Текст книги "Дядя самых честных правил. Книга 1"

Глава 39
Лига слабых

Ягужинская заперла дверь, плотоядно улыбнулась и буквально накинулась на меня. В её яростных поцелуях чувствовалась не страсть, а какой-то хищный азарт. Будто она делала работу, бесспорно, приятную, но, скорее, нужную. Никакой влюблённости или чувств в её прикосновениях не было.

– Анастасия, – я отстранил девушку, – вам от меня что-то нужно, не так ли? Переходите сразу к делу, будьте так любезны. Не люблю тратить время на прелюдии, даже такие соблазнительные.

Она сверкнула глазами, немного сердито и раздражённо. Прошлась по комнате и села в кресло у окна.

– У вас такая деловая хватка, Константин, можно только восхищаться.

– Благодарю за комплимент, сударыня.

– Присаживайтесь, я хочу поговорить с вами.

Взгляд Ягужинской стал официальным и расчётливым. Она дождалась, пока я расположусь в кресле напротив, и заговорила совсем не любовным тоном.

– Константин, я хочу предложить тебе сотрудничество.

– В каком смысле?

– Мы с тобой люди небольшие, вот такие крохотные, – она показала пальцами, насколько, – а вокруг нас всякие дворянские роды: Голицыны, Шуваловы, Меньшиковы, Шереметевы и прочие. Походя раздавят и не заметят.

– Есть такое дело.

– Давай создадим союз. Эдакую лигу слабых, чтобы помогать друг другу, предупреждать об опасности, поддерживать.

Я покачал головой.

– Не совсем понимаю, что мы можем друг другу дать. Я живу в глуши…

– Но уже успел поссориться с Шереметевым. Разве нет?

Возразить мне было нечего.

– А я бы могла тебя предупредить заранее. Сам понимаешь, я немного в курсе дел князя, – она усмехнулась, – из-за близости с его дочерью.

– Предположим. А что с моей стороны?

Девушка пожала плечами.

– Поддержка. Магическая, дружеская, финансовая.

От последних слов я не выдержал и рассмеялся.

– Боюсь разочаровать, но я не слишком богат. Скорее, наоборот.

– Это пока, милый, – Ягужинская покровительственно улыбнулась. – У тебя есть ум, а я подкину выгодные ходы. Князь в тебе не сомневается, а я доверяю его чутью. Будешь слушать меня, и всё пойдёт, как по маслу.

– Даже так?

– Послушай первый совет, от чистого сердца. Не подписывай с князем контракты на поставки. Никакие. Только прямые сделки – утром деньги, вечером товар.

– Почему?

– К примеру, мастерская может сгореть, помощники сбежать, поставщики подвести. Князь мягко стелет, да спать жёстко. Догола не разденет, а в зависимость поставит. Будешь до самой смерти за копеечку малую работать.

– Анастасия, мне всё же непонятно. Ты доверенная подруга Софьи, зачем тебе я?

Ягужинская грустно усмехнулась.

– Подруги приходят и уходят, а княжна остаётся. Сегодня доверенная, завтра отставная, знаешь ли. Софья – девушка сложная, с характером. Да и не хочется мне до старости тапочки приносить, я не комнатная собачка.

Она встала, подошла ко мне и протянула руку.

– Согласен? Союз?

Я тоже встал и пожал узкую ладонь.

– Союз. Пока наши дороги не разойдутся.

– Договорились.

Она кивнула и развернулась ко мне спиной.

– Ну? Чего стоишь, как столб? Помоги мне снять платье. Уж коли ты зашёл ко мне ночью, я не собираюсь отказываться от приятностей.

Через час мы лежали на её постели. Анастасия прижалась ко мне и водила пальцами по моей груди.

– Ты замечательный любовник, – она вздохнула и облизала губы, – ты сильный, независимый, умный. Тебя хорошо любить.

– Да?

– Ага. Но, как муж, ты мне не подходишь.

– Слишком беден и не знатен?

Она прищурилась.

– Это дело наживное: чины, звания, деньги. Но ты слишком сильный. Мне пришлось бы слушаться тебя, потакать, а я этого не выношу.

