Текст книги "Врата скорби. Дикий Восток"

Казаки. Порт – Аден
30 апреля 1949 г.

Самолет – новенький Дуглас-3 заходил на посадку, под крылом неслись ослепительно белые соляные поля, прорезанные каналами, жирные, серые черви бетонных дорог, проложенных уже русскими. Аэропорт был расположен на узким перешейке, соединяющем континент с небольшим, но гористым полуостровом. Основной достопримечательностью полуострова был вулкан, вроде недействующий… хотя кто знает, с вулканами никогда ничего не знаешь наперед. Потому – среди старожилов та часть города, которая была расположена на этом полуострове – называлась «кратер». Там находились дорогие прибрежные районы и лучшие пляжи, а на самой горе – батареи орудий береговой обороны, прикрывающие залив Адена, используемый и как гражданский порт и как база военно-морского флота. Основная же часть города – располагалась на «континентальной» части бухты – быстрорастущий, по европейски застроенный район аль-Мансур, более традиционный, торговый Шейх-Усман, который бурно рос на Восток, европеизированный Стимер, выстроенный англичанами в период Бомбейского президентства да Дар ас-Саад, в переводе «дворец счастья» – место, где издревле формировались караваны, где полно постоялых дворов, и еще это единственное место в городе, где есть проститутки. Кому что, как говорится…

Самолет был гражданский, летал по маршруту Багдад-Басра-Рияд-Хамис-Санаа-Аден. Военного образца, с увеличенной «десантного образца» грузовой дверью, он возил почту, нужные бумаги, другие легкие и ценные грузы, часто спиртное. Казаков – он подхватил как раз в Басре, где они сошли с приличного «трансатлантического» Сикорского, делающего рейсы Одесса-Константинополь-Багдад. Договориться удалось недорого, всего тридцать рублей за восьмерых, да еще две бутылки «казенки». На массивные брезентовые баулы – внимания никто не обратил: здесь все русские были при оружии. С собой – они взяли только самое необходимое – остальное придет морем, пароходом из Басры в Аден. Вот почему – они и сошли не в Санаа, столице королевства Йемен, а здесь, в Адене, федеральной столице. Здесь же они будут дожидаться прибытия груза – не контролировать это никак не можно, растащат в момент. После чего – двинутся вглубь страны…

Аден встретил запахом соли и моря (морская соль пахнет, попробуйте), палящим, но как то мягко палящим солнцем, обложенными мешками капонирами, в которых отстаивались самолеты, залатанным бетоном рулежных дорожек – следы обстрела и неслабого. Аэропортового терминала как такового не было – мрачный одноэтажный барак, обложенный мешками с песком и самодельными каменными бастионами, да минарет диспетчерской вышки, упирающийся в голубое, арабское небо…

– От… це мы приехали, братцы… – выразил общее мнение Кательников

– Одесскому вору все впору – не согласился Митяй

– Но, буде… – подвел итог Велехов – вещи собрали и за мной…

* * *

Походный атаман Донского казачьего войска Сергей Степанович Павлов квартировал в Русской миссии, комплексе зданий, расположенном на горном склоне, почти на самой ее вершине. Туда – вела всего одна дорога, серпантинная и насквозь простреливаемая автоматическими пушками и крупнокалиберными пулеметами. Это одно из тех двух мест, которые планировалось держать до последнего, буде в случае фронтальной атаки британского флота, буде в случае вооруженного мятежа автохтонных жителей. Изначально – на этом горном склоне было выстроено здание дальномерного поста, предназначенное для корректировки огня береговой артиллерии. Потом – обустроились и дальше, господствующая высота, как – никак. Вторым местом – был аэродром на соляных полях. Этот аэродром – был главным пунктом сбора русских на случай экстренной эвакуации.

До того, как отправиться на представление к походному атаману – Велехов кое-как устроил разномастное свое войско, больше похожее на потешное. О транспорте заботиться не пришлось – Митяй исчез на несколько минут и вернулся, таща на буксире какого-то водилу, одетого в одни шорты, да еще какую-то хламиду, дабы солнечные лучи не попадали на тело (сгореть здесь можно было за пару часов, по-настоящему, так, что несколько дней в лежку лежать будешь). За чекушку – то есть бутылку настоящей, русской казенки – сговорились, что сей водила подбросит их до гарнизона казаков Донского казачьего войска, который здесь назывался просто – Мааскер. И не только их – но и все их немалое снаряжение.

