Текст книги "Ты сторож брату твоему"

Гек отправился к себе в номер и вскоре улегся спать.

Однако несмотря на поздний час, сон не шел, мешало незаметно возникшее чувство грусти. Какое-то время он неосознанно сопротивлялся ему, продолжая думать о делах. Но вскоре все это сдвинулось куда-то в сторону, как оконная занавеска, и Гек мысленно увидел холодное и темное пространство космоса, бесконечно далекую Землю, своих друзей и сослуживцев и рядом со всем этим отца.

Гек рано потерял мать и кроме фотографий почти ее не знал. А после того, как оборвались и дедовские корни, они с отцом остались одни. Гек не очень верил в предчувствия, но сегодня никак не мог отделаться от их черных сполохов, не мог прогнать от себя мысли о том, как будет доживать свои годы этот человек, если его сын однажды не вернется из космоса.

* * *

Утром в столовой собрались все, кроме Риты. Гек постучал к ней перед завтраком и, не получив ответа, не очень обеспокоился. Доза снотворного была изрядной, пусть как следует выспится.

Все деловито ели, аккуратно отхлебывали и пережевывали, невольно демонстрируя беззаботность.

Не обращаясь ни к кому персонально, Гек спросил:

– А не показалось вам странным, что у местных жителей имеются драгоценные камни, которых нет и не может быть в достижимых недрах этой планеты?

Борг вздрогнул, остальные насторожились.

– Действительно странно, – после паузы протянул Гринев. – Однако не о камнях, как нам быть дальше с работой? Мне и Тину нужно выходить со станции, долго еще продлится заточение?

– Уже не долго, – успокоил Гек, – потерпите немного.

К полудню эксперименты были закончены. Ольга выжидательно посмотрела на Гека.

– Спасибо, – сказал он, – дальше я разберусь сам. А к вам просьба, сходите, пожалуйста, к Рите, проводите в столовую и побудьте с ней, пока она не позавтракает. Потом обе зайдите ко мне.

Он тут же включил общую связь и дважды объявил в микрофон: «Боргу, Гриневу и Гардману приказываю в течение часа быть вместе в кабинете у Борга».

Гек начал с кирийцев, последовательно сравнивая прежние и новые данные.

Понемногу стало приходить разочарование. Кажется, работа была проделана зря – результаты полностью совпадали. А ведь были у него слабые надежды, что с кирийцами все не так.

Он перешел к нивсам, просмотрел очередные колонки цифр и сначала подумал, что перепутал страницы. Та ли это запись? Тот ли эксперимент?…

Все правильно, это его собственная рука.

Неужели успех? Не подвела интуиция!

Он еще не понимал смысла новых цифр, просто смотрел на их столбики, сравнивая со старыми, но видел – цифры другие, совершенно другие.

– Мы в столовой, – раздался по селектору голос Ольги.

– Приятного аппетита, – машинально ответил Гек, охваченный единственным желанием – поскорее узнать, что кроется за маленькими знаками.

Вскоре все встало на свои места. Остались мелочи – арестовать убийцу. Хоть это – не прямо сразу. Это после визита к Ренвуду. Все еще впереди, но за какие нити нужно тянуть, распутывая клубок, он знал уже сейчас. Потому что знал главное – нивсы не уходящая вырождающаяся раса, а молодая перспективная цивилизация.

Так-то вот, любезные кирийцы! Именно этого вы больше всего и боялись, именно это и старались всеми силами скрыть! И скрыли бы, если б не цепочка случайных обстоятельств там, на Земле, где главную роль сыграла воля одной хрупкой женщины и безволие начальника-приспособленца.

Итак, с того момента, как ничего не подозревавший Шацкий рассказал Ренвуду о задуманных экспериментах, кирийцы повели за ним тщательное наблюдение, пытались контролировать каждый шаг. Это значит, что о своих соседях и подлинном состоянии их цивилизации они знали давно, задолго до Шацкого и его исследований. И убийство ученого было задумано сразу, на тот случай, если и в самом деле он приблизится к открытию тайны. Точнее, главной тайны, потому что тайной остается и то, откуда кирийцам стало известно, что нивсы – восходящая сильная раса. Непонятна и случившаяся с ними внутренняя катастрофа – ведь были города, техника, культура, были, как теперь оказывается, и силы для движения вперед.

