Текст книги "Третье дело Карозиных"

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Карозин с утра, как обычно, поехал в университет, а к Кате около полудня прибыл Сульский. Когда он вошел в кабинет, Катя задумчиво рассматривала четьи-минеи, может быть, в надежде что-то узнать из них, но увы, и на сей раз она видела перед собой просто пожелтевшие от времени листы книги.

– Добрый день, Катерина Дмитриевна, – поздоровался молодой полицейский. – Я сейчас еду в Ляпинку, как и было условлено, вот и заехал к вам, возможно, вы с Никитой Сергеевичем тоже захотите туда отправится.

– Здравствуйте. Никита в университете, – ответила Катя, – а вот я да, согласна, более того, я и сама хотела туда ехать и пожалела, что вчера вам об этом не сказала. Но я рада, что вы заехали. Подождите немного, я сейчас.

Она вышла из комнаты, чтобы переодеться, и выбрала для поездки закрытое темное и наиболее простое платье, полагая, что ни к чему привлекать к себе особенное внимание бедных студентов шикарными нарядами. Через полчаса она уже ехала с Сульским в наемном экипаже и он рассказывал ей о том, как в конце семидесятых купцы братья Ляпины решили перестроить большое строение, служившее некогда складом и расположенное во дворе их особняка, в бесплатное общежитие для студентов университета и учеников училища живописи и ваяния.

– Живут в Ляпинке подолгу, – говорил милый молодой человек. – Иногда даже и после окончания курса остаются до получения места. Конечно, живут здесь бедные, прямо сказать, люди. Ну да и вообще среди студентов совсем немного богачей, – продолжил он с какой-то грустной ноткой и глаза его, светлые серые и большие, как-то заметно погрустнели. Катя поняла, что и он в недавнем прошлом был одним из этих бедных студентов.

– Расскажите еще, – попросила она. – Вы, наверное, знаете, как они живут.

– Знаю? – слегка улыбнулся Сульский. – Да, мне известно это не понаслышке. Я сам не здесь жил во время оно, но кое-какие из моих приятелей здесь квартировали. А вам что, действительно интересно?

– Конечно, – простодушно откликнулась Катя. – Расскажите, где студенты проводят свои свободные вечера, ну и вообще, каков их быт, как он устроен.

– Насчет свободных вечеров дело дрянь. Для необеспеченных выбор невелик, – со вздохом промолвил Алексей Петрович. – У совсем уж бедных и вовсе знакомств почти нет, да и пойти не в чем, ну и некуда тоже. Вот только дешевые трактиры и остаются, – он глянул на нее сбоку. – У живописцев два таких: «Колокола», что на Сретенке, и вот, неподалеку от училища, на углу Уланского переулка и Сретенского бульвара. Там и гуляют. У кого нынче есть свободный рубль, то и угощает. Вообще студенты, как правило, живут по-товарищески. Но в Ляпинку попасть не так уж просто, тут у них всегда очередь на место.

Сульский снова вздохнул, но в это время экипаж уже подъехал к Ляпинке и разговор был прерван. Алексей Петрович помог Кате выйти и провел ее во двор, к двухэтажному жилому дому, где и квартировали студенты. Вошли в довольно грязный подъезд.

– Начальства здесь никакого, – оповестил Катю Сульский. – То есть, никакого надсмотра. Внизу столовая, как раз скоро обед, здесь рано обедают. Обед простой, щи да каша, – улыбнувшись продолжил Алексей Петрович. – пятнадцать копеек стоит, а раз в день бесплатно чай с хлебом. Причем, в столовой как раз нечто вроде клуба. И сюда, – понизив голос, добавил он, – нашему брату лучше не соваться, не одному уж сыщику делали допрос «по-ляпински».

Они подошли к лестнице и стали подниматься.

– Комнаты на четыре человека рассчитаны и нам нужна та, что крайняя слева, – они шли уже по длинному коридору.

– А вы уверены, – спросила Катя, – что мы застанем тех, кто нам нужен?

– Застанем, здесь его соседи нынче, за это уж не волнуйтесь, – усмехнулся Сульский. Он смело постучал в последнюю слева дверь.

– Кто там? – тотчас раздался за дверью глухой мужской голос.

– Открывайте, Пивоваров, это Сульский.