Вот что вода животворящая делает…

Путь шел через Аден, в Средние века один из величайших морских портов на земле. С того времени – бандитизм, племенные распри, откровенная дикость – сильно потрепали этот некогда уникальный город. Русские пока строили в основном дороги, порты, военные базы и гарнизоны – на большее не хватало рук. Так и они и ехали по Адену, невероятно пыльному, грязному и нищему. Расчищенная военными саперами дорога – шла мимо бедняцких, сложенных из каменных обломков с глиняным раствором в виде цемента хижин, крытых сухим как палка камышом. Улицы здесь были узкие, за исключением тех, которые проложили русские и бестолковые. Полно детей, худых, чернявых и босоногих, смотрящих кто с любопытством, кто с откровенной ненавистью, невероятно тощих коз, жующих всяческую рвань. Коров здесь не было – но Велехов знал, что коровы на Востоке есть. Низенькие, маленькие, потребляющие в пищу все что угодно, включая коноплю, тростник, немного подсушенные водоросли и сушеную мелкую рыбешку[133]133
  Есть еще один нюанс. Коровам в пищу там добавляют гашиш – и понятно, какое бывает молоко от такой коровки.


[Закрыть].

Мужчины здесь были худыми, черными, в основном чисто бритыми – что в корне отличало их от тех, которые жили севернее, в песках Аравии – там принято брить усы, но отпускать бороду. Местные обычно носили мужскую юбку, штаны надевали только самые цивилизованные – в некоторых районах за штаны могли убить. На ногах – у кого деревянные сандалии, кто побогаче – у того и нормальная обувь. Большей частью они занимаются работами в порту, добывают соль и торгуют. В Аден – для торговли приходят представители всех племен, в том числе находящегося под британским контролем региона Дофар. Учитывая тот факт, что многие племена враждовали меж собой – касательно Адена между ними было заключено соглашение о ненападении. Но русских оно не касалось – русских модно было убивать всем и везде…

Здание русской миссии – представляло собой одноэтажное здание, наскоро, и без архитектурных достоинств перестроенное в трехэтажное. По периметру – оно было огорожено насыпью, на которой круглосуточно, сменяясь, несли вахту пулеметчики. Работали здесь – как и во всех арабских странах, с шести утра и до часу дня, без обеда, но русские – иногда работали и вторую смену – с четырех часов дня, когда жара немного спадает и до семи. Ну, а у казака – завсегда служба двадцать четыре часа в сутки идет.

Велехова пустили не сразу. Несмотря на русскую форму – он мало был похож на обычного казака – чернявый, с бородой. Потому – продержали на КП под прицелом почитай двадцать минут, пока выясняли, кто такой есть. Как выясняли – непонятно: одних телефонов в Адене было штук пятьдесят, не больше…

Велехов, несмотря на казачью кровь – впитал в себя и Восток, то есть был восточным фаталистом, и даже в чем-то мистиком (Куллюна фи йад-улла – все мы в руках Аллаха). К главному входу в здание – уже подкатила старенькая, переделанная в транспорт для личного состава Татра, чей кузов и кабина были усилены наваренными бронеплитами – а он неторопливо и несуетно, словно сапер опасное место – осматривал, ощупывал приземистое и некрасивое здание миссии – словно фанатик, раздумывающий над тем, куда сподобнее нанести удар. Хотя мысли у него были свои…

И так, пока не выбежал из здания молоденький, усатый приказный, не побежал к ним, неловко придерживая на боку кобуру с пистолетом и тревожа ногами вездесущую, соленую пыль.

– Господин хорунжий?

– Так точно… – степенно ответил Велехов

– Господин атаман ожидают. Извольте проследовать…

Стоящий на воротах урядник – поднял шлагбаум, виновато улыбнулся в усы – смол, прости, брат казак, служба такая…

– Давно здесь?

– А? – отозвался приказный, когда они шли к массивной, деревянной двери

– Давно говорю здесь, молодец?

– А… второй месяц, господин хорунжий.

Пришлют же стригунков[134]134
  Жеребенок.


[Закрыть] таких… паразиты. Потом похоронки пиши… Сволочи.

– Какого года службы

– Второго. Я охотником[135]135
  Добровольцем.


[Закрыть] сюда вызывался, господин хорунжий

– Ну и дурак – отреагировал Велехов – какой станицы рожак?

– Хоперской, господин хорунжий

– Ты бы сначала службу, как положено, доломал, чего набрался полезного, потом уж и сюда охотником. Кобуру – купи морскую, с ремешками, не пожалей денег. У тебя пистолет – как г…о в проруби болтается, случись надобность, и не добудешь…

Приказный обиделся, но промолчал. Постучал в массивную, тоже темного дерева дверь на втором этаже, отступил в сторону…

* * *

Походный атаман был человеком заслуженным, точнее – поломавшим службу, это было видно сразу. Буйная повитель седых волос, делавших его похожим на льва, такого же цвета седая борода, массивное, но без грамма жира, мосластое тело. Кривоватые ноги кавалериста и большие, подвижные руки сабельного рубаки и стрелка. По всей правой стороне лица петляет, перебиваясь неровными, белыми, не выгорающими под солнцем стежками чудовищный сабельный шрам. Правый глаз тем не менее – сохранился и грозно взирает на окружающий мир, равно как и левый – правда из-за ранения кажется, что атаман смотрит каждым глазом в свою сторону, правым в правую, а левым в левую. Близкие атаману люди знают, что сабельное ранение он получил в лихом деле под Баакубой, когда кавалерийская группа Буденного[136]136
  Буденный, Семен Михайлович, старший унтер-офицер драгунского полка, кавалер полного Георгиевского банта, Георгиевского креста четвертой степени, начальник конной разведки полка. Изобретатель тачанки, вооруженной одним или несколькими становыми или ручными пулеметами. Офицерский георгиевский крест четвертой степени получил из рук Его Императорского Величества за отличие при штурме Багдада. Впоследствии – генерал-инспектор кавалерии, кавалер ордена Святого Андрея Первозванного.


[Закрыть] сошлась накоротке с Девятым, Ее Величества, Королевы Великобритании гвардейским уланским полком. Тогда верный конь – как почувствовал, без команды рванул на дыбы, когда расстрелявший все патроны впустую британский улан маханул саблей. Тогда уже саблями то мало махались, все больше из револьверов, да из Маузеров палили. Таких сшибок избегали, да вот тут не получилось избежать. Полуживого – вырвавшись из схватки конь притащил в часть, доктора сначала и вовсе отказались. Вылечили сами казаки – смесью паутины и пороха. Командир полка, прибыв проверить раненых в деле казаков сказал: если сейчас жив остался, до ста лет не умрешь. Так оно, по сути и вышло. Атаман Павлов с тех пор не верил никаким врачам, презрительно именуя их «докторишки», не боялся смерти и не сдерживал себя в гневе. О чем казаки знали, и старались атамана лишний раз не гневать…

Увидев вошедшего, атаман поднялся из-за стола. Ему было уже за пятьдесят – но глаз по-прежнему был орлиный.

– Кто таков? – голос был похож на ворчание потревоженного крупного зверя, кубыть камни перекатываются

– Хорунжий Велехов, господин атаман! – Велехов принял уставную стойку

– Велехов? – атаман подумал – какой Велехов? Какой станицы рожак?

– Вешенской, господин атаман. Но так-то я с Востока, просто… переселились. Потом обратно вернулись.

Атаман фыркнул в усы.

– Без господ. Не люблю. Звать как?

– Григорием крестили.

– Григорием… знал я одного Григория… и тоже из Вешенской. В Междуречье служил. Не отец твой, часом?

– Дядя. Меня в его честь и крестили. Он в Басре погиб. Уже потом.

– Да, так и было.

Григорий думал, что атаман предложит помянуть, но он не предложил

– Хороший казак был. Дельный, отчаянный. За его голову моджахеды тысячу николаевских червонцев[137]137
  До денежной реформы. В тридцать девятом году – старые деньги обменяли на новые один к ста


[Закрыть] давали…

Атаман вздохнул

– А за мою только двести. Продешевили, идолы. А ты сам – на земле сидишь, или – как?

