Текст книги "Дядя самых честных правил. Книга 1"

Глава 31
Кудрино

Дорога в Кудрино меня порядком утомила. Сплошные колдобины, тряска и лес по сторонам. Пятнадцать вёрст для механических лошадей – час езды с ветерком, а мы еле ползли, чтобы не поломать им ноги на буераках. Как вообще здесь люди живут? Или владелец поместья сидит в своей берлоге безвылазно?

Деревня, стоящая чуть в отдалении от усадьбы, произвела тягостное впечатление. Чёрные покосившиеся дома, унылые орки-крепостные с безысходностью на лицах, даже дети выглядели грустными старичками. Это же надо довести своих же людей до такого ужасного состояния! Нет, не понимаю я таких дворян. Не понимаю.

А вот усадьба, наоборот, выглядела празднично. Эдакая пряничная пастораль: зелёные лужайки, пруд с мостиком, дом в виде сказочного замка с башенками. Так и чудилось, что из дверей выбежит навстречу заколдованная принцесса. Но нет, вместо неё на крыльцо выполз сморщенный старичок в поношенной ливрее.

– Эй, человек! Хозяева дома?

– Никак нет, ваш благородие. Уехал Александр Семёнович.

– Куда?

– В Питербурх. Уж месяц, почитай, как уехал.

Вот те раз. Как это – уехал? А что со зверинцем? Придётся выяснять у того, кто остался. И претензии предъявлять тоже ему. Я спрыгнул на землю и подошёл к старичку.

– А ты кто такой? Управляющий?

– Нет, ваш благородие. Игнат я, за сторожа туточки.

Странно – несмотря на сказочный вид усадьбы, в воздухе царила муторная духота. Будто здесь кто-то умер или сошёл с ума.

– А надолго твой хозяин уехал?

Игнат вздохнул.

– Не знаю. Сказал, что разонравилось имение, грозился продать кому-нибудь. Мол, и крепостные – лентяи, и дом плохой, и общество ужасное. Забрал всех слуг и уехал.

– Как, говоришь, твоего барина зовут?

– Александр Семёнович, а по фамилии Рокк. Это имение ещё их отец купил, земля ему пухом. А усадьбу брат Александра Семёновича построил, тоже покойный. Я всем троим служил, как положено, а меня вот оставили сторожить.

Старик печально шмыгнул носом.

– А покажи-ка нам, братец, – подошёл Бобров, – барский зверинец.

Щека сторожа дёрнулась. Он часто заморгал и быстро залепетал, глотая звуки:

– Ой, господа хорошие, так нечего там смотреть. Совсем нечего! Грязно там, пахнет плохо, клетки пустые стоят. Никого из страхолюдин не осталося.

– Куда же они делись?

– Так ещё на Купалу клетки не заперли, часть и сбежала. Александр Семёнович осерчал очень, приказал оставшихся заколоть, от греха подальше, да сжечь. А крепостных, что не уследили, велел вместо зверюк в клетки посадить.

Чем дальше, тем больше мне не нравился этот Рокк. Плоть от плоти тёмных помещиков – через одного считают, что крепостные – их собственность, и можно делать с ними, что хочешь.

– Так-то он отходчивый, Александр Семёнович, но тут расстроился сильно, кричал долго. А потом ночью запорол их, от досады.

– Что-что?

Старичок даже отступил на шаг, услышав злость в моём голосе.

– Не видел, ваш благородие, вот те крест, не видел. Слышали, будто ночью барин туда ходил, свет в зверинце горел, кричал кто-то. А на завтра похоронили их.

Рядом вздохнул Бобров.

– Обычное дело, Костя. Помещик волен и запороть, если виноваты.

И этот туда же! Что за люди такие? Дикость натуральная, а все вокруг молчат и ничего не делают. А потом удивляются, когда крестьянские бунты происходят.

– Так, человек ты мой хороший, веди-ка нас в зверинец. Давай-давай, пошевеливай ногами, я лично посмотреть хочу.

Сторож не стал спорить и повёл нас вокруг усадьбы на задний двор.

* * *

Мы не успели пройти и половины пути, как из-за флигеля вылетели собаки. Пять обычных дворовых псов с громким лаем кинулись на нас.

– Фу! Фу! – заорал сторож. – Фу, Тузик! Фу, Полкан!

Но собаки не слушались и собирались попробовать на зуб меня с Бобровым.

