Текст книги "Убийство на дуэли"

Глава тринадцатая

Долинский продолжал лежать на полу, поэтому говорить ему было неудобно. Но никто из нас даже не подумал о том, чтобы приподнять его, так же как и не подумали мы перевязать этому мерзавцу рану на плече, что еще больше злило жестокого убийцу. Тем не менее, он начал свой рассказ.

– Вы уже знаете о том, что я рано остался сиротой и воспитывался в доме дяди, – Долинский выразительно взглянул в мою сторону. – Но Федор Степанович был кутилой и игроком. Мало-помалу, имение разорялось от карточных долгов. Нам постоянно приходилось перебиваться. Когда мне еще не исполнилось двадцати, дядя отправил меня на учебу в Саратов. Но вскоре я уехал оттуда. Пытался уехать в Москву, но это никак не получилось. Затем служил мелким чиновником в судебной палате. Слишком долго рассказывать всю мою биографию, да это и ни к чему, – он неопределенно мотнул головой. – Представляете мою радость, когда на службе совершенно неожиданно через мои руки прошло известие о том, что семейство Долинских должно получить наследство от умершей богатой родственницы. И половиной этого наследства должен был владеть не кто иной, как я сам, собственной персоной. Нетрудно понять, как я был рад этому, тем более если учесть, что всю свою жизнь я прожил человеком, мягко говоря, небогатым. Более того, рассудив, я решил, что все состояние должно остаться только в нашей семье. Зачем его делить? Если бы я женился на Софье Федоровне, то состояние стало бы общим, и имение снова поднялось бы на ноги.

Вот с такими намерениями я и отправился в дядюшкино имение, чтобы сообщить ему радостную новость. Каково же было мое разочарование, если не сказать злость, когда я узнал, что Соня ждет ребенка и собралась замуж. Слава богу, я успел рассказать о получении наследства только дяде. Мы вместе решили скрыть от Софьи Федоровны радостное известие на время. Я не знал, куда деться от охватившего меня негодования. Несколько дней я придумывал различные планы, как самому заполучить себе в жены Софью Федоровну. Но, к сожалению, ничего более или менее приемлемого на ум не приходило. И тут вдруг вы приглашаете нас к себе на ужин, – Долинский махнул головой в сторону Артемия Валерьевича.

– Да, я пригласил вас с целью обсудить предстоящую свадьбу, – согласился Бушков. – Если бы я знал, чем все это обернется.

– Глупец, – усмехнулся Долинский. – Вы даже не представляете, какая радость меня охватила, когда вы вызвали Волевского на дуэль. Этим вы практически подписали себе и своему сопернику смертный приговор. Посудите сами, по моим расчетам, один из вас обязательно бы убил другого, а с оставшимся в живых расправиться было бы проще простого. Так оно и получилось. Вы убили Волевского, а я, само собой, выстрелил в вас. Жаль только, что вы оказались таким живучим, – в голосе убийцы не слышалось ни малейшего раскаяния. – Дядя, признаться, был в ужасе от моего поступка. Естественно, мне ничего не оставалось, как раскрыть «любимому» родственничку все свои планы. При этом, несомненно, я пригрозил ему, что если он расскажет обо всем полиции, то его тоже арестуют вместе со мной как соучастника преступления. На том и порешили.

– Вы скинули тело Волевского в реку, – мои слова скорее были утверждением, нежели вопросом.

– Да, чтобы скрыть следы, мы с Федором Степановичем дотащили Волевского до реки и сбросили туда. Однако вот этого, – он кивнул на Артемия Валерьевича. – Его нам утопить так и не удалось, так как за деревьями совершенно неожиданно послышался гул голосов. Единственное, что мы успели в спешке сделать, так это прихватить с собой два пистолета да увести лошадей.

– Наверняка это были крестьяне, – догадалась я. – Только вот почему они не нашли вас, Артемий Валерьевич? Странно, они нашли пистолет, но не обнаружили вас.

– Не знаю, возможно, они или не заметили меня, или, обнаружив пистолет, повернули и пошли своим путем, ведь я не подавал никаких признаков жизни.