– Одно время служил. Потом сидел. Сейчас опять в седле.

– Ага. А здесь чего забыл?

Велехов шагнул вперед, положил на стол письмо от Платонова. Атаман не обратил на него ни малейшего внимания

– Депешу я потом почитаю. Ты мне – как есть расскажи.

– Хочу диверсионную группу сделать.

– Какую-какую?

– Диверсионную. У нас ошибка в том, что мы все время защищаемся. А они все нападают. Надо наоборот…

– Э… мил друг, ну ты хватил. Да у меня почитай под полсотни маневренных групп в горах. Авиаразведка. Конная разведка.

– Ага. Одну расстреляли недавно. Местные нас за километр чуют – казаки прошли. Лошадей у местных нет. Нас и видать и слыхать. Моджахеды – как только мы идем, либо прячутся, либо засаду мастят. Верхи бегут – кто, если не казаки. А местные их не выдадут. Часть их за освободителей держат, а части – жизнь дорога.

– И что предлагаешь?

– Пешком. В одежде как у местных. С оружием, как у них, с базара.

Атаман хрипло захохотал

– Ну, ты и дал, казак. Пешком… пока карабкаться будешь, или подохнешь, или в засаду влетишь. А если кто тебя с воздуха заметит – так бомбами и пулеметами и причешет…

– Местных как то не замечают.

– Кто сказал?

– Много мы тел видим? Сводки откройте – одно и то же. Кровь, следы волочения. Кровь, следы волочения. Даже если и подраним кого – через месяц все равно на ногах.

– И думать забудь. Мои архаровцы наткнутся – откроют огонь без предупреждения. Разбираться не будут, кто – свои, чужие…

– Так меня тоже взять непросто. Что в горах, что так. Первыми они меня не увидят, а потом оборемся. Местные материться не умеют…

Атаман постучал по столу

– И думать забудь. Иди в разведку, в проводку конвоев – милости просим.

– Я как сказал, так и сделают.

– Своевольничать?!

Велехов выдержал взгляд атамана. Когда то его дядя, в честь которого его и назвали – по слухам перечил самому генералу Корнилову.

– Впрочем… – сказал после некоторого раздумья атаман – казачье дело вольное. Хочешь делать – делай. Только на неприятности нарвешься – не жалься[138]138
  Жалься – жалуйся. Старорусское.


[Закрыть] потом.

– Сроду не привык!

Атаман улыбнулся в бороду.

– Похож, ей Богу, похож. Твоего отца я тоже знал, но он поспокойнее был. А твой дядя, чуть что, так в драку лез. Но все равно – о тебе же заботу проявляю. Случись бомбардировка – и как опознать? Авиаразведка тебя заметит – пиши, пропало. Ты, верно подметил – муртазакам местным, местные приют дают. А тебе, дураку – кто даст…

– Посмотрим по ситуации

– Ну, смотри, смотри. Завтра приходи, тут штабные будут. Порешаем, чем тебе помочь. А может, и передумаешь. Местные купцы за проводку справно платят, да и князькам местным, прости Господи, тоже охрана нужна, своей они на грош не доверяют.

– Я знаю…

Атаман посмотрел на часы – неожиданно современные, наручные.

– Засиделись мы с тобой. Два часа уже. Ты где остановился?

– В Мааскере.

– О. Добре. Поехали, подвезу.

– За то благодарю…

Ретроспектива. Территория под контролем Великобритании. Где-то в регионе Хадрамаут[139]139
  Из этого региона происходит род Бен Ладенов.


[Закрыть]
Лето 1940 года

Жизнь в горах тяжела. Но это не значит, что следует жаловаться и опускать руки. Ведь разве не сказано в великом Коране: неужели вы думаете, что мы не испытаем вас?