В груди проснулся Талант, раздражённый и гудящий, как улей с пчёлами. Не спрашивая моего разрешения, послал навстречу псам волну могильного холода. Даже меня передёрнуло от мерзкого ощущения.

Собаки попадали на землю, скуля и дёргая лапами. Впрочем, Талант не собирался их убивать. Через мгновение псы удирали прочь, поджав хвосты и жалобно завывая.

– За что ваша семья так собак не любит? – скривился Бобров. – Что ты, что дядя. Я ему борзую хотел подарить, а он в меня чернильницей кинул, хорошо, не попал. Ладно, он старый, а ты зачем их напугал так? Ничего бы нам плохого не сделали.

Отвечать я не стал. Не буду же объяснять, что собак-то я как раз люблю, а вот Талант их, оказывается, терпеть не может. Когда впервые в усадьбу приехал, я ещё удивился – а чего собак нет? Хотел спросить у Настасьи Филипповны, но как-то вылетело из головы. А теперь вот само разъяснилось.

Сторож привёл нас к длинному строению, похожему на конюшню.

– Вот здесь, ваши благородия, зверинец-то и был. Да. Здесь.

Он переступал с ноги на ногу.

– Разрешите, я вас снаружи подожду?

Спрашивать, почему он не хочет заходить внутрь, я не стал. И так всё было ясно – в воздухе плыл «запах» пережжённого эфира. Так бывает, когда в одном месте не слишком умелый маг творит очень много волшебства. Без перерывов, не давая эфирному ветру восстанавливать нормальный фон. Оттого и атмосфера в усадьбе плохая. Теперь этот зверинец станет «дурным» местом на много лет. Может и полвека простоять, пока пережжённый эфир выветривается.

– Костя, можно, я тоже останусь? – Бобров даже побледнел. – Ужасное место, даже подташнивает, когда внутрь заглядываю.

– Не заходи. Возьми сторожа, и подождите меня на крыльце.

Я повременил, пока они отойдут, и шагнул в зверинец.

* * *

Вдоль стен тянулись железные клетки. В нос били запахи экскрементов, протухшего мяса и гнили. Да, был бы я крокодилом или ящерицей – тоже бы отсюда сбежал. Сжечь бы этот зверинец дотла, чтоб даже стен не осталось.

Клетки, где держали людей, я нашёл сразу. Эфир был выжжен здесь до нуля, так что к моему горлу подступил комок. Ёшки-матрёшки! Такого я в жизни никогда не видел. Что за колдовство творил хозяин усадьбы? Не запорол он крепостных, нет, а сделал что-то нехорошее.

Находиться внутри было выше моих сил. Я выскочил наружу и глотнул свежего воздуха. Руки дрожали, будто я пил неделю. С трудом вытащив small wand, я сконцентрировался и нарисовал на стене зверинца связку из Знаков и Печать Огня. Этой же ночью он сгорит! Да так, что клетки расплавятся, а пережжённый эфир улетит в атмосферу вместе с дымом. Всё лучше, чем эти стены сведут с ума кого-нибудь. А если у хозяина будут претензии – пусть приезжает в Злобино, у меня есть, что ему сказать.

* * *

Пока я занимался делом, Бобров разговорил сторожа. Они о чём-то шушукались, но стоило мне подойти, как старичок сразу же замолчал и опустил взгляд в землю.

– Костя, не знаю, важно это или нет, но тех крепостных похоронили не на кладбище.

– А где?

– Там, у реки, с версту отсюда.

Молодец Бобров, такая подробность вызвала у меня подозрение.

– Игнат, – я поманил сторожа, – проводишь нас туда?

Было видно, как он боится. То ли меня, то ли владельца усадьбы.

– Рубль получишь, если покажешь могилки.

Сторож закашлялся.

– Ваш благородие, покажу! Прямо сейчас будете смотреть?

– Да, веди, Игнат.

Могилки находились рядом с рекой, прикрытые от усадьбы берёзовой рощицей. Будто Рокк не желал видеть место упокоения своих жертв. Интересно, а как на это отреагировал местный священник? Неужели спустил такое?

– Вот, ваш благородие, тут и лежат. Все трое.

– Вижу. Спасибо, Игнат.

– Ваш благородие, вы про денежку говорили. Мне бы…

– Не бойся, не обману.

Я вытащил кошелёк и отсчитал ему рубль гривенниками и копейками.

– Отойдите, я сам посмотрю.

