Текст книги "Империя истребления: История массовых убийств, совершенных нацистами"

В октябре 1939 г., после того как Гитлер санкционировал расширение программы «эвтаназии» – теперь уже на все возрастные категории, в рейхе, под эгидой канцелярии фюрера, началась систематическая регистрация пациентов психиатрических клиник. Директорам психбольниц было дано письменное указание сообщать об определенных пациентах в Центральное бюро планирования по адресу: Берлин, Тиргартенштрассе, 4 – отсюда название операции «Т4» – на основании прилагаемых анкет. Отдельные пункты были посвящены потребностям пациентов в длительном стационарном уходе, их реакции на терапию, поведению, трудоспособности, наследственности их заболевания и семейным связям. Заполненные анкеты передавались консультантам – почти исключительно известным психиатрам из университетов и институтов, – которые на основании этих данных единолично решали, должны пациенты жить или умереть. Важными критериями отбора были медицинский прогноз, стоимость лечения и поведение пациента, но решающее значение имела трудоспособность больного. Если в анкете пациент характеризовался как продуктивный работник, то шансов выжить в операции Т4 у него было больше всего{40}40
  Rauh, 'Krieg gegen die «nutzlosen Esser»', pp. 48–9.


[Закрыть].

Однако в основе операции Т4 лежала радикальная готовность к насилию в отношении психически больных и инвалидов, базировавшаяся на представлении расовой идеологии о здоровом, высокоэффективном и трудоспособном расовом организме. Нацистский режим стремился уничтожить не столько непродуктивных работников как таковых, сколько людей, которых он считал генетически неполноценными, а среди них в первую очередь тех, кто не мог (или уже не мог) работать. Ни один немецкий рабочий, не справлявшийся с производственными задачами, не был отправлен на смерть из-за недостаточной производительности или в связи с дефицитом продовольственного снабжения. Мотивы расовой гигиены и полезности в военное время всегда были тесно взаимосвязаны. Дискуссии, развернувшиеся после окончания Первой мировой войны, показывают, что эти два фактора не исключали, а скорее дополняли друг друга и радикализировали не только расовую идеологию, но и сам дискурс об «эвтаназии»{41}41
  Ibid., pp. 49–50; Dan Diner, 'Rationalisierung und Methode. Zu einem neuen Erklärungsversuch der «Endlösung»', Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte, vol. 40, no. 3 (July 1992), pp. 359–82, here p. 369.


[Закрыть].

Курт Похлиш, профессор психиатрии в Бонне и консультант Т4, резюмировал этот подход следующим образом:

Осознание того, что на карту поставлено все, привело также к изменению национал-социалистического образования в том, что касается оценок характера болезни. В отличие от здорового и трудоспособного человека, больной человек не считается полностью дееспособным. Если раньше было распространено только лишь сострадание к больным – чувство, отражавшее прежние гуманитарные представления, то теперь актуальным стал новый фактор, выходящий за рамки личного: оценка человека в зависимости от его продуктивности для общества в целом{42}42
  Из доклада Похлиша о психогенных реакциях на воздушные атаки среди населения Рейнской области, датированного 6 июля 1943 г. Цит. по: Rauh, 'Krieg gegen die «nutzlosen Esser»', p. 50.


[Закрыть].

Хронология операции Т4 ясно показывает, насколько сильно эта программа «эвтаназии» была связана с ходом войны. Регистрация стационарных пациентов была уже намечена; первыми анкеты получили психиатрические учреждения на юго-западе и северо-востоке рейха. С января 1940 г. именно в этих двух регионах ввели в строй первые два центра умерщвления: замок Графенек близ города Гомадингена в Вюртемберге и старую тюрьму Бранденбурга-на-Хафеле. Поскольку на этих двух территориях военные действия уже велись или неизбежно должны были начаться в будущем, связь между ходом операции Т4 и планированием военной кампании очевидна. Организаторы Т4, очевидно, рассчитывали, что убийство психиатрических пациентов позволит освободить места в военных госпиталях для предстоящей кампании вермахта на западе{43}43
  Rauh, 'Krieg gegen die «nutzlosen Esser»', pp. 50–1.


[Закрыть].

Это видно на примере Бедбург-Хау – крупнейшей на тот момент немецкой психиатрической больницы, рассчитанной более чем на 2500 коек. Она находилась на границе с Голландией, а значит, в зоне, где должна была развернуться операция вермахта, планирующего вторгнуться в Нидерланды и Бельгию. Поскольку времени для кропотливого процесса регистрации и проверки недоставало, был применен более гибкий подход: 26 февраля 1940 г. в Бедбург прибыла группа консультантов, которая в течение недели заполнила анкеты всех потенциальных кандидатов на «эвтаназию». В начале марта пациенты, которых сочли «недостойными жить», были депортированы в центры умерщвления в Графенеке и Бранденбурге, а тех, кто был классифицирован как «достойные жить», перевели в другие учреждения. За десять дней крупнейшая психиатрическая клиника Германии была полностью освобождена{44}44
  Ibid., pp. 51–2.


[Закрыть].

Для убийства больных детей в «специальных детских отделениях» врачи программы Т4 использовали медикаменты, но чтобы убить куда большее число инвалидов (после включения в программу «эвтаназии» взрослых уже осенью 1939 г. ее жертвами стали примерно 70 000 человек), пришлось разработать другой, более эффективный метод. Брандт, Конти и доктор Альберт Видманн, руководитель химической секции Института судебной медицины полиции безопасности, в конце концов решили использовать газ, после чего техники программы Т4 приступили к созданию специальных центров умерщвления. Хотя между такими центрами существовали различия, сам процесс убийства в них был идентичен, а потому примерно одинаковым было и оборудование. После войны, давая показания в Нюрнберге, Виктор Брак описал простую конструкцию газовых камер во всех центрах уничтожения:

Специальная газовая камера не строилась. Использовалось подходящее по планировке помещение больницы, пристройка к приемному отделению или комната, куда помещали умалишенных, там они и сидели. Это помещение переоборудовалось под газовую камеру. Его герметизировали, устанавливали там специальные двери и окна, а затем прокладывали несколько метров газовой трубы, что-то вроде трубы с отверстиями. Снаружи этой комнаты стоял баллон, баллон со сжатым газом, плюс необходимое оборудование, подручные инструменты, манометр и т. д.

Руководство программы Т4 выбрало для испытания метода убийства газом старую тюрьму Бранденбурга-на-Хафеле, ставшую первым в истории действующим центром умерщвления. На демонстрации применения газа, проведенной на восьми пациентах мужского пола не позднее января 1940 г., присутствовало множество высокопоставленных чиновников, включая Карла Брандта, Филиппа Булера, Виктора Брака, Леонардо Конти, Пауля Ниче и будущего руководителя Бранденбургского центра умерщвления Ирмфрида Эберля{45}45
  Friedlander, Origins of Nazi Genocide, pp. 86–9. О запланированных 70 000 жертв см.: Klee, 'Euthanasie', p. 102. Цит. Брака см.: HLSL, Trial Transcripts, Trial Transcript for NMT 1: Medical Case, Testimony of defendant Karl Brandt, HLSL Seq. Nos. 7799–800, 16 May 1947, pp. 7652–3.


[Закрыть].