– Черт бы тебя побрал, – снова чертыхнулся Долинский. – Если бы ты умер, никто бы ничего и не узнал.

– Рассказывайте дальше, – перебила я его.

Долинский скорчился и попытался перевернуться.

– Поднимите меня. Я не могу разговаривать лежа, – слабым голосом попросил он.

Артемий Валерьевич подошел к нему и рывком посадил Долинского, облокотив его на стену.

– Итак, мы с Федором Степановичем вернулись в Воскресенское, все шло хорошо, пока однажды ночью я не застал своего дядюшку за весьма нехорошим занятием. Он писал донос в полицию, – продолжал повествование убийца. – Видно, никчемная совесть замучила старичка. Ха, он так испугался, когда я вошел в кабинет. Это было презабавнейшее зрелище. Взрослый мужчина прятался в кабинете, словно ребенок, пытающийся стащить из буфета конфекты.

– Я все видела и слышала, – проговорила я, хотя и старалась сдержаться. – И то, как Федор Степанович писал, и то, как вы выследили его.

– А, так барышня у нас еще и шпионила, – с иронией усмехнулся Долинский. – Тем хуже для вас, Катерина Алексеевна. Нет, не сейчас, конечно. Но подобное любопытство не послужит вам на пользу в будущем, – он как-то странно хмыкнул и продолжил: – После того, как я застал дядю за поклепом в мой адрес, он сильно напугался и начал просить у меня прощения. Я простил его, но сами понимаете, что с того момента мне стало ясно, так дальше продолжаться не может. Мой родственничек, будучи человеком весьма малодушным, в любой момент мог бы снова повторить свой необдуманный поступок. Необходимо было избавиться от него. Вот тут мне и помогла охота.

– Катерина Алексеевна, да вы просто гений, – Артемий Валерьевич бросил на меня взгляд, исполненный восхищения. – Все ваши догадки подтверждаются от начала и до конца.

– Какие еще догадки? – не понял Долинский. – А-а, милая барышня решила взять на себя обязанности сыщика.

– Это не ваше дело, – грубо отрезала я. – Это вы подбросили мертвого волка на пути лошадей?

– Я, конечно, – с самодовольным видом откликнулся Долинский. – Эх, и пришлось же мне потрудиться! Один ведь на волка ходил, и капкан сам ставил. А потом у егеря расспросил все. Правда, было сомнение, что чья-то другая лошадь, а не дядина, первой учует запах волка. Но меня это мало волновало. В конце концов, ведь все получилось именно так, как я и задумал. Хотя до сих пор не могу поверить собственному везению. Единственное, о чем я беспокоился, так это о Мохове. Чертов старикашка, и что его понесло ночью на конюшню? Жил бы себе спокойно, да горя не знал. Но, по стечению обстоятельств, он оказался свидетелем, а от свидетелей избавляются. Хотя убивать я его не собирался. Да он и сам бы умер от голода.

– Он настоящий дьявол, – прошептал мне на ухо пораженный Артемий Валерьевич, в ответ на что я согласно кивнула.

– После того как Мохов сбежал, я понял, что нужно как можно скорее уезжать отсюда. Но тут меня ждали большие трудности, Софья Федоровна никак не хотела покидать родного дома, как заведенная твердила о том, что Артемий Валерьевич непременно явится за ней.

– О, Соня, я знал, что она никогда не обманет меня. Милая моя возлюбленная, – с умилением пробормотал Бушков.

– Если бы не ее настырное упорство, мы бы уже были за много верст отсюда, – Долинский озлобленно сплюнул на пол и продолжал: – В результате я решил напоить Софью Федоровну и увезти отсюда силой. Дальше вы сами все знаете.

– Вот видите, – раздался из угла глухой голос Феклуши.

– Это барин приказал мне ласточку мою опоить, да и увезти ее потом незнамо куда.

– Молчи, чертова баба! – в гневе заорал Долинский. – У тебя не хуже моего рыльце в пушку. Вы спросите ее, почему она мне на самом деле помогала.