– Любишь крутить мужчинами?

– Очень.

– Тебе нужен старый генерал, любимец императрицы. Который бы тебя обожал и носил на руках.

– Возможно, возможно. Хотя военные такие грубые, да и ума не слишком много.

Девушка перекатилась на край кровати и выгнулась, как кошка, совершенно не стесняясь наготы.

– Иди, Костя, мне надо немного поспать. Княжна требует, чтобы я присутствовала по утрам, когда она пьёт кофий.

Я сел, потянулся к ней и поцеловал за ухом. По её шее пробежала волна гусиной кожи.

– Ммм… Пожалуй, задержись ещё на чуть-чуть. На кофий я всегда успею.

* * *

Я совершенно не жалел, что не выспался. Ерунда, в дороге подремлю, всё равно трястись больше суток. Вещи заранее сложила Таня, дорожный сундучок отнесли слуги. Мне оставалось только спуститься и сесть в экипаж. Что я и сделал, зевая на ходу и жмурясь от утреннего солнца.

– Константин Платонович!

На крыльцо вышла княжна Софья в сопровождении Ягужинской. Лицо у Анастасии было совершенно безразличным, будто она меня не замечала. Вот у кого учиться надо!

– Доброго утра, Софья Алексеевна.

– Решила лично вас проводить.

Княжна спустилась с крыльца и подошла ко мне.

– Боюсь, я недостаточно вас поблагодарила за то, что вы сделали.

– Рад услужить вам, – я поклонился.

– Возьмите это в качестве моей признательности.

Она сделала знак Ягужинской, та подошла ко мне и вручила деревянный ящичек. Самый обычный, без изысков, закрытый на простую защёлку. Да, это вам не «Лейбницева шкатулка», от которой, кстати, я бы не отказался.

– Надеюсь, вам понравится содержимое, – княжна хитро улыбнулась. – Нет-нет, откроете потом, когда будете один.

Она подала мне руку для поцелуя, кивнула и, не прощаясь, ушла в дом. Ягужинская, гордо подняв голову, последовала за ней и даже не обернулась в мою сторону. Нет, я определённо завидую её выдержке и актёрскому таланту.

– Кузьма, готов?

– Так точно, барин, можем ехать. Вон и Танька бежит.

К нам действительно бежала орка с корзинкой в руках.

– Константин Платонович, я вот, – она даже запыхалась, – еды в дорогу собрала.

– Молодец! Садись.

Она дёрнулась в сторону козел, но я взглядом указал на дверь экипажа. Танька шмыгнула внутрь тихо, как мышка. Следом сел и я. Кузьма щёлкнул вожжами, экипаж тронулся и покатился домой. Наконец-то!

* * *

– Как тебе Москва, Таня?

– Ой, Константин Платонович, большая такая! Просто преогромнейшая! Люди, люди, люди, дома, дома, дома. Все спешат куда-то, торопятся, а вид держат, будто все поголовно цари. Важничают, лица делают умные, даже кланяются особенно. Я ажно растерялась от этого всего. А ещё они голубей для красоты разводят. Как увидела – чуть на пол не села. Это же надо, голубей! Ладно бы кур, они хоть яйца несут, а тут голуби, несурьёзные птицы. Ну вот, сами спрашивали, а теперь смеётесь надо мной.

– Не над тобой, не обижайся. Над москвичами смеюсь. Ты их с интересной стороны увидела.

– Тю, так вы же их сами смотрели.

– У меня взгляд свой, а у тебя свой. Мне интересно твоими глазами посмотреть. Как тебе у Голицыных?

– Не понравилось, – Таня поджала губы, – плохо там.

– Совсем плохо?

– Угу. Тех слуг, что крепостные, порют всё время. Посуду не так помыл, не так пыль стёр, не так посмотрел – дядька страшный с рожей рябой записывает в чёрную тетрадочку. Ходит, смотрит, слушает, всё видит! И пишет, пишет. Глаза злые, молчит, скрипит пёрышком. А вечером, перед ужином, из той тетрадки имена выкрикивает. Кого назвал, тех на лавку кладёт и розгами по заднице. Да ещё, охальник такой, мужикам велит порты спускать, а девкам юбку задирать, чтобы по голой заднице больнее было. Бьёт, а сам приговаривает, за что лупит, да вслух считает, сколько раз стукнул. А кроме того, наказывает всех остальных, кто с ним на работе стоял.

