Текст книги "Уголовно-правовые взгляды Н.Д.Сергеевского"

Всякая наука определяется тремя моментами: предметом, целью и методом. При тождестве этих трех моментов в каких-либо двух исследованиях мы можем сказать, что оба эти исследования входят или должны войти в состав одной и той же науки, и, наоборот, если эти три момента различествуют, то и исследования, о которых идет речь, не могут быть соединяемы воедино, в одну цельную систему.

Цель юридического исследования указана выше; ни биологическое, ни социологическое исследование не имеют таких специальных практических целей. Социолог стремится к одному: определить значение и место преступного деяния в ряду других явлений социальной жизни, следовательно, стремится к разрешению задачи, общей всем социологическим изысканиям, – проследить и формулировать законы развития человеческого общежития; биолог, анализируя связь преступности с организацией человека, точно так же имеет в виду цель, общую всей биологии, – определить законы развития человеческого организма. Этим кончается их задача. Добытые ими положения принимаются другими науками, имеющими практические цели, за отправные точки, за руководство для дальнейших рассуждений в известном специальном направлении – уголовным правом (как юридической наукой), полицейским правом, финансовым правом, наукой судопроизводства и т. д.

Не менее резко различаются между собой и методы. Юридическое исследование принимает за свою отправную точку не какое-либо конкретное преступное деяние, а всегда деяние, взятое в отвлечении, как родовое понятие. Социологическое исследование исходит от преступного деяния как явления конкретного и притом многократного; оно берет отправной точкой не преступное деяние в отдельности, в его отвлечении, а целую массу конкретных случаев, и оперирует с большими их числами, так как только из этих последних можно вывести какие-либо законы, по которым развивается общежитие и которые в нем действуют. Биологическое исследование равным образом исходит от наблюдения над конкретными личностями, а в дальнейших выводах и обобщениях идет теми путями, которые применяются вообще в науках естественных.

Таким образом, мы приходим к заключению, что юридическое исследование, с одной стороны, биологическое и социологическое, с другой – различны и по целям, и по методу, а посему не могут входить в состав одной системы, одной науки; такое соединение может быть лишь механическим, но отнюдь не внутренним. Наука уголовного права в качестве науки юридической в тесном смысле не может дать в своей системе места ни биологическому, ни социологическому исследованию о преступном деянии и наказании. Эти последние исследования, являясь, как мы видели, в высшей степени важными для юридической науки, имеют в то же время совершенно самостоятельное научное значение и, следовательно, могут образовать собой самостоятельные науки; но с уголовным правом они никогда не сольются.

Вопрос о соединении социологического исследования о преступлении и наказании с юридическим является одним из самых живых и бойких вопросов в новейшей литературе. Во избежание недоразумений необходимо иметь в виду, что, совершенно независимо от общего методологического вопроса о таком соединении, в сочинениях по уголовному праву нередко вводились и поныне вводятся разнообразные социологические этюды по тому или другому поводу; однако, такие вставки всегда являются искусственно присоединенными и, при большом объеме, резко нарушают последовательность и единство систематического изложения. Иногда подобного рода вставки делаются под влиянием желания сообщить читателю новые сведения и мысли, которые еще не нашли себе выражения в литературе или разыскание которых представляет для читателя особые трудности; иногда – по соображениям, если можно так выразиться, педагогическим, когда автор прибегает к такому приему для того, чтобы отчетливее иллюстрировать в реальных образах предмет своего изложения. Последнее мы чаще всего встречаем в учении о наказании. При умеренном пользовании это не вредит достоинству сочинений, в особенности сочинений учебного свойства; социологическое исследование о преступлении и наказании не сложилось еще в определенную научную систему – ни в виде самостоятельной науки, ни в виде законченной части в составе какой-либо другой, более обширной отрасли обществоведения – а поэтому некоторые нарушения систематического единства в соприкасающихся дисциплинах могут быть признаны даже нормальными. Но все это не может служить основанием к принципиальному объединению различного рода исследований в одной науке, точно так же, как два сочинения в одном переплете не могут составить одного целого.

2. История науки уголовного права

Кистяковский. Учебник уголовного права; Таганцев. Русское уголовное право; Фельдштейн. Предисловие в книге «Российское уголовное право Солнцева». 1907.