Дверь отворилась и на пороге появился не слишком молодой человек, одетый весьма неряшливо – в несвежую рубашку и мятые брюки, длинноволосый с худым широкоскулым лицом и болезненно горящими темными глазами.

– Простите, я не знал, что вы с дамой, – виновато пробормотал он и тотчас скрылся в глубине комнатки.

Катя не спешила входить, через несколько минут Пивоваров сам позвал гостей. Он успел одеть длиннополый, засаленный на карманах и локтях сюртук и даже причесаться.

– Входите, – он закрыл за ними дверь. – Вы по давешнему делу, да, Сульский?

– Да, – ответил Алексей Петрович. – А где ваши соседи?

– Они в лавку отлучились. Сейчас придут. Садитесь, – предложил он, указывая на два из четырех имеющихся в комнатке стульев.

Катя огляделась. Комната была длинная, как пенал, об одно окно, вместо штор на нем использовалось старенькое покрывало, висящее сейчас на одном гвозде. Четыре кровати, четыре столика с ящиками у каждой из них, четыре стула, а по стенам на вбитых гвоздях висели кое-какие вещи, составляющие скудный гардероб хозяев комнатки.

Она осторожно опустилась на краешек стула, Сульский при этом посмотрел на нее сочувственно и понимающе, а Пивоваров, наоборот, с какой-то сардонической усмешкой.

– Итак, чем могу помочь? – спросил Пивоваров у Алексея Петровича.

– Мы приехали поговорить о вашем соседе. Это чрезвычайно важно, Пивоваров. Не скрывайте, пожалуйста, ничего. Победите в себе предубеждение против полиции.

– А я и не знал, – едко отпустил Пивоваров, – что с некоторых пор в полиции служат и дамы.

– Вы забываетесь, – довольно мягко, но уверенно этак произнес Сульский и глаза его опасно сузились. – Эта дама, к вашему сведению, дальняя родственница вашего соседа и ей не безразлична его участь.

– Прошу прощения, – неприязненное выражение тотчас улетучилось с лица Пивоварова и он посмотрел на Катю как-то по-новому. – Вы из Рязани, да? Михаил говорил что-то… – он нахмурился, видимо, силясь припомнить.

– Да, да, – кивнула Катя согласно и улыбнулась.

Пивоваров заметно расслабился.

– Что ж, в таком случае… Его завтра хоронят.

– Я знаю и позабочусь об этом, – тут же среагировала Катя.

– Понятно, – Пивоваров вздохнул, сел на кровать. – Что вы хотите узнать? Каким человеком он был? Нормальным. Ну, конечно, у него были свои странности, да ведь, сударыня, у творческих людей, почитай, странности это самая что ни на есть норма. Это вы у любого спросите, вам так же и скажут. У Михаила вот странность была в склонности к мистике, ну так этим-то никого здесь и вовсе не удивишь. – На этих словах Катя и Сульский быстро переглянулись.

– А что, Мишель увлекался гаданиями или чем иным?.. – проговорила Катя неуверенно.

– Да нет, какие там гадания! – махнул рукой Пивоваров. – Нет, у него увлечение другого рода было. Любил он всякие странные легенды, ну там, чтоб с таинственными смертями и воскрешениями. Помогало это ему, что ли? – он пожал плечами. – Наслушается таких вот историй, а потом давай всю эту нечисть рисовать… Но как рисовал! Графика ему особенно удавалась, да и тушь, хотя чего говорить, он и маслом мастерски…

Тут дверь распахнулась без стука и в комнату вошли еще двое. Как поняла Катя, тоже соседи Соколова и хозяева этой комнатки. Оба молодых человека были одеты так же неряшливо, как и Пивоваров, оба были небриты и с длинными волосами, у обоих лихорадочно горели глаза, отличия же заключались в росте, один был ниже на две головы другого, да и в цвете волос – маленький был ярко-рыжеволос, а высокий блондинист.

– День добрый, – пробормотал маленький, сверкнув глазами на Сульского, а потом посмотрел на Катю с прищуром. Примерно такой же была реакция и высокого, только он и вовсе невнятно пробубнил какое-то приветствие.

