Текст книги "Врата скорби. Дикий Восток"

Российская Империя. Одесса
03 мая 1949 г.

Желающим получить медаль или гроб или и то и другое зараз.

Требуются добровольцы на государеву службу

Жалование хорошее, условия тяжелые

Отменное владение оружием обязательно.

Донское казачье войско.

Почему Одесса? Да просто так…

Хотя нет, не просто так. Далеко не просто так. С тех времен, как Восток стал русским – Одесса стала крупнейшим торговым портом на этом направлении, вторым – после Владивостока по грузообороту и седьмым по грузообороту в мире. Стратегической железной дороги[73]73
  Для тех, кто не читал мое раннее – железная дорога с колеей шесть метров. В мире – всего две ветки: Владивосток – Берлин и Мурманск-Петербург-Москва, далее по первой ветке на Казань и от Казани – до Багдада. Ее строили двадцать пять лет – но после ее постройки разорилась не одна судоходная компания.


[Закрыть], после постройки которой порт Одессы пришлось спешно перепрофилировать под туристический – еще в помине не было, а Константинополь хоть и был портовым городом – все же до Одессы не дотягивал. Не потому что расположен был хуже – расположен то был он как раз лучше, просто до сих пор было непонятно: насколько мы там, навсегда или… Вот из-за этого «или» осторожные, знающие цену каждой полушке[74]74
  Полкопейки, была раньше и такая монета


[Закрыть] купчины и не рисковали грузится через вторую столицу Константинополь, открывали конторы да торговые дома в Одессе. Было еще и в Севастополе – но там слишком много военного флота было, приткнуться негде. А Одесса… есть Одесса.

С давних времен как Севастополь был военным форпостом Российской Империи в регионе, так Одесса была форпостом торговым, мореходным, купеческим. Ее даже основали не русские. Основателем Одессы, раскинувшейся на месте, где раньше была считавшаяся неприступной турецкая крепость, был испанский еврей[75]75
  Это кстати хороший ответ тем выдумщикам, кто считает что в России испокон века культивировался антисемитизм и как могли – гнобили евреев. И вообще – Европа всегда была просветителем для жестокой и темной России. В России вообще, почти в любое время политический режим и общественные устои были гуманнее, чем в залитой кровью, раздираемой мятежами, ересями, крестовыми походами, войнами, инквизицией Европе. Поэтому – люди бежали, спасаясь от гибели именно в Россию и таких было немало.
  Из России побежали только в двадцатом веке, от ужасов большевизма.


[Закрыть], прославившийся на русской службе в боях с турецким флотом, выслужившийся до адмирала Хосе де Рибас, чье имя и фамилию потом исказили на русский манер. Жозеф Михайлович Дерибас. Он стал первым генерал-губернатором нового города, в его честь названа одна из основных улиц города – Дерибасовская, а его особняк с шикарным садом – его потомки передали в дар городу, и теперь там – Городской Сад. Вторым человеком, заложившим основы Одессы, был ее губернатор в конце восемнадцатого – начале девятнадцатого века Дюк де Ришелье, да, да, прямой потомок кардинала Ришелье, честнейший и предприимчивый человек, фактически сделавший Одессу тем, чем она есть на самом деле – огромным купеческим городом-портом, но при этом не чурающемся культуры. Его памятник стоит перед самой лестницей, в его основании одесситы сохранили ядро, выпущенное с корабля, бомбардировавшего город. Это был даже не корабль – обшитая сталью плавучая пушечная буксируемая батарея. Четыре дня она обстреливала город, у жителей города не было оружия, способного пробить невиданной в то время крепости корабельный борт – но одесситы не сдались, город выстоял. Чей это был корабль? А сами не догадались? Английский, чей же еще – только в двадцать первом и отомстили[76]76
  При попытке Средиземноморской эскадры прорваться проливами в Черное море были потоплены три из четырех линкоров англичан, а сама Средиземноморская эскадра фактически перестала существовать. Успеху способствовало то, что англичане купились на дезинформацию о том, что русские при захвате взорвали береговые батареи. Они не были взорваны – их захватила десантная партия морской пехоты, подошедшая ночью на шлюпах. Эта операция считается первой в мире операцией морского спецназа, день одиннадцатого октября отмечается на флоте как день победы при Проливах. При проходе британской эскадры батареи открыли огонь почти в упор. Почти все кто был на этих батареях, погибли в неравном бою, но дело – сделали.