В дверях показались обе девушки.

– Я все сделала, как вы просили, – сказала Ольга, – теперь я свободна?

– Да, спасибо. А ты, Рита, устраивайся в кресле поудобней.

Ее лицо чуть припухло от долгого сна, но румянец горел во все щеки.

– Выглядишь ты совсем неплохо, а настроение как? – спросил Гек.

– Ой, ты знаешь, я так себя чувствую, как будто все это мне только приснилось.

– А не приснилось тебе, кто нападал?

– Нет, но я все время об этом думаю, и порой мне кажется, что я совсем близко.

– За десять минут до того, как был обнаружен труп Шацкого, ты спустилась в нижний холл, зачем?

Вопрос застал ее врасплох. Она не смогла ответить сразу, и чем дольше молчала, тем больше теряла контроль над собой.

Время шло.

– Гек, но это же не относится к делу! – наконец почти истерически выкрикнула она.

– Что относится, а что нет, буду я решать.

Румянец на ее щеках сменили красные блуждающие пятна, на лбу появилась испарина. Рита приложила ладони к щекам, потом вытерла лоб.

– Гек, но я ведь тоже хочу жить. Почему этой кукле можно, а мне нельзя? Ну что, это такое страшное преступление – помочь несчастным кирийцам немножко больше, чем по программе? – Она жалостно, как нашкодивший пес, заглянула ему в глаза. – Гекочка, ну что ты молчишь?

– Я пока еще ничего не понимаю. И ты из меня слезу не дави, а рассказывай толком.

Постепенно выяснилось, что одним все, а ей ничего! А жизнь идет, молодость, как дым. Да! Уже по утрам морщинки разглаживать нужно. Ну почему надо быть последней?.. В общем, Тину потребовалось срочно передать информацию для Ренвуда, контрабандную, за плату. Конечно, так, чтобы Борг не узнал. Борг в конце дня всегда неотрывно сидит в своем кабинете. Решили, что Тин выскочит минут за пятнадцать до выхода Шацкого со станции, Рита оставит поле открытым, потом закроет за Шацким, откроет Максу и снова подождет пока вслед ему, возвращаясь, не проскочит Тин. Тогда все было бы шито-крыто – показание счетчика строго совпало бы с графиком официальных входов-выходов со станции. По времени у них все было хорошо рассчитано. Слетать туда-обратно – два раза по пятнадцать минут – и пять минут у Ренвуда. Станция была бы без защиты в общей сложности совсем немного. И от кого здесь защищаться-то, от жаб?

В назначенное время она сняла поле, но никто не вылетел. На обзорном экране она видела, что все флайеры кроме того, на котором отправился Макс, на месте. Время шло. Она стала волноваться и решила, на всякий случай, сбегать вниз, а там!.. Она так испугалась, что пулей полетела к себе наверх. На лестнице столкнулась с Тином. Они поднялись к ней и сидели, не высовываясь, решили – пусть лучше Макс поднимет шум, наткнувшись на труп, иначе пришлось бы объяснять, почему они оказались в нижнем холле. Боялись, что догадаются об их контрабандных делишках.

– Как ты определила, что Шацкий уже мертв, а не без сознания просто?

– Гек, я в этой медицине не разбираюсь, но как я увидела, сразу поняла, что никакая помощь ничего не сделает, мертвых не перепутаешь.

Минуты две он сидел молча, не глядя на девушку.

– Тебе придется еще побыть в своем номере. Пойдем, я провожу.

– А долго мне там сидеть?

– До вечера.

– Почему до вечера?

– Потому что к этому времени я закончу дело.

Гек даже не увидел, а почувствовал, как в тот же миг Рита стремительно окинула его взглядом. Не имей он прекрасной реакции, просто не обратил бы внимания.

В коридоре они встретили Гардмана. Рита прошла мимо, не посмотрев в его сторону.

