Текст книги "Жар счастья. рассказы"

– Мне бы хоть по одной конфетке попробовать, они такие вкусные, мне так хоч… – на полуслове он неожиданно замолк, и по отяжелевшему тельцу мужчина понял, что исстрадавшийся, измученный за день стояния на стуле малыш заснул на его плече.

Ему снился на редкость красивый и необычный сон. Он шёл гулять с отцом в парк – редчайшее событие в его жизни, выходные отца можно было сосчитать на пальцах одной руки. Он держался за сильную ладонь отца и скакал рядом вприпрыжку от хорошего настроения. Отец никогда и ничего ему не запрещал, поэтому малыш был рад погулять в эти редкие минуты с ним. Накружился вдоволь на входной калитке – вертушке в парк, побегал за голубями и воробышками, сдул чуть ли не все зонтики с одуванчиков. А когда подбежал к отцу, тот протянул ему целый кулёк конфет и воздушный шарик. Они сели на лавочку, и малыш принялся набивать рот конфетами. Потом вдруг опомнился и спросил отца:

– А можно ещё одну?

– Кушай, почему ты спрашиваешь?

– Ну, мамка всегда говорит, что у меня может разболеться живот от сладкого. И ещё она всегда велит спрашивать, можно или нет… Здорово, что её сейчас нет, мне с тобой больше нравится.

– Почему?

– Она меня сейчас заставила бы лечь спать, а днём я спать совсем не хочу и не люблю. А ты меня не заставляешь. Так здорово, что ты мне столько конфет купил! Мне правда можно ещё?

Он полез в кулёк, стал выбирать конфету повкуснее и неосторожно выпустил свой воздушный шарик. Шар стал подниматься вверх, малыш вскрикнул от досады, потянулся за ним и легко поднялся в воздух. Очень удивился, что так легко оторвался от земли, потом догнал шарик, ухватил его руками и взглянул вниз на отца. Тот встал со скамейки и смотрел на полёт сына, стараясь не показывать тревогу. Малыш покружился в воздухе, уверился в своей безопасности, заливисто рассмеялся, поднялся ещё выше, спугнул пролетавшую мимо ворону и вернулся к отцу.

– Папка! Видал, как я летал?! Знаешь, как здорово! И совсем не страшно! Я научился не бояться высоты! А летать можно всем, это легко. Полетели вместе? Просто так шагаешь вперёд и отрываешься от асфальта туда, куда хочешь. Вот, смотри как!

Он снова легко поднялся в воздух, сделал над головой отца пару кругов.

– Ну, скорее, догоняй же! Не догонишь, спорим?

Покружившись немного, он спустился на землю к сконфуженному отцу, увидел, как тот расстроился:

– У меня, сынок, не получается… Может быть, я как-нибудь в другой раз попробую. Вот потренируюсь дома и попробую, ладно?

– Ну, ладно… попробуй. Если не будет получаться, ты мне скажи, я научу.

– Договорились!

Сын прыгнул на руки к отцу и крепко его обнял.

– Да ты меня так задушишь! Вон какой сильный сразу стал, чуть шею мне не сломал!

Довольный приятной похвалой малыш ещё несколько раз попытался «подушить» отца. Так они с ним долго обнимались, смеялись, гуляли по парку. Целый день он был только с отцом. Такого с ним никогда ещё не было.

Под вечер оба порядочно утомлённые, но довольные, они возвращались домой. Перед калиткой малыш потянул отца за руку и спросил:

– А ты ещё когда-нибудь возьмёшь меня с собой погулять?

– Конечно, возьму! Я тебе даже один секрет могу выдать, только, чур, матери не говори. Я потом ей сам скажу, – он присел на корточки перед сыном и тоном заговорщика прошептал ему на ушко, – я хочу взять тебя с собой в поездку.

Глаза сына от удивления и радости загорелись:

– Правда?! С собой в поездку? На настоящем твоём тепловозе?