– Знакомтесь, это господа Артюшкин… – маленький быстро кивнул головой и подошел к одному из столиков, чтобы положить на него какой-то довольно увесистый сверток. – И Федоров, – высокий нервно кивнул и тут же сел на одну из свободных кроватей.

– А это родственница Михаила, – продолжил Пивоваров. – Та, что из Рязани. – Сульского он не представил, из чего Катя сделала заключение, что они и так знакомы.

– Понятно, – пробормотал маленький Артюшкин, а Федоров снова нервно кивнул.

– Вот, про Михаила хотят расспросить, – проговорил Пивоваров.

– А вам надо его рисунки посмотреть, – предложил Артюшкин. – Ежели вас интересует, что он за человек был, то лучше, чем его работы, о нем никто не расскажет. Вы ведь, небось, хотели с нами по этому поводу побеседовать?

– Да, – чуть вскинув брови, кивнула Катя. – А что же в этом особенного?..

– Да ничего, – перебил ее Артюшкин совершенно беззлобно. – Ничего в этом такого-этакого нет. Просто все так и делают… Когда человеку помощь нужна, так и не вспомнят про него, а как помрет, то сразу и родственники отыскиваются…

– Кузьма! – возмущенно прервал его Федоров, глянув на Катю. – Перестань, это невежливо.

– А чего там! – бросил Артюшкин и быстрыми шагами вышел из комнаты, хлопнув дверью.

– А что, Мишелю нужна была помощь? – тут же обеспокоенно спросила Катя. – Я не знала, что он нуждался так сильно.

– А кто, скажите, из тех, что здесь квартируют, не сильно нуждается? – едко переспросил Пивоваров. – Но ведь вы ему и так помогали, так что простите Кузьму, он имел в виду вовсе не вас, вы и так для Михаила много сделали.

Катя опустила глаза и конфузливо промолвила:

– Да что вы, разве я что-то сделала…

– Господь с вами! – воскликнул Пивоваров и подскочил с кровати. – Вы ведь сами не представляете, что вы для нас прошлым летом сделали, прислав Михаилу полторы тысячи!

Катя чуть не поперхнулась, услышав такое заявление.

– Вы ведь не представляете, что тогда была за ситуация! Ну, мальчишки, с кем же такого не случалось, но только вы нас спасли!

– Да о чем вы, господа?.. – пролепетала Катя, испытывая смешанные чувства и боясь взглянуть на них.

– Федоров вот не даст солгать! Нет, правда, спасибо вам огромное, мы за вас потом даже свечки в церкви ставили!

– Но в чем же дело? – Катя наконец, премило зардевшись, подняла глаза на Пивоварова. – Ведь мне Михаил ничего толком и не объяснял. Просто написал, что в отчаянном положении и срочно нужны полторы тысячи. Вот и все. А что же произошло?

– Так вы не знаете? – ахнул Пивоваров и опять опустился на кровать, глядя на нее широко раскрытыми удивленными глазами, отчего все его хмурое и худое лицо даже преобразилось и стало казаться открытым и молодым.

– Нет, – покачала головой Катя с сожалением. Сейчас она намеренно не смотрела на Сульского, боясь, как бы он каким-нибудь взглядом или жестом не выдал ее.

– Федоров, вот это женщина, – потрясенно проговорил Пивоваров, обращаясь к своему товарищу. – Госпожа Ковалева, – Катя чуть заметно вздрогнула, услышав, как к ней обратился Пивоваров, – если Михаил вам ничего не сказал, то, поверьте, это значит, что и я не имею на это права. То есть, не имел, но теперь… – он глубоко вздохнул. – Теперь-то что, дело прошлое, да и Михаил, надеюсь, меня не осудит. – Он помолчал, затем встал, пересек комнату и посмотрел в окно. – Прошлым летом, госпожа Ковалева, это было. Проигрались мы в картишки. Общий долг у нас составил полторы тысячи, было нас четыре человека и игра эта состоялась в доме у одного человека. Он какой-то приятель Михаилу оказался, а мы… Не играли мы никогда в карты, а тут, простите, но пьяны были уж очень, день рождения у Михаила как раз был. Ну вот и решились с пьяного дела сыграть, мол, новичкам везет и все такое. Сначала-то даже и везло, только все по мелочи, а потом… – он в сердцах рукой махнул. – А откуда у нас этакие деньжищи? Мы и не помнили ничего толком на следующий день. И не вспомнили бы, только тот человек нам забыть не позволил. Прибыл, да еще и расписочки наши привез. Вот так-то. Ну, а мы что… Отпираться бессмысленно, уговаривать – унизительно. Дал он нам сроку месяц. Кое-кто из нас даже покончить с жизнью думал, – хмыкнул он.