3 апреля 1940 г. Брак довел до собрания Немецкого совета муниципалитетов (Deutscher Gemeindetag) свои соображения о целесообразности расширения программы «эвтаназии». Слова Брака, известные из записей одного из участников собрания, мэра города Плауэна Ойгена Вёрнера, – поразительный набор оправданий убийства душевнобольных – на любой вкус:

В многочисленных психиатрических больницах рейха содержится бесчисленное множество неизлечимо больных людей всех мастей, которые не приносят никакой пользы человечеству, а, наоборот, являются обузой и требуют бесконечных расходов на содержание, при этом перспектива, что эти люди когда-нибудь снова станут здоровыми, полностью отсутствует. Они ведут там вегетативный образ жизни, на манер животных; это антисоциальные люди, недостойные жить […]. Они только отбирают еду у других и часто требуют двойной и тройной заботы. Остальных следует защитить от них. Если уже сегодня мы сталкиваемся с необходимостью сбережения здоровых людей, то тем более необходимо уничтожить в первую очередь этих существ, хотя бы для того, чтобы лучше заботиться об излечимых больных, помещенных в психиатрические лечебницы. Место, которое освободится, требуется для всевозможных важных для ведения войны вещей: военных госпиталей, клиник, вспомогательных госпиталей. Кроме того, такого рода операция значительно снижает нагрузку на муниципалитеты, поскольку каждый конкретный случай позволяет снизить расходы на размещение и уход.

Поразительно, как идеологические соображения и материальные мотивы увязываются здесь в одно целое как нечто само собой разумеющееся. Во-первых, Брак оправдывает убийство психиатрических пациентов с точки зрения наследственного здоровья и расовой политики как наиболее быструю из возможных форм прикладной расовой гигиены. Во-вторых, он аттестует жертв как «бесполезных едоков», которые не представляют ценности для общества, так что их уничтожение сэкономит денежные средства и продукты питания. В-третьих, Брак утверждает, что «уничтожение бесполезных жизней» высвобождает необходимые силы для ухода за психиатрическими пациентами, которые классифицируются как излечимые, но в особенности для лечения солдат и гражданского населения. Этот третий аргумент, в частности, еще раз иллюстрирует важность войны для инициирования и оправдания программ «эвтаназии»{46}46
  Rauh, 'Krieg gegen die «nutzlosen Esser»', pp. 33–4 (quote: p. 33). Об обращении с теми, кого сочли «бесполезными едоками», см.: Kay and Stahel, eds, Mass Violence, part III (pp. 121–70).


[Закрыть].

После Графенека и Бранденбурга в мае 1940 г. открылся третий центр умерщвления: замок Хартхайм под Линцем в Верхней Австрии, недалеко от концентрационного лагеря Маутхаузен. Месяц спустя убийства начались и в четвертом учреждении: замке Зонненштайн в Пирне под Дрезденом. Во второй половине 1940 г. распространились слухи о происходящем в замке Графенек, которые стали вызывать беспокойство у местного населения. 25 ноября жена Вальтера Буха, главного судьи Высшего партийного суда НСДАП, получила письмо от своей знакомой Эльзы фон Лёвис. В своем письме Лёвис сообщила, что события в Графенеке больше не являются тайной, и рассказала, что она шокирована способом и масштабами убийств (хотя и не поставила под сомнение саму программу «эвтаназии» как таковую). Она попросила жену Буха передать письмо мужу. 7 декабря Бух написал Генриху Гиммлеру, приложив к посланию это письмо. В своем ответе Буху от 19 декабря Гиммлер писал:

Могу по секрету сообщить вам, что происходящее там осуществляется группой врачей с санкции фюрера. […] Если этот вопрос стал достоянием общественности, как это, по-видимому, произошло в данном случае, значит, процесс поставлен плохо. С другой стороны, ясно, что он всегда будет трудным. Я немедленно свяжусь с соответствующим агентством, обращу его внимание на эти недостатки и посоветую им усыпить Графенек.

Преднамеренно или же случайно Гиммлер использовал многозначительный глагол «усыпить», неясно. Он поступил именно так, как обещал Буху, и в тот же день написал Виктору Браку. Он сообщил о «большом переполохе», вызванном событиями в Графенеке, и посоветовал ему «прекратить работу учреждения». Распространение слухов и реакция общественности на них привели к тому, что в декабре 1940 г. Графенек закрыли, а в октябре – и Бранденбург. Там жалобы местных жителей на дым и зловоние от крематория уже летом заставили власти перенести печи за город. Однако закрытие этих объектов было всего лишь тактической уловкой. Персонал Бранденбурга и Графенека был группами переведен в новый центр умерщвления: первый – в Бернбург на реке Зале, а второй – в Хадамар близ Лимбурга-на-Лане. В обоих случаях новый центр приступил к работе всего через месяц после закрытия прежнего: Бернбург был создан в ноябре 1940 г., а Хадамар, последний центр уничтожения, – в январе 1941 г. Таким образом, всего было организовано шесть центров умерщвления, но одновременно функционировали только четыре{47}47
  Письма Эльзы фон Лёвис, Вальтера Буха и Гиммлера Буху см. в: HLSL, Evidence Files, NO-001 and NO-002. The letter from Himmler to Brack is quoted in Klee, 'Euthanasie', p. 291. О закрытии Бранденбурга и Графенека см. также: Friedlander, Origins of Nazi Genocide, pp. 106–108.


[Закрыть].

Каждый центр умерщвления отвечал за убийство пациентов-инвалидов из учреждений определенной географической области. Зона центра умерщвления в Бранденбурге включала прусские провинции Бранденбург, Саксонию и Шлезвиг-Гольштейн, земли Брауншвейг, Мекленбург, Анхальт и Гамбург, а также город Берлин. Позже эта территория перешла в ведение центра, размещавшегося в Бернбурге. К центру умерщвления в Графенеке была приписана Южная Германия, то есть земли Бавария, Вюртемберг и Баден, а также некоторые учреждения Северной Германии. Позже эта территория – а также земля Гессен и прусская провинция Ганновер – отошла в управление центра в Хадамаре. Центр умерщвления в Хартхайме отвечал за учреждения Австрии, а также за некоторые клиники Южной Германии и Саксонии. Зонненштайнский центр убийств охватывал земли Саксония и Тюрингия, прусскую провинцию Силезия, а также некоторые учреждения на юге Германии{48}48
  Friedlander, Origins of Nazi Genocide, p. 93.


[Закрыть].

Общественный резонанс, приведший к закрытию центров в Бранденбурге и Графенеке, заставил организаторов программы Т4 пересмотреть процедуры операции. С осени 1940 г. больных стали накапливать в транзитных учреждениях, пациентов которых уничтожали заранее, чтобы освободить место, и через две-три недели оттуда группами перевозили в соответствующий центр умерщвления. Таким образом, пациенты выбывали из больницы, где содержались изначально, чтобы оказаться в транзитном учреждении, а затем уже перенаправлялись оттуда в центр уничтожения. Такое увеличение количества перемещений позволяло повысить степень секретности конечного пункта назначения. Кроме того, оно генерировало дополнительный слой дезинформации для родственников, которые получали уведомления о прибытии пациента в транзитное учреждение, а затем об отбытии из него; это запутывало дело и уменьшало эффективность жалоб. Опять же, родственникам не разрешалось посещать пациента в ходе этой транспортировки. Транзитные учреждения создавались по всей Германии. Каждое из них служило сборным пунктом для определенного центра умерщвления, и каждый центр умерщвления получал пациентов из нескольких таких учреждений{49}49
  Ibid., p. 108.


[Закрыть].