Бобров взял старика за локоть и потянул в сторону. А я расслабился и закрыл глаза. Некромант, говорите? Значит, должен уметь заглядывать в могилы. Давай, Талант, покажи, что умеешь.

Поднимать веки не потребовалось. Я прекрасно видел через них, как земля стала полупрозрачной, и в ней проявились три тела, зарытые не слишком глубоко. Будто я был рентген-аппаратом, просвечивающим больного. Так-так, посмотрим, что тут у нас. Пациент перед смертью потел? Очень хорошо.

Тела оказались странными. У одного рот был полон зубов чуть ли не в три ряда. Причём большинство – белые, новенькие, только что прорезавшиеся из дёсен. У другого в груди было два сердца. А третий щеголял тремя селезёнками и увеличенным в два раза мозжечком. Сомнений не оставалось – Рокк ставил над своими крепостными опыты.

Пять лет назад я присутствовал в Париже на казни. По специальному эдикту короля публичному сожжению подвергался Этьен Буассе, дворянин и маг с Талантом. Этот «удивительный» человек желал добиться бессмертия. Ради «философского раствора», дарующего вечную молодость, он заманивал к себе молодых людей и делал с ними что-то ужасное. Весь Париж пришёл на казнь и требовал его смерти. А безжалостное чудовище, бывшее когда-то человеком, корчилось в огне и не желало умирать. Через час палач отрубил ему голову и положил конец страшным крикам.

К чему это я? Заспиртованные трупы жертв Этьена Буассе хранились в Сорбонне. Я их видел и могу сказать – они очень сильно напоминали крепостных, лежавших в могилах передо мной.

* * *

Я смотрел на усадьбу, где обитали отвратительные твари. И вовсе я не про крокодила и ящерицу. Даже опасный чёрный волк, убитый мной и Таней, выглядел невинным щеночком по сравнению с хозяином имения.

Здесь нам больше нечего было делать. Новых чудовищ не будет, зверинец сгорит сегодня в полночь. Старик-сторож, получив свой рубль, только и ждал, что мы уедем.

Бросив последний взгляд на дом с башенками, я полез в дрожки. Кстати, на фасаде я заметил интереснейшую лепнину – круг с циркулем и наугольником внутри. Это ведь знак масонов, правда? Какие забавные. Надо выяснить у Добрятникова, чем ещё, кроме Талантов, занимаются масоны.

– Поехали, Кузьма, – махнул я кучеру, – прямо домой, никуда не сворачивая.

Бобров сидел задумчивый и вертел в руках камешек, подобранный на берегу реки.

– О чём задумался, Пётр?

– Знакомая фамилия – Рокк. Кажется, это один из старших опричников Воронцовых. Ты бы не связывался с ними, Костя. Воронцовы сейчас большую силу имеют. Это они матушку-императрицу на трон возводили.

– Они?

– Не одни, понятное дело. Но в первых рядах стояли. Так что, не трогал бы ты этого Рокка. Слишком едким может оказаться любитель порки.

Я пожал плечами. Мне бы со своими проблемами разобраться, а не бегать за всякими сумасшедшими масонами.

Разговаривать не хотелось, смотреть на ёлки вдоль дороги – тоже, так что я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Утомительное это дело – распутывать провинциальные тайны.

Копыта механических лошадей мерно стучали по земле, дрожки покачивало, а Бобров молчал. Сам не заметив, как, я задремал и провалился в сон.

Передо мной снова было поле с ломкой травой. Густой туман висел тяжёлыми прядями, перекатывался волнами, а в ушах стояла вязкая тишина.

– Тебе придётся найти его, – шепнул вкрадчивый голос мне в ухо. – Бессмертие нарушает Великий План. Найди и приведи ко мне еретика.

От неожиданности я вздрогнул, открыл глаза и проснулся.

– Найди его, – шепнул голос уже наяву, – и убей.

Да ёшки-матрёшки! Нашёл на свою голову работу «по специальности». И чего мне дома не сиделось? Я подумал и решил отложить командировку по поиску Рокка. Никуда прямо сейчас не поеду. Вот наберусь сил, подчиню Талант, денег побольше заработаю, а там можно и за «бессмертным» гоняться. Вдруг он за границу поедет? А у меня ученица внимания требует. Подождёт Рокк, никуда не денется.

Голос усмехнулся мне в ухо, но возражать не стал. Уж его хозяйке точно не надо никуда торопиться. А я буду равняться на начальство.