Как самостоятельная наука уголовное право появляется лишь у новых народов. Дошли, правда, до нас отрывки сочинений римских юристов о преступном деянии и наказании (в 47 и 48 кн. Дигест); но они представляют лишь первые, слабые попытки научного систематического изложения уголовного права. Преподавание уголовного права впервые начинается в Болонском, а затем и других итальянских университетах в конце XII века, и в следующем только столетии появляются монографические исследования итальянских писателей по различным вопросам уголовного права. Предметом изучения и разработки как в Италии, так и в других странах Западной Европы, служило преимущественно римское и каноническое уголовное право; национальное же, как писаное, так и обычное право являлось лишь материалом добавочным. Метод преподавания был по преимуществу глоссаторский, или толковательный: цитировалось какое-либо положение закона, затем приводились комментарии к нему всех известных ученых; в заключение присоединялось обыкновенно и свое личное мнение. Так продолжалось дело до XVIII столетия. В этом столетии подверглось критике старое уголовное право и в основу его положены новые начала, более соответствовавшие народившимся потребностям времени. Представителями нового направления выступили: Томази, Беккариа, Монтескье. С этого времени полагается начало науки уголовного права в современном значении этого слова, как систематического изложения, построенного по возможности на общих основах. Выражением этого стремления к обобщению является общая часть науки уголовного права, которая на долгое время получает преобладающее значение. Во главе движения становятся немецкие юристы и немецкая литература.

Сообразно господствующему настроению философской мысли той эпохи, разработка вопросов общей части уголовного права приняла в значительных и даже в преобладающих размерах философско-метафизический характер. Это направление науки стремится разъяснить существующее и создать порядок наилучшего не на основании изучения реальных свойств человека и человеческого общества, а на основании тех или других, абсолютных, выше людей стоящих, незыблемых идей, принципов и императивов, каковы: закон справедливости, то есть закон воздаяния злом за зло, добром за добро, царствующий в мире; закон справедливости, врожденный человеку; стремление к миру и влечение к обществу, равным образом врожденные человеку свыше; безусловное веление разума каждого человека согласовать свою свободу со свободой других и т. д. Отправляясь от таких абсолютных положений и в дальнейших выводах руководствуясь лишь законами логики, философы, представители этого направления, создавали целые системы норм безусловного, из существа вещей происходящего «естественного права». Они исходили из того предположения, что «разум может творить право из самого себя, свободно, чисто отвлеченным образом, отрешившись от всех реальностей жизни» (Adickes, Zur Lehre v. d. Rechtsquellen); «что выяснение вечных оснований положительного права может быть дано не эмпирическим знанием, а только знанием сверхчувственным, получаемым познающим умом непосредственно, помимо чувственного опыта» (Коркунов, Общая теория права). Сообразно этому, составление уголовных уложений на «умозрительных началах», как выражались у нас в начале прошлого столетия, – вот, с точки зрения естественной школы, идеал всякого законодательства, а вместе с тем и идеал развития положительного права. В самом деле, если мы примем, «что существует естественное или рациональное право как идеальное законодательство для всех времен и для всех случаев» – отправная точка школы естественного права, – то нам остается только искать его, отрешившись от всякой реальной действительности, и, открыв, «усовершенствовать им раз навсегда положительное право» (Savigny, Vom. Berut).

Нетрудно видеть, что такая постановка должна была в конце концов привести к результату, прямо противоположному основной идее всего направления: исходя от признания вечных, незыблемых начал в праве и отрицая разумность и обязательность существующего как изменчивого и произвольного, – школа естественного права возлагала на законодателя обязанность внести эти идеальные начала в закон и, таким образом, превращала законодательную деятельность в акт вполне самостоятельного субъективного произвола законодателя, созидающаго законы посредством своих «умозрительных» рассуждений. Еще в начале прошлого столетия Гуго и Савиньи, «в противоположность безумной мечте школы естественного права, которая считала возможным нормировать все отношения посредством абстрактного, самодельного (Selbstgemachten) права», выставили принцип исторического бытия права и его внутренней связи со всей жизнью народов. Тем не менее нельзя не сознаться, что наука уголовного права до сих пор еще не вполне отрешилась от приемов философско-метафизического направления. Кроме более или менее цельных учений метафизического свойства, в учебниках и монографиях поныне нередко встречаются разные метафизические мысли, положения и рассуждения.

Но рядом с систематическим исследованием не умирает бесследно и глоссаторский прием; из него вырабатывается особая отрасль литературы, достигшая блестящего развития во Франции, – комментарий. Служа по преимуществу целям судебной практики, комментаторская разработка законодательства неизбежно выдвигала на видное место вопросы о составе отдельных преступных деяний, т. е. вопросы особенной части уголовного права, и тем самым создавала противовес увлечению общими и широкими проблемами в немецкой литературе.