– Да. Мы обязательно с тобой поедем на моём тепловозе в самую настоящую поездку! Обещаю тебе!

*****

Перед тем как выключить свет в зале, смотритель пересчитала на всякий случай все фотографии на стене – отработанная за многие годы привычка и на этот раз не отказала. Только вспомнила того странного посетителя, который просидел на одном месте битых три часа:

– Ненормальный какой-то! Даже подумала, не хочет ли он стащить чего-то…

Она машинально пересчитала фотографии, удовлетворённо отметила, что все на месте, и вышла из зала, выключив свет. Ушла, так и не обратив внимания на снимок старого стула с дерматиновой обшивкой, на сиденье которого лежал пучок свежей редиски, перевязанный красной шерстяной нитью…

Расчёсанные облака

Старик открыл глаза и внимательно прислушался к звукам в доме. Тихо, все крепко спят. Хорошо. Он немного ещё помедлил и стал безшумно подниматься с постели. Наскоро оделся. Уже у дверей комнаты оглянулся, бросил взгляд на всё, что окружало его в последние годы и месяцы – на книги и личные безделушки, игрушки малыша. Вдохнул глубоко запах атмосферы его крошечного мира. И потихоньку, не обувая тапочек и стараясь не скрипеть половицами, прокрался в прихожую. Втиснул кривые от артрита ступни в стоптанные башмаки, открыл осторожно дверь и просочился наружу. Нажал кнопку замка и поторопился вниз на улицу.

Было ещё рано, темно, даже птицы не проснулись. И старик медленно побрёл вон из города. По его расчётам он дойдёт до заветной, любимой полянки часа за два, два с половиной. Как раз к рассвету. Он шёл по тихой, безлюдной улице медленно в этот раз, стараясь запомнить все и без того знакомые черты и отметины его родного города и обшарканного его старыми башмаками района.

Он давно уже обдумал своё решение – уйти из дома незамеченным, не говоря никому, чтобы не отговаривали. Или, того хуже, не сочли сумасшедшим. Он жил последние семь лет в семье своего младшего сына после пожара в его старом деревянном доме, где от дыма задохнулась его жена, пока он ходил в магазин. Он так и не узнал, что же именно произошло в тот день.

Сын приютил его, отгородил небольшой угол в маленькой комнате. А через два года появился на свет внук. Малыш скоро подрос, и они стали жить вдвоём в этой крохотной комнатёнке. До него в доме мало кому было дела – все взрослые были заняты суетой современной жизни. Сын не отрывался от письменного стола и компьютера, писал какую-то важную диссертацию. Невестка, хоть и добродушно к нему относилась, но была либо на работе, либо без умолку трещала по телефону, прижатому плечом к уху, успевала что-то крошить к ужину или помешивать на плите.

Оставался ещё один очень важный персонаж в семье – внук. Малыш чуть ли не с первых дней жизни проявлял завидно устойчивый, крепкий и своенравный характер. К немалому удивлению видавшего много на своём веку деда этот маленький генерал непременно добивался своего. Это и восхищало старика, и заботило, кем же вырастет сорванец. К немалому огорчению деда, с годами найти общий язык с малышом ему удавалось всё реже.

Вот и вчерашний вечер окончился бурно, скандалом. Изредка они садились за шахматную доску, малыш рано проявил к ней интерес, и дед старался научить его игре, научить размышлять. Дед никогда не поддавался ему, учил внука уметь проигрывать достойно более сильному противнику, учил думать. Может, и ошибался, но стоял на своём. Малыш, как многие дети, любой ценой старался победить и очень огорчался и сердился на деда. Вчера вот так разозлился, что разбросал фигуры по всей комнате.

– Противный дедище!!! Не буду больше с тобой играть! – крикнул в сердцах, расплакался и убежал к отцу в комнату.