Сульский и Катя взглянули на Федорова, но по выражению его лица поняли, что этим человеком был наверняка не он, а маленький и суетливый Артюшкин.

– Вот, а Михаил через три недели и приходит к нам и говорит: так, мол, и так, братцы, писал я своей родственнице, вам, то есть, госпожа Ковалева, в Рязань, имение у них там богатое, вот написал да и попросил денег. А она возьми да и вышли. Только сегодня получил. И показывает он нам эти деньжищи-то, которых мы отродясь и не видали в глаза, – Пивоваров покачал головой, припоминая, видно, «такие деньжищи». – Так что спасибо вам, госпожа Ковалева, – он повернулся к Кате и, подошедши к ней, опустился на одно колено. – Не знаю, как вас по имени-отчеству, но только вы тогда нас спасли и мы перед вами в неоплатном долгу. И как вам отплатить, тоже не знаю!

– Да что вы, ничего не надо, – Катя улыбнулась. – Ничего не надо и, пожалуйста, не считайте, что вы мне что-то должны. Нужно помогать близким. Мишель был в ужасном положении, а он мне близкий человек, хоть и дальний родственник, – Катя попыталась пошутить. – Ну, а вы его друзья, так что…

– Друзья, – вдруг горько проговорил Федоров. – Э, нет, вы, госпожа Ковалева, ошибаетесь. Мы ему так, извиняюсь, собутыльники, а друзья у него другие… были… И кто они такие… – Федоров поморщился и пожал плечами. – Только вот что я вам скажу, это не иначе как они и виноваты, а может, даже это они его…

– Брось ты, Федоров, – перебил его Пивоваров.

– А что, хочешь сказать, они не способны на такое были?!

– Мы их не знаем и не видели, – возразил Пивоваров, поднимаясь с колена.

– Зато мы Мишку видели! – не сдавался Федоров. – Видели, какой он был до того, как с ними связался, и каким после стал!

Катя все-таки взглянула на Сульского, но его лицо сейчас ровным счетом ничего не выражало, он только спросил, уточняя:

– Когда это было? Деньги вы когда проиграли? – и посмотрел на Пивоварова.

– Да прошлым летом, – Пивоваров глянул на Катю, ища подтверждения. – И как раз после этого-то случая и нашел себе Мишка другую компанию.

– Понятно, – протянул Сульский.

А студенты между тем замолчали, не глядя друг на друга. Оба они были хмурыми, оба, по всей видимости, испытывали неловкость.

– Еще что-нибудь? – через некоторое время спросил Пивоваров, бросив на Катю взгляд исподлобья.

– Нет, спасибо, – выдавила из себя она. – О похоронах я позабочусь, – и встала со стульчика.

– Вы уж извините, что все вот так, – все сильней хмурясь, добавил Пивоваров, поднимаясь следом за ней.

– Нет-нет, это вы нас извините, – мягко улыбнулась Катя.

– Ну, если мы чего-то не то сказали… Так вы уж извините, – снова промолвил Пивоваров.

– Спасибо, что поговорили с нами, – Катя протянула ему свою ручку в лайковой перчатке для рукопожатия.

– Вы удивительная женщина, – вздохнув и осторожно прикоснувшись к ее пальчикам в темно-линей лайке своей большой и не слишком чистой рукой, заключил Пивоваров.

– До свидания, – сказала Катя уже в дверях и пока спускалась и выходила из общежития, она молчала, не глядела на Сульского и заметно была расстроена.

Зато когда сели в экипаж, Катя посмотрела на Алексея Петровича решительно и выговорила ему:

– Отчего вы это молчали все время? Ничем мне не помогли?

– А разве вам была нужна чья-то помощь? – с учтивым поклоном и легкой улыбкой переспросил Сульский. – Вы великолепно справились с ролью, Катерина Дмитриевна. И Пивоваров прав, вы действительно удивительная женщина.