Его звали Иса, и ему было всего восемнадцать лет. Но он не знал этого – потому что здесь не принято было отмечать дни рождения, как у неверных. Каждый год, прожитый на этой земле – был даром Аллаха, и так его и воспринимали…

Отец Исы – оставил их, когда ему было два года. Аллах забрал его. Нет, это были не русские и не англичане. Когда то давно – семья Исы оскорбила семью, живущую немного выше по склону горы. Это было так давно, что все уже и не помнили, из-за чего произошла вражда. Но все, каждый мужчина рода, и того, и другого – помнил свой долг. Вражда – кровную месть здесь называли тхаар – прекращалась лишь по случаю большой беды. Такой, например, как произошедшая несколько лет назад, когда султан, сидящий в Кабусе – отправил в ущелья самолеты, распылять ядовитый газ хлор. Он сделал это не потому, что горцы сделали против него что-то конкретное – хотя отец правящего султана пал от кинжала убийцы, ассассина. Просто султан знал, что они опасны, что каждая женщина рожает столько, сколько пошлет Аллах и хотел сократить количество горцев. Пусть даже и послав самолеты с хлором, травить свой народ. Здесь с этим не было никаких проблем – только звериной жестокостью можно было удержаться у власти…

Тогда им повезло. Хлор – имеет обыкновение скапливаться на дне ущелий, ибо он тяжелее воздуха: султан об этом просто не знал. Волей Аллаха они остались живы, хотя долго кашляли, выхаркивая легкие – а многие из стариков умерли. Но значит – того хотел Аллах. Умирали здесь рано – люди за сорок считались стариками.

Как и положено по местным законам – овдовевшую женщину взял себе в жены ближайший родственник покойного. Мать Исы – родила еще двоих детей, а к приемным – отец относился без доброты, часто избивал их и выгонял из дома. Иса часто нанимался пастушить или делать всякую посильную ему работу – тем и жил.

Многие считают Дофар каменной пустыней – но это не так. С моря – ветер приносит благословенный дождь, а в сезон дождей – склоны Дофара буквально расцветают. Местные – держат коз, а так же ведут земледелие на выложенных камнем террасах, каждый камень и каждая мера земли которых – принесена на собственном горбу. После того, как султан атаковал их поселения хлором – умирали еще долго. Дело было в том, что хлор впитался в землю, особенно в тех террасах, которые были ниже. Люди ели отраву и умирали. Никто им не говорил об опасности хлора, они вообще Джо конца не понимали, что с ними произошло. Однако, племенные вожди, как смогли, разъяснили главное: это сделал Султан. Он враг горцев и он против ислама.

Рано или поздно – кто-то отомстит ему за это.

Иса рос в лишениях, но заработок, который он находил, и те куски, которые выносила ему сердобольная мать – хватало, чтобы не умереть с голода. Постепенно – он рос, брался за более и более тяжелую работу и мог купить больше еды, которая так была нужна растущему организму. Он рос выше, чем большинство сверстников – а горцы вообще низкорослы. Его ноги становились каменными от долгих переходов по горам, руки – сильными и цепкими, способными удержать своего хозяина на горной круче. Глаза – соколиными, приспособленными к тому, чтобы видеть едва заметную горную тропку даже ночью легкие – отличались намного большим объемом, чем у сверстников с равнин – он должен был выживать на высоте, где кислорода мало.

И у него была мечта

Он с детства мечтал об оружии.

Это была искренняя и жаркая мечта, совсем такая же, как его сверстник из более благополучной страны мечтает о велосипеде. О настоящей винтовке. Не о ноже, который у него был пусть и плохой, не о кремневом ружье, британском Браун Бесс, помнящем еще королеву Викторию – а о настоящей винтовке. Пехотной, типа Энфильда или Мосина. Которая бьет так, что можно достать до соседнего склона. Которая бьет так, что можно выбить всех проклятых врагов, тех которые убили отца. Которая даст ему возможность быть настоящим мужчиной – как положено.

Увы, об этом приходилось пока только мечтать. Хотя раздобыть винтовку надо было обязательно – он знал, что его враги попытаются убить и его.

Винтовки были у муртазаков. Так звали тех людей, которые грабили караваны и разбойничали. Это были враги общества, враги купцов, враги власти, враги англизов – и если кого-то из них ловили, петля была лучшим для них выходом. Муртазаки – их ряды пополнялись за счет беглых солдат и полицейских, должников, изгнанных из общин за преступления, тех, кого преследовали враги по причине тхаара и которые не хотели умирать. Они великолепно знали горы, которых занимали неприступные вершины и крепости, носили с собой настоящие винтовки и могли убить кого угодно…

Иса пошел бы в муртазаки, но что-то останавливало его. Когда он сдуру признался матери – та долго осыпала его ударами, а потом безутешно плакала. Стать муртазаком – значит навсегда отрезать себя от общества, стать погубителем и изгоем, а после смерти проследовать прямиком в огонь. Наверное, для того, чтобы примкнуть к муртазакам – Исе недоставало ненависти и отчаяния.