– Поднимитесь, пожалуйста, в лабораторию, Тин, – сказал ему Гек, – я сейчас туда приду.

Как только он вернулся и сел на свое место, Гардман сразу же заговорил:

– Я понял, что Рита вам все рассказала. Не буду ничего отрицать. И оправдываться тоже не буду. Да, сотрудничал с Ренвудом. Дело, конечно, не очень достойное, тем более что вы не все знаете, это мой грех не единственный.

– Какой же за вами еще?

– Когда я должен был отправиться на Кири-2 за пробами, ну, для этих неоконченных исследований Шацкого по нивсам, Ренвуд попросил меня взять его с помощником с собой. Говорил, что для них это единственная в жизни возможность побывать в космосе, увидеть соседнюю планету. В аппарате места достаточно… Понимаю, что это очень грубое нарушение действующих инструкций, но отказывать я не стал.

– Когда вы брали спино-мозговую жидкость у нивсов, Ренвуд или второй кириец помогали вам?

Гардман удивленно поднял брови.

– Странно, что вы спрашиваете именно об этом. Да они буквально умоляли меня разрешить им самим это сделать. Я дал снотворное, шприц, и даже из аппарата не вылезал.

– И ничего подозрительного не заметили в их поведении?

– Нет… пожалуй. А вот планета произвела на них огромное впечатление. Это чувствовалось. Всю дорогу назад они не проронили ни слова.

– Вернемся к трупу. Зачем вам вообще нужно было в этот день покидать станцию тайком, если на следующий день у вас был плановый выход, разве нельзя было подождать?

– Нельзя было. В тот день Борг дал мне ненадолго документацию по программе помощи на новый срок, то есть рабочий план следующей группы. Надо было воспользоваться моментом. Ну, а когда я уже собирался смотаться, он задержал меня разговорами. Что было потом, вы знаете от Риты. Все сорвалось.

– Но вы могли переснять документы?

– Конечно. Только документы на этот раз были слишком важные, а Ренвуд чересчур недоверчив, требует подлинники. Боится, чтобы не надули.

«Правильно, – сказал себе Гек, – понимает, с кем связался».

– Как он с вами расплачивался?

– А вот этого я не скажу, – с нагловатым спокойствием ответил Тин. – Если там, на Земле, с меня будут взыскивать в судебном порядке, может, что-нибудь и отдам. А сейчас, зачем торопиться?

«А ведь, пожалуй, ничего этому сукину сыну не сделать, – мелькнуло у Гека в голове, – в конце концов, он еще заявит, что действовал бескорыстно из ложно понятых гуманных побуждений».

– Ну что ж, – взглянув на часы, проговорил он, – пора обедать.

* * *

Круг получился замкнутым. Ольга шпионила за Шацким, Тин с помощью Риты продавал научно-техническую документацию, Борг составлял фальшивые отчеты, а в остальном – они все не причем. Гринев вообще появился на станции, когда Шацкий уже был мертв.

И все-таки существовала одна маленькая, замеченная им в свое время деталь, которая позволяла теперь выделить из всех подозреваемых лиц одну центральную фигуру и сосредоточить на ней следственную работу.

К концу обеда, когда публика слегка расслабилась, Гек спросил, обращаясь ко всем сразу:

– А известно ли вам, уважаемые коллеги, какие факты были установлены Шацким о состоянии двух здешних цивилизаций?.. Что, никому не известно? – он медленно обвел всех взглядом. – Ну, так я расскажу.

Он коротко изложил суть дела.

– Что же выходит, мы помогали не тем, кому нужно? – удивился Макс.

– Не понимаю тогда, чьи же там города, на той планете… и вообще ничего не понимаю, – произнесла Ольга.

– Да, ребята, – Гек встал из-за стола, – много еще в этой истории непонятного. Но дело в том, что у меня есть неопровержимые доказательства того, что кирийцам все было известно, и что, скрывая это, они предприняли ряд спланированных преступных действий. Сейчас я отправлюсь к Ренвуду, прижму старика как следует и все узнаю – о городах, о нивсах и о прочем. Пошли, Рита, посидишь еще взаперти. – Он повернулся к остальным. – До скорого.