– Это как?

– Если прачка провинилась, то ей десять ударов и по два удара всем другим прачкам. Чтобы, значит, они лучше за друг другом следили да сами били, кто плохо работает.

– Ужас какой.

– Точно, ужас-ужасный! Я как посмотрела, так сразу вас вспомнила.

– А меня-то за что?

– Так вы ни разу никого не приказывали пороть и сами не били. Даже покойный Василий Фёдорович иногда распоряжался всыпать провинившимся. Только он по-доброму, плёткой раз десять, и всё, не как у Голицыных. А вы вообще никого не наказывали.

Я развёл руками. Что поделать, не люблю я мучить людей. Виноват – исправляй, оплати ущерб, отработай. А физическое насилие – это дикость и варварство.

– Что ещё у Голицыных видела?

– Ой, метёлку смешную из перьев, чтобы пыль смахивать. Ещё ситечко крохотное, чтобы чаинки в чашку не попадали. Ещё соль особую видела, розовую, специально для князя держат, только ему подают.

Танька нахмурилась, подняла глаза вверх, будто вспоминая что-то.

– Про князя с княжной тоже слышала всякое. Рассказывать?

– Обязательно.

– Ванька-рябой говорил, что князь себе молодую любовницу завёл. Каждый день отряжает слугу, чтобы ей домой цветы отвозил свежие. А Лукерья, из посудомоек, рассказывала, что князь кофий пить перестал – раньше каждое утро от него грязную чашечку приносили, а теперь нет. Вроде как специальный настой пьёт для поднятия мужской силы. Другие, – она махнула рукой, – считают, что это лекарство для сердца. Князь, как выпьет утром, так ходит по комнате и руками машет, приседает то и дело, головой крутит. Разве такое бывает от лекарств? Скорее, настой, от него дурным делаешься.

– А про княжну что говорят?

– Ой, столько всего! Жалеют бедненькую.

– Жалеют?

– Ага. Князь хотел её замуж выдать, вроде как уговорился с родителями жениха, а он возьми да и помри. Княжна печалилась, два дня из комнаты не выходила. Потом вышла, да и на бал поехала. Мне девки шептали, что там ей дворянин встретился. Краси-и-и-ивый, аж страсть. Княжна ему давай письма писать, подарки слала. А он всё гордый ходил, редко ей отвечал и свататься не собирался. Совсем бедняжечка от тоски любовной захирела. А потом, как ей рассказали, что он с другой шуры-муры крутит, так ей совсем плохо стало.

Танька мечтательно вздохнула.

– Такая печальная история.

– А дальше что?

– Дальше князь про то узнал. Говорят, кричал сильно, гневался, запретил княжне на балах появляться. А сам собрался и поехал.

– Куда?

– Так к этому, который княжну охмурил. Ругался на него, требовал вернуть письма, что княжна писала. Они даже подрались, магией, ясно дело. Кучер рассказывал, даже дым из окна шёл.

– И что?

– А нету писем. Этот, изменщик, говорит, что украли. Кто – не знает, не ведает.

– Так и не нашли?

– Неа, – Танька помотала головой, – не нашли.

Я улыбнулся, вспоминая «Лейбницеву шкатулку». Нашли, Танечка, нашли. Только княжна их то ли спрятала, то ли сожгла, чтобы отец не прочитал случайно. Экие, однако, страсти кипят в семействе Голицыных. Ладно, буду иметь в виду на будущее.

– Ты завтракала?

– Нет, Константин Платонович, не успела.

– Поешь тогда. Не зря же корзинку тащила.

– А вы как же?

– Не волнуйся, я же не князь, я кофий выпил. Ешь, ешь, набирайся сил.

Танька, немного смущаясь, стала шуршать в корзинке. А я взял в руки ящичек, подаренный княжной. Ну что, попробуем угадать, чем награждают деланных магов? Стоили добытые письма ценного приза или какой-нибудь ерунды?