Иса не был особо религиозен, как не были религиозны и все горцы. Их вера представляла собой сложную смесь языческих верований и своеобразно понимаемого ислама. Часто – на все племя не было ни одного Корана и ислам – передавался из уст в уста. Понятно, что к описываемому периоду – от коранических текстов там мало что осталось. Настоящий ислам – исповедовали живущие южнее пустынные всадники – бандиты, но чаще всего столкновения горцев и пустынников заканчивались жестоким кровопролитием. Когда какая-то международная организация, занимающаяся распространением ислама, попыталась передать горцам кораническую литературу – выяснилось, что горцы совершенно не знают языка, на котором она отпечатана, арабского. Горский язык – был настолько непохож на другие языки полуострова, что горцев не мог понять практически никто. Когда же коранические тексты с грехом помолам перевели – племена убили переводчиков за ересь. Слишком отличалось то, что говорили эти люди – от того, во что горцы привыкли верить. А горцы – привыкли сохранять свою культуру, уничтожая все, что ей хоть в малейшей степени угрожает…

Горцы жили племенами. Структура власти была проста: все мужчины племени (мужчиной был обладатель огнестрельного оружия) выбирали вождя свободным открытым голосованием. В помощь ему – наиболее влиятельные роды назначали совет племени, в который каждый род посылал своего патриарха. Были также признанные мудрецы – их называли рашид, после смерти горцы поклонялись их могилам. Роль судей исполняли кади, они чаще всего жили отдельно от племен и считались знатоками ислама. Судили так, как понимали Коран сами, и с опорой на местные верования. Иначе авторитета можно было быстро лишиться.

Впрочем, ислам все же находил сюда дорогу…

Приходили странники. Их было не принято трогать, некоторых из них считали бидуна – сумасшедшими. Они обычно поселялись отдельно, но начинали говорить об исламе. Чаще всего – детям…

Один такой, как раз поселился неподалеку от их племени. У него – был длинный белый плащ и черная чалма. Горцы не знали чалмы, практически никто ее не носил, прикрывали голову они чем-то наподобие платка. Они знали, что те, кто живет южнее их – носят сложный головной убор на голове, наворачиваемый из белой ткани. Но у этого человека, пожилого и бородатого – чалма была черная. Никто в горах не знал, что это теперь – символ непримиримых.

Иса пришел к пещере через несколько дней после того, как узнал про нее. Он хотел узнать, не надо ли чего этому человеку, возможно – заработать немного еды. Да и просто мальчишеское любопытство – не давало ему покоя.

У пещеры – было тихо. Сезон дождей давно прошел, и трава теперь – пожухла под лучами беспощадного солнца, будто выжженная армейским ранцевым огнеметом. Иса старался идти тише – но не получалось…

На хруст травы – из пещеры вышел человек. Он был высок ростом, и его длинная, с проседью борода – спускалась на грудь. Одет он был не так как горец…

Иса поздоровался на языке своего народа… Странник улыбнулся.

– Ты, наверное, хотел сказать Ас Саламу Алейкум, маленький мальчик…

– Ты, наверное, хотел сказать Ас Саламу Алейкум, маленький мальчик… – повторил Иса. Как и у всех примитивных народов – у него была великолепная память.

Человек расхохотался так, что Иса хотел убежать.

– Ас Саламу Алейкум. Ас Саламу Алейкум.

– Ас Саламу Алейкум – неуверенно повторил Иса

– Правильно. Так должны приветствовать друг друга все, кто верит в одного лишь Аллаха. Скажи – Ас саламу Алейкум

– Ас саламу Алейкум.

– Молодец.

Человек скрылся в пещере – и вернулся с куском настоящей лепешки. Это было редкостью в горах – настоящая лепешка, обычно то, что здесь называлось мукой, употребляли в виде полужидкого варева. Да и то нечасто.