Поскольку помещенные в специальные учреждения еврейские пациенты тоже подпадали под действие закона об обязательной стерилизации, естественно, когда была запущена программа убийств в рамках «эвтаназии», это затронуло и еврейских пациентов-инвалидов. С января по декабрь 1940 г. убийства евреев-инвалидов осуществлялись в центрах умерщвления Графенек, Бранденбург и Бернбург. Таким образом, евреи стали жертвами убийств в рамках «эвтаназии» с самого начала. На самом деле нередко их переводили в центры умерщвления в первую очередь. Решение о систематическом убийстве всех пациентов-евреев, содержавшихся в немецких больницах, было принято еще весной 1940 г. 15 апреля Министерство внутренних дел рейха потребовало от всех местных властей в течение трех недель сообщить о количестве пациентов-евреев в государственных больницах и домах престарелых. Затем этих пациентов перевели в транзитные центры, а оттуда – в центры умерщвления. В рамках программы «эвтаназии» были систематическим образом убиты от 4000 до 5000 пациентов-евреев, находившихся в стационарах Германии; в отличие от других групп, по отношению к ним никаких исключений на основе характера их заболевания или трудоспособности не делалось. Решение об убийстве еврейских пациентов-инвалидов – важное звено в цепи между «эвтаназией» и последующим геноцидом евреев, поскольку оно свидетельствует об укреплении намерения вовлечь в процесс уничтожения новые целевые группы. Таким образом, систематическое убийство евреев началось в центрах убийств программы Т4 на территории Германии{50}50
  Annette Hinz-Wessels, 'Antisemitismus und Krankenmord. Zum Umgang mit jüdischen Anstaltspatienten im Nationalsozialismus', Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte, vol. 61, no. 1 (January 2013), pp. 65–92; Friedlander, Origins of Nazi Genocide, pp. 263–83; Peter Longerich, Der ungeschriebene Befehl. Hitler und der Weg zur 'Endlösung' (Munich: Piper, 2001), p. 76.


[Закрыть].

24 августа 1941 г. Гитлер официально закрыл операцию Т4 – расширенную программу «эвтаназии». Соответствующий приказ он отдал Карлу Брандту, который передал его в канцелярию фюрера. К лету 1941 г. информация о тайных убийствах в рамках программы «эвтаназии» получила широкую огласку и просочилась даже в нейтральные страны, а также в государства, воевавшие против Германии. 22 августа немецкий филолог еврейского происхождения Виктор Клемперер отметил в своем дневнике: «Сейчас все говорят об убийстве душевнобольных в психушках». После того как стали известны цели анкетирования, пункты назначения серых депортационных автобусов и функции центров умерщвления, широкая публика стала проявлять сильное недовольство. Однако эту реакцию, а также критическую позицию нескольких священнослужителей не следует отождествлять с неприятием убийства душевнобольных как такового. Скорее беспокойство вызывал способ осуществления операции Т4, особенно ее секретный характер и потенциально неограниченные масштабы. Основными причинами решения Гитлера стали широкое распространение информации об убийствах и всеобщее недовольство населения тем, как именно осуществлялась «эвтаназия»; эти же факторы поздней осенью 1940 г. вынудили Гиммлера предложить закрыть Графенек{51}51
  Friedlander, Origins of Nazi Genocide, p. 111; Rauh, 'Krieg gegen die «nutzlosen Esser»', pp. 52–3; Pohl, Verfolgung und Massenmord, p. 32. Цит. Клемперера см. в: Клемперер В. LTI. Язык Третьего рейха. М.: Прогресс традиция, 1998 (запись от 22 августа 1941 г.). См. также его запись от 21 мая 1941 г.


[Закрыть].

Епископ Мюнстера, граф Клеменс Август фон Гален, в знаменитой проповеди 3 августа 1941 г. выразил эти тревоги и открыто осудил убийство душевнобольных. Какими бы смелыми ни были его слова, то был отнюдь не одинокий глас вопиющего в пустыне, как порой считается. Его речи предшествовало публичное осуждение «эвтаназии» немецкими протестантами. Гален озвучил свой протест более чем через год после того, как впервые услышал о том, что происходит в приютах его епархии. Похоже, самое важное в этом эпизоде то, что сама по себе его проповедь едва ли оказала бы такое влияние, если бы она не отражала широко распространившееся среди населения недовольство и, более того, не подпитывалась двумя значительными факторами, связанными с войной. Во-первых, кампания блицкрига против Советского Союза застопорилась. Во-вторых, ВВС Великобритании усилили бомбардировки, в особенности крупных католических центров на северо-западе Германии, в том числе и Мюнстера. Нацистский режим опасался, что два этих фактора подорвут уверенность населения в скорой победе. Поэтому он решил оградить народ от любого конфликта, который мог бы отвлечь от реальной цели – победы в войне{52}52
  О критике со стороны протестантов и о том, что Гален знал о программе «эвтаназии» с июля 1940 г., см.: Beth A. Griech-Polelle, Bishop von Galen: German Catholicism and National Socialism (New Haven, CT/London: Yale University Press, 2002), pp. 59–60 and 73–8. О факторах, связанных с войной, см.: Rauh, 'Krieg gegen die «nutzlosen Esser»', pp. 52–3. О замедлении военной кампании против Советского Союза см.: David Stahel, Operation Barbarossa and Germany's Defeat in the East (Cambridge: Cambridge University Press, 2009), pp. 153–451.