– Т-так, я ведь, – начала заикаться кормилица, глядя на нас затравленным взглядом. – Он угрожал, говорил, прибьет, а тело собакам скормит, даже костей не останется.

Мне уже начинали надоедать бесконечные вопли и причитания, несущиеся со всех сторон.

– Замолчите оба! – закричала я. – Уж не ты ли, Феклуша, рассказала князю Волевскому о наследстве, которое должна получить Софья Федоровна?

Лицо кормилицы при этих словах прямо на глазах у всех начало приобретать какой-то землистый оттенок.

– Я расскажу, все расскажу. Прости меня, господи, не хотела я того, – Феклуша, подняв глаза вверх, принялась неистово креститься.

– Давай рассказывай, – раздался насмешливый голос Долинского. – Все равно всех грехов не замолишь.

Кормилица вздрогнула, как от удара, и посмотрела на Долинского. С лица ее постепенно сходило затравленное выражение, а на его место приходила явная злость.

– Я-то расскажу, барин. Мои грехи еще можно замолить, а вот ваши… – и, не дав Долинскому ответить, она повернулась к нам: – Это я сказала Владимиру Гергиевичу о завещании, про которое мне барин Федор Степанович поведал.

– Но почему именно ему? Вы разве были знакомы? – мне хотелось как можно скорее узнать эту тайну.

– Как же, барыня, – в свою очередь откликнулась Феклуша. – Я ведь его, голубчика, с малолетства растила. Только вот потом замуж вышла за крестьянина из Воскресенского, да и переехала сюда. Но своего-то бывшего хозяина так и не забыла. Нехорошо Владимир Георгиевич сделал, когда барышню-то Софью Федоровну в таком положении бросил. Но не мне его судить. Господь сам все рассудил. Так вот, князь, уезжая, просил меня следить за Софьей Федоровной да за будущим ребеночком. Уж больно он волновался за них. Все же понимал, что собственную кровинушку бросил. Я и следила, да откладывала обо всем, что здесь происходило. Зря я ему, видать, про наследство рассказала, может быть, и жив остался бы. Но, сделанного не воротишь, – кормилица тяжело вздохнула и утерла подолом глаза.

А потом молодой барин узнал об этом, – она указала на Долинского. – Пообещал, что ежели я его слухаться не буду, так он расскажет все Софье Федоровне да Федору Степановичу. Я, знамо дело, напугалась, да подчинилась бесу этому окаянному, – женщина снова залилась безутешными слезами. – И барина-то Мохова по его приказанию хлебом да водой кормила, а он в это время следил, чтоб я доброй еды не прихватывала с собой. Но я все же по-своему поступила, не выдержала издевательств таких. Пошла к Мохову и, уходя, дверь открытой оставила.

– Ведьма, – прошипел Долинский. – Надо было тебя раньше порешить, никто бы ничего не заметил. Кому надо вспоминать о старой карге.

Теперь я знала все. Дело, как сейчас говорится, было раскрыто. Однако вместо облегчения на душе у меня остался неприятный темный осадок. Честно говоря, я впервые в тот момент столкнулась с подобной всепоглощающей жадностью. Единственным утешением оставалась так долго ожидаемая встреча Валерия Бушкова со своей невестой. Хоть эти двое теперь смогут обрести свое законное счастье, которое досталось им такой большой ценой.

На дворе раздался стук копыт. Я пошла поглядеть, кто это там может быть. К моей великой радости, это приехали Шурочка и Степан. Они доложили, что после починки кареты они добрались до ближайшего крестьянского селения, где и оставили ослабленного Евгения Александровича Мохова.

– Ну, как у вас? – Сашенька с надеждой глядела на меня. – Успели?

– Успели, – я кивнула, обнимая радостную подругу. – Долинский во всем признался. Осталось только вызвать полицию.

– А об этом я уже позаботилась, – подруга лукаво усмехнулась. – Я послала нескольких крестьян в город, дала им денег на дорогу, так что скоро полиция будет здесь.

Я в который раз подивилась сообразительности своей милой подруги и благодарно обняла ее.

– Сашенька, ты просто умница. Ты моя спасительница, – говорила я.

– Что ты, – смутилась подруга. – Главное ты сделала. Теперь я знаю, Катенька, что с тобой нигде не пропадешь.

Пока мы обменивались взаимными комплиментами, из дома показался Артемий Валерьевич.

– Господи, как я рад вас видеть, – он кинулся к Шурочке. – И тебя тоже, Степан, рад видеть, – он обернулся к моему кучеру.

Степан в ответ только пробормотал что-то и, опустив голову, забавно шаркнул ногой.

– Полиция уже едет, – доложила я Бушкову.

– Вот и замечательно, – обрадовался князь. – Вот только Соня все еще спит, а жаль. Какое представление она пропустила. Ну да может, оно и к лучшему. Пойду к ней.

Артемий Валерьевич еще раз улыбнулся нам и отправился в дом.

Потом мы кое-как перевязали раненому Долинскому простреленное плечо и оставили до приезда полиции.

Вопреки нашим ожидания, полиция прибыла только на следующее утро в лице известного нам уже Арсения Васильевича Лепехова – старшего следователя уездной полиции.

– Ого, кого я вижу? – удивился следователь, увидев меня на крыльце. – Да вы, я смотрю, Катерина Алексеевна, везде поспеваете.

Мне не понравился тон, каким были сказаны эти слова. Создавалось впечатление, что этот человек попросту усмехается. Меня мгновенно охватила ярость. Но я не стала показывать своих чувств и поспешила сладко улыбнуться.

– В отличие от вас, уважаемый Арсений Васильевич, я, между прочим, нашла убийцу князя Волевского, в то время как вы, не разобравшись в сути происходящего, арестовали совершенно безвинных крестьян.

Пока я говорила, лицо Лепехова постепенно приобретало багровый оттенок.

– Я попросил бы вас, милая барышня, не учить меня моим обязанностям, – прорычал он. – А ну-ка, показывайте мне вашего преступника.

Я молча провела следователя в дом, в комнату, где лежал Долинский. Феклуша уже успела покормить связанного убийцу, и теперь выходила из двери с подносом в руках.

– Вот он, – указала я на Алексея Долинского.

– Я буду все отрицать! – внезапно заорал убийца. – Они вынудили меня все рассказать.

В этот момент за спиной раздался шум. В комнату входили Бушков и Софья Федоровна.

– Ты, как ты посмел, – осуждающе проговорила Соня. – Ты, единственный оставшийся в живых родной мне человек. И вдруг я узнаю, что это именно ты убил папеньку, чуть не убил Артемия Валерьевича и измывался над Евгением Александровичем. Как же ты мог? – она залилась горькими слезами.

Бушков принялся успокаивать плачущую невесту, хотел было увести ее, но Софья Федоровна тут же воспротивилась.

– Пускай он теперь при мне признается в своих грехах, – решительно проговорила она. – Говори.

– Все это было сделано ради тебя, а ты не поняла, – злобно откликнулся Долинский. – Если бы не твое упрямство, мы были бы счастливы и богаты.

– Мне не нужны деньги такой ценой, – проговорила Софья Федоровна. – Мне вообще от тебя ничего не нужно. Я не могу тебя больше видеть, – с этими словами она отвернулась от своего кузена.

– Хм-м, – раздался бас Лепехова. – Извините меня, молодые люди, но я прибыл сюда для ареста убийцы, не для просмотра семейных драм. Если не возражаете, я попросил бы всех замолчать и не мешать допросу. Иначе мне придется выдворить всех до единого.

Резкий тон следователя мгновенно возымел свое действие. Наступила полная тишина. Соня и Бушков примостились в углу.

Мы же с Шурочкой уселись на маленькое канапе. Лепехов уселся на ближайший стул, откашлялся и приступил к допросу.

Далее, уважаемый читатель, я думаю, не следует передавать всех подробностей допроса, тем более что все признание убийцы уже было написано ранее. Однако, по своему обыкновению, моя бабушка решила не пропускать ни единой подробности, какие только помнила, поэтому описала разговор между Лепеховым и Долинским во всех подробностях. Заняло это описание довольно много мелко исписанных страниц. Именно по этой причине я не решусь воспроизвести всю эту подробную информацию. Однако единственный момент я все-таки освещу.