Девятнадцатому веку принадлежит полное развитие современной науки уголовного права. Крупнейшим представителем этой эпохи является баварский юрист Ансельм Фейербах, труды которого, относящиеся к последним годам XVIII и началу XIX столетия, сохраняют свое значение поныне (Anselm Feuerbach: Revision der Grundsätze und Grundbegriffe des positiven peinlichen Rechts; Lehrbuch des gemeinen peinlichen Rechts). Пережив колебания, вызванные влиянием тенденций естественного права и метафизической философии, наука уголовного права твердо пошла по намеченному Фейербахом пути и скоро заняла свое теперешнее место в ряду самостоятельных позитивных юридических наук с теми целями, методом и содержанием, которые указаны выше. С половины XIX столетия к общему движению уголовной науки примыкают и русские юристы. В начале столетия появляются переводы выдающихся иностранных сочинений, в том числе, одним из первых, учебника Фейербаха; вслед затем начинает развиваться отечественная литература, в первых шагах в полном подчинении немецким образцам и в значительной мере компилятивная. С шестидесятых годов, в трудах Н. С. Таганцева, а также А. Ф. Кистяковского и Н. А. Неклюдова, она вступает на путь самостоятельной разработки научных вопросов и ныне, отражая в себе все движения западно-европейской мысли, представляет собой значительный запас исследований, вполне пригодных как для научно-учебных целей, так и для нужд русского законодательства.

Период наибольшего расцвета науки уголовного права, вторая половина XIX века, был в то же время и периодом, когда выдвинулись некоторые новые постулаты и программы, положившие основание особым, ныне развивающимся школам и направлениям. Краеугольным камнем для новых течений послужили, с одной стороны, предположение о биологических свойствах личности преступника и наблюдения психологические, а с другой – исследования социального значения преступных деяний и наказаний. После нескольких разрозненных попыток в этом направлении в семидесятых годах, резко противополагаясь господствующей науке, выдвигаются две школы: уголовно-антропологическая и уголовно-социалистическая, или уголовно-политическая. При этом господствующее направление получило название старой, или классической, школы. Уголовно-антропологическое направление после кратковременного блестящего успеха скоро потеряло свой авторитет в науке и ныне может считаться оставленным.

Положенная в основу учения антропологической школы мысль о зависимости стремления к совершению преступных деяний от психических, физиологических и анатомических особенностей субъектов давно уже высказывалась в литературе и давно уже послужила отправной точкой не только отдельных исследований, но и целых школ, или философских систем в науке. На этой почве сложились известные старые теории френологов, кефалометров, материалистов и проч., устанавливавшие связь между стремлением к преступлению и различными анатомическими или физиологическими особенностями человека – строением черепа, количеством мозга и т. д. На этой же почве сложилась теория, признававшая стремление к совершению преступных деяний видом душевной болезни, помешательством особого рода. Во главе этого последнего направления стоял английский врач Томсон; к нему же примыкают учения Каспера, Клафама, Кларка, Маудсли и др. Не имея за собой достаточного числа положительных доказательств, все эти теории недолго имели значение в науке, хотя некоторые из них и пользовались кратковременным успехом. Антропологическая школа нашего времени, построенная на изучении всего организма, пришла к выводу, что преступник есть человек как бы особой, низшей расы в современном обществе, что стремление к совершению преступных деяний вытекает из целого ряда патологических черт атавистического происхождения. Отсюда – учение о прирожденном преступнике как о преступном типе. Главой школы является ныне покойный итальянский врач Ломброзо. Сочинение его Uomo deliquente, переведенное на многие языки, послужило началом целой литературы того же направления и привлекло в свое время множество последователей (Ферри, Гарофало, Марсели и др.), частью продолжавших опытные наблюдения над миром преступников, частью же обратившихся непосредственно к более легкой работе – к проектированию разного рода практических мер, сообразно результатам биологических наблюдений.

Уголовно-социологическое направление, представляемое в немецкой литературе Листом (Liszt), а в русской И. Я. Фойницким, продолжает развиваться поныне как в Западной Европе, так и у нас в России; оно в свою очередь разделилось на несколько оттенков, или ветвей, одна из которых, сложившаяся в Италии под сильным влиянием некоторых положений антропологической школы, носит название «третьей» школы уголовного права.

Строго говоря, ни момент личности преступника, ни социальное значение преступного деяния и наказания не игнорируются, как мы видели выше, классической школой. Конечно, эти моменты могут быть принимаемы в соображение в большей или меньшей степени и размерах; отсюда должны возникать различия во взглядах и мнениях по многим вопросам, – но это не могло бы и не должно служить основанием к противоположению школ в науке. Противоположение создается в действительности тем, что представители новых направлений настаивают на соединении биологического и социологического исследования с юридическим в одной научной системе или даже на замещении юридического исследования социологическим. Эта методологическая ошибка много вредит ясности представлений и неизбежно задерживает последовательное развитие науки, создавая два или, считая антропологическую школу, даже три как бы враждебных лагеря, из которых новейшие готовы отрицать всякое значение старейшего и требовать замены всех положений последнего новыми, только что сложившимися выводами.