[Закрыть].

Некий статистик программы Т4 составил сводку количества пациентов, убитых в каждом из центров к концу августа 1941 г. Общее число «дезинфекций», как именовалось в этом документе убийство людей, составило 70 273 – удивительно близко к числу жертв, намеченному осенью 1939 г. Наибольшая доля жертв пришлась на Хартхайм, где были убиты 18 269 человек. Однако самые высокие темпы убийств были достигнуты в Хадамаре, где за семь месяцев с января по август 1941 г. были умерщвлены 10 072 пациента. Сожжение десятитысячной жертвы его персонал отпраздновал шуточной церемонией в подвальном крематории. Обнаженный труп положили на носилки, усыпали цветами, а руководитель отделения Вальтер Бюнгер произнес речь; каждый сотрудник получил по бутылке пива. Из общего числа в 70 273 жертвы программы Т4 35 224 человека были убиты в 1940 г. и 35 049 – в 1941 г. Однако другие источники сообщают, что в шести центрах за указанный период погибли 80 000 пациентов, хотя реальные цифры могли быть еще выше. Отчет, обнаруженный после войны в Хартхайме, содержал также скрупулезный отчет о тех средствах, которые удалось сэкономить благодаря убийству инвалидов. Статистик Т4 подсчитал, что 70 273 «дезинфекции» сэкономили бы Третьему рейху за десять лет 885 439 800 марок – чудовищный утилитаризм, призванный подвести рациональную базу под евгеническую и расовую идеологию, которая создала центры умерщвления и питала массовые убийства{53}53
  National Archives and Records Administration, RG 338, T-1021, roll 18, frames 98 and 102. О празднованиях в Хадамаре и других возможных источниках, указывающих на общее количество в 8000 убитых пациентов, см.: Friedlander, Origins of Nazi Genocide, p. 110.


[Закрыть].

В отличие от недовольства, которое привело к закрытию Графенека и Бранденбурга годом ранее, официальное сворачивание расширенной программы «эвтаназии» в августе 1941 г. на самом деле не остановило работу ни одного из четырех действовавших центров умерщвления: Хартхайма, Зонненштайна, Бернбурга и Хадамара. Операция Т4 продолжилась с высокой интенсивностью, но уже вне поля зрения общественности, в то время как «эвтаназия» детей, при которой газовые установки никогда не использовались, не то что не остановилась, но даже интенсифицировалась; многие «специальные детские отделения» были открыты уже после этой остановки. На самом деле после приказа о прекращении «эвтаназии» было убито больше людей, чем до него. Однако изменились методы убийства, использовавшиеся в расширенной программе «эвтаназии». На втором этапе для умерщвления пациентов использовался уже не газ, а преднамеренный отказ от ухода, лишение пайка или передозировка медикаментов. Например, в Хадамаре систематические убийства возобновились в августе 1942 г., после того как в конце июля там были демонтированы газовые камеры, и продолжались до марта 1945 г. В Зонненштайне газовые камеры также были закрыты летом 1942 г., после чего замок использовался в качестве госпиталя вермахта. Бернбург был ликвидирован только в апреле 1943 г. Из шести центров умерщвления самым долговечным оказался Хартхайм; он продолжал работать до декабря 1944 г.{54}54
  Friedlander, Origins of Nazi Genocide, pp. 111 and 150–2; Winfried Süß, Der 'Volkskörper' im Krieg. Gesundheitspolitik, Gesundheitsverhältnisse und Krankenmord im nationalsozialistischen Deutschland 1939–1945 (Munich: Oldenbourg, 2003), pp. 313–14; Georg Lilienthal, 'NS-"Euthanasie"-Mordopfer und Wege des Gedenkens', in Sybille Quack, ed., Dimensionen der Verfolgung. Opfer und Opfergruppen im Nationalsozialismus (Munich: Deutsche Verlags-Anstalt, 2003), pp. 251–77, here pp. 256–7, 259 and 262. Об «особых детских отделениях» см.: Klee, 'Euthanasie', p. 379.