[Закрыть]. Потом Дюк де Ришелье уехал на родину, чтобы стать премьер-министром Франции – но одесситы его помнят до сих пор. Памятник даже поставили. Герцог Ришелье уехал – а Одесса осталась Одессой: оборотистой, купеческой, хлебосольной, понимающей толк в искусстве, ценящей остроумных людей и умеющей с рубля миллион заработать. Миллионщиков в Одессе на тысячу жителей было едва ли не больше, чем в Москве или Санкт-Петербурге, и это было закономерно: вся торговля с Востоком тогда проходила через Одессу. Ну, а где торговля, там и…

Увы, Одесса была мамой не только для купца – но и для фартового налетчика, и для карманника, и для прочего лихого люда. Раньше, когда тот берег был еще не наш – Одесса все равно торговала с ним, только нелегально. Одесса ведь стоит на известняке, и во многом построена из известняка, город начинался с шахт, где строители вырубали кирпичи и плиты из этого податливого материала, складывая из них на поверхности дома. Дома были сложены – а шахты остались, их знали как одесские катакомбы, и тянулись они далеко за пределы города, до самой Молдаванки, а иные отнорки – просто уходили во тьму и никто не знал куда именно. В некоторых районах каждый, буквально каждый дом имел выход в эти самые катакомбы, там хранили контрабанду, нелегальное спиртное, там же были подземные «малины» где отлеживался после дел блатной люд. Согласитесь – хорошо промышлять в городе, где случись убегать от городовых – нырк и под землю. Хорошо. Вот потому-то Одесса-мама многими, наряду с Ростовом-папой и считалась криминальной столицей России.

Даже в криминальном промысле у одесситов был особый шик. Один гопстопник[77]77
  «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла…» Гопстопник – грабитель, терпила – соответственно потерпевший.


[Закрыть] носил в кармане для терпил флакончик с сердечным, потому как один раз он подрезал одного бобра, а тот посинел весь – и с копыт. А за мокрое[78]78
  «Бобер» – богатый купец (носивший бобровый воротник), тоже получается потерпевший. «За мокрое» – за убийство.


[Закрыть] отвечать как то не с руки – вот он и таскал теперь на случай – сердечное. Еще двое бомбанули банк и ушли от полиции, разбрасывая на улице награбленную добычу – можете представить себе, уважаемые – что началось, когда из пролетки полетели самые натуральные деньги.

Ну… в общем люд тут разный был, были и фальшивомонетчики, были просто мошенники, были карманники, которые незаметно не то что ваш карман от лопатника освободят – но и даму, простите, от предметов нижнего белья.

Вот как раз сейчас хорунжий Григорий Велехов сидел в конторке и смотрел как раз на такого вот ухаря… маленького, верткого и чему то непременно улыбающемуся, да так что вот-вот и расхохочется. По мнению Велехова – смешного тут ничего не было.

– Ты чего веселишься, уважаемый? – мрачно спросил он, смотря на очередного кандидата на государеву службу.

– Та весело же… Вон… люди хорошие по улочке прогуливаться изволят, солидный господин гимназистку кадрит… а лопатничек[79]79
  бумажник, кошелек.


[Закрыть] – то надо поглубже прятать, дабы лихим людям не достался. Вон солнышко светить изволит… хорошо. Много ли надо человеку для счастья?

– Немного. А как тебя звать – величать, такого веселого?

– Батя Митрием крестил.

– А дальше.

– Митька Шалый.

Велехов сплюнул

– Ты мне погремухой своей не козыряй, я к вашим делам неодобрение имею. Какая фамилия, добром спрашиваю.

Шалый снова засмеялся

– Это так всегда… Ваше благородие. Вот про моё фамилиё в Таганском централе прознали, так и крестить не стали, сказали что это готовая погремуха и есть. А там паханы сидят не чета местным, один Сеня Бобёр чего стоил, Сеня Бобёр, взял да попёр. Шалый – это мне и фамилия, и за погремуху сойдет, когда требуется.

Казаки – а тут кроме Велехова был еще и Боровсков – переглянулись

– Служил? – спросил Боровсков, увесисто и солидно

– Та какое там служил… нам же закон служить запрещает. Мы к власти касательства не имеем, только она к нам. Так и норовит лихого хлопца Митьку Шалого за шкирку – и на цугундер, да в Сибирь свезти.

– А сюда че приперся?

Боровсков сознательно обострял разговор – но Митька на него ничуть не обиделся

– Так объява же была, Ваше благородие, тут я иду, пошатываюсь – гля, а на столбе написано. Требуются добровольцы на государеву службу.

– А тебе то это – каким боком?

– Так там дальше то, дальше. Отменное владение оружием обязательно. То как раз про меня, я в стрельбе из пистолета – что жид на скрипочке.

Казаки снова переглянулись, Велехов незаметно толкнул соседа под столом ногой – заткнись.

– Какая скрипочка, какой жид? Тут тебе не на бану углы вертеть и не бобров на прохват лущить.

– Та я ж на все согласный, начальник.

– А стрелять где научился? Стрелок…

– Да батя же тир держал. Аккурат на Ланжероне, подходите, люди добрые, господа хорошие, рупь за десять, покажите свою меткость, удивите дам…

– А ты что же… батино дело не продолжаешь?

– Да… – и тут Митька заунывно запел – не жди меня мама…

Велехов только крякнул. Другой бы – под зад такого стрелка – но он на Востоке кого только не видел… вы полагаете, что когда переселение шло, туда кругом правильные ехали? Да ни в жизнь… кого только не было, и каторжане тоже были… Пришлось со всякими… поручкаться, заодно и в людях научиться разбираться.

И потому он, хлопнув по карману – на месте ли ключи от авто – поднялся со стула.

– Поехали… Стрелок. Постреляем.

* * *

Авто было по одесским меркам самое обычное – длинный десятиместный Джип-Виллис, переделанный так, что сзади вместо скамеек по бортам нормальные сидения стали. Пол Одессы на таких вот армейских джипах американского образца ездило и нахваливало. Откуда? А про Евсея Гликмана напомнить? Как он дядю Сэма вокруг пальца обвел? Вот то-то и оно. Если разобраться – так хорошая машина, прочная, неприхотливая, дешевая, проходимая. Если под дождь попал – пусть все в салон, ничего не сделается, не Даймлер-кабриолет. А то, что верха нет – так это и хорошо, по жаре – да без верха прохватить. Некоторые конечно переделали, верх самодельный поставили…

У Велехова был с собой Маузер, теперь он постоянно носил при себе оружие – а вот остальное он захоронил на квартире, которую они сняли. Машина стояла прямо под окнами конторы, которую они сняли – аккурат на Среднефонтанской, на первом этаже доходного дома. Хорошее место, бойкое…

Григорий расположился на месте водителя, стал мотор запускать, да провода соединять, поскольку для зажигания надо было их хитрым переходником соединить. А как же – Одесса, тут не то что лопатник из кармана штанов – сами штаны с лопатником унесут, не заметишь. А переходник – что-то вроде противоугонки.

Митька не дожидаясь приглашения, уселся рядом

– А что – из Одессы сваливать самое время? – как бы вскользь поинтересовался Григорий

– Это кому как, начальник – охотно ответил Митька

– Базар – не про кого. Базар – за тебя.

– И мне… обстановку сменить самое время. Климат здесь – не тот.

– Там еще хуже.

– Та знаю, я – начальник. Мне хуже местного – нет.

– Смотри…

Джип глухо зачихал, завелся – кривым стартером пользоваться не пришлось, покатил по улицам города.

Одесса была Одессой – вечно молодой, шумный город. Мало кто знал – что на протяжении долгого времени Одесса была единственным городом Империи, что без помощи сводил в плюс бюджет. Отсюда и независимость известная… еще при создании города Дерибас определенные преимущества у Екатерины Великой выговорил, что-то типа статуса свободного города. Кстати, название городу тоже Екатерина самолично подарила. Как? Да очень просто. Жаловались что там воды нет совсем, а Екатерина, женщина ученая возьми да и скажи: вода на древнегреческом – assedo. Там воды нет? Ну вот, значит и будет называть город наоборот – Одесса. Так и порешили.

Шум звонков «конки», на электричество одновременно с Санкт-Петербургом переведенной, шум от лавок, у которых приказчики, соревнуясь, громко выкрикивают приглашения благородным господам и дамам посетить именно их лавку, крики мальчишек, заканчивающих разносить свежие выпуски газет. Рестораны, около которых шумно и днем и ночью, конторы по найму моряков, толпу у которых приходится по проезжей части обходить, доходные дома, снова лавки. Много машин – их здесь столько, что на улице не помещаются, лошадей совсем уж нет, разве только на набережной – детей и милых дам катать. С порта – рев гудков теплоходов, там работа ни на секунду не прекращается, в порту постоянно нужны руки, заработать может любой. Контрабандисты – они свой товар приняли, прикорнули с утра – теперь вышли на людей посмотреть и себя показать. В синем, распахнутом настежь небе – серая колбаса дирижабля. Экскурсионный, Одесса – Константинополь, снижается. На маяк идет, там у них причальная вышка теперь. Проехали портом – новая дорога, аккурат над портом идет, все видно. Дымовые трубы сухогрузов, разноцветье флагов, чайки, жирные, пресытившиеся, сидят на ограде набережной как куры. Дальше – только в бинокль и смотреть – серо-стальной силуэт крейсера. Они все на Севастополь базируются, здесь видимо какие-то маневры отрабатывает, может быть – сопровождение конвоев. Или еще чего.

За город выехали – горы вдали, виноградные плантации, харчевни придорожные, белого камня домишки. Идиллия…

Велехов знал, куда едет – хоть и нельзя вне тиров с оружием упражняться, но и в тир лишний раз тоже – тащиться. Свернул к карьеру, старому, заброшенному, с водой на дне – тут можно стрелять, не опасаясь что кого подстрелишь ненароком. Пули песок примет.

По чему стрелять? Да по камням – вон их сколько валяется.

Джип казак остановил в самом начале карьера, большого, старого, с накатанной колеей, осыпающимися стенками и мутным, коричневого цвета озерцом на дне карьера. Вышел, потянулся, пошел вниз…

Бах!

На противоположной стороне карьеры только брызнули осколки – камень тут мягкий, пуля его крошит. Да и не камень это – тот же известняк.

А до камня – метров пятьдесят будет, а стрелял то – с руки, не целясь почитай.

– Могешь так, стрелок?

Шалый привычно улыбнулся

– А и запросто Ваше Благородие. Только вы мне камешек то подкиньте, а то так и целиться несподручно.

– Подкинуть? В воздух?

– В него самого. Если не затруднит.

– Ну, смотри…

Григорий долго искал камень, нарочито долго выбирал, мотал нервы – и вдруг кинул, резко, прямо от земли, неожиданно, не разгибаясь вовсе.

Б-бах!

Сдвоенный выстрел, дуплет – и камень брызнул осколками уже в воздухе, несколько секанули по головам, не до крови – но неприятно.

– Га… Вот это дал – Григорий и впрямь был удивлен – а еще так можешь?

– Да сколь угодно, только за бабло уже. Говорю же – тир у папахена был, хороший тир.

Григорий присмотрелся к курносым, короткоствольным револьверам в руках блатного

– Что за железо?

– Смит-Вессон, десятка. Двухдюймовый ствол.

– Оттуда?

– А то. Друзьяки уехали… подарок прислали.

– Так и таскаешь с собой?

– Не жмет – пожал плечами недоуменно блатной.

На самом деле револьверов было три.

– А из автоматической винтовки?

– Вот чего не могём – того не могём. Я ж не стопорила какой.

– А кто ты по масти?

– Честный налетчик я, Ваше Благородие. Не стопорила и не бомбила. Если надо тебе таких… они и с пулеметом знакомы, тут Черный банк брал, недалеко от твоей конторы, кстати, на Ланжероне – знатное дельце было. Но не по мне.

– Мне фартовых надо. Дело есть. Навар хороший.

– А что за дело то?

– Серых развелось. На Востоке. Открыт сезон охоты.

– Серых… серые разные бывают, господин казак

– Те серые, которые зеленые. Дошло?

Блатной не торопясь спрятал в карман револьверы – Григорий заметил, что на обоих срезан внешний курок заподлицо, и передняя часть скобы, которая спусковой крючок прикрывает – тоже. Американский стиль, есть там такие асы со времен Сухого закона, что из такого револьвера шесть пуль за три секунды выпускают. Это если считать еще и время, чтобы револьвер достать.

– Стремные дела…

– А что – боишься? – по-блатному спросил Григорий

– Опасаюсь… Зеленые они ж вольтанутые совсем. С башкой не дружат….

– Если опасаешься – не держу. Поехали…

– Да ты постой… начальник… постой, чего кипешить. Тебе это – зачем надо?

– Тебе – какое дело? Открыт сезон охоты. Я – взялся.

– А на карман сколько?

– На карман… четыреста целковых в месяц – устроит?

Стопорила усмехнулся

– Фартовый щипач с вечера так хлебает.

– Так щипли, кто тебе мешает. Со мной не торгуйся – не на Привозе[80]80
  Привоз – рынок в Одессе, легендарное место.


[Закрыть].

– Да я за другое, гражданин казак.

– А за что?

– Да ксиву бы мне… за ксиву и отработать не грех.