Глава 32
След архива

Приехали мы уже в темноте, но нас, тем не менее, ждали. Настасья Филипповна кинулась накрывать поздний ужин. Александра спустилась из своей комнаты – рыжей ужасно хотелось продемонстрировать заготовку small wand'а, но она сдержалась, увидев уставшего меня. А Таня принесла нам с Бобровым какой-то горячий напиток с лёгким привкусом мёда, сделавший жизнь гораздо лучше.

Пока мы ужинали, Бобров в красках описывал Александре и Настасье Филипповне наши приключения. Врал он при этом безбожно, приукрашивая любую мелочь. Впрочем, мою просьбу не рассказывать про мёртвых крепостных Пётр выполнил.

– Сударыня, – я отложил вилку и посмотрел на Александру.

– Да, Константин Платонович.

– Завтра вы едете в Добрятино.

Девушка побледнела. Что, рыжая, напугал? Подумала, что выгоняю?

– Возьмёте дрожки, Кузьма вас отвезёт. С собой обязательно прихватите карандаш. Расскажете родным, как продвигается ваше обучение, и не менее пятидесяти раз продемонстрируете первый символ. Переночуете и послезавтра привезёте сюда отца – мне требуется его консультация.

Она облегчённо выдохнула.

– Всё сделаю, Константин Платонович.

– Можете Ксению захватить, я соскучился по ней.

Александра тепло улыбнулась – она и сама испытывала слабость к младшей сестре.

– И ещё, – я наклонился к ней и перешёл на шёпот, – научитесь доверять мне, сударыня. Раз уж я взялся вас учить, вы уйдёте от меня, только став магом. И сбежать у вас не получится.

– А…

Ответить я ей не дал. Отложил салфетку, встал, пожелал спокойной ночи и пошёл в спальню.

* * *

Проснулся я в самом лучшем расположении духа. Как же хорошо дома! За эти дни я так вжился в роль помещика, будто жил здесь с самого рождения.

Особенно мне нравилось, что имение – настоящая самостоятельная экономическая единица. Эдакое маленькое государство со мной-монархом во главе. Почти всё нужное производится на месте, от хлеба до тканей и посуды. Если бы остальной мир провалился в тартарары, то мы бы спокойно продолжили жить, как жили.

Вот, скажем, та же картошка. Дядя был знатным любителем этого овоща, завезённого в Россию Петром. Но крестьяне к «земляному яблоку» относились с подозрением, сажать и есть не желали, предпочитая брюкву и репу. Дядя не стал искать, где купить, а приказал посадить делянку картошки лично для себя. Крепостные вздохнули, почесали в затылках и пошли отрабатывать барщину – сажали, окучивали и копали по осени. Колорадский жук сюда ещё не добрался, так что росла она всем на зависть. Кстати, надо будет на следующий год приказать, чтобы посадили в два раза больше.

Или крокодилья кожа – снял её и выделал скорняк из Крукодиловки. Не хуже, чем парижские мастера. Делать из неё обложки книг я раздумал – обойдусь без пижонства, всё равно хвастать не перед кем. Вместо этого позвал Настасью Филипповну и попросил сшить мне «оперативную» кобуру для small wand'а. В кармане носить неудобно, а на боку под мышкой – самое то. И главное – здесь такого никто не ожидает. Ключница хмыкнула, сняла мерки и обещала сделать всё в лучшем виде.

Кстати, пока я катался в Кудрино, наконец-то привезли мой заказ – кирпичи, тигли, меха для печи и прочее. Так что за ручьём закипела работа: под руководством Прохора начали возводить будущий цех мастерской. Я прогулялся туда и понаблюдал за стройкой: механический конь Буцик перевозил тяжести; Прохор ругался, указывая рабочим; каменщики сквернословили в ответ и требовали не учить их класть стены; крепостные бегали на подхвате. Я решил не вмешиваться в эту идиллию и отправился во флигель к управляющему – обсудить наши дальнейшие расходы.

* * *

– Константин Платонович! – «Лепрекон» вскочил из-за стола и кинулся мне навстречу. – Как я рад вас видеть! Давно, давно ко мне не заходили. Я понимаю, дела, заботы, и вот вспомнили обо мне. Садитесь, дорогой мой! Кофию, а? По моему рецепту?

– Если по-вашему, то не откажусь.

