Текст книги "Агрессивность человека. Том 2. Социальная и этническая психология агрессии"

§ 11.Еще один способ смягчения агрессии – игнорирование агрессивным поведением

Одним из путей подавления агрессивного поведения другого – это игнорирование этим поведением, сочетаемое с поощрением неагрессивного поведения. Этот подход основан на предположении, что дети и даже взрослые часто ведут себя агрессивно, чтобы привлечь к себе внимание. Быть наказанными для них предпочтительнее, чем невнимание, игнорирование. Если у человека налицо потребность во внимании в такой болезненной степени, то наказание воспринимается им как поощрение. Если в семье родители мало интересуются детьми, то дети, совершая агрессивные действия, стараются привлечь к себе их внимание.

Эти предположения проверялись экспериментально и были подтверждены. Во время одного эксперимента, который был проведен в детдоме, психологи попросили педагогов игнорировать агрессивным поведением детей, но быть подчеркнуто внимательными к тем детям, которые совершают неагрессивные полезные действия: играют в дружеской атмосфере, спешат на помощь другим, сотрудничают, вообще ведут себя просоциально. К ним педагоги должны были относиться особенно хорошо. Через несколько недель было отмечено заметное уменьшение числа совершаемых агрессивных действий.

В другом эксперименте, описание которого тоже мы берем из книги Э. Аронсона, было показано, что фрустрация не обязательно ведет к агрессивному поведению. Она может привести даже к конструктивному поведению, если в процессе предварительной тренировки такое поведение стало для человека достаточно привлекательным. Во время этого опыта дети по четыре играли группами. Некоторые из групп поощрялись за конструктивное поведение, а другие – за соперничество и агрессию. Затем детей фрустрировали: этого достигли тем, что им обещали показать серию интересных фильмов. Показ фильма начали и давали вдобавок конфеты. Однако внезапно показ фильма прекратили в самом интересном месте, конфеты тоже были убраны. После этого детям разрешили играть как им хочется. Те из них, кто был приучен конструктивному поведению, проявили меньше агрессивности и больше конструктивной деятельности, чем остальные.

Последнее исследование очень интересно, в частности, в том отношении, что свидетельствует о возможности целенаправленного формирования у детей и даже взрослых адаптивных механизмов высшего уровня – конструктивных, творческих форм поведения, и сокращения примитивных форм защитного поведения. Возможно, что при формировании таких адаптивных и компенсаторных форм деятельности некоторую роль играет сублимация агрессивности, но это еще предстоит доказать.

Психологи считают результаты описанных экспериментов обнадеживающими. Поскольку никто не может создать социальную среду, полностью свободную от фрустраторов, детей надо и, как показали опыты, можно учить правильно реагировать на фрустрирующие воздействия. Самыми продуктивными и привлекательными являются конструктивные формы поведения, в результате которых получаются новые результаты. Именно этот механизм психологической компенсации действует тогда, когда фрустрированный ученый или инженер, писатель или художник с головой уходят в свою работу и создают новые ценности.

§ 12. Несовместимые реакции и агрессия

Поскольку катарсис и, как мы увидим в следующей главе, наказание тоже, не всегда эффективны в качестве способов предотвращения агрессии, психологи ищут другие, дополнительные средства. При этом они исходят из того общего положения, что, как и все остальные живые существа, человек не способен одновременно совершать два несовместимых действия. Так, невозможно одновременно и мечтать, и читать, готовиться к экзамену и смотреть телевизор, вести машину и заниматься страстной любовью[74]74
  См.: Baron R.A. and Byrn D. Social Psychology, Pp. 445–446.


[Закрыть]. Исходя из этого считают, что если создать у потенциальных агрессоров эмоциональное состояние, несовместимое с гневом и агрессивными действиями, можно предотвратить их агрессию. Следует добавить, что и потенциальный агрессор сам, если предвидит возможные отрицательные последствия своих действий, может создать у себя такие эмоциональные состояния. Это усилит самоконтроль и предпочтительнее, чем прямой запрет самому себе не совершать какие-либо действия.

Особенно эффективными оказываются такие психические состояния, как эмпатия и установка на ироническое, шутливое отношение к окружающему. Еще лучше, если последнее сопровождается смехом. Поскольку о роли юмора и смеха в качестве средств, подавляющих агрессию, мы уже говорили, добавим несколько слов о роли эмпатии.