От обиды и расстройства через пять минут уснул. Дед аккуратно подхватил его, отнёс в детскую, переодел его, спящего, в пижаму и положил на кроватку. Вздохнул горестно и грустно, глядя на оттопыренные пухлые губки спящего сорванца, поправил подушку и провёл нежно пальцами по вспотевшему лобику малыша. Потом в задумчивости погладил каждый пальчик его крошечных ладоней, приподнял с полу любимого медвежонка и подложил его под руку на подушку. Минут через двадцать и сам прилёг на свою кушетку ненадолго…

Старик медленно шёл вдоль трассы по грунтованной тропинке вдоль пригородных кустов к лесу. Шёл неторопливо, стараясь запомнить все малозначительные детали по пути. Через какое-то время свернул в чащу и пошёл по своей, ему одному ведомой, заветной тропинке. Ещё через полчаса он вышел на просторную поляну с ровным зелёным пригорком. На краю поляны лежала поваленная ураганом сосна, упавшая в ноги довольно крупных берёз. Здесь частенько отдыхал старик, когда бегал за грибами и ягодами. Ему нравилось сидеть на этой сосне, прислонившись к крупному стволу берёзы, и смотреть на просторное небо, отгороженное от зарослей кустов и деревьев вершиной пригорка. Никакие лишние детали этого минималистского пейзажа не мешали старику предаваться размышлениям и воспоминаниям. Только берёзовые вершины, выглядывающие в отдалении из-за холма, помахивали ему на ветру своими тонкими пальчиками-веточками.

Старик слегка поклонился лесному духу, поздоровался шёпотом со своими друзьями – кустиками и величавыми деревьями и присел на сосну, устало прислонясь к берёзе. Поджал под себя ногу и прикрыл ненадолго веки. Солнце вставало в этом месте откуда-то из-за спины, из-за массива леса. Этот необычный восход медленней, чем противоположную сторону, окрашивал небосвод нежнейшими цветовыми оттенками. Это радовало старика, решившего последний свой день на земле провести в замедленном, прощальном темпе.

Пока солнце ещё поднялось невысоко, старик вспомнил всех близких ему людей, помянул каждого из них тёплым, нежным словом. Он сидел, блаженно и умиротворённо улыбаясь, придерживая руками поджатую голень ноги, и глядел на абсолютно чистое, звонко-лазурное покрывало небес. Время от времени он переводил взгляд на те дальние, почти не дышавшие в безветрие берёзки и о чём-то переговаривался с ними. Иногда лёгкий поднимающийся или заблудившийся поток воздуха трогал их тонкие ветви, и они приветливо помахивали деду ладошками.

Ближе к обеду появились очень медленно ползущие по небу крохотные облака. Совершенно чистые, безупречно белые, без единого тёмного пятнышка, они планировали невысоко над землёй, по одному приближались к ветвям берёз, ненадолго застывали в их ветках. Ветки берёз очень осторожно расчёсывали отбелённую кудель облака на мелкие распушённые клочки и отпускали их от себя. Эти облачные клочочки не торопились и не улетали далеко, замирали на месте, а затем медленно и совершенно безследно таяли на глазах в лазурной синеве. Будто сахарный песок в стакане горячего чая. Ничего подобного раньше старик не видел и невольно залюбовался таким редким зрелищем.

Время шло, и облаков становилось всё больше. Теперь они смешно толпились в очереди к веткам берёз. Но таяли так же красиво, как и те, первые, ранние. Старику нравилась эта чудная игра, и он протянул руку навстречу ветвям берёзок. И с удивлением обнаружил вместо своих коричневых, загоревших и обветренных от раннего весеннего солнца заскорузлых кистей рук маленькие светлые облачные клочки…

******

Жаркий солнечный лучик спрыгнул с подоконника и щёлкнул кончиком пальца по носу малыша. Он проснулся, спрыгнул с кроватки и поскакал на одной ноге, как обычно, к деду на кушетку. Но кушетка стояла заправленная, а деда в комнате не было. И даже его тапочки мирно спали рядом на полу, а ведь дед никогда босым по полу не ходил в квартире…

В недоумении малыш прошёлся по всему дому и, нигде не найдя следов деда, подошёл к матери спросить о нём. Но мать, как обычно, с прилипшим к уху телефоном что-то крошила на столе и помешивала на плите кашу для малыша. Мальчик вернулся к себе в комнату и взобрался на подоконник. Сел, обняв колени руками, и грустно, глубоко вздохнул. Увидел лежащую на подоконнике шахматную фигуру и вспомнил вчерашнюю свою ссору с дедом. «Наверное, дед обиделся и ушёл от меня. А если он ушёл насовсем? Неужели я его никогда больше не увижу?» – на глаза малыша навернулись первые слезинки.

Он взглянул на залитое солнцем небо. Во все стороны сновали с громким криком стрижи – охотники за насекомыми. Один из них в пылу погони зацепился за оконную раму прямо перед лицом малыша. Любопытно повертел красивой головой, сверкнул красивыми тёмно-карими глазами и, словно указывая малышу направление взгляда, полетел в сторону стоящей на противоположной стороне улицы берёзе.

Малыш проследил за полётом стрижа и увидел в небе медленно плывущее белое, без единого тёмного пятнышка облако. Облако подплывало к вершине берёзы, плавно и неторопливо покачивающей своими тонкими ветками. И вдруг в очертании облака мальчику показался его дед. Он даже стал на колени на подоконник и прилип своими взмокшими от волнения ладошками к стеклу.

По небу степенно, еле заметно двигалась облачная голова его деда. Дед распушил свои седые и густые усы и ласково улыбался малышу. Чуть сбоку от лица деда плыло ещё одно облачко, похожее на открытую ладонь. Ладонь деда приветственно покачала малышу. Малыш в ответ тоже помахал своей ладошкой деду и хотел уже крикнуть ему, чтобы он скорее к нему приходил. Но облачная ладонь оттопырила указательный палец и приложила его к губам. И малыш явственно расслышал негромкий голос деда:

– Тс-с-с-с-с… Не кричи и не говори никому! И не волнуйся, не переживай, не расстраивайся! Мы скоро с тобой снова увидимся. Обязательно увидимся, слышишь? И помни – я люблю тебя!

Маленький человечек, стоящий на коленях на подоконнике, прилип ладошками и лбом к стеклу и, не отрываясь, смотрел, как его облачный дед, не переставая ему ласково и нежно улыбаться, проплывал в ветках берёзы. Облако ненадолго затормозило в ветках, пока те тщательно его расчёсывали, затем уже мелкими клочками отплывало от берёзы в сторону и таяло на глазах всё ещё прилипшего к окну мальчика. Осталась только небольшая ладонь деда. Облако-ладонь ещё раз покачало на прощание малышу и растаяло в звонкой синеве неба.

Малыш какое-то время постоял на коленях у окна, не в силах разобраться в произошедшем. Он снова сел на подоконник, обхватил руками колени и прислонился виском к стеклу. Ему стало грустно и немного стыдно за свой вчерашний сердитый взрыв. Потом он вспомнил, что сказал ему дед, и понял, что дед не сердится на него. Дед, его любимый дед не сердится и любит его.

– Эй! Ты где? Иди кушать, кашка остынет! – мать заглянула в комнату и позвала малыша за стол.

Он, успокоившись, соскочил с подоконника и пошёл в ванную мыть руки. Долго держал ладошки под струёй воды, вспоминая и подражая картине расчёсывания облака-деда ветками берёзы. Потом пошёл на кухню, сел за стол и, всё ещё сосредоточенно раздумывая, стал помешивать ложкой кашу монотонными кругами по тарелке.

Мать, взглянув на малыша, обезпокоенно тронула его лоб:

– У тебя всё в порядке? Ничего не болит? Ты почему не кушаешь? Остынет…

– Мам, а дед сейчас где?..