Я отодвинул тугую защёлку и поднял крышку. В самом деле? Ящичек был полон до краёв древесной стружкой. Крупной, закручивающейся, будто локоны парижской модницы. Так-так, что же там внутри? Я запустил в неё пальцы. Ничего не понимаю! Пусто! Одна сплошная стружка. А нет, погодите. Что-то лежит на самом дне. Длинное и круглое. Я ухватил это нечто и вытащил на свет.

Ёшки-матрёшки! В длину размером в две моих ладони, толщиной в палец. Самый настоящий small wand. Чёрная, как смола, древесина – коромандельское дерево, лучшее, что можно представить. Сердечник выполнен из платины. Обнять и плакать. Рыдать от счастья. Мечта! И это всё мне? Мать моя женщина, она абсолютно новая! Да ещё и без рукоятки. Это же настоящее сокровище! Ах, Софья Алексеевна, угодила! Вот она, настоящая княжеская благодарность.

Глава 40
Прощание

Вечером следующего дня экипаж подкатил к усадьбе. Не успел я сойти на землю, как на меня налетела Настасья Филипповна.

– Костенька! Я уж переволновалась вся, где ты там ездишь. Голодный, наверное? Идём, идём, наверняка тебя в этой Москве всякой дрянью кормили.

Противиться настойчивой ключнице не было никаких сил. Так что я дал отвести себя в столовую и накормить до отвала.

– А я как чувствовала, что ты сегодня вернёшься. Наготовила всего, прибралась, перину тебе взбила.

Зная Настасью Филипповну, могу предположить – она это делала каждый день в ожидании моего возвращения.

– Кушай, не отвлекайся. У нас всё хорошо, мастерская твоя почти готова, Прохор там чуть ли не ночует. Жатву закончили, зерна много в этом году собрали. Картошку твою любимую ещё не копали. Приезжал батюшка Андрей, тебя спрашивал. Ох, не на пользу тебе поездка пошла – с лица ты схуднул, прямо как голодом морили. Вот, возьми ещё севрюжины, для здравия и вкуса.

Александра сидела за столом тихо, как мышка. У девушки в глазах стояли уныние и тоска. Даже гадать не надо, что случилось, – не получается Знак. Впрочем, как я и думал.

– Сударыня, завтра утром вы сдаёте мне зачёт. Покажете, как отработали Знак, что получается.

– Константин Платонович, я…

– Завтра утром. Сейчас, простите, не готов обсуждать магию, слишком устал.

Она так тяжело вздохнула, будто её камни заставляли грузить.

– Кстати, очень хорошо, что вы остались дома. Там настоящее осиное гнездо, чуть до дуэли меня не довели.

– Ой, Костенька! – Ключница всплеснула руками, забыв, что собиралась подложить мне очередной кусок мяса. – Это что же за люди такие? Вдруг ты убьёшь кого-нибудь, потом с родственниками проблемы будут.

– Не волнуйтесь, я всё разрешил как нельзя лучше. Настасья Филипповна, я правильно помню, послезавтра же?

– Да, послезавтра. Я уже всё подготовила, будет, как положено.

Я кивнул и успокоился: всю поездку меня тревожило, что я перепутал дату или не успею к сроку.

– Вот и отлично. А теперь прошу меня извинить, откланяюсь. Очень устал с дороги.

* * *

Баня, хороший сон и тишина за окном – что может быть лучше? Только Таня, входящая в спальню с кофейником и булочкой на подносе. Ммм, с корицей! Идеально.

Не спеша умыться, побриться, позавтракать, наслаждаясь домашним спокойствием и привычными звуками. Вот часы на первом этаже пробили девять, половица под ногой знакомо скрипнула, вот на кухне повар звякнул крышкой, на улице петух заорал, гад эдакий. И весь этот шум складывался в тихую симфонию, звучащую фоном. Лучшая музыка, когда ты дома.

– Сударыня, вы готовы? – закончив с завтраком, спросил я у Александры.

Она кивнула с самым кислым видом, будто всю ночь грызла лимоны.

– Тогда пройдёмте в кабинет.

Девушка шла за мной, как на казнь, – опустив голову и сложