Текст книги "Страшные фОшЫсты и жуткие жЫды"

На неделе между 12 и 18 ноября. – На сайте «Единой России» опубликован знаковый проект преобразования России; автор – координатор «ЕР» по национальной политике Абдул-Хаким Султыгов предлагает: созвать Гражданский собор и избрать Путина Национальным Лидером. – В Москву из Швейцарии вернулся досрочно освобожденный Валерий Калоев; он был приговорен к восьми годам лишения свободы за убийство авиадиспетчера, повинного в гибели осетинских детей.

Государь Иоанн Васильевич в фильме «Иван Васильевич меняет профессию» был самовластен. А управдом, перенесенный машиной времени в прошлое и заместивший государя на его царском посту, был сентиментален и чуть глуповат. Он здоровался с простыми гражданами демократично: «Очень приятно, царь». И протягивал руку. Не для поцелуя.

Национальный лидер, избираемый Гражданским собором, в изображении видного теоретика государственной жизни Султыгова очень похож на этого киношного царя. Потому что он, национальный лидер, перенесет во постиндустриальные времена нравы и обычаи восточной старины, применит их к сиюминутным обстоятельствам. Не принято сейчас созывать земские соборы? Ну что же; мы их не станем созывать; назовем собор Гражданским. Не проходит нынче коронация, избрание династии на трон? Не будет коронации; не нужно нам штатной должности государя; просто конкретного человека наделим пожизненно монаршими полномочиями. Без перемены Конституции. По народным понятиям, которые выше элитарных законов. Как это было с каудильо Франко. Получится такой симпатичный, полновластный Нацлид, который будет править, но не управлять. Современный костюм, бритая борода, однако на челе его отблеск короны, в левой руке – настоящий царский посох, правая протянута навстречу – не для поцелуя, а для обычного европейского рукопожатия. «Очень приятно, царь».

Казалось бы, на ретроспекции Султыгова, похожие по стилю на картинки «Ночного дозора», можно не обращать внимания. Слишком они пародийны, слишком комичны, чтобы стать хотя бы подобием правды. Зачем же их запустили? Да выборы, понимаете ли; надо воздух сотрясать, соблазнять малых сил намеками на царскую перспективу для возлюбленного вождя; быдло-с, что с него взять. Мы же ж понимаем, что это пародия, причем целебная; Султыгов пародирует Симеона Бекбулатовича, состоявшего шутом гороховым при государе Иоанне Грозном; значит, и перспектива получить на троне Грозного тоже заранее пародируется; а что смешно, то, как известно, уже и не страшно. Это нам еще академик Дмитрий Сергеевич Лихачев объяснял. Или Лотман по телевизору. Кто именно, мы забыли. Но идею помним. Прикол это, ясно?

Ясно. Но как-то так складывается наша самоновейшая история, что многие невероятные повороты в политике начинались с пародийного прикола. Можно себе представить, как хохотали сценаристы съезда «Единой России», который только что издевательски стилизовал последние собрания КПСС: умоляющая ткачиха, плачущая сватья баба Бабариха, убежденный инвалид, выезжающий к трибуне на коляске… Во прикол! А результат, между тем – налицо.

Что же до султыговских пародий, то условия для их проекции на реальную жизнь, для телепортации комических образов в пространство действительной жизни – имеются. И верхушечные, и низовые. Наверху слишком много людей и, что важнее, группировок, у которых имеется один-единственный шанс удержаться у власти – превратив страну в подобие индейского племени, а лидера переодев Чингачгуком; главное, чтобы перьев было побольше. Внизу и впрямь немало тех, кто повернут лицом назад, для кого любое вольное ответственное будущее хуже сладкой мифологической смерти. Нравы постепенно мягчеют, это правда; формируется ядро гражданского общества из активного меньшинства, не заинтересованного в революциях и потрясениях, но не допускающего мысли о возможной лукашенизации страны; и все-таки болезненное состояние умов – очевидно.

Достаточно было посмотреть на то, как освещалось возвращение Калоева из швейцарской тюрьмы. Корреспонденты ведь чуткие люди, слушаются не только своего начальства, но и зрителя; что у зрителя на уме, то у корреспондента зачастую на языке. Калоев был героем дня. В прямом смысле слова – героем. Между тем человек этот стал жертвой роковых обстоятельств, жертвой, осознанно породившей новые жертвы; соблюдя средневековую традицию личной мести, он переступил через границы сегодняшней цивилизации; его горе глубоко и неизбывно, он должен вызывать сочувствие, сострадание, трагическую симпатию; он же вызывал восторг. И даже вынужден был скромно объяснять восхищенной девушке из «Наших», прославившей подвиг настоящего мужчины, что он вовсе не бог, а совсем обычный человек, как все вы. Чуть было не сказал – любой на моем месте поступил бы так же.

И такая серьезная реакция масс настораживает больше, чем пародийные проекты доброхотов. Если соблюдение законов кровной мести вопреки закону и основам цивилизации порождает не только волну приязни (тут ничего не попишешь; эмоции могут захлестывать кого угодно; кто знает, сколько западных обывателей втайне признали высшую правоту Калоева), но и желание открыто, не стесняясь, эту приязнь выражать, значит, наши ценностные ориентиры – в прошлом. Там, где пребывают государь Иоанн Васильевич и друг его Симеон Бекбулатович. Там, где держава и скипетр, а не там, где пиджак и запонки. Так что невозможное – возможно.

Тем более что уже сегодня открылся съезд движения «За Путина»; полумонархические митинги, которые давно уже переименованы в «путинги», завершились, начался процесс формализации проекта. Эстафету эксцентричного Султыгова подхватит лощеный и солидный адвокат Астахов – вот и начало перемен, вот и переход хода. Пародист вызвал огонь на себя, выжал из либеральной публики смешки, как выжимают слезу в мелодраме. Теперь прагматик может смешков не бояться, потому что все уже отсмеялись.

Что тут сказать? Да ничего. Разве что в очередной раз напомнить про Пушкина. Который лучше нас понимал и устройство русской истории, и тайные стремления народа, и последствия этих стремлений. В сказке о рыбаке, старухе и золотой рыбке рассказана была пугающая, вечная история. О том, как старуха сначала вышла из рыбачьих жен в столбовые дворянки. Случайно, не закономерно, чудесным образом – из ниоткуда. Затем о том, как ей захотелось стать царицей; и ведь стала, вот что важно. Потом (в черновиках эта главка сохранилась) решила быть римскою папою. Тут уж вовсе не было у нее никаких шансов, даже гипотетических, сплошной прикол; однако же и это удалось. А в конце концов старухе помстилось, будто можно стать владычицей морскою. Управлять тайными законами природы. Быть хозяйкой над чудесной рыбкой. Чем кончилось, всякий помнит.

 
…А пред нею разбитое корыто.
 

Может, несмотря на соблазнительные предпосылки и осуществимость полностью неосуществимого, остановимся заранее? На столбовом дворянстве? Не будем делать следующий шаг? А то ведь окажемся с носом. Между тем, разбитое корыто после царского дворца и после Ватикана – совсем не то же самое, что разбитое корыто по привычному ходу жизни, само по себе.

P. S. Для справки. Несчастный Симеон Бекбулатович, отхохмивший на троне положенный срок, был обобран царем и выслан; окончил дни свои слепым и нищим, в глухой деревне, заслуженно забытый всеми.

На неделе между 19 и 25 ноября. – Путин жестко выступил перед сторонниками в Лужниках. – Чем ближе неизбежная победа «Единой России», которой Путин подарил ресурс своей популярности, тем напряженнее общественная атмосфера. В ход идут доводы, которые политики стараются не использовать – до последнего.

Нормальные люди, которые думают про все серьезное, таких изданий не читают. Боюсь, и не догадываются об их существовании. У них перед глазами – красивая, гламурная картинка сегодняшнего телевизора; нравится она или не нравится, другой вопрос, но нет сомнений: за пределы приличий она не выходит.

Солидный выпускник высшей школы КГБ СССР, бывший адвокат Гусинского и опытный переключатель рычажков лояльности Павел Астахов, сияя, уверяет публику, что прививка у страны от культа личности есть, поэтому культ вождя можно бесстрашно вводить. У Астахова всегда красивые костюмы: полосатые, яркие.

Еще более солидный бонвиван, покровитель топ-моделей и талантливый киношный режиссер Федор Бондарчук объясняет многотысячной толпе, почему российское искусство поддержит партию власти и план Владимира Путина. У Бондарчука особенный стиль, более спортивный, современный. Без галстука.

Сам Путин – отдохнувший, похорошевший, весь в черном, сияет по центру сочного кадра, в котором голливудский стиль примирен с рифеншталевским кадром; он четко, энергично и почти вдохновенно обещает своим бесчисленным сторонникам пять лет подъема, если будет победа на выборах. Агрессивно, с каким-то очень уж непутинским надрывом формулирует принцип новой политики: по мере укрепления государства российского классовая борьба олигархов будет лишь усиливаться. Но тут же снова повторяет: в течение нескольких месяцев власть поменяется полностью. В его простой, доступной, но образованной речи аудиторию коробит только слово «шакалят»: это про тех, кто «шакалит» у иностранных посольств чужеземные гранты. Однако же находится простое объяснение: пацанское слово адресовано другой публике; она тоже должна ощутить: здесь свои. А по-другому просто не поймет.

И это правда. И про аудиторию. И про то, что по-другому не поймет.

Но бывают обратные случаи. Когда образованных, обеспеченных, состоявшихся оставляют побоку и направляют главный посыл в гущу народных масс. Имя им легион. Невежественные. Принимающие решения на уровне подсознания. С их подсознанием и работают газеты, которые приличный человек и в руки не возьмет. А циничный – охотно использует.

В последнем выпуске газеты «Жизнь» (объявленный тираж почти 2 000 000 экземпляров) помещен весьма характерный разворот.

По верху полосы идет аршинным шрифтом шапка: ПРЕЗИДЕНТА БЛАГОСЛОВИЛ ВО ВЛАСТЬ ВЕЛИКИЙ СТАРЕЦ ИОАНН. Чуть ниже трехаршинным – развитие темы: КРЕСТНЫЙ ПУТЬ ПУТИНА. Карта России с монаршим гербом по центру и четырьмя алеющими квадратиками по сторонам света: икона Тихвинской Божией Матери оберегает рубежи России с Севера; Смоленская – от нашествия с Запада; Владимирская – с Востока; а с Юга – Казанская. Еще одна иллюстрация, размером в полполосы: Президент с обнаженным сексуальным торсом (специально для неудовлетворенных женщин), с крестиком (для православных), охотничьим ножом (для тех же женщин, но также мужчин), в пятнистых штанах (для военных). Подпись: «Президент России Владимир Путин не снимает свой нательный крест».

Еще картинки: в цвете воспроизведены иконы, только что упомянутые всуе; они похожи скорей на игральные карты; про каждую рассказано подробно, особенно подчеркнуто, что две из них вернулись на родину во время нынешнего царствования. А в подвальной части полосы – малюсенький очерк про то, как старец Иоанн Крестьянкин благословил вождя на власть. С ласковым портретом старца, разумеется. И, для непонятливых, толкование астролога, что же вся эта мистика значит с точки зрения удачного расположения звезд.

А если уж вы совсем несообразительны, если и астролог вам не указ, то переверните несколько страничек и прочитайте установочную полосную статью штатного толкователя политических снов под названием «Отец народа». Там вам расскажут, кто такой национальный лидер. Какими сакральными свойствами он должен обладать; какие царские знаки ему присущи; какая заоблачность взгляда. «Лидер нации… может понять непостижимую для средних умов вещь, что лучше пожертвовать сегодня пятьюстами жизнями, чем пятьюстами тысячами завтра». А пожертвовать, видимо, придется. Не потому, что обостряется классовая борьба с олигархами (для «Жизни» слишком сложный мотив), а потому, что американские хищники бродят вокруг территории России, скалят зубы. «Западные спецслужбы, видя, как Путин держит удар за ударом, идут на все новые и новые хитрости. Лишь бы взорвать внутреннюю ситуацию».

Если бы этот маниакально-депрессивный психоз был только частным делом «Жизни», можно было бы закрыть глаза, произнести: «Свят! свят! свят!» – и отложить вердикт до Страшного суда. Но это не психоз; это хуже: провокация психоза. Те, кто форматировал заказ на публикацию (а в том, что разнарядка имелась, какие сомнения?) продолжают окучивать все слои и сословия, апеллируя либо к разуму, либо к инстинкту. В данном случае инстинктивное уважение к церковной традиции, предписанное традиционной культурой, спокойно конвертировано в магический пасс. В подсознании должны закрепиться простые, доступные вещи: Путин – вождь, избранный от века, ведомый Роком, Судьбой, и ведущий за собою нацию, на «Жизнь» и на «Смерть».

Где-то мы это уже читали, причем не про Путина. И даже не про Сталина. А про другого известного человека. Недаром в Интернете бродит пародийная картинка: «W. Putin. Mein Plan». Он выстроил крест защиты по краям страны; образ этого оберега спроецировался на его нательный крестик; он спаситель с маленькой буквы, куда же без него?

По-моему, все это богохульство. Использование священных символов для подлых целей. Откровенная демонстрация: черта не боимся, в Бога не верим, ни перед чем не остановимся, потому что нет ничего святого, кроме власти и денег. Те, кто форматировал публикацию и давал разнарядку, прекрасно понимают, что вынули последний козырь. Но, может быть, не сознают, что наконец-то сбросили маску. Решились на прямое издевательство над церковью в расчете, что она – смолчит. Особенно после недавнего возращения некоторых святынь из музеев Кремля.

Или все-таки я заблуждаюсь? И это не богохульство? Не попирание святынь? Это не хуже – в разы – самых грубых экспонатов выставки «Осторожно, религия»? Уж не говорю о почти невинном поцелуе голубых милиционеров. Очень хотелось бы услышать суждение от тех священников и богословов, чье мнение стало общественно значимым и вызывает заслуженный отклик не только в церковной среде. Диакона Андрея Кураева. Отца Владимира Вигилянского. Отца Димитрия Смирнова. Отца Максима Козлова. А может быть, и иерархи наберутся смелости?[13]13
  О единственном, зато принципиально важном ответе на этот текст см. в приложении «Переписка из двух углов».


[Закрыть]

Подчеркиваю: речь сейчас не о том, хорош или плох президент. Не о том, что лучше для страны: его уход или его сохранение. У каждого есть право на позицию; политическое предпочтение – вне понятий святости и греха. Но речь не о том, сохранится ли президент. А о том, сохранимся ли мы – и сохраним ли какие-то высшие принципы. Соблюдем ли границы допустимого. Речь о невозможности разыгрывать церковную карту в ближайших политических целях. Потому что цели скоро сменятся, а церковь останется. И главное, она – не карта. Странно, что об этом приходится так долго говорить.

На неделе между 26 ноября и 2 декабря. – Путин в Красноярске сказал, что думает о «Единой России»: много примазавшихся, структура бюрократическая, но лучше все равно ничего нет. – Малоизвестный предприниматель Олег Шварцман в интервью «Коммерсанту» с гордостью рассказал о «плане Сечина» по бархатной национализации среднего бизнеса под контролем силовиков. – В Москве тем временем проходила ярмарка интеллектуальной литературы.

Три года назад Путин произнес слова, способные сегодня стать паролем: прекратите истерику! Все, что мы видим вокруг, что слышим и уже почти обоняем, – истероидно; хочется спросить: если все так хорошо, то почему же все так плохо? Кажется, нас загоняют в какой-то странный кинотеатр повторного документального фильма: то процесс Промпартии покажут, то вождя народов, который говорит об усилении классовой борьбы по мере укрепления социализма, но все чаще, чаще, чаще крутят Лени Рифеншталь с ее «Триумфом воли». Эти старые картинки наложены на реалии сегодняшнего дня. Вы думали, нацизм уже исторически невозможен? А он вполне себе актуален – по крайней мере стилистически и пропагандистски. Вы считали, что игра с тоталитаризмом отыграна? Так нет же, послевоенные лозунги лихо рифмуются с началом XXI века…

Верховная истерика, охватившая широкие номенклатурные массы, как некий психический грипп, неизбежно заразила бы и нас, если бы вокруг не расцветало другое пространство. В которое не нужно уходить, потому что мы его не покидали. Это пространство культуры. Я имею в виду не филармонические концерты (хотя их – тоже). Не драматические театры как таковые. Не кино – в отдельности. Не книжные магазины – обособленно. Я имею в виду всю совокупную среду неполитического обитания. От публичных лекций до клубных споров. От чтения до общения. Мы это пространство, повторю, не покидали, но чувствовали: оно пока не восстановилось после периода самораспада. Несколько лет назад стало ясно: санация началась. Сегодня очевидно: процесс набрал обороты, включился на полную мощь.

В эти дни в Москве проходит очередная книжная ярмарка «Non/fiction». Народу – не протолкнуться. Молодежь – повсюду. Если целыми днями гулять по ярмарке и совершенно не смотреть телевизор, можно подумать, что мы живем в сверхсовременном обществе. Развитом, спокойном, уверенном в себе, устремленном в будущее, равным по статусу самым развитым странам. Если смотреть телевизор и не ходить по ярмарке, можно решить, что ты в консервной банке, в албанском доте, а вокруг враги, враги, враги; всюду рыщут иностранные спецслужбы, правозащитники шакалят по посольствам, а олигархи спят и видят, как бы поскорей сгубить великий русский народ; торжествуют образы отсталости, как будто мы в Нигерии, Замбии, на самый худой конец, в Венесуэле. Если же наблюдать и за тем, и за другим, за веселой и развитой жизнью умственной культуры – и за массовым российским телевизором, возникает опасное состояние раздвоенного сознания.

Что-то тут явная неправда. Либо мы свободные и состоявшиеся, либо мы рабы своих страхов. Либо мы преодолели комплексы провинциальной неполноценности и говорим с мировой культурой на равных, либо мы сползаем на обочину мира, на коленях молим батюшку-царя и готовы отстреливаться до последнего патрона. Если патроны эти подвезут.

Есть опасная точка зрения: культура расцветает лишь тогда, когда сгущается атмосфера эпохи; как только становится невыносимо жить в истории, люди возвращаются к культуре, воспринимая ее в качестве суррогата и замены ужасающей действительности. Это роковая ошибка, подмена тезиса. Обновленная культура и новая политика начинают свой параллельный путь в одной точке, точке кризиса. Экономического, духовного. После революции 1917 года. После развала СССР. Они набирают силы, накапливают мощь, говоря экономически, копят ресурсы. И накапливают их – практически одновременно. В тот самый момент, когда национальная культура встает на ноги, начинает дышать полной грудью, государство тоже чувствует в себе силы, возможности и желание подмять страну, а порою и мир. И тут происходит наложение двух логик: логики роста и логики выживания. Людям неуютно в государстве, и они думают, что прячутся в культуру. А на самом деле она просто доросла до них, они – до нее.

Дальше следует развилка. Либо государство, следуя инстинкту самосохранения, немного отступает и под воздействием внешних обстоятельств начинает сдерживать себя, либо оно старается все подмять – и подминает вместе с перспективой. После чего неизбежен новый кризис и новый путь навстречу новой развилке.

Так вот, что касается России образца 2007 года. Очень важно понимать: мы никуда сейчас не прячемся от жизни. Культура для нас – не замена истории, не боковое ответвление жизни, не анклав и не пещера вроде пермского укрывища, куда недавно спрятались сектанты, ожидающие близкого конца света. Культура – это закономерная часть исторического процесса и, если хотите, один из ее ключевых центров. Да, она слишком хрупка, чтобы ее нельзя было раздавить чекистским сапогом; она слишком зависима от условий обитания, чтобы государство не могло при желании ей помешать развиваться. Но смысловые решения принимаются – здесь. Будущее определяется – здесь. И прошлое сохраняется именно в ее пределах. И культурное пространство обладает способностью постепенно разрастаться и восстанавливать силы, даже после того как его, казалось бы, вытоптали до основания.

То, что мы наблюдаем сегодня, и есть медленное самовосстановление культуры. Понимаемой не как набор разрозненных искусств, а как средоточие осмысленной жизни. Самовосстанавливается и российское общество; из мозаичного состояния оно переходит в мягкую объединительную стадию. Вопрос в одном: рухнет ли наше истероидное государство под собственной тяжестью при полной атрофии мышц, либо, на что надежд все меньше, начнет внутренние преобразования, поучится у русской культуры и российского общества искусству собственного переобустройства.

Ярмарка интеллектуальной литературы открылась 28 ноября, закроется вечером 2 декабря. Так что лозунг дня: вплоть до 2 декабря – все на выборы хорошей книги. После которых, утром 3-го, никто не заподозрит нас в фальсификации.