– Ксиву…

Дело было в том, что казачьи области в России – были на правах самоуправляющихся, и власть там была совсем не такой, как в России. Главными на этих территориях были атаманы, они же вершили суд по всем вилам гражданских и по мелким уголовным делам, спрашивая совета стариков – то есть были нечто вроде мировых судей. Атаманов выбирали и в месте проживания казаков, в станицах – были станичные атаманы, которые одновременно занимались делами станичных воинских команд. Центральная власть в самоуправляющихся казачьих общинах занималась только сбором податей, причем не с конкретных казаков, а с казачьего войска в целом, «на местах» подати собирали атаманы, да еще расследованием преступлений средней тяжести и тяжких. В числе казачьих привилегий было то, что правления могли выдавать паспорта на совершенно законных основаниях – и таким образом Митька Шалый мог стать совершенно другой личностью и начать жизнь с чистого листа. Это-то ему и было нужно.

– За ксиву разговор отдельный будет. Мы тебе ксиву дадим – а ты стопорить пойдешь.

– Да не, я в завязке. Забожусь на п…раса – не пойду.

– А что так то? Масть решил сменить?

– Нельзя мне начальник. В зоне – край!

Чтобы показать насколько край – блатной красноречиво провел ребром ладони по выпирающему кадыку

– Смотри… Ничего тебе не говорю ни да, ни нет. Найди меня… через два дня. Порешаем. И учти – если даже «да» – правила одни для всех. Идем не бомбить и не стопорить. Кого на мародерке поймаю – неважно кого, на первый раз в зиндан, на второй вон из отряда. Кого на чем худшем – на «мохнатом сейфе»[81]81
  Тут речь про изнасилование.


[Закрыть] например – к стенке. Веришь?

Шалый сделал понимающую рожу – они это умеют.

– Понимаю, как не понять, гражданин казак. Мне сейчас не до того – отсюда бы смыться. А так готов… верой и правдой… и неправдой тоже если потребуется.

– Верой и правдой… Ну, поехали… Два дня – найдешь меня.

– Найду, гражданин казак – Митька привычно, с одного скока запрыгнул на пассажирское место – а вопросик можно?

– Можно, если не рассчитываешь на ответ.

– Судя по вам, уважаемый, вы при делах были?

Григорий завел двигатель.

– Почему – был? При делах и есть…

* * *

На обратном пути, высадив Митьку на окраине Молдаванки, Григорий сменил маршрут, резко свернув влево. Покатились под гору чистые, запруженные народом улочки, греки, евреи, столы с едой выставленные прямо на тротуар, одуряющий запах ранних овощей – сюда они первым делом приходят, через Одессу вся торговля с Востоком, а там, как орошение затеяли – круглый год можно выращивать. Машин здесь было немного – местный народ все более предпочитал здесь пешком или на конке, тем более что и улицы были вихлястые да ухабистые, только под человека да под осла. В этих местах можно было купить и продать все что угодно – причем греки часто торговали шире евреев.

На углу одной из улиц – а угол был острый – треугольником вперед выдавался построенный из кирпича с облицовкой армянским туфом самодовольного вида купеческий дом: обычный дом, на третьем этаже купец живет, на втором контора с приказчиками, на первом этаже торгуют, или образцы там какие. Над входной дверью – стальной, с решеткой, вывеска по-русски, по-гречески и по-арабски сообщала.

Торговый домъ Константин Григориадис и братья Оптовая торговля.

Над вывеской прямо к фасаду был прилеплен символ клана Григориадисов – два старомодного вида башмака. Длил свою историю клан одесских Григориадисов от деда нынешнего главы клана, который сбежал от очередной армянской резни, с несколькими монетами в кармане пристал к русскому берегу и поселился в Одессе, приноровившись по сапожному делу. Его сыновья приноровились уже по части торговой…

Несмотря на солидный и самоуверенный вид – особого потока посетителей видно не было – Григорий понаблюдал минут десять и за это время через дверь прошел только один человек: солидного вида господин с тросточкой. Григориадис занимался разными вещами… но Григория он должен был помнить.

Наконец – казак вышел из машины. Огляделся, заметил, как дальше по улице шелохнулась занавеска на втором этаже… у Григориадисов это дело будь здоров поставлено, похлеще полиции.

Но он собственно и не со злом сюда пришел.

Перейдя улицу, казак постучал по наковаленке висящим на цепи бронзовым молоточком.

Дверь солидно, неспешно открылась, на пороге стоял курчавчый молодой человек, здоровый и крепкий, как бычок – годовик в белой рубахе и североамериканских джинсах.