Человек сел на корточки и протянул лепешку

– Бери, маленький друг – сказал он по-арабски.

Иса был гордым – гордость была отличительной чертой всех горцев – и он не мог просто так взять лепешку. Но он был очень голоден – как всегда. Схватив лепешку, он бросился бежать со всех ног, ловко находя безопасную тропу.

Человек проводил его взглядом.

Иса три дня ел эту лепешку по кусочкам и боялся вернуться. Потом – еще два дня ждал. Но голод не тетка – и на шестой день он снова появился перед пещерой. И приветствовал появившегося бородача правильно – Ас Саламу Алейкум.

Так он нашел себе нового отца.

Через некоторое время бородач спустился в деревню.

Торопиться с этим было нельзя – но и медлить не следовало. Бородач жил на земле племени, а здесь такого не терпят. Да, он не делал ничего плохого – но если племя позволяет чужакам жить на своей земле, ничего хорошего не будет.

Бородач – постучался в дверь шейха племени – и дверь ему открыли. Через несколько дней – шейх собрал взрослых мужчин племени и сказал, что Салим – эфенди гость племени и трогать его нельзя. Никто ничего не понял – но все всё поняли. Ослушание здесь каралось смертью.

Салим – эфенди довольно быстро вписался в местную нехитрую жизнь. Он то исчезал, то вновь появлялся, иногда он спускался в деревню, чтобы купить что-то – но так он за золотые монеты купил немного земли на террасах и как им все занимался земледелием, чтобы не умереть с голоду. Это понравилось людям – лентяев не любили.

Горцы сами по себе недоверчивы и молчаливы, они не спешат открывать то, что думают даже самым близким людям – но дети здесь точно такие же, как и везде – веселые и любопытные. Они еще не понимают, где они живут и что их ждет в будущем. Постепенно – все больше и больше детей начали заходить к Салиму-эфенди и оставаться там все дольше и дольше. А когда шейх племени послал одного из своих людей спросить, что Салим-эфенди делает с детьми – человек вернулся и сказал, что он учит детей арабскому языку.

Конечно, арабский язык – не совсем то, что нужно в горах. Но вот на равнине… Горцы – не могли вести замкнутый образ жизни, они вынуждены были спускаться на равнины, идти в города, на рынки, чтобы продать плоды своего труда (или разбоя) и купить взамен то, что нужно. А в городах – горский язык не был в почете, горцев обманывали, над ними насмехались. Большинство купцов – происходили южнее, из прибрежных эмиратов, где была распространена контрабанда, из Неджда, из Хиджаза, даже из Ирака. И все они знали арабский. Шейх подумал – нет ничего плохого в том, что дети узнают арабский. Это даже хорошо, потому что они смогут торговаться на рынках на равных и их никто не сможет обмануть. И он приказал оставить Салима-эфенди в покое.

Сначала – проповедник рассказывал собравшимся детям об арабском языке, заставлял учить буквы и слова. Потом – они начали вместе читать книги и обсуждать их. Первая книга, какую они прочли и обсудили – была Китаб аль-Таухид, книга о единобожии. Автором ее был некий Мухаммад ибн Абд аль-Ваххаб…

Через эти книги дети узнали про ислам много нового. Они знали о том, что есть религия ислам, и положено верить в Аллаха – но больше ничего не знали. Странник – рассказал им о том, что для того, чтобы быть настоящим мусульманином, надо читать Коран и книги по фикху. И читать их надо на арабском языке, потому что, только зная арабский язык, можно постичь всю сокровенную сущность Священной Книги, познать и осознать все смыслы и нюансы каждого божественного откровения. Их же язык – сродни языку зверей, и настоящему мусульманину говорить на этом языке не должно.