В целом ряде экспериментов показано, что когда агрессоры непосредственно воспринимают признаки боли и страдания своих жертв, они часто резко сокращают силу своих нападений на свои жертвы. Те же, кто не воспринимает такие знаки, не снижает интенсивность своих нападений. Одним из возможных объяснений является следующее: восприятие признаков страдания жертвы (его стонов, просьб, криков, страдальческого выражения лица, плача и т. п.) вызывает у агрессоров эмпатию, вследствие чего продолжение агрессивных действий затрудняется. Агрессоры при этом переживают чувство вины, сожаления, даже угрызения совести за уже содеянное. Чтобы прекратить эти свои неприятные переживания, они прекращают агрессию и покидают социальную сцену.

Но при этом возникает очень любопытная проблема, которая, насколько нам известно, не обсуждается психологами. Она состоит в следующем: означает ли такое поведение агрессора, что мотивация прекращения агрессии и ухода эгоистическая? Эмпатия, по-видимому, играет некоторую роль, но ведь сами экспериментаторы отмечают, что агрессор уходит, поскольку ситуация неприятна для него самого. Вопрос также в следующем: включаются ли типичные переживания агрессора в таких ситуациях в состав его эмпатии? Эмпатия есть переживание тех же эмоций и чувств, какие есть у другого, в данном случае у жертвы, пусть они у агрессора не так интенсивны и глубоки, как у жертвы.

Исходя из этого мы утверждаем, что чувство вины, угрызения совести, сожаления и т. п., являются вторичными, производными от эмпатии чувствами. Эмпатия и агрессивные действия несовместимы. Из этого внутреннего конфликта рождаются вышеназванные неприятные переживания агрессора, которые при достаточной интенсивности подавляют мотивацию агрессии и прекращают насильственные действия. Более того, возникает мотивация ухода из ситуации, что в определенной мере избавляет агрессора от внутреннего конфликта и, следовательно, предотвращает вторичную фрустрацию.

Таким образом, эмпатия, вызывая у человека внутренний конфликт, вторично фрустрирует его, и неприятные чувства агрессора (угрызения совести, чувство вины, стыд и т. п.) являются эмоциональными выражениями этой новой фрустрации.

Но как повседневные наблюдения, так и специальные исследования показывают, что, к сожалению, агрессоры не всегда покидают социальную сцену. Часто они, воспринимая страдания жертвы, даже еще больше усиливают свою агрессию. Психологи считают, что такая реакция возникает тогда, когда агрессора провоцируют очень сильно, то есть когда его враждебная мотивация очень интенсивна. Иначе говоря, усиление агрессивности агрессора при виде страдания жертвы происходит тогда, когда его первичная фрустрация была сверхсильной. Такой агрессор считает, что жертва заслуживает того, чтобы страдать, и наслаждается при виде страданий своей жертвы. Если же первичная фрустрация слаба и не приводит к сильному гневу, эмпатия и последующее прекращение агрессивных действий возможны.

Вышеизложенная гипотеза позволяет переосмыслить многие из полученных до сих пор эмпирических фактов. Здесь существенными мы считаем представления о первичной и вторичной фрустрации и их психологических различиях.

§ 13. Ритуализация и другие контролируемые формы выражения агрессивности

Здесь мы вновь должны обратиться к интересным идеям Конрада Лоренца о возникновении в ходе эволюции способов и механизмов предотвращения межвидовых опасных форм агрессии. Это позволит нам высказать ряд идей по этнопсихологическим проблемам, а в конце параграфа мы рассмотрим ряд практических вопросов социально-приемлемой канализации человеческой агрессивности.

Отметим, что механизмы, о которых пойдет речь, не являются только физиологическими, как, по-видимому, считал Лоренц. Они психофизиологические, в них часто преобладает психологическое содержание, поэтому только психологический анализ способен выявить их сущность: структуру, функции и последствия. К. Лоренц верно заметил, что когда перед таким великим конструктором, каким является Природа, возникает важная задача, то редко бывает, чтобы она довольствовалась изобретением только одного подходящего способа ее решения. Природа изобрела, поэтому, несколько способов предотвращения опасной внутривидовой агрессии, и все они используются для того, чтобы задача была решена надежно[75]75
  Lorenz K., On Aggression, Chapter 5.


[Закрыть]. Филогенетические (эволюционные) законы, касающиеся этих феноменов, пока еще таинственны, они крайне интересны и ведется обширная работа по их раскрытию.