Гремя посудой, Лаврентий Павлович не переставал говорить:

– Видели стройку? Как и заказывали, всё доставили. Каменщиков нанял в Муроме, если заметили. Нет, можно было сэкономить, чтобы наши мужики строили, только ведь тяп-ляп сделают. Три раза переделывать придётся, выйдет криво-косо, лучше уж нанять умельцев. Не беспокойтесь, до осенних дождей должны управиться, я сразу обговорил. Поставили их, хе-хе, на сдельную оплату, чтобы не жулили. Да и Прохор присмотрит, он мужик строгий, не забалуешь.

– Очень хорошо. Скажите, Лаврентий Павлович, что вы думаете насчёт школы?

– Школы? – «Лепрекон» несколько раз моргнул. – Ничего не думаю. Если надо – могу поразмыслить, посчитать. Только зачем?

– Для начала – учить детей и взрослых грамоте, счёту.

– Крепостных? – Старичок управляющий поморщился. – Только зря средства переводить. Какой толк с учёбы? Вот знает орк буквы, читать по слогам может. Только ему всё равно в поле идти – пахать, сеять, барщину отрабатывать. Ещё прочитает что из европейского вольнодумства да за вилы возьмётся, бунтовать начнёт. Нет, Константин Платонович, воля ваша, но, на мой взгляд, всё это Просвещение во вред идёт.

– Не любите, значит, Просвещение?

– Скажем так, – Лаврентий Павлович снял с жаровни кофейник и разлил напиток в две чашечки, – не вижу в нём смысла. Только умы смущать да отвлекать от работы. Кто пахать будет, если все за книги усядутся? Нельзя заведённый порядок нарушать. Читать и думать дворяне есть, а крепостным, тем более, оркам, незачем.

Я сделал глоток кофия и прищурился, рассматривая управляющего.

– Лаврентий Павлович, а ведь вы меня обманули.

– Я?!

– Дядя мне сказал, что вы – цверг, а не лепрекон.

– Помилуйте, Василий Фёдорович пошутил. Вот, посмотрите. Видите?

Он повернул голову и рукой убрал волосы, демонстрируя острое ухо.

– У цвергов уши круглые, как у людей.

– Да, с этим не поспоришь, – я улыбнулся ему, – но и под описание лепрекона вы не подходите. Я заглянул в определитель рас магистра Бертильона…

Управляющий побледнел, а на лбу выступили капли пота. Он нервно облизал губы.

– Константин Платонович, я…

– Вы, Лаврентий Павлович, тролль.

– Нет! Матушка моя действительно была… Ммм… А папенька цверг. Так что…

– Ой, Лаврентий Павлович, вы сами прекрасно знаете, как судят в Европе. До третьего колена есть родня – значит, тролль.

Он обмяк в кресле, расплывшись, как кисель.

– Я ведь никогда, ни разу… В чём нас обвиняют… Ну, какие младенцы? Зачем мне их воровать? Суеверия тёмного народа. Тащить на костёр только за кровь в жилах – дикость и варварство.

– Вот именно, дорогой мой Лаврентий Павлович, вот именно. Суеверия тёмного народа, лучше и не скажешь. Но вы же сами говорите – образовывать крестьян незачем.

Лже-лепрекон закашлялся.

– С такой точки я не рассматривал вопрос. Константин Платонович, вы же…

– Лаврентий Павлович, успокойтесь. Вы мой управляющий, и им останетесь. Лично мне нет никакого дела, кто вы по крови. Ваши тайны – это ваши тайны.

Он слабо улыбнулся:

– Спасибо, Константин Платонович. Можете не сомневаться в моей верности.

Чуть дрожащей рукой он взял чашку и сделал шумный глоток.

– Вы поразительный человек, похлеще, чем Василий Фёдорович. У вас неожиданные аргументы – и очень действенные. Я просчитаю смету на школу и принесу вам в ближайшие дни.

– Вот и чудненько. Спасибо за кофий, Лаврентий Павлович.

Я кивнул ему и пошёл обратно в усадьбу. Честно говоря, я не собирался пугать ушастого. Но это его «орков учить не надо» очень сильно меня разозлило. Я ведь тоже орк, если копнуть. Ничего, я этого тролля ещё припрягу математику детям преподавать, чтобы не задавался.

* * *

На следующий день Добрятниковы приехали прямо с утра, я даже позавтракать не успел. Александра так быстро по мне соскучилась? Или это Ксюшка в гости рвалась? В доме сразу стало шумно от беготни этой маленькой егозы. Вот же ж неугомонный ребёнок! С другой стороны, с ней гораздо веселее. И Настасья Филипповна радуется, будто это её внучка приехала.