Катя вздохнула и слегка поджала губки.

– Но вы слышали, что говорили эти люди? – через некоторое время снова подала она голос. – Значит, они полагают, что те самые друзья Соколова вполне были способны на убийство.

– Да, но чем они все-таки занимались? – задумавшись, спросил Сульский. – Что там, мистика или политика? Это нам, увы, не известно.

– Зато известно кое-что другое, – в тон ему откликнулась Катя. – Например, то, что к появлению денег у Соколова прошлым летом, да еще такой крупной суммы, причастен не кто иной, как Ковалев. А из этого вполне можно заключить, что это все-таки Соколов подделал векселя и подменил их, за что и получил полторы тысячи, может, даже две.

– Вы так считаете? – Сульский посмотрел на Катю сбоку.

– Я думаю, что это более чем вероятно, – со вздохом заключила она. – Иначе в разговоре просто не всплыла бы рязанская госпожа Ковалева, дальняя родственница и щедрая душа.

– А что вы скажете, если выяснится, что такая дама и правда существует? – возразил Сульский не потому, что полагал, что Катя заблуждается, а скорее по привычке возражать на услышанное, что практикуется нередко при обсуждении версий.

– Хотите пари? – улыбнулась Катя лукаво. – Я согласна заключить его.

– Вы так уверены в себе? – с улыбкой промолвил Сульский, живо напомнив ей в этот момент покойного художника.

– Да, – поспешила согласиться Катя. – Кстати, о бедном Соколове придется позаботится. А мне еще нужно навестить Наташу, она, бедняжка, наверное, не знает… Нет, сегодня не могу.

– Хотите, это сделаю я? – предложил Алексей Петрович. – Постороннему человеку легче сообщать такие вещи, – объяснил он свой жест.

Катя молча кивнула, чувствуя, что у нее и правда нынче не достанет сил объясняться с Наташей. Она была благодарна Сульскому за то, что он понял ее состояние.

– Что ж, поездка оказалась довольно результативной, мой начальник будет доволен.

– Да, – эхом отозвалась Катя.

Они помолчали, и так, в молчании, подъехали к Брюсовскому. Сульский, как всегда, помог Кате выйти из экипажа и, спросив адрес Наташи, пообещал телефонировать после разговора с ней.

– Только сделайте это как можно деликатней, Алексей Петрович, и постарайтесь, чтобы Галина Сергеевна не присутствовала при вашем разговоре, хорошо?

Он обещал и это. На том и расстались. Катя дождалась супруга из университета, рассказала ему то, что они с Сульским узнали от соседей Соколова. Он согласился с ней, что, скорее всего, она права и в деле с подменой векселей, надо полагать, не обошлось без Ковалева, но потом заметил:

– Увы, если все так, то нам не удастся ни проверить правильность этого предположения, ни, тем более, наказать виновных. Оба уже наказаны.

– Никита, нам нужно позаботиться о Соколове. Обязательно нужно, Никита, – повторила она мягко. – Я обещала. И потом, кто же возьмется его хоронить?

– Ладно, – вздохнув, согласился Карозин. – Я займусь этим. Это, наверное, нужно нынче сделать? – Катя кивнула. – На Даниловском хоронить будут?

– Да, наверное, – кивнула она.

– А где он сейчас?

– В леднике, должно быть.

– Протелефонировать надо Фарапонову, – с этими словами Карозин пошел к аппарату и довольно долго говорил с подполковником.

Когда он вернулся, то сообщил Кате, что все обговорено и гроб будет готов к завтрашнему дню, а похоронят его завтра в полдень на Даниловском.

– Спасибо, Никита, – устало поблагодарила его жена.

– Еще одна новость. Сульский просил тебе передать, что он сообщил Наташе о смерти Соколова.

– И как она это восприняла?

– По мнению Сульского, она уже все знала. Впрочем, она просила тебя приехать, потому что действовал он от твоего имени.

– Хорошо, – вздохнула Катя. – Но завтра. Нынче я устала и сил нет ни на что.

– Тогда идем спать, – предложил Карозин и Катя покорно пошла за мужем наверх, в спальню.

– Как ты думаешь, – спросила она уже там, – может быть, мне стоит поехать на похороны? Вдруг там будет кто-то из тех его друзей?