Они узнали о том, что шейх их племени есть тагут, потому что правит не по воле Аллаха, а по собственной алчности и куфару. Что все рашиды тоже есть проводники куфара, греха и безверия, потому что вся мудрость – содержится в Шариате и дана Аллахом. Что когда люди умирали от желтого тумана – это кара Аллаха и она повторится, если те не встанут на путь праведности. Что запрещено складывать на склонах гор монументы над могилами тех, кого племя считает святым, потому что тем самым они придают Аллаху сотоварищей. Что большая часть из религиозных ритуалов, включая жертвоприношения – есть бидаа, то есть нововведения, не предусмотренные Кораном, и Аллах накажет за это. Наконец о том, что существует три ибадата, наиболее угодных Аллаху – это салат, закят и джихад[140]140
  Разбираем по очереди. Куфар – безверие, недостаточная вера, утрата веры. Считается предтечей любого греха. Бидаа – нововведение, то что не предписано Кораном. Тагут – лицо, присваивающее властные полномочия и правящее не по законам шарата. В сущности любая светская власть есть власть тагута, которую мусульманин признавать не должен. Ибадат – форма поклонения Аллаху, выражения своей веры теми или иными действиями. Салат – пятикратный намаз. Закят – налог в пользу уммы, исламской общины, платится один раз в год. Джихад – понятно и без перевода.


[Закрыть], но наиболее угоден именно последний. Поскольку на Святой земле неверные, поскольку святыни мусульман захвачены – джихад является фард айн, то есть индивидуальной обязанностью каждого правоверного, и он может встать на джихад без разрешения родителей и без объявления войны, которая в праве только шейха племени. И тот, кто вышел на джихад – угоден Аллаху больше, чем тот, кто выстаивает на намазах с утра до вечера, а кто умрет на джихаде от любых причин – тот шахид и тому рай. Особенно большая награда – будет ждать тех, кто убьет хотя бы одного неверного…

Кто-то из них спросил – а как же муртазаки. Ведь муртазаки ходят на разбой и убивают и неверных тоже, но им все равно, правоверные они или неверные, они просто хотят их ограбить. И разве общество не отвергает их, а Аллах не низвергнет в ад, как говорили местные мудрецы? Салим-эфенди на это сказал, что смерть неверного есть смерть неверного, и тут важно намерение. Если ты примкнул к муртазакам, но в душе ты вышел на джихад, и если ты убиваешь неверного ради Аллаха – то ты шахид и тебе рай. А жизнь неверного разрешена, и все его имущество тоже разрешено, поэтому если ты вышел с намерением делать джихад, убил неверного и забрал все его имущество – то ты сделал праведное дело. Только надо двадцать процентов добычи – отдать в байтулмал, исламскую казну уммы. Остальные восемьдесят процентов– надо распределить между теми, кто стоял на джихаде.

Дети, подростки, будущие воины племени сравнивали это с тем, сколько брал «на прокорм живота» шейх и его присные. Сравнение получалось безрадостным. Для шейха…

Потом – появились англизы…

Здесь, в горах – практически никогда не было неверных как таковых. Мало кто знал про эти места, и еще меньше – решались идти в горы. В горах почти не было проходимых дорог, случались оползни и обвалы, здесь не было ничего ценного. Местные племена, постоянно терроризируемые то соседями, то бандитами – муртазаками – предпочитали селиться у самых горных вершин, на кручах, штурмуя которые можно потерять целую армию. В средние века – средние века по европейскому летосчислению – бывало, что сюда приходили персы. Они встречали упорное сопротивление, и каждую деревню брали, буквально вымостив проход к ней своими телами. В качестве наказания – они не оставляли в деревнях ни единой живой души, убивали всех, до последнего человека. В последнее время – все больше и больше стало приходить каких-то посланцев… непонятно кого. Они приносили горцам пищу, которую они никогда не ели, нужные предметы, например расчески, чтобы вычесывать блох, и говорили о каком-то смешном святом под названием Иисус, и о том, что он говорил не воевать, а любить. Горцы таких рано или поздно убивали…

Англизы были не такими.

Это были суровые мужчины, ростом выше горцев, иногда намного выше горцев. У них была настоящая обувь, из кожи животных, которую мог позволить себе не каждый шейх, у них была странная одежда и у них были винтовки. Настоящие винтовки, а еще винтовки, которые за один раз могут делать несколько выстрелов. И еще какие-то ужасные орудия, которые когда начинают стрелять – выпускают много-много пуль и, кажется, что идет стальной дождь. И небольшие пистолеты, которые можно носить подмышкой и в кармане – у горцев если и были пистолеты, то были они кремневые, старые, оставшиеся от пиратов, и без пуль. За такой пистолет, какой был у англизов – горцы могли бы отдать корову или двух женщин…