А. Ритуал и ритуализация

Наблюдения над поведением некоторых видов животных показывает, что многие их действия являются чисто символическими церемониями и потеряли свою первоначальную цель. Процесс такого изменения поведения Лоренц назвал ритуализацией, как бы отождествляя данный филогенетический процесс с процессом образования ритуалов в человеческом обществе. С функциональной точки зрения такое отождествление К. Лоренц считает правильным (указ. соч., с. 54–55). Он подробно описывает целый ряд ритуалов у нескольких видов животных и приходит к выводу, что в результате филогенетической ритуализации могут образоваться новые виды инстинктов наряду с той группой “великих инстинктов” (голода, секса, страха и агрессии), которые уже существуют. На основе одних инстинктивных влечений (драйвов) возникают новые, наследственные, направленные на подавление опасной для вида агрессивности.

Ритуалы людей возникают в процессе развития цивилизации, они не закреплены наследственно, а передаются как традиции: каждый индивид должен учить их вновь. Несмотря на это, говорит Лоренц, параллели идут так далеко, что их можно уподобить друг другу. В то же время функциональные аналогии показывают, что для достижения идентичных целей “великие конструкторы” используют самые различные “причинные механизмы” (Там же, с. 64).

У животных символы не передаются от поколения к поколению и считается, что именно в этом – одно из основных различий между людьми и животными. Животные могут передавать друг другу свои новые знания, но настоящая традиция формируется только у тех видов, которые обладают социальной жизнью и выдающимися способностями к научению. Лоренц считает, что у крыс, гусей и галок есть подлинные традиции, но знания, передаваемые таким путем, касаются простых вещей: нахождения пути к цели, узнавание некоторых видов животных, в первую очередь врагов, у крыс – опознание ядовитых вещей. Но у животных средства коммуникации и выученные ритуалы никогда не передаются по традиции, а это означает, что у них нет культуры.

Привычки являются общим элементом традиций людей и упомянутых элементарных традиций животных. Однако следует различать привычки и обычаи. Данный вопрос у Лоренца не раскрывается с достаточной ясностью. Мы считаем, что обычай – групповое, например, этническое явление, тогда как привычка – явление индивидуальное. Нарушение привычек вызывает тревогу и люди стремятся, ради своей безопасности, вновь и вновь повторить те из них, которые обеспечивают достижение цели.

Б. Трубка мира и мирные переговоры

Для психологии человеческой агрессии и путей ее предотвращения представляет интерес обсуждение К. Лоренцом известного ритуала североамериканских индейцев: групповом, совместном курении “трубки мира”. Этот ритуал явно предназначен для предотвращения войны между племенами, которая является разновидностью агрессии.

Но здесь для нас важно другое: К. Лоренц вообразил себе первый эпизод курения трубки мира вождями двух соседних племен. Вот они встречаются, долго и с гордым видом сидят друг против друга и ни один из них не рискует говорить первым и предлагать мир, так как подобное поведение может оцениваться другой стороной как признак трусости (Указ. соч., с. 69–70). Следует иметь в виду, что подобные вопросы исследуются и в современной политической психологии, а сходный случай долгого молчаливого сидения действительно имел место в 20-м веке: во время войны в Корее встретились для переговоров американский генерал и представитель Северной Кореи. Они несколько часов сидели друг против друга, затем кореец встал и ушел и переговоры таким образом были прерваны.

Вообще ритуалы переговоров как средств предотвращения агрессии – очень интересная проблема для исследования. В тех случаях, когда конфликтующие стороны не в состоянии начать переговоры, нужны посредники. Когда два участника переговоров сидят против друг друга и переживают внутренний конфликт (желая начать разговор и боясь говорить первым), то ситуация для них так неприятна, что им лучше заниматься чем-то посторонним, каким-то нейтральным делом, не имеющим отношения к конфликту. Этологи заметили это явление у животных, которые совершают “перемещенную активность”[76]76
  См.: Хайнд Р. Поведение животных. М., «Мир», 1975.


[Закрыть].

В повседневных неприятных ситуациях люди совершают отвлекающие движения, курильщики копаются в карманах в поисках сигарет и спичек, курят. Возможно, что курение табака было изобретено именно в таких целях, то есть как средство психологической защиты от неприятных ситуаций.

