рационализации, усиливают агрессивность человека. Иначе говоря, механизмы рационализации и атрибуции как бы приходят на подмогу механизму агрессии, сочетаются с ним, образуя адаптивный комплекс. Как нетрудно догадаться, такой комплекс характерен для садистов – индивидов и даже некоторых сверхагрессивных этнических групп с садистическими тенденциями. По-видимому, наличие или отсутствие данного комплекса может служить одним из критериев классификации этносов и наций.

§ 4. Как разрешить это противоречие?

Итак, между психоаналитическим и бихевиористическим подходами к оценке роли катарсиса в ослаблении агрессивности существует противоречие. Напомним: психоаналитики утверждают, что когда фрустрированный человек совершает агрессивные действия, то успокаивается, его агрессивность идет на убыль. Бихевиористы же с помощью эмпирических исследований обнаружили, что совершение агрессивных действий, наоборот, усиливает агрессивность человека и его готовность совершить новые и более интенсивные агрессивные действия. Как преодолеть это противоречие, когда известно, что часть случаев соответствует первой теории, а другая часть – второй?

Филипп Зимбардо, один из самых известных социальных психологов США, считает, что это противоречие можно лучше понять и даже разрешить, если провести различие между выражением эмоций и агрессивными действиями (или наблюдением за подобными действиями других, так называемых социальных моделей). Когда чувства выражаются с помощью речи, плача или смеха, тревога личности уменьшается, а самочувствие улучшается. Но когда совершаются агрессивные действия, направленные на противника (словом или делом, прямо или косвенно), то тенденция, то есть внутренний мотив совершения агрессивных действий, не уменьшается, не становится слабее. Поэтому Ф. Зимбардо советует, что лучше научиться разрешать конфликты между фрустратором и его жертвой с помощью бесед, переговоров, а не насилием[56]56
  См.: Zimbardo Ph.G. Psychology and Life (11th Ed.). Glenview and London, 1985, Pp.630–633.


[Закрыть].

При исследовании этих вопросов следует также иметь в виду, что роли фрустратора (агрессора) и жертвы со временем могут меняться: жертва может стать агрессором, а прежний агрессор – жертвой. Это уже из области психологии реванша и мести, которая, кстати, как на индивидуальном, так и на групповом уровнях слабо разработаны. Иногда же возникает еще более сложная ситуация: одна и та же личность (или группа) в одном отношении может быть агрессором, а в другом – жертвой. Например, мелкий служащий на месте своей службы может быть жертвой своего агрессивного босса, а в семье – агрессором для своей жены. Эти различия сочетаемых социальных ролей всегда надо иметь в виду, когда мы пытаемся понять, почему агрессивные действия не ослабляют враждебность совершающего их человека. Если человек одновременно и агрессор, и жертва, тогда он может быть перманентно агрессивным, так как часто фрустрируется и всегда имеет такой объект агрессии, который, будучи неспособен на отпор, может стать его жертвой.

Агрессивность, по-видимому, эффективнее можно уменьшить не с помощью агрессивных действий, а совершением других действий и деятельностей, в которых агрессия человека в определенной мере сублимирована.

Говоря о роли внешних факторов в обучении агрессии и усилении агрессивности, мы отметили роль кино и телевидения. Исследования американских психологов показали. что просмотр телефильмов со сценами насилия усиливает агрессивность зрителей, особенно детей и подростков. Из таких фильмов дети узнают, что насилие – весьма часто встречающееся явление в жизни общества, что оно нередко поощряется, очень часто оправдывается, и что агрессивное поведение больше подходит мужчинам, чем женщинам и т. п.[57]57
  Еще раз укажем, что с обзором этих исследований можно ознакомиться в следующих книгах: Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия. СПб, “Питер”, 1997; Майерс Д. Социальная психология. СПб, “Питер”. 1997, гл.12; Крэйхи Б. Социальная психология агрессии. СПб, “Питер”, 2003, и др.


[Закрыть]

Более того, наблюдая все эти сцены, дети начинают формировать гипертрофированное представление об угрозе их жизни со стороны агрессивных людей. Они становятся запуганными и недоверчивыми, особенно к незнакомым людям. Если дети с раннего возраста наблюдают много агрессивных сцен (в жизни, в кино или на телеэкране), то возникающая в них агрессивность сохраняется и в дальнейшей жизни. Об этом свидетельствуют продольные исследования, о которых мы уже знаем.

Подобные исследования привели психологов к заключению, что нельзя считать правильным психоаналитическое представление о том, что наблюдение сцен насилия приводит к катарсису и ослаблению агрессивности зрителей. Происходит обратное: наблюдая агрессивные сцены, дети становятся более толерантными к агрессивности других. Тем самым уменьшается вероятность того, что они, даже став взрослыми, будут активно вмешиваться с целью предотвращения агрессивных действий других людей. У таких индивидов в недостаточной мере развивается готовность брать на себя ответственность. Они не вмешиваются в драку и не разводят дерущихся людей, так как боятся, что их могут обвинить в чем-либо. Все это касается как детей и подростков, так и взрослых.