После того как Долинскому пришлось признаться в том, что он ранил Бушкова, а затем при содействии своего дяди скинул тело Волевского в реку, дверь в комнату внезапно распахнулась, и на пороге возник Евгений Александрович Мохов.

– Простите, ради бога, – едва отдышавшись, проговорил помещик. – Но я никак не мог пропустить момента, когда полиция будет арестовывать этого мерзавца.

– А вы кто будете? – удивленно вскинулся на Мохова Арсений Васильевич.

– Я тот самый человек, которого он запер в старом хлеву, а затем избивал плетью, – доложил Евгений Александрович.

– Понятно, – кивнул Лепехов. – Правда, до этого мы еще не дошли, – добавил он, чем вызвал у всех присутствующих, кроме убийцы, лукавые улыбки. – Ну что ж, прошу и вас присаживаться.

И снова идет бесчисленное количество строчек повествования. По уже указанным мною причинам, я не буду передавать их и сразу перейду к последующему повествованию.

Долинский признался во всем и подтвердил свое признание в письменном виде. Однако, ко всеобщему изумлению, дело на этом не было завершено. Когда все поднялись и собрались выходить из комнаты, Лепехов поднялся и обратился к Бушкову:

– Я думаю, что из этого дома с одним арестованным я не уеду.

– Я не понимаю, что вы хотите этим сказать, – бледнея, проговорил Артемий Валерьевич.

– Выходит, что вы тоже убили человека. Так? – Лепехов пристально посмотрел на Бушкова.

Князь молчал. Да, он был убийцей. Но убийство было совершено на честной дуэли, хотя доказать такое полиции было практически невозможно. Все молчали.

Лепехов тем временем позвал своих помощников. Через несколько минут полицейская карета уже увозила Артемия Валерьевича, а вместе с ним и Алексея Долинского.

Казалось бы, история закончена, преступники наказаны. Однако я на собственном опыте убедилась, что в жизни бывает неограниченное количество неожиданностей, в том числе и приятных. И одна из таких произошла на следующее же утро, когда я и Шурочка собрались уезжать.

Мы садились в карету, когда на дороге, ведущей к барской усадьбе, раздался стремительный цокот копыт. Все взгляды мгновенно обратились в ту сторону. Всадник приближался.

Читатель, верно, сильно удивится, впрочем, как и мы все в тот момент, если узнает, что всадником тем был Артемий Валерьевич Бушков.

– Тема! – радостно закричала Софья Федоровна, бросаясь вперед.

Артемий Валерьевич резко остановил коня и спешился. Соня кинулась к нему на грудь.

– Темочка, как же это? Неужели ты убежал? – с тревогой вопрошала она.

– Господи, да как ты могла подумать так, Соня, – с укоризной отвечал князь. – Меня отпустили.

– Как? Почему? – не понимала девушка.

– Это длинный разговор, – проговорил молодой человек и повернулся к нам: – Катерина Алексеевна, Александра Саввишна, неужели уезжаете?

– Да вот, собрались, – откликнулась я.

– Если не спешите, то пройдемте в дом. Я расскажу вам сногсшибательные новости. Поверьте, вам наверняка будет интересно узнать их, – загадочно произнес Бушков.

Сашенька бросила на меня взгляд, преисполненный живейшего интереса. Я только пожала плечами, хотя меня тоже заинтриговали слова молодого князя. Я первой направилась в дом, вслед за Софьей Федоровной и Артемием Валерьевичем.

– Первая новость будет печальной, – начал говорить Бушков, когда все, наконец, расположились в гостевой.

– Тема, да говори же, – не выдержала Софья Федоровна.

– Позволь выразить тебе мои соболезнования, Соня, – притворно-печальным голосом произнес Артемий Валерьевич. – Твой кузен скончался.

– Как скончался, – лицо девушки побелело, а у меня и Шурочки вырвался невольный вздох.