– Простите, а нельзя ли мне вас сопровождать? – вдогонку ему проговорил Борг.

– Нельзя, – не оборачиваясь, ответил Гек.

Прежде чем выйти со станции, Гек зашел к себе в номер. Здесь он не спеша переоделся, накинул легкую куртку с объемистым внутренним карманом на левой нижней стороне. Переложил туда из кейса небольшой десятизарадный бластер, надиктовал основные результаты расследования, опломбировал кассету и запер кейс на служебный код.

* * *

Как и в первый раз слуга проводил его в овальный зал.

В ожидании Ренвуда Гек внимательно рассматривал драпировку зала: странные переливчатые узоры, возникающие и исчезающие в сером шелке гобеленов. Если долго смотреть, шелк начинает раздвигаться и дышать, как пустота космоса, серебрящаяся глубинным светом звезд.

Неожиданно Гек почувствовал, что он не один. Метрах в пяти, чуть сбоку стоял Ренвуд. Не время расслабляться! Он мгновенно взял себя в руки.

Они поздоровались. Ренвуд жестом предложил сесть в разделенные маленьким столиком кресла.

– Дела, которые здесь творились, – начал Гек, – так далеко зашли, что открытый разговор между мной и вами стал не только разумной, но и безотлагательной необходимостью.

Ответный жест Ренвуда означал полную готовность следовать этому предложению.

– Я продублировал эксперименты Шацкого и получил исчерпывающие данные о подлинном состоянии нивсов. Они сверхперспективная раса, и вы это прекрасно знали.

Впервые в жизни Гек увидел то, что, наверное, и породило полумедицинский термин «удар».

Лицо Ренвуда стало на глазах терять свой бронзовый цвет и приобретать темно-серый оттенок. Резкие морщины, как внезапно побежавшие по грязному стеклу дождевые струи, обезобразили его лицо, глаза потеряли живое выражение, мускулы рта ослабли и нижняя челюсть поехала вниз, открывая страшную неживую впадину рта.

Только бы успеть!.. Гек лихорадочно захватывал кончиками пальцев лежащую в глубине внутреннего кармана пилюлю «супера». Разорвав упаковочную обертку уже у полуоткрытого рта Ренвуда, он впихнул пилюлю туда…

Через двадцать секунд все стало приходить в норму, Гек облегченно вздохнул.

Еще через две минуты Ренвуд открыл глаза.

– Вы вернули меня к жизни, – еще слабым голосом произнес он, – благодарю. Хотя не знаю, для чего мне жить теперь.

– Простите, тогда, может быть, вы расскажете мне, для чего жили раньше? Если, конечно, вам это не тяжело физически.

– Да, теперь я вам все расскажу.

Ренвуд какое-то время сидел молча, ожидая, когда силы окончательно к нему вернутся. И хотя вскоре он полностью восстановился, это был уже совершенно другой человек – отрешенный, поверженный.

– Отдаю должное вашей проницательности, – произнес он, – поняли вы очень многое, хотя далеко не все.

Он снова умолк ненадолго. Потом заговорил выразительно и энергично.

– Да, нивсы не те, которыми кажутся. Но и кирийцы не те, и именно в этом суть трагедии! Тысячелетней трагедии двух цивилизаций, – взгляд Ренвуда стал далеким и холодным, как будто и сам он ушел в те невидимые годы. – Вы считаете нас слабыми, с трудом растущими – это неверно! Мы были развитой цивилизацией, легко передвигались в своей галактике, достигли многого, и не только в материально-технической сфере. Мораль и культура стали не меньшим, а, пожалуй, даже главным знаменем нации. В обществе почти исчезли зло и насилие. И все это мы имели тогда, когда ваша цивилизация еще не научилась двигаться с помощью простых механических средств… Рядом с нами жили нивсы, как вы их называете, и жили примерно так, как живут сейчас, скудно и примитивно. До поры до времени мы просто следили за ними, не вмешиваясь, потому что вмешиваться, по сути дела, было и не во что.

Ренвуд встал.