Я не стал торопиться говорить с Добрятниковым-старшим и пригласил их пить чай. Были у меня некоторые сомнения: стоит ли ему рассказывать про находку в Кудрино. Бывают ли бывшие масоны?

– Дядя Костя, – Ксюшка слопала очередной бублик и потянулась за следующим, – а вы научите Анну-Марию ещё чему-нибудь?

Кукла сидела у неё на коленях, чинно сложив руки. Услышав, что назвали её имя, матерчатая принцесса улыбнулась и подмигнула мне.

Быть этого не может! Того количества эфира, что я вложил в куклу, хватило бы на день, не больше. Тем не менее она всё ещё была «заряженной». Интересное дело. Кто её подпитывал? Отец, чтобы развлечь дочку? А откуда он знает, как работать со Знаками? Всё страньше и страньше, однако.

– Если принцесса Анна-Мария готова дать мне аудиенцию, я попробую что-нибудь сделать. После того как поговорю с твоим папой.

Ксюшка зажмурилась от удовольствия и кивнула.

– Пётр Петрович, – я решился рассказать ему, а там посмотрим, – уделите мне десять минут?

– С удовольствием. С вами, Константин Платонович, поговорить всегда полезно.

Мы оставили рыжих девчонок пить чай, а сами поднялись ко мне в кабинет.

– Что-то не так с Александрой?

Добрятников говорил, вроде, спокойно, но в голосе чувствовалось беспокойство.

– Нет-нет, не волнуйтесь, – я поднял руку, – с ней всё хорошо. Я хотел задать несколько вопросов о масонах.

– Константин Платонович, вы знаете, – Добрятников подошёл к окну, – вы мне симпатичны, даже больше. Вы взяли в ученицы Александру, за что я вам крайне признателен. Но есть вещи, о которых я не вправе говорить. Я хоть и покинул Ложу, но всё ещё остаюсь в Братстве вольных каменщиков.

Как я и думал. Ничего, зайдём с неожиданной стороны и посмотрим реакцию. Иногда молчание значит больше прямого ответа.

– Пётр Петрович, я не прошу вас нарушать клятвы. Меня устроит, если вы просветите меня хоть в части аспектов. Только то, что не запрещено знать обычному человеку.

– Конечно, милейший Константин Платонович! Чем смогу – помогу. Хотя, если вас так волнует эта тема, вы могли бы и сами вступить в ложу. С вашими знаниями и умениями вы бы легко попали в круг избранных.

– Нет, спасибо, я пока не готов.

– Тогда прошу, – Добрятников расслабился, улыбнулся и сел в кресло, – задавайте ваши вопросы.

– Скажите, главная цель масонов – обретение бессмертия?

Добрятников закашлялся. Он слегка побледнел, а глаза расширились от удивления.

– Константин Платонович, – он провёл рукой по груди слева, будто у него закололо сердце, – я не ослышался?

– Ничуть.

– Я хотел сказать… то есть, наверное, вы разбирали бумаги Василия Фёдоровича? Вам попалась какая-то бумага, да? Полагаю, что-то из архива одной из европейских лож. Я прав?

Я покачал головой. Что ж, его смятение сказало мне всё, что я хотел узнать. Догадка оказалась верной.

– Константин Платонович, вы понимаете, что такие бумаги лучше сжечь? – Голос Добрятникова стал тише, почти превратившись в шёпот. – И никогда не упоминать вслух, что вы такое читали.

– Нет никаких бумаг, Пётр Петрович. Это мой вывод, основанный на некоторых наблюдениях.

– Подождите. Какие наблюдения?! Попытки синтеза философского раствора проводились в столице. Здесь, в этой глуши, невозможно что-то сделать. Нужна лаборатория, круг из двенадцати посвящённых с Талантом…

– Пётр Петрович, стойте. А то вы сейчас расскажете мне кучу тайн, о которых я не хочу знать.

Добрятников сделал паузу, нервно кусая губы.

– Константин Платонович, откуда вы знаете про бессмертие?

Секунду я раздумывал, а потом изложил ему все подробности поездки в Кудрино.

– Господи боже мой, – прошептал Добрятников, закрыв лицо ладонями, – не может быть. Какой ужас. Кто-то нашёл архив Иоганна Алхимика!