– Вернее, он был убит при попытке к бегству, – пояснил Бушков. – Дело в том, что при самом подъезде к Саратову, как бы вам это сказать, милые барышни, – он смущенно кашлянул. – Понимаете, Алексей попросился по нужде. По всей видимости, выбрав удачный момент, он оттолкнул своего охранника и попытался скрыться в зарослях деревьев. Но охранник не растерялся и выстрелил. Убийца был сражен наповал.

– Господи, какой ужас, – Соня закрыла лицо руками, но потом подняла голову и в упор посмотрела на Бушкова. – Бог наказал его за все злодеяния.

– Вот и я подумал так же, – ответил Артемий Валерьевич.

– Но как же выпустили вас? – задала я вопрос.

– А вот здесь нужно благодарить Арсения Васильевича. Он отпустил меня, сжалившись над Соней. Но взамен потребовал, что мы непременно пригласим его на наше венчание, – с улыбкой добавил князь.

– О, как он добр, – глаза Софьи Федоровны просто лучились от счастья. – Мы обязательно пригласим его на свадьбу, так же, как и вас, мои дорогие, – она кинулась ко мне и Шурочке, одновременно обнимая нас, целуя и заливаясь счастливым смехом.

Думаю, что будет излишним докладывать о том, что в тот день нам так и не удалось уехать, так как по случаю возвращения Бушкова в доме был устроен маленький семейный праздник. Даже Феклуша, которая уже успела выпросить прощения за все у своей барышни, плакала и смеялась, радуясь общему веселью.

После описанных мною событий прошло чуть больше месяца. За это время мы узнали, что суд над Долинским еще не состоялся, арестованных крестьян выпустили, а мы сами были приглашены на свадьбу Софьи Федоровны Долинской и Артемия Валерьевича Бушкова.

Я прекрасно помню тот впечатляющий момент, когда мы стояли в церкви, полной народа. Артемий Валерьевич стоял у алтаря, с волнением дожидаясь невесты. Раздался шорох, все обернулись. По проходу, вся в белом, лучистая и сияющая, шла Соня. Белое подвенечное платье необыкновенно шло ей. Подле нее шествовал Евгений Александрович Мохов, ведя дочь своего друга под венец. Старик был так горд выпавшей ему чести, что казалось, рот его вот-вот растянется в счастливой улыбке.

Глаза многих гостей наполнились слезами. Мне тоже захотелось всплакнуть. Ведь мало кто из присутствующих ведал, сколько испытаний пришлось пройти влюбленным, чтобы соединить свои судьбы.

Потом был праздничный обед в заново отстроенной, а потому преобразившейся до неузнаваемости усадьбе Долинских.

Молодые решили жить здесь, чем вызвали бесконечные ворчания Марии Леопольдовны. Но старушка все равно была бесконечно счастлива благополучному завершению злоключений своего внука и его невесты, а потому то и дело, в перерывах между горестными возгласами, кидалась к молодым и принималась их обнимать, чем вызывала добродушные улыбки гостей.

Я подумала, что, что бы ни случилось, эта пара выдержит любое испытание. Дай бог им счастья.

Вот и весь мой сказ. Прошу прощения, что заканчиваю этот роман на столь грустной ноте. Что поделаешь, такова жизнь, где горе и радость всегда шествуют рядом.

На этом еще одна рукопись моей бабушки заканчивается. Честно говоря, я даже не знаю, что сказать в заключении. Я, читая последние строки, был весьма удивлен, почувствовав, как сжалось мое сердце при описании свадьбы так давно живших людей. Мое удивление было тем более сильным, если учесть, что я, потрепанный жизнью и невзгодами, вдруг так расчувствовался. Сентиментальность? Да, дорогой читатель. Но я не стыжусь этого, как не стыдилась своих чувств и моя родственница.

Однако все это мои домыслы, и я в который раз отвлекся от сути дела, которая состоит в том, что, к радости читателя, этот роман – не последняя рукопись. Возможно в скором времени я воспроизведу еще и продолжение жизнеописания моей бабушки-сыщика. А теперь – до скорой встречи.

С любовью, Александр Арсаньев.