– У каждой нации есть свои энтузиасты, видящие дело только с одной стороны. Их увлеченность и бескорыстие привлекают многих. Кто-то установил, что нивсы прекрасно обучаемы, легко запоминают и удерживают информацию. Подробностей я не знаю, это было слишком давно, но знаю, что нивсы стали постоянным объектом нашей опеки. И результаты превзошли ожидания. Нивсы менялись на глазах. За несколько поколений они превратились в развитых, общественно организованных существ, пока еще младших, но уже братьев по разуму.

Он на секунду прервался и посмотрел на Гека.

– Вы в своем обществе никогда не замечали, что мораль у иных не слишком развитых людей является попросту правилом поведения?

Гек кивнул.

– И в то же время эти люди могут вести добропорядочную жизнь и детей своих так воспитывать?

– Могут.

– Наверно, вы согласитесь со мной, что причина здесь в том, что мораль этих людей не вытекает из лично пережитого. Они мало думали, слабо чувствовали, другими словами, жили скудной внутренней жизнью и получили малый ее нравственный продукт, хотя, будучи воспитанными обществом, хорошо усвоили нравственность в виде системы правил. Теперь представьте себе, что волей случая эти люди поставлены перед соблазном больших личных выгод, противоречащих нравственным устоям, что они в таких случаях выбирают?

– Выгоду, – ответил Гек.

– Конечно. Только и мораль они не отбросят, раз привыкли считать себя существами нравственными. Мораль они просто переиначат, приведут в соответствие с выгодой, ведь правила для того и существуют, чтобы оправдывать практику.

– И это верно, – согласился Гек.

– Чем же будет отличаться поведение народа или нации, прожившей лишь небольшую часть положенного историей срока, не выработавшей, а получившей даром высшие принципы бытия вместе с его благами?

– Ничем, и черт возьми, я никогда не понимал, почему эта мысль не считается прописной и не входит в школьные учебники.

Ренвуд грустно кивнул и, помолчав, продолжил:

– Я знаю, что и раньше были люди, думавшие об опасности, но победили не они. В учебники записали другое – красивые, высокие и непонятные по сути слова о всепобеждающей силе разума, о единстве и братстве всего сущего. Но вот когда стрелки сравнялись и чаша весов скороспелой цивилизации получила свой шанс, она тотчас потянула вниз… Нет, они не устраивали войн и погромов. У них ведь тоже была мораль или, как мы это назвали, правила. Кирийцы и нивсы по воле самих кирийцев жили в одной общественной системе. Моим благородным предкам казалось, что только так и должны на практике воплощаться их высокие принципы. Так вот, когда нивсы достаточно подросли и общественные силы уравновесились, они в течение одного поколения захватили все государственные посты, все доступы к материальным ресурсам, все, что давало реальную власть!.. Потом появилась «теория полного равенства», согласно которой условия существования предков должны быть уравновешены в жизни потомков. В результате, все кирийцы были переселены на эту, несовместимую с их физиологической конституцией, планету. А потомки некогда милых и благодарных нивсов отправились туда, на нашу планету, и, не теряя времени, снесли за ненадобностью под ноль все, что им не годилось! Построили новые замечательные города, но это единственное, что они успели. Моральные нормы, приспособленные и переделанные один раз, будут перекраиваться дальше, пока не натолкнутся на закон, присущий душе нации, а если этого закона нет, нет предела падению. Нивсы очень быстро расслоились по интересам, кланам, регионам, по кланам и интересам внутри регионов, все покатилось – итоги вы видели.

Ренвуд замолчал.

– Кошмарная трагедия, – сказал Гек.

Они оба долго сидели молча.

– Но почему это нужно было держать в тайне? – спросил, наконец, он. – Если бы вы обо всем уведомили нас…

Гек осекся, глаза Ренвуда снова стали живыми, и в их глубине как вспышки молний метался гнев.

– То что?! – резко спросил он. – Что бы вы сделали? Ну говорите, говорите!