– Может быть, оставить это полиции? – спросил Карозин, впрочем, особо не настаивая.

– Если Наташа захочет поехать на похороны, то я поеду с ней, а если нет… Утро вечера мудренее, – добавила она, прижимаясь к мужу.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

На следующий день с утра Катя получила от Наташи записку, в которой та сообщала, что все-таки решила поехать на похороны, и просила Катю, чтобы та ее сопровождала. Катя ответила согласием, а после телефонировала Сульскому, чтобы и он поехал с ними. Алексей Петрович сказал, что заедет в половине двенадцатого, между прочим добавив, что у него имеются кое-какие новости.

Когда он прибыл в карозинский особнячок, Наташа уже была там. Обе они ждали его в кабинете, но Сульский просил Катю уделить ему несколько минут:

– Простите меня, Наталья Ильинична, – обратился он к Наташе, – но мне нужно кое-что сообщить нашей хозяйке.

– Пойдемте в гостиную, – предложила Катя, и когда они остались вдвоем, Сульский проговорил:

– Если на кладбище будет Мельский, а у меня есть основания полагать, что он там будет, то я намерен за ним проследить.

– Пожалуйста, – чуть удивленно кивнула Катя. – И это все, что вы хотели сообщить?

– Нет, – улыбнулся Сульский. – Помните пари? – Катя в ответ кивнула. – Так вот, я навел справки. Вы оказались правы, Катерина Дмитриевна, никакой деревенской родственницы по фамилии Ковалева у Соколова не имелось.

– Ну что ж, я не удивлена, – пожала плечами Катя. – Только вот интересно, откуда они друг друга знали с Сергеем Юрьевичем?

– И это я вам тоже скажу, – Алексей Петрович явно был собой доволен. – Соколов, конечно, дворянин, но тут тоже не обошлось без некоторой таинственности.

– О Боже, – не удержалась от возгласа Катя, – и сколько вокруг таинственности! Когда только все это кончится.

– Скоро, должно быть, – заверил Алексей Петрович. – Михаил Соколов жил в соседней с Ковалевыми деревне, и знакомы они были с Сергеем Юрьевичем с младых ногтей, так сказать. Потом их пути разошлись и вот, видимо, отыскали они друг друга уже в Москве. Так что мало того, что в деле о пропаже векселей, скорее всего, участвовал Соколов, но и те поддельные письма, при помощи которых Ковалеву удавалось проникать в уважаемые дома, тоже дело его рук.

– А в чем же таинственность? – напомнила Катя.

– Ну вот, например, в том, зачем Соколову понадобилось обзаводиться новым паспортом, по которому он выходит никаким не дворянином, а сыном обходчика путей.

– Возможно, что в Ляпинку проще устроиться именно таким людям? – предположила Катя.

– Ничего подобного, – отрицательно качнул головой Сульский. – Никакой существенной разницы нет.

– Тогда действительно зачем? – Катя вздохнула.

– Но и это не все. Дело в том, что из тех двенадцати, что собирались на кладбище, половина поступили точно так же. Остальные шесть человек на самом деле из простых, как говорится.

– И что же это значит?

– Это мне неизвестно, – вздохнул Сульский. – Пока, во всяком случае, неизвестно.

– Послушайте, Алексей Петрович, – заговорила Катя, – вы как хотите думайте, но я все-таки придерживаюсь той версии, что тут не обошлось без мистики. По-моему не зря придается ей такое значение. Вот четьи-минеи, например, да и то, что половина этих молодых людей зачем-то скрывает свое происхождение.

– Не стану пока что с вами спорить, – пожал плечами Сульский, – однако у всего этого может быть и иное, совершенно не мистическое объяснение.

– Политическое, хотите сказать? – улыбнулась Катя. – Впрочем, мы ведь договорились, что на этой версии вы с подполковником сосредоточитесь. Если это все, Алексей Петрович, то идемте, нам пора, – закончила она, глянув на часы, показывающие без четверти полдень.

– Да, конечно, – согласился Сульский.