Как именно должно произойти это соединение или замещение – об этом мнения новейших писателей весьма различны и доходят до включения в уголовную науку содержания едва ли не всех наук о человеке и человеческом обществе, причем этот новый материал признается то элементом, проникающим весь состав нашей науки, то ветвью или частью ее, под разными наименованиями: уголовная политика, уголовная социология, криминология, уголовная этиология, пеналогия, уголовная антропология, уголовная психопатология и т. п. При этом, однако, большинство писателей, выставлявших требование о соединении юридического исследования с социологическим и биологическим, не делают попыток осуществить это на деле, в систематической работе, но, высказав в той или другой форме означенное требование, остаются очень часто в своих собственных работах вполне при программе и приемах классической школы. Образцы попыток такого соединения и соответствующего расширения содержания науки уголовного права дают лишь немногие, наиболее последовательные, выдающиеся писатели. Они полагают достигнуть своей цели тем, что образуют в составе общепринятой системы нашей науки два новые отдела: отдел уголовной социологии и криминологии и отдел уголовной политики. Первый из сих отделов посвящается изложению причин и факторов преступности, как социальных, так и личных, в двух направлениях – биологическом и социологическом; к содержанию второго отдела, уголовной политики, относятся: исследование целесообразных средств борьбы с преступностью и указание недостатков в этом отношении положительного права; учение о наказании как одном из средств борьбы с преступлением; учение об общих основаниях карательной деятельности в государстве. Ближайшее содержание этих отделов и их взаимное соотношение определяются различно, иногда даже одним и тем же писателем в различных его трудах.

Со своей стороны, многие представители классической школы, можно думать, увлекаясь борьбой с новыми веяниями, проявляют стремление к ограничению задач науки уголовного права одним лишь догматическим или по большей мере историко-догматическим исследованием положительного права, с устранением всех вопросов de lege ferenda, за исключением вытекающих из логической критики текста закона. Bсе прочие вопросы de lege ferenda и всякое рассуждение или исследование о желательном и должном выделяются писателями этой категории в состав особой науки, которая именуется ими или прикладной наукой уголовного права, в противоположность чистой науке, или уголовной политикой в широком смысле. Это движение – назовем его узкодогматическим – находит себе материал и философскую опору в одной из новейших концепций общей теории права, выходящей далеко за пределы уголовной науки, именно, в представлении о политике права вообще как самостоятельной науке, противополагающейся теории права. Политика права, говоря словами виднейшего представителя этого учения, профессора Петражицкого, указывает, каковым должно быть право для достижения идеала; теория же права состоит в извлечении из норм положительного права общих понятий и в обратном выборе из этих общих положений: новых, частных норм (Введение в науку политики права. Киевские Универс. Известия. 1896 г. № 8).

Каков бы ни был исход борьбы всех этих течений и школ, нельзя не признать, что наше время, являясь для науки уголовного права периодом брожения и разного рода увлечений, может представить собой, тем не менее, по обилию и глубине возбужденных вопросов и по сильному подъему критической мысли, переходную ступень к новому блестящему периоду ее развития.

Примечание: В качестве общих пособий для изучающих уголовное право могут быть указаны: Таганцев: 1) Курс уголовного права. I, II. 2) Лекции по русскому уголовному праву, т. I–III. 3) Уложение о наказаниях. 4) Устав о наказаниях. 5) Уголовное Уложение 22 марта 1903 года. Кистяковский. Элементарный учебник уголовного права. Лохвицкий. Курс русского уголовного права. Бернер. Учебник уголовного права, т. I. Перевод Неклюдова. Лист. Учебник уголовного права. Пер. Ф. Ельяшевича. Неклюдов. Руководство к особенной части уголовного права. I–IV. Белогриц-Котляревский. Учебник русского уголовного права. Владимиров. Курс уголовного права. Познышев. Основные начала уголовного права. Berner. Lehrbuch des deutschen Strafrechts. Meyer. Lehrbuch des deutschen Strafrechts. Schütze. Lehrbuch des deutschen Strafrechts. Holtzendorff. Handbuch des deutschen Strafrechts. I–IV. Temme. Lehrbuch des gemeinen deutschen Strafrechts. Hälschner. Das gemeine deutsche Strafrecht. Liszt. Lehrbuch des deutschen Strafrechts. Merkel. Lehrbuch des deutschen Strafrechts. Ortolan. Elements du droit penal. Haus. Principes generaux du droit penal beige. Garraud: 1) Traite du droit penal. 2) Precis du droit criminel. Prins. Science penal et droit positif. Thiry. Cours du droit criminel. Liepmann. Einleitung in das Strafrecht. Lucas. Anleitung zur strafrechtlichen Praxis. II. Т. Das makrielle Strafrecht. 1912. Русскую литературу и кассационную практику по отдельным вопросам см. у С. Н. Трегубова, Настольная книга криминалиста-практика, 1908.