[Закрыть]

Параллельно с возобновлением убийств в оставшихся центрах умерщвления программы Т4 «уничтожение никчемных жизней» осуществлялось и более децентрализованно: в определенных учреждениях врачи были уполномочены убивать отобранных пациентов с помощью медикаментов или посредством голода. Больницы со «специальными детскими отделениями», где осуществлялась детская «эвтаназия», вроде Айхберга, Кальменхофа (обе в Гессене) и вышеупомянутого Эгльфинг-Хаара (Бавария) не только использовались в качестве транзитных учреждений для программы расширенной «эвтаназии». После приказа Гитлера о ее прекращении они квалифицировались как подходящие места для убийства взрослых. Два учреждения, Месериц-Обравальде в Померании и вышеупомянутая Дзеканка в Вартеланде, расположение которых на восточной границе Третьего рейха позволяло скрыть массовые убийства от немецкого населения, были переоборудованы под больницы, смыслом деятельности которых было уничтожение людей. Наконец, огромное количество больниц, у которых после 1941 г. не было возможности использовать основные центры умерщвления, просто убивали своих пациентов-инвалидов самостоятельно{55}55
  Friedlander, Origins of Nazi Genocide, p. 152. Об Эгльфинге-Хааре см.: Süß, 'Volkskörper', p. 324. О так называемой децентрализованной «эвтаназии» см. также главу 11 настоящей книги.


[Закрыть].

Уничтожение психиатрических пациентов в Третьем рейхе и на аннексированных территориях Польши в 1939–1941 гг. стало первой программой массовых убийств нацистской Германии и в ряде аспектов сыграло основополагающую роль для последующих нацистских кампаний массовых убийств: впервые они уничтожали группу людей, определенную ими на основе идеологических представлений; не делалось различий между возрастными группами – более того, дети были среди первых жертв; шесть центров умерщвления программы Т4 стали первыми в истории учреждениями, созданными исключительно для убийства своих заключенных, оказавшись, по сути, протолагерями смерти, где осуществлялись массовые убийства европейских евреев в промышленных масштабах. Убийства в рамках программы «эвтаназии» были не просто прологом, а первой главой нацистского геноцида.

Собственно, ровно поэтому нет ничего удивительного в том, что программа систематического убийства психиатрических пациентов демонстрирует удивительные параллели с истреблением евреев в Европе начиная с 1941 г. Мало того что большое количество людей уничтожалось газом в специальных центрах умерщвления, был разработан сложный, основанный на разделении труда процесс введения в заблуждение жертв до последнего момента, освобождения исполнителей от всякой ответственности и обеспечения секретности всей программы. Организованная как серия перемещений транспортировка жертв, привлечение врачей для проведения осмотров или отбора и введение критерия «непригодности к работе» – все эти элементы иллюстрируют прямую связь между двумя программами убийств{56}56
  О параллелях между «эвтаназией» и Холокостом см.: Friedlander, Origins of Nazi Genocide, pp. 281–302; Longerich, Der ungeschriebene Befehl, pp. 75–6.


[Закрыть].