– Что угодно?

– Старших позови.

– Я за них.

Григорий прищурился

– Тебя, сынок, у мамы с папой в проекте не было, когда я на Востоке базары тер. Секешь поляну?

Восток… Когда начали осваивать ох, много лихих людей туда понагрянуло, а казаки – так они отродясь лише всех и были.

Молодой отступил

– Проходите, уважаемый. Ноги только вот здесь извольте вытереть.

У молодого за поясом оказался ствол, и у того что стоял за дверью – тоже – вот тебе и торговый домъ. Григория остановили, быстро, но тщательно обыскали.

– Ничего нет.

– Боитесь, что ли?

– Опасаемся, друг любезный, опасаемся…

У самой беленой стены стоял глава клана Константин Григориадис – только что не было, и вот он стоял. Официально Григориадисы торговали маслом, специями, винным уксусом и вином, все это было представлено в торговом зале в изобилии, бутылки – пузатые, темные, некоторые покрытые паутиной – лежали в стеллажах из дорогого темного дерева. Тут же был столик для клиентов из того же дерева, несколько стаканчиков – пробовать.

– Доброго тебе здоровья Константин – джан.

– И тебе не болеть, казак. Проходи, вина выпей.

– Вино, вино… одну беду несет оно…

– Ай, зачем так нехорошо говоришь, казак. Вино – кровь земли.

Григориадис не торговал вином для прикрытия – он и правду торговал вином. Но не только вином…

Вместе они поднялись по винтовой лестнице на второй этаж, прошли в богато обставленный кабинет. Обстановка была везде одинаковая – темное дерево, женщин в доме не было видно, они в другой половине, чтобы не мешать. В кабинете было несколько шкафов, в одном, за стеклом стояли книги, в другом – бутылки, все темного стекла, с вином. Явно – с хорошим вином.

Хозяин, явно рисуясь, прошелся в раздумье перед шкафом с вином, потер небритый подбородок, потом решительно открыл дверцу, и достал одну из бутылок. Бутылка была, как и положено, запечатана пробкой, а не как дешевое вино – крышкой. Это тебе не монополька какая…

– Вот это спробуем. Пять лет всего лежит, а букет – какой не у всякого пятнадцатилетнего встретишь…

– С вашего, Константин-джан?

– С моего, с моего, Григорий. Хозяйствуем помалу…

Григорий знал суть и смысл этой игры. Перед ним был выходец из бандитов, из бандитской среды – но выходец умный, нашедший в себе силы подняться над этим. От некоторых дел – как от скупки краденого – он отошел всерьез, от других – как от марафета – он отошел, как запретили всерьез[82]82
  Хотите верьте, хотите нет – но в семнадцатом, например, кокаин свободно продавался в аптеках Санкт-Петербурга как лекарство. В нашем мире захватив город, большевики одними из первых разграбили аптеки, чтобы добраться до кокаина, в руководстве большевистской партии и особенно в чекистской среде было много наркоманов. Законченным наркоманом был и сам основатель ЧК Дзержинский. В этом мире в двадцать пятом кокаин изъяли из свободной продажи, а в сороковом ввели за его распространение уголовную ответственность.


[Закрыть], но давал на это деньги, финансировал. Григориадису было важно – прежде всего, для самого себя важно – подняться над всеми, показать всем желающим на это смотреть свой аристократизм и принадлежность к высшему обществу. Надо сказать, что сыновьям он категорически запретил заниматься любым преступным промыслом и отправил учиться.

Константин-джан тем временем достал старый, диковинного вида штопор, умостил его на горлышке бутылки и путем сложных манипуляций добыл пробку – босяки с Молдаванки, не имея штопора, либо расковыривали пробку перочинником, либо и вовсе – проталкивали ее пальцем в бутылку и пили. Григориадис себе такого, конечно, не позволил бы, вместо этого он с благоговением понюхал пробку и отложил ее в сторону. Потом перелил вино в большой хрустальный графин.

– Иностранное, поди, стеклышко то – подыграл ему Григорий, зная, что он хочет услышать.

– Ошибаетесь, сударь, ошибаетесь. Самое что ни на есть наше. Это, сударь мой, самого Товарищества Фаберже работа. Если у меня там небольшой интерес, вот и сделали, уважили. Такую работу разве что при дворе и встретишь.

Трудно было сказать, где у Григориадиса не было интересов. Дела в Одессе и Константинополе, основных центрах торговли с Востоком делали миллионщиком любого, у кого была голова на плечах и немножко удачи. А у кого удачи недоставало – тех они делали трупами.

Представление подходило к концу, Григориадис выставил натюрморт на стол. Вино и впрямь было хорошим, как говорили – с телом. Это тебе не бурда самогонная, тут понимать надо…

– Гутарят в городе – Одессе, что ты людей вербуешь? – поинтересовался Григориадис, чмокая вином, дабы уловить все богатство его вкуса

– И не только в Одессе. Хочешь, Константин-джан, вербуйся и сам, почту за честь.

Григориадис рассмеялся

– Куда нам… дела лихие делать. Мы теперь люди мирные, торговые. Наше дело – по копеечке, по рублику…

– За рубль купил, за два продал, вот тебе и два процента навара… – подхватил Велехов

Григориадис остро взглянул на казака поверх бокала

– Ошибаешься, казак, ошибаешься. Это со стороны кажется, что купцы как сыр в масле катаются, за рубь купил, за два продал. Могёт, когда то так и было, да прошли те времена, и давно прошли. Сейчас куда не кинься – там по десять человек сидит, друг другу цены сбивают… договариваться не хотят. А то и бандюков нанимают, друг дружку пощупать. Вот как взять то что в Константинополе делается, да подумать. Тут склад подожгли – а чей? Там человека вбили – а кого? Вроде говорят – джихадисты, халифатчики, а как копнешь… Тот цену сбил, другой на поставках наварился и не поделился с кем надо, третий оскорбил кого не надо. Вот и льется кровушка то русская на чужую землю.

Григориадис считал себя русским, хотя по национальности был незнамо кем. В основном конечно армянин, но кровей там навешано…

Григорий понял суть незаданного вопроса. Григориадис хотел знать – против кого собирается войско. И скорее всего – за счет кого.

– Наше дело казачье, Константин – джан, у нас враг один. Нам все купецкие дела ваши, али какого другого рода – как лес темный.

– За винтовку снова решил взяться, как тогда?

– Решил…

– Вбили кого?

– Брата и вбили.

Григориадис снова разлил вино по бокалам, хотя погибших положено почитать водкой – почли и этим. Не чокаясь.

– Когда ты, Григорий, на Дон уходил – говорил я людям – рано или поздно вернется. А знаешь, почему?

– Почему же, Константин-джан?

– Потому что жизнь у вас такая, казачья. Руки должны быть к одному привычны, али к сохе, али к винтовке. Кто за винтовку взялся, тот к сохе обратно не пойдет. А если пойдет – грызть его изнутри будет, жечь.

Григорий подумал, что ответить. Все-таки решился

– Перекрасившиеся в любом деле бывают.

– Перекрасившиеся… – Григориадис снова налил себе вина – да ты, мил человек и не знаешь, каково это быть – перекрасившимся. Я может быть, по ночам зубами скриплю от такой жизни, в могилу на десять лет раньше сойду. Жизни мне здесь нет, а и вернуться нельзя. Отрезано как ломоть.

По тону Велехов понял, что сказана была правда. Не для того, чтобы разговор поддержать, али собеседника в ловушку загнать – а чистая, от души, правда.

– Все ли отрезано, Константин-джан?

– Да есть еще… отрада души. Тебе чего надо?

– Всего и много.

– Есть и всего, Григорий-джан, есть и много. Для тебя – не пожалею. Арарат!

На зов явился тот самый парень – бычок. Отчего то угрюмый, как огорчил кто.

– Вот, Арарат, человек хороший сидит. Отвези его, да продай, чем богаты. И цену не заламывай, потому как хороший человек. Но и не продешеви, потому как за свои торгуем. Понял?

– Понял, Константин-джан – ответил парень.

– Вот и дело. Коли нужда будет – заходи, Григорий. Вина выпьем.

Склад, который держали Григориадисы, оказался в Русской слободке, рядом с Одессой. Скорее всего – таких складов было несколько.

На воротах стояли вооруженные автоматами люди, на КПП на решетчатых воротах новенькой позолотой сиял двуглавый орел. Зрелище было удивительное…

– Так вы что, с воинской части торгуете?

Юноша по имени Арарат недоуменно воззрился на Григория

– А кто вам сказал, уважаемый, что это воинская часть?

Вот дела то…

Григориадис для своих дел построил что-то вроде воинской части, наверное, даже по документам провел, потом поставил ряженых с автоматами по периметру – вот тебе и воинская часть. Кто усомнится в том, что здесь может храниться оружие? Да никто. Вот и торгуют… почти открыто.

Одесса! Здесь дела по другому и не делают – нагло и у всех на глазах.

Пропустили их даже с проверкой документов, как положено. С моря дул ветерок, земля просыпалась от спячки, на аккуратных газонах пробивалась первая зелень. Солидные, покрашенные в белый цвет, стоящие рядком хранилища совершенно армейского образца, покрашенные белым бордюры – ну воинская часть, точно, не знал бы – не поверил, что это частная лавочка купца Григориадиса по торговле оружием.

– И блатоту тут отовариваете? Куда править то?

– Вон туда, ко второму. Какую блатоту, уважаемый, блатота на Привозе покупает, если люди сочтут нужным продать. А у нас тут серьезный торг идет. Люди приезжают – сейчас на Востоке много людей, кто охраной занимается, оптом здесь и затовариваются. Все дешевле, чем по казенным расценкам, да и вхождений писать не надо. Есть деньги – приходи, да покупай.

Арарат вопросительно уставился на Григория

– С собой денег нет – сразу предупредил казак

– У кого же они здесь есть, уважаемый? Тут все честь по чести – отберете что нужно, мы все расценим, счет выставим. Оплатите в Русско-Восточный банк – и забирайте. Можно здесь, можно в Багдаде, но наценка двадцать процентов будет, сразу говорю.

– За что же такая?

– За отсутствие головной боли. Везти оно тоже времени стоит. И денег.

Арарат отпер замок, без особых усилий отодвинул сторону массивную дверь – не калитку открыл, а именно дверь отодвинул. Прошел внутрь, включил освещение, снял со стены висящий на гвоздике толстый гроссбух с ручкой.

– Входите уважаемый, чего же стоите.

Григорий вошел – и остановился на пороге.

Вот чего он не ожидал увидеть – так это такого. Он помнил, как торговали оружием на шуке – рынке, базаре, как торговал и сам Григориадис. Тогда в основном было – трофейное, да тайком ввезенное, сам он за свой Монитор ох какие деньги хорошие тогда отдал. А тут развернулся Константин-джан, развернулся – как на выставке. То-то говорят, что перевооружение армии медленно идет – здесь выбор, как ни в одной каптерке нет. А еще говорят… да что там говорят, и так понятно – казенные заводы похоже еще одну смену впотаек работают, для Григориадиса и таких как он.

Для чего Григорий решил закупить оружие, сам его имея? Да потому, что если есть такая возможность, да еще за счет Круга – нельзя ее упускать. Это на Дону думают, что с чем со службы пришли – то и ладно, тому и снова довеку не будет. А вот на Востоке пожили бы – поняли бы, что оружие – считай сама жизнь. Есть хороший ствол – жив. Нет – не жив.

Большинство – как минимум половина – казенные образцы, что само по себе противозаконно. Казенные образцы продавать нельзя «дабы казенные припасы воровать не усвоили». Здесь же – плати и бери, вон под потолок – знакомые зеленые ящики. Остальное – в основном германские и североамериканские образцы, наверняка и пулеметы крупного калибра есть. На флоте одни Браунинги, кораблей то с североамериканских верфей полно заказали.

– Пулеметы Браунинга есть?

– В соседнем ангаре, уважаемый. Здесь только легкое, выбирайте…

Григорий пошел по рядам – здесь было сделано что-то типа витрин, там висело оружие на выбор, а под ним – ящики с ним же, но уже упакованным. И в глубине склада – сплошные зеленые ящики до потолка.

Пистолетов не было, здесь таким не торговали, на Востоке пистолета мало, а склады эти торговали на Восток. Начиналось все с пистолетов – пулеметов – лежали Дегтяри в самых разных видах, с длинными стволами, с передней рукояткой, по типу старого Томпсона, с пистолетной рукояткой и рукояткой для удержания впереди, под оба калибра маузер[83]83
  оба калибра Маузер – то есть 7,62*25 и 9*25. 10*25 появился потом.


[Закрыть] и германский парабеллум. Германские Эрма МР-38 – легкие, удобные, тоже или со складным прикладом, или с деревянным, даже с глушителем Максима. На одном Дегтяре был небольшого увеличения оптический прицел и сошки на длинном стволе – этакий мини-пулемет. Были СТЭНы – британские, индийские и канадские, самых разных видов, в том числе такие, какие можно незаметно носить под одеждой, если сложить приклад и отнять магазин. Были и североамериканские Томпсоны, к сожалению, только под патрон Кольта, который сложно достать на территориях.