Итак, продолжает свое повествование К. Лоренц, сидят друг против друга два вождя, и вот один из них вынимает свою трубку и начинает курить. Другой поступает так же. Эта трубка пока еще не является трубкой мира. Но курение успокаивает их, вызывает катарсис. Благодаря улучшению самочувствия они начинают переговоры. Возможно, что во время одной из таких встреч один из вождей забыл свою трубку и другой предложил ему свою… Постепенно, в течение веков, курение трубки стало символом мира и индейцы знали, что тот, кто курит трубку, миролюбивее, чем некурящий. Первоначальное отклоняющее действие, жест, превращается в устойчивый ритуал. Это закон для индейцев, что после совместного курения трубки войны не должно быть. К. Лоренц сопоставляет эту привычку с привычками животных, считая их по-существу одинаковыми по природе.

Традиция и ритуал – это привычки, освященные образами и авторитетом предков. Это уже сверхиндивидуальные явления, связанные с этническими и национальными культурами. Они связывают нас с прошлым нашей культуры и поэтому дороги для нас. Преданность традициям, ритуалам и церемониям – это преданность культурному наследию своего народа. Конечно, специального исследования в каждой национальной культуре заслуживают те традиции, которые предназначены для предотвращения агрессивных действий индивидов и групп. Появление традиций в виде элементарных ритуалов К. Лоренц, а теперь и другие исследователи, считают началом зарождения у них социальной организации (Лоренц К., указ. соч., с. 72).

Ритуал, потеряв свою первоначальную функцию, приобретает две новые коммуникативные функции: функцию канализации агрессии по безвредным путям и функцию формирования взаимосвязей двух или большего числа людей. Все индивидуальные вариации приводятся к одной строгой и формализованной последовательности действий, которые совершаются в определенном темпе и с определенным амплитудом. Ритмичные повторения усиливают впечатление однозначности. Ритм свойствен и ритуалам людей, и инстинктивным ритуалам животных. Одни элементы прототипа ритуала усиливаются, другие сильно сокращаются. Эти преувеличения приводят к церемониям, которые близки к символам и оставляют театральный эффект. К. Лоренц даже полагает, что все человеческое вначале было создано для служения ритуалам, а “искусство для искусства” возникло позже, на более продвинутых этапах развития культуры.

Ритуал, церемония, отрываясь от своих прототипов, становятся независимыми и создают у людей независимую же мотивацию их исполнения. Как мы видим, мотивов две: канализация агрессии по безопасным путям и создание социальных связей. Причем процессы ритуализации происходят “двумя шагами”: от коммуникации к канализации агрессии, и от канализации агрессии к созданию социальной связи. То же самое имеет место и у животных.

Культурная ритуализация необходима для поддержания существования социальных групп, размеры которых уже так велики, что не могут поддерживаться только чувствами любви и дружбы. Человеческое общество пропитано ритуалами. Все, что охватывается словом “манеры”, определяется культурной ритуализацией. “Хорошие манеры” – это те, которые соответствуют ритуалам соответствующих социальных групп, и люди приспосабливаются к ним. Эти ритуалы становятся как бы “второй натурой” людей. Выполняя их, они не осознают их функции подавления агрессии и формирования социальных взаимоотношений. Но именно они создают “групповую сплоченность”(Лоренц, указ. соч., с. 75).

Этот интересный подход вызывает к жизни ряд новых проблем. Одна из них заключается в том, что если концепция возникновения ритуалов, предложенная К. Лоренцом, верна, то психологическое исследование ритуалов является одним из путей исследования подсознательного и бессознательного, причем как на индивидуальном, так и на групповом, в том числе этническом уровнях. Данная возможность пока что не реализована.

Проблема групповой сплоченности, как известно знатокам социологии и социальной психологии, обычно исследуется на основе других принципов и критериев. Подход, только намеченный в работах Лоренца и других этологов для групп людей, обещает быть весьма плодотворным. При краткой формулировке эта проблема представляется как необходимость раскрытия взаимосвязи процессов образования ритуалов и сплочения группы. Здесь создается возможность исследовать связи ритуализации с социометрическими статусами, с лидерством в группе, с процессами формирования групповой идеологии и символики и т. п.

Можно выдвинуть также важную этнопсихологическую проблему. Наша идея заключается в том, что ритуалы и церемонии на этнопсихологическом уровне осуществляют этнозащитные функции. Когда формируется группа этнического меньшинства в составе более широкой социокультурной общности, любовь и дружба могут обеспечить сохранение только маленьких групп. Нужны защитные меры для сохранения больших этнических групп. Здесь и вся культура этноса, язык и стереотипы и т. п. Важнейшую роль могут играть гражданские и религиозные ритуалы. Именно поэтому церковь и школа играют такую важную роль в сохранении диаспоры.