Они вышли из гостиной и, вместе с Наташей покинули дом Карозиных, чтобы ехать на похороны. Наташа, несмотря на довольно ясный и теплый день, была одета в закрытое черное платье и шляпку с густой вуалеткой. Катя же решила, что если соседи Соколова приняли ее за родственницу, то незачем скрываться. Доехали довольно быстро и у кладбищенских ворот увидали выезжающий уже пустой катафалк.

Место для могилы, которое выхлопотал Никита Сергеевич, находилось в самом конце довольно обширного кладбища, но все трое уже издали заметили небольшую компанию в черном, священника среди них. Прибавили шагу и как раз успели к тому моменту, когда священник уже прочитал отходную.

Катя оглядела присутствующих, кроме Пивоваров и Артюшкина, которые оба ей сдержанно кивнули, она никого здесь больше не знала. Затем Катенька посмотрела на покойника и поспешила отвести взгляд. Зато Наташа покачнулась, схватилась за Катенькину руку, а когда стали гроб заколачивать, рванулась к нему, из ее груди вырвались рыдания и Катя тотчас пожалела, что они приехали. Как же она не подумала, что такое возможно!.. Она попыталась оттащить Наташу от гроба, присутствующие смотрели со смятением и любопытством. Наташа рыдала, Катя пыталась ее уговорить, а Сульский куда-то запропал. Кате помог священник, вдвоем они все-таки оторвали рыдающую Наташу от гроба и отвели подальше.

Катя стала оглядываться в поисках Алексея Петровича, но не обнаружила его, тогда она попросила священника помочь довести Наташу до кареты, ожидающей у ворот. Он согласно кивнул, что-то тихонько нашептывая Наташе. Та судорожно всхлипывала, но рыдать уже перестала и, видимо, прислушивалась к его словам. Добрались до кареты, священник что-то еще на дорогу проговорил, благословил Наташу и карозинский экипаж поехал в обратном направлении.

Катя молчала, жалея о том, что поехала на кладбище и не удержала Наташу от этой поездки. Да и зачем приезжали? Впрочем, возможно, Сульскому что-нибудь удастся узнать. Не зря же он, должно быть, запропастился куда-то.

Наташа потихоньку успокаивалась и уже почти у самого дома тихонько попросила Катю:

– Можно мне немного у вас побыть?

– Конечно, – промолвила в ответ Катенька.

Дамы молча вышли из экипажа и вошли в дом.

– Наташа, тебе, наверное, нужно отдохнуть, ты пойди за Груней, она проводит тебя, – предложила Катя.

Наташа только кивнула в ответ и покорно пошла за Груней, получившей распоряжение проводить барышню наверх, в комнату для гостей, и если что понадобится – все сделать.

Сама же Катя прошла в кабинет и села за Никитин стол, думая о том, что же делать-то. В ее хорошенькой головке по-прежнему, если так можно выразиться, была полнейшая абракадабра. Ее тихую задумчивость прервал Ефим, приоткрывший дверь и сообщивший:

– Катерина Дмитриевна, вас к аппарату-с.

– Иду, – поднялась Катя, предположив, что это, должно быть, Никита телефонирует.

Однако она ошиблась. Голос был мужской, но чей-то незнакомый.

– Слушаю, – сказала Катя, поднося рожок к уху.

– Катерина Дмитриевна? – уточнил незнакомый голос. – Вы интересуетесь смертью Соколова? Я могу вам помочь. Давайте встретимся нынче же.

– Хорошо, – тут же согласилась Катя. – Но кто вы?

– Это после, – в трубке послышался треск, голос куда-то пропал, потом появился вновь: – Вы слышите? Я вас узнаю. Вы будете?

– Где? – не поняла Катя.

– В Александровском парке! Нынче же! – крикнул незнакомец. – Будьте одна. Я вас узнаю сам!

– Но во сколько?

– В восемь часов вечера! Прогуляйтесь по аллее. Я вас найду! Вы будете?

– Да! – подтвердила Катя.

– Тогда до встречи!

Катя повесила рожок и вернулась в кабинет. Дело принимало интересный оборот. Кто-то знает о том, что она пытается найти убийцу Соколова, и вообще проявляет интерес к этому делу. Кто же это мог быть? Возможно, тот самый человек, который и подсунул ей на коронации четьи-минеи? Он не захотел назваться. Опасна ли встреча с ним? Катя покачала головой и вздохнула. В любом случае, она пойдет на встречу с этим человеком, возможно, что он действительно имеет что сказать. Конечно, следует предупредить Никиту, да еще, пожалуй, и Фарапонова с Сульским. Но вот где Алексей Петрович? Наверное, увидал на кладбище кого-то, за кем решил проследить. Мельского? Возможно, возможно. Что ж, решила Катя, надо протелефонировать Фарапонову и сообщить о назначенной встрече. Конечно, прогуляется она по саду в одиночестве, но желательно, чтобы за ней, так сказать, присматривали.

Дениса Николаевича в управлении не было, но Катя попросила ему передать, чтобы он телефонировал ей, как только вернется.

Через пару часов, которые Катя провела у себя в комнате, в дверь тихонько постучали и вошла Наташа, опустив глаза, бледная и потерянная совершенно. Она держала в руках свою шляпку.

– Как ты? – участливо поинтересовалась Катя, заметив про себя, что следов от недавних рыданий не осталось, видимо, Наташа немного поспала и заметно успокоилась.

– Благодарю вас, Катерина Дмитриевна, мне лучше. Спасибо, что позволили у вас остаться. Не хотелось бы, чтобы тетенька меня в этаком состоянии застали. Расспросы будут, а это мне сейчас крайне тяжело.

– Понимаю, присядь, – предложила Катя. – Может, чаю хочешь?

– Нет, спасибо, что-то не хочется ничего совсем, – со вздохом ответила Наташа. – Вы простите меня, Катерина Дмитриевна, что давеча не сдержалась. Хотела, твердила себе всю дорогу, что должна быть сильной, должна все стерпеть, а вот как увидала гроб… – по ее тонкому личику словно судорога прошла и Наташа на мгновение прикрыла глаза. – Не смогла, – прошептала она.

– Это ничего, это понятно, – тоже не удержалась от вздоха Катенька и, подойдя к ней ближе, погладила бедняжку по руке. – Тебе трудно будет…

– Ой, Катерина Дмитриевна, не надо! – воскликнула Наташа и отстранилась. – Не жалейте меня, а то снова расплачусь, а мне домой надо.

– Извини, – Катя сама готова была разрыдаться, у нее буквально сердечко разрывалось при взгляде на Наташу.

– Поеду я, а то вы такая хорошая, жалеете меня, а я ведь не заслуживаю жалости. Молчите только, Катерина Дмитриевна, пожалуйста, – жалостливо попросила она, глянув Кате в глаза. – Пойду я. Спасибо вам за все еще раз. До свидания. Не провожайте, не надо.

И она, по-прежнему пряча глаза, выскользнула из Катенькиной комнаты. Катя вздохнула еще раз и подошла к окну. Бедная, бедная Наташа. За что же девочке такое испытание?

В пятом часу приехал Никита, и Катя рассказала ему последние новости. Он одобрил ее желание сообщить о встрече Фарапонову, но сама ситуация ему, конечно, не понравилась.

– Я пойду с тобой.

– Не надо, Никита, – покачала Катя головой. – Человек этот просил меня быть одну. Увидит тебя и не подойдет вовсе, а мы в такой ситуации, что нам не приходится выбирать. Если он имеет что сказать, надо предоставить ему такую возможность. Ты пойми, это мы в нем заинтересованы.

– А не наоборот? – усмехнулся никита Сергеевич. – Это не ты его искала, а он тебя нашел. Может быть, он денег еще захочет, а сам какую-нибудь сущую безделицу скажет.

– Посмотрим, – уклончиво ответила Катя.

Денис Николаевич протелефонировал уже в начале седьмого часу, когда Катя даже и отчаялась уже его нынче услышать. Она просто попросила его заехать и он пообещал. Через четверть часа подполковник Фарапонов уже входил в прихожую карозинского дома.

– Вечер добрый, вечер добрый! – приветствовал он хозяев, когда Ефим проводил его в кабинет.

– Вижу, Денис Николаевич, – заметил Карозин, обмениваясь рукопожатием с Фарапоновым, – что вы весьма довольны. Удалось что-либо выяснить?

– О да, – кивнул подполковник, но прежде поцеловал Кате ручку. – Однако и у вас, милая Катерина Дмитриевна, тоже новости имеются? Я правильно вас понял?