Когда вся национальная культура насыщена агрессивностью, когда люди наблюдают много сцен насилия, то она может приобрести характер эпидемии национального масштаба. В такой социальной среде люди становятся безразличными к судьбе друг друга. Это благоприятная среда для распространения такого крайне отрицательного и опасного явления, как безразличный свидетель чужого страдания и горя. Данное явление в последние десятилетия стало предметом пристального внимания социальных психологов (С. Милграм, Б. Латане́ и другие).

Когда насилие становится повседневным и сочетается с юмором, тогда бдительность людей притупляется, они становятся более терпеливыми к нарушениям морали вообще и не оказывают противодействия насилию. Между тем только своевременный и решительный отпор может предотвратить распространение насилия. Эти задачи чрезвычайно актуальны в период быстрых и радикальных социальных изменений, сопровождающихся проявлениями социальной дезорганизации, происходящих в настоящее время во всем мире, особенно в тех странах, которые совершают переход от одной общественной формации к другой.

§ 5. Катарсис как механизм предотвращения агрессии

Мы уже подробно изложили современное психологическое понимание катарсиса, касались также вопроса о том, уменьшает ли он агрессивность человека, его тенденцию совершать агрессивные, насильственные и разрушительные действия. Для полноты представления о способах предотвращения агрессии здесь мы вновь, сугубо кратко, коснемся этого вопроса, добавляя ряд новых соображений и проблем для дальнейшего исследования.

Общепризнанным следует считать точку зрения, согласно которой если что-то привело человека в состояние агрессивности, то возможность выполнения каких-либо действий, дающих разрядку, приводит к двум основным результатам: а) позволяет ему чувствовать себя лучше, то есть снизить уровень активации, психофизиологического возбуждения организма; б) ослабляет его тенденцию к вовлечению в агрессивные межличностные отношения. Эксперименты, проведенные в последние десятилетия, показывают, что правильно только первое из этих двух заключений.

В экспериментах Дж. Хокансона и его коллег, как мы помним, испытуемых вначале приводили в аффективное состояние гнева, после чего давали возможность действовать агрессивно по отношению к фрустратору (экспериментатору) или других лиц. Были предоставлены три пути агрессивного поведения: а) нанесение электрических ударов, то есть производство физической агрессии; б) вербальная агрессия, которая проявляется, когда испытуемый отвечает на вопросы опросника; в) агрессия в воображении, что имеет место при применении проективных тестов. В ходе этого эксперимента снимались физиологические характеристики уровня активации: число ударов сердца в минуту, кровяное давление и т. д. Это делалось для определения того, какие формы агрессии успешнее всего снижают уровень активности, напряжения и гнева. Результаты эксперимента показали, что в целом наиболее эффективна прямая физическая агрессия против фрустратора или близких ему лиц. Другие же формы агрессии (направление агрессии против невинных людей или воображаемые агрессивные действия) не приводят к заметному уменьшению агрессивности.

Почему это так? Мы полагаем, что указанные выше непрямые формы агрессии неэффективны не только потому, что фрустратор остается невредимым, но в неменьшей степени потому, что их применение приводит к вторичной фрустрации личности. Например, создание воображаемых ситуаций, в которых фрустрированная личность “побеждает” своих врагов, может затем, при более трезвом подходе и при новых встречах с неприятной реальностью, убедить человека, что он бессилен против фрустратора. Такого рода суждения могут привести к снижению самооценки личности, то есть к вторичной фрустрации ее я-концепции (самосознания и самооценки). Такая фрустрация может оказаться даже сильнее привычной, не говоря уже о том, что эти две фрустрации обычно суммируются. Вторичная фрустрация сильнее выражена у лиц с высоким уровнем развития самосознания и совести, то есть у морально более развитых, зрелых личностей. Развитость моральных установок особенно важна как фактор вторичной фрустрации тогда, когда человек, бессильный против фрустратора, выбирает в качестве жертвы своей замещающей агрессии невинного человека, например ребенка. Как понимает читатель, эти идеи было бы хорошо обосновать с помощью опытных данных.

Полностью соответствует житейской реальности заключение Дж. Хокансона о том, что наибольшее облегчение приносит агрессия против того, кто нас провоцировал. Но такие мстительные действия могут усилить тенденцию человека и в дальнейшем совершать сходные действия, поскольку мщение приятно мстителю и самоподкрепляется как форма агрессии. Поэтому нельзя сказать, что агрессия против фрустратора автоматически снижает уровень агрессивности и вероятность новых агрессивных действий.

Что же касается утверждения, будто относительно “безопасные” агрессивные действия оказывают катартическое действие и уменьшают вероятность совершения новых опасных форм поведения, то полученные данные в целом не подтверждают это представление. Такой катартический эффект наблюдается только в специфических условиях, но в большинстве ситуаций вообще не возникает.

Во-первых, многие экспериментальные факты свидетельствуют о том, что людей в гневе невозможно отвлечь от агрессивных действий путем показа сцен насилия, включающих не их фрустратора, а других людей[58]58
  Berkowitz L. and Alioto J.T., The meaning of an observed event as a determinant of its aggressive consequences. – “Journal of Personality and Social Psychology”, 1973, 28, Pp. 206–217.


[Закрыть]. Наоборот, такие процедуры даже усиливают агрессию.

Во-вторых, создание возможности для сердитых людей совершить агрессивные действия против неодушевленных предметов не представляется эффективным в смысле ослабления их тенденции направлять такие действия против людей, которые провоцируют их. Есть данные, свидетельствующие о том, что последующие агрессивные действия под воздействием таких процедур даже облегчают совершение насильственных действий[59]59
  Vfllick S.K. and McCandless B.R. A study of catharsis of aggression.-“Journal of Personality and Social Psychology”, 1966, 4, Pp. 591–596.


[Закрыть]. Хотя пинок по мебели, разбрасывание подушек и другие подобные действия улучшают самочувствие, тем не менее сомнительно, чтобы они предотвратили прямые агрессивные действия, направленные на других людей.

В-третьих, вербальная агрессия против других тоже, по всей вероятности, не ослабляет тенденцию к последующим прямым агрессивным действиям против фрустратора. Результаты некоторых исследований даже показывают, что имеет место прямо противоположное[60]60
  Ebbensen E.B., Duncan B. and Konecni V., Effects of content of verbal aggression. A field experiment. – “Journal of Exper.Social Psychology”, 1975, 11, Pp. 192–204.


[Закрыть]. Это означает, что возможность высказаться усиливает тенденцию к совершению физических агрессивных действий.

А что же происходит с агрессивностью человека, когда он получает возможность подвергать агрессивным действиям именно тех, кто его провоцировал? Может быть в этом случае происходит катарсис? Если так, то уже во второй раз агрессивность фрустрированной личности должна резко уменьшаться. Для проверки этого предположения проведены эксперименты, но полученные результаты противоречивы. В одном случае агрессивность человека еще больше усиливается, в другом же – уменьшается[61]61
  Konecni V., Ebbensen E.G., Desinhibition versus the cathartic effect: Artefact and substance.-“Journal of Personality and Social Psychology”, 1976, 34, Pp. 352–365.


[Закрыть].

Обобщив эти противоречивые данные, Р. Бэрон и Д. Бирн выводят три заключения: а) если катарсис имеет место, то лишь в исключительных условиях: он не является таким уж широко распространенным и общим явлением, как предполагали раньше; б) по крайней мере в некоторых ситуациях возможность нанесения прямого вреда тем людям, которые фрустрировали и разгневали нас, усиливает агрессию в новых ситуациях, а не ослабляет, как полагали раньше.

Эта проблема вызывает целый ряд идей, которые здесь мы бы хотели высказать. Мы полагаем, что в описанных случаях – когда и в новых ситуациях агрессивность усиливается вместо ожидаемого по теории катарсиса ослабления – имеет место диссонанс и “вовлечение” личности: совершая агрессивные действия, человек, чтобы оправдать их, начинает приписывать своей жертве отрицательные качества и злые намерения. Такие атрибуции становятся психологической основой для совершения новых агрессивных действий еще большей интенсивности, а также для генерализации этих действий и агрессивности в целом.

Наша гипотеза состоит в том, что если имеет место такая атрибуция (и проективная атрибуция собственных черт и мотивов) и вовлечение, агрессия должна усиливаться и в новых ситуациях. При отсутствии же таких внутренних процессов агрессивность в новых условиях теряет свою интенсивность. Агрессор может нуждаться в оправдании своих агрессивных действий “вокруг фрустратора” по разным причинам: а) если чувствует, что его агрессивная реакция была неадекватно интенсивной по сравнению с провоцировавшими его действиями фрустратора; б) если у него в прошлом была накоплена агрессивность и теперь, имев жертву, она разряжается, но для более полной разрядки нужен ряд встреч с жертвой; в) вследствие особой структуры я-концепции; г) по той причине, что данный тип людей ему не нравится.

Эта гипотеза, по нашему мнению, объясняет, почему в различных экспериментах получены различные, порой противоречивые результаты. Следует учесть индивидуальность испытуемых и их внутренние защитные процессы – рационализацию, проекцию и другие.

Если вернуться еще раз к выводам Р. Бэрона и Д. Бирна, то последним из них является следующий: хотя участие в катартической активности иногда уменьшает открытую агрессию, полезные аспекты этого процесса в прошлом преувеличивались.

Мы полагаем, что опора на вышеизложенную гипотезу поможет объединить разрозненные факты и создать основы научной социально-психологической теории катарсиса. Преимуществом нашей гипотезы является то, что она связывает проблему катарсиса с широкой проблематикой психологии личности: с защитными механизмами и процессами, с процессами внутреннего и внешнего оправдания собственных действий (отсюда – выход в проблематику теории когнитивного диссонанса), с особенностями я-концепции личности и т. п. Катарсис существует, но у разных людей, вследствие специфической структуры их личности, катартические способности различны. Мы полагаем, что эта способность связана с другой – со способностью к сублимации собственной агрессии.

Отсюда можно перейти к новой типологии людей по критерию способности к катарсису и сублимации агрессивности. Здесь, по-видимому, открываются возможности новых широких исследований.