– Во-первых, – спокойно начал Гек, – зная подлинное положение кирийцев, оказывали бы помощь в темпах и масштабах, способных вернуть вас в прежнее состояние в течение предельно коротких сроков, то есть одного-двух поколений. Во-вторых, учли бы, как говорится, печальный опыт и построили медленную программу помощи нивсам. Ну и, хотя вопрос с планетами довольно деликатный, думаю, и здесь нашлось бы решение. Кирийцы и нивсы могли бы жить на одной планете, на Кири-2, ведь места там достаточно.

Глаза Ренвуда опять покрылись матовой поволокой.

– А я-то думал, что вы меня понимаете, – устало и грустно сказал он, – тот, кто упал с такой высоты, не может в один миг вернуться назад, ему придется повторить весь путь, который он однажды проделал – снова лезть, напрягать силы, цепляться. Один ваш старый европейский ученый сказал: «Силу нельзя сообщить, можно лишь пробудить ее». Поймите, сразу вернуть кирийцам потерянное – значит развратить их души, сделать смешной и ненужной длинную цепочку жизней их предков, отданных, чтобы сохранить погибавшую цивилизацию. Вырвать маленького ребенка из его среды и перенести во взрослую, значит получить бессмысленного хама, вам что, нивсов мало?

«Черт возьми, старик-то прав, – подумал Гек, – и если бы он еще знал, какой формальный механизм лежит в основе всей этой помощи».

– Я ведь не ради одного любопытства изучал вашу историю, – продолжал Ренвуд, – а прежде всего, чтобы понять вас. И понял, как мне кажется, правильно. Вы направляете свои силы в космос, потому что не умеете и боитесь направить их внутрь своего общества. Это труднее, там нет скорых побед, нет места самодовольству, и вообще нет успехов. Там только борьба против пороков и слабостей человека, борьба за новый маленький шаг вперед… Разве можно было доверить вам нашу судьбу? Мы поняли – что нет. Кирийцы сами должны вернуть себе и свою цивилизацию, и свою планету. Вернуть трудным долгим путем. Путем вперед, а не ввысь! Теперь все пропало, – он тяжело поднялся и пошел к двери из зала.

– Секунду, – окликнул его Гек. – Я искренне сопереживаю вашей беде, но это, увы, беда не единственная. Есть еще вдова Шацкого, и я хотел бы знать имя виновника ее горя. Назовите мне имя!

Ренвуд вздрогнул и остановился.

– Нет, – отрывисто и громко ответил он, – я никого вам не назову, разбирайтесь сами со своими преступниками!

– Тогда я сам его назову, – Гек помолчал и произнес короткое имя.

– Жаль, – Ренвуд повернулся к нему лицом, – жаль, что ум и силы лучших людей вашей цивилизации уходят на розыск ее же собственных преступников… Да… Но прошу учесть, что названный вами человек совершил преступление вследствие оказанного на него с нашей стороны давления. Надеюсь, что это мое заявление будет учтено на Земле.

– Ну, если вы этого хотите, – безразличным тоном ответил Гек, – дайте соответствующее краткое письменное подтверждение, дескать, нами было организовано убийство Шацкого с вовлечением в него… число, подпись, – Гек зевнул.

Ренвуд быстро подошел к маленькому бюро и через две минуты протянул ему лист бумаги:

– Текст написан на кирийском и вашем. Теперь позвольте попрощаться.

* * *

Гек шел по малолюдной вечерней улице к стоявшему невдалеке флайеру. Ну, что теперь? Вызывать ближайший по трассе транспорт и конвоировать убийцу на Землю.

Да, закончилось очередное дело. Сложное дело. Но до чего же паршиво на душе, пусто. Разве это работа для нормального человека – надевать на людей наручники. Каждый, возвращаясь из космоса, везет пусть маленький, но вклад в общее благо. А он явится к людям только за тем, чтобы изолировать от них на долгие годы человека, предъявив его сначала человечеству как общий его позор. Чему же радоваться, когда такая работа закончена? И с чем ее сравнить? Только с работой могильщика – там тот же итог труда.

Вот и огни станции. Гек посадил флайер, вылез из кабины и не спеша пошел по дорожке. Было душно, но не очень, и он постоял минуты две у входа, глядя в ту часть темного небосвода, где скрывались родные Земля и Солнце, потом привычным движением открыл дверь и вошел в нижний холл.

Ба! Вот это встреча! Как говорится, на ловца и зверь бежит. Правда, сейчас не бежит, а стоит в центре холла и улыбается. Гек тоже разулыбался в ответ, хотя вряд ли у человека, на которого наставлен бластер, могут быть серьезные основания для улыбок.

Никто на станции не обладал оружием и, насколько было известно Геку, не имел в своей жизни доступа к нему. Откуда же взялась эта шикарная пушка, по сравнению с которой его собственный портативный бластер – детская вещь.

Ну, не отвлекаться! Внимание, теперь только внимание! Пока в него не стреляют, это уже хорошо, и за это стоит пошире улыбнуться. Расстояние для атаки слишком большое – метров семь с лишним. Достать бластер из кармана куртки он тоже не сумеет. Улыбаться! И ему улыбаются. Ну-ка, полшажка вперед.

– Стойте, где стоите, не надо двигаться!.. Не ожидали?

– Не ожидал, что у вас может быть оружие, откуда оно?

– Расскажу, но сначала, без резких движений снимите куртку и бросьте мне в ноги.

Гек аккуратно начал стряхивать с себя куртку, чуть неуклюже поворачиваясь из стороны в сторону. Это позволило продвинуться сантиметров на сорок вперед. Сколько сейчас? Метров семь, может быть, чуть меньше. Дистанция чересчур большая, к тому же здесь не спортивный зал. Нужно подобраться метров на пять, ну на пять с половиной, иначе рассчитывать не на что.

Наконец, он снял куртку. Вот так… аккуратно… он бросает ее, для этого слегка выставляет вперед ногу, а затем подтягивает к ней другую. Главное постепенность. Стоит противнику испугаться и сделать пару шагов назад, все будет потеряно. Куртка чуть не долетела, и ему тоже сделали шаг навстречу. Теперь ни в коем случае не дать дистанции разорваться. Нужно отвлекать.

– Так откуда у вас оружие, Макс?

– Еще секунду, – ответил Гринев, извлекая из кармана его куртки бластер. – Ну вот, – он еще шире обнажил свои зубы, – я же знал, что вы не пустой. А оружие я приобрел на Кси-15, при спасательных работах. Кто-то из командного состава впопыхах обронил. Я сначала хотел сдать, а потом подумал – оставлю себе, на всякий случай.

– Правильно сделали, – в тон ему ответил Гек, – полезный предмет.

– У меня тоже к вам вопрос, Ренвуд сразу меня выдал?

– Нет, только после того, как я сам назвал ему ваше имя.

– Бросьте! Вы сами не могли меня вычислить.

– Смог. Хотя это действительно было сложно.

– Не верится, расскажите-ка вкратце, без деталей.

– Ну что ж, если вам хочется. Хотя совсем без деталей не выйдет.

Гек, сложив руки на груди, принял расслабленную позу и, глядя поверх головы Гринева, начал спокойно излагать, покачиваясь с носков на пятки и еле заметно переступая:

– Прежде всего мне нужно было понять мотив убийства. Он мог быть, как выразился наш славный Борг, от внешних и от внутренних причин. К внутренним относился страх самого Борга перед разоблачением в обмане руководства, ревность или личная неприязнь Тина к Шацкому, ну и боязнь Ольги, что будет раскрыт ее шпионаж и камни придется отдать… А если мотив был внешний, кирийский, в чем бы он мог заключаться? – Гек взглянул на Макса, тот спокойно и с интересом слушал, ствол бластера чуть наклонился вниз. – Оказалось, что у них действительно был такой мотив. Но в любом случае многое в построении следственной модели зависело от того, сколько человек участвовало в убийстве, один или больше. И в решении этой важной задачи вы мне очень помогли. – Гек опять посмотрел на Гринева, отметив, что расстояние никак не больше шести метров.

– Каким образом? – спросил тот.

– Своим неудавшимся покушением на Риту. Устраивать такую инсценировку, имея напарника, для нее не имело смысла. Значит либо преступником была сама Рита, либо она была совершенно не причем. Однако одна Рита не смогла бы совершить преступление против Шацкого, чтобы скрыть его, ей потребовалась бы помощь Борга. Тут дело со счетчиком – поле нельзя снять без регистрации в журнале начальника станции.

– Она могла оставить его открытым после моего вылета.

– Могла, но не стала бы совмещать это, помогая Тину выскочить вслед за Шацким. Ведь он мог просто-напросто застукать ее.

– Хм, логично, – согласился Гринев.

– Ну так, следовательно, Рита была соучастницей убийства только в том случае, если действовала вместе с Боргом, и именно он тогда должен был покушаться на ее жизнь с целью убрать партнера. Однако же вы сами убеждали меня, что, выскочив по сигналу тревоги, увидели впереди себя Борга и только потом Риту. Борг чисто физически не мог ее обогнать по лестнице. Значит, либо вы лгали, тогда подозрение переходит именно на вас, либо говорили правду, тогда Борг не имел отношения к нападению на Риту – но кто-то же нападал – и Борг исключается из игры, а вместе с ним, двигаясь по цепочке назад, исключается и Рита.

– Опять логично, – мрачно кивнул головой Макс. Гек молниеносно оценил расстояние и разложил его на три фазы – бросок на противника, уход от выстрела в сторону, а затем атака в корпус и оружие… Нет, не получалось, полметра еще нужно, необходимо просто!

– Вслед за Ритой из числа кандидатов в убийцы выбыла Ольга. Она видела, как Рита спускалась в нижний холл непосредственно перед гибелью Шацкого и, в конце концов, сообщила мне об этом. Ну зачем было Ольге покушаться на Риту, если можно использовать ее как превосходный ложный след? Конечно, я не снял с нее подозрения полностью, но они стали ничтожными. Остались вы и Гардман.

– Во-во, Гардман, этот зверь! – хохотнул Макс. – А если серьезно, почему не он?

– Если Гардман использовал контрабандный план лишь как прикрытие для убийства, зачем ему нужно было после этого убирать Риту? Огромный ведь риск, и потеря того самого алиби, которое он получал с помощью как раз выгодного для него свидетеля. Нет, у покушавшегося на нее должны были быть очень серьезные основания, и я стал думать – какие?

– Я просто начинаю восхищаться вами, старший инспектор. Но если б я был уверен в Ренвуде, сидел бы сейчас в баре и пил спокойно пиво. Методом исключения, моей вины не докажешь. Как, черт возьми, я мог убить Шацкого?!

– Сейчас расскажу… Я стал думать о Рите, ее поведении в тот момент, когда мы проигрывали ситуацию, и она растерянно вела себя в нижнем холле. И в конце концов понял – да, Шацкий был убит стероном, но не когда готовился покинуть станцию. А гораздо раньше – часа за полтора до этого. И не внизу, а в вашем номере. Вы прекрасно знали от Ренвуда, что Гардман ворует для него служебную информацию, Ольга шпионит за Шацким, а Борг пишет липовые отчеты. И вы же были единственным человеком, с которым у Шацкого сохранились приличные отношения. Поэтому нетрудно было пригласить его в тот день на конфиденциальную беседу. Разговор вы повели о том, что на станции творится неладное, предлагали свою помощь, ну и угостили чем-нибудь вроде чая или газированной воды с сильной стероновой добавкой. В домашних условиях, да еще разволновав собеседника, это легко. От двери вашего номера прекрасно видна лестничная площадка, до нее даже с таким грузом на плече – несколько секунд, а там – вниз по лестнице в нижний холл. Потом вы улетели, а вернувшись в положенное время на станцию, обнаружили, что все спокойно, на труп никто не наткнулся, и решили для полного правдоподобия недавней кончины бросить рядом стакан с водой. А затем, как водится, заголосили. Откуда вам было знать, что Рита уже наткнулась на труп. Потом вы поняли, как она опасна, поскольку запомнила то, свое первое впечатление, когда никакого стакана не было, и сможет вспомнить вдруг все отчетливо до конца.