С психологической точки зрения важна также следующая задача: из каких более элементарных защитных механизмов состоят эти крупные системы действий – ритуалы? Какова их идеология? Какое место в ритуалах занимают рационализации и другие познавательные средства и процессы этнической самозащиты?

В. Механизмы подавления агрессии и защита детенышей

Почему в процессе эволюции агрессия не была устранена у тех животных, для которых жизнь в тесно связанных сообществах является преимуществом? – спрашивает К. Лоренц и дает такой ответ: агрессия имеет общую положительную функцию в сохранении видов, а для тех особых случаев, которые могут быть вредными, эволюция придумала тормозные механизмы (Лоренц, указ, соч., с. 105).

И здесь тоже культурная эволюция человечества шла параллельными путями, поэтому основные законы Моисея являются запретами. Сам законодатель сознательно, исходя из принципов морали, создает законы, а последователи подчиняются без рационального рассуждения. В этом смысле табу имеет большое сходство с инстинктивными запретами и ритуалами. Но табу только функционально делает то, что делает настоящая мораль, а во всех остальных отношениях он ниже морали. К. Лоренц связывает табу с рефлексами, которые ниже рационального, концептуального мышления. Но механизмы, заставляющие животных действовать неэгоистически, восхитительны. Они действуют у животных так, как мораль среди людей.

Хорошим примером такой аналогии является ритуализованная драка позвоночных животных. Вся структура этой борьбы создана для того, чтобы показать: партнер силен, но слабого не бьет. Это сходно со спортивными играми, но животные при этом показывают примеры рыцарства и честной игры. На примере рыб и других животных Лоренц подробно рассказывает об этапах перехода от смертельной схватки двух особей к ритуализации их борьбы, а затем и к созданию механизмов, запрещающих нанесение ран или убийство. Если на последнем этапе ритуальной борьбы один из соперников открывает незащищенные части своего тела, другой никогда не воспользуется этой возможностью. В последний момент агрессор останавливается. Это интересное явление подробно описано у рыб (которые борются ртами), у оленей (которые борются своими рогами) и других высших позвоночных. У животных матерей есть специальные механизмы запрета агрессивности по отношению к своим детенышам, особенно к новорожденным (Лоренц, указ. соч., с. 110–111).

Животные матери, как показали этологи, не атакуют своих новорожденных или только что выведенных из яиц детенышей не потому, что их “любят”, а потому, что в ходе эволюции у них образовались механизмы, запрещающие агрессию. У каждого вида этот механизм специфичен. Например, у одной породы гусей обнаружили, что механизм запрета агрессии включается и мать начинает уход за детенышами только в том случае, если цыпленки производят характерные звуки и если мать не глухая. Если же мать глухая (такие эксперименты проводились), она нападает и клюет не только других животных, но и своих птенцов, причем до смерти. Материнский уход длительнее у тех животных, детеныши которых рождаются беспомощными, но с большими потенциальными возможностями обучения. Там, где развиты материнский уход и “нежность” к детенышам, агрессия крайне слаба.

Внутривидовая агрессия сведена к минимуму у всех теплокровных животных. Например, собаки даже в очень голодном состоянии не едят мясо другой собаки. Среди птиц тоже в целом каннибализм отсутствует, кроме некоторых исключительных случаев. В диком, природном состоянии и этого нет. Каков специфический механизм, предотвращающий каннибализм, пока не ясно. Так, волчонки, собачки и детеныши других животных долгое время беспомощны и нуждаются в уходе, что и очень терпеливо делают их матери. Они легко могли бы стать жертвами своих голодных сородичей, но среди волков нет каннибализма. Но хотя каннибализма нет, агрессивность взрослых особей все же опасна. Поэтому природа придумала целый ряд тормозных механизмов, суть и происхождение которых пока не совсем ясны.

Тут, конечно, возникают многие вопросы. Одну проблему мы бы хотели сформулировать, чтобы дать читателю пищу для дальнейших творческих размышлений: защитные механизмы, используемые при фрустрациях, нам известны. Но каковы тормозные механизмы у людей и как они связаны с известными защитными механизмами? Как эти две группы механизмов взаимосвязаны внутри личности и в межличностных отношениях, то есть на двух уровнях социальной жизни? В первом случае: почему человек обычно не подвергает себя агрессии и в каких случаях запрет самоагрессии снимается, иногда – вплоть до самоубийства? Какие тормозные и защитные механизмы при этом выходят из строя?

Во втором случае, на уровне групп: что предотвращает агрессию одного человека к другому и какие механизмы выходят из строя в тех случаях, когда агрессия совершается, вплоть до убийства?

Предстоит раскрывать механизмы торможения и защиты на трех уровнях: а) биопсихологическом, в том числе наследственном; б) индивидуально-психологическом; в) социально-психологическом, то есть групповом. Ясно, что существуют также подуровни указанных уровней. На всех этих уровнях и подуровнях механизмы торможения агрессии и формы их повреждений могут быть различными.

Механизм торможения агрессии взрослых особей по отношению к младенцам хорошо развит у собаки, хотя у разных пород этого животного в данном отношении имеются различия. Так, Нико Тинберген, известный этолог, наблюдал, что у собак эскимос, живущих на Гренландии, подобное торможение защищает детенышей только своей стаи, тогда как нет запрета агрессивно атаковать и кусать малышей других стай (свор). Любопытно, что молодость индивидуального животного каким-то образом узнается взрослыми животными, хотя по размерам молодые животные могут быть даже крупнее взрослых. Такое узнавание возраста происходит, как предполагается, по поведению, по запаху и другим признакам. А когда взрослая особь атакует молодого, тот немедленно бросается на спину и, лежа в такой позе и показывая свой голый, еще детский живот, выпускает несколько капель мочи, которые агрессор тут же понюхивает. И его агрессивные действия прекращаются.

Г. Защита самок от агрессии

У многих видов животных образовались также механизмы торможения агрессии самцов против самок. Это механизмы подавления нерыцарского поведения “мужчин” по отношению к “женщинам”, к “слабому полу”. Правда, среди некоторых видов мух, пауков и насекомых самки сильнее самцов и во время попыток последних поухаживать за ними с целью спаривания, самки проявляют агрессию и даже пожирают самцов, оставляя только ту часть их тела, которая нужна для спаривания и репродукции.

Все же более интересен механизм торможения агрессивности против самок, развитый среди птиц и млекопитающих, вплоть до человека. У людей запрет выражен в различных словесных формулировках о том, что на женщин нельзя поднять руку, что они составляют слабый пол и т. п. Но есть целая группа видов животных, у которых в нормальных условиях самцы никогда не подвергают самок опасной атаке. Этот механизм хорошо развит у собак и волков. К. Лоренц предупреждает: если у вас есть пес и он серьезно атакует самок, следует быть осторожнее: у него что-то не в порядке. Надо держать детей подальше от такого дога. Абсолютный запрет агрессии против самок наблюдается у многих видов животных. Когда самка нападает на самца, тот обычно не отвечает агрессией на агрессию, а подставляет для кусания такие места своего тела, повреждение которых менее всего опасно для жизни.

Интересно то, что там, где самцы не атакуют самок, “женщины” не только сами не агрессивны: они очень уступчивы перед самцами и сразу показывают жесты подчинения. Лишены ли эти самки агрессивности вообще? Вовсе нет! Между собой эти “женщины” могут драться яростно.

Механизм торможения агрессии в различных ситуациях включается под воздействием различных стимулов: запахов, зрительного восприятия предметов и т. п. Вызывающие торможение факторы называются релизерами этих механизмов, как бы спусковыми крючками. К. Лоренц замечает, что если мы говорим о релизерах или включающих механизмах инстинктивных форм поведения, то имеем право также говорить о релизерах тормозных действий. Эти механизмы не менее сложны. Торможение агрессии – активный процесс сопротивления очень сильному и активному импульсу. При этом импульс подавляется или видоизменяется. Это процесс социального торможения, который имеет свои релизеры[77]77
  Lorenz K., op. cit., p. 124.


[Закрыть].

В данном контексте Лоренц лишь мельком говорит о том, что торможение агрессии ведет к ее изменениям, к порождению ее модификаций, но не исследует эти изменения. Но ведь это крайне важная проблема, о которой, относительно человека, уже было у нас обсуждение в первом томе настоящего труда. Возможно, что удастся у высших животных найти филогенетические корни перехода животного к использованию других адаптивных механизмов в подобных проблемных ситуациях, в частности, предпосылки сублимации агрессии. Причем, когда речь идет о торможении агрессии к самкам, – в тесной взаимосвязи с сексуальным влечением. Здесь открывается интересное направление этолого-психологических исследований.

Наконец, вслед за Лоренцом отметим, что в качестве релизеров тормозного механизма агрессии выступают запахи, то есть органы обоняния и выделения пахучих веществ, яркий цвет или ритуализированные формы поведения. Более обычными являются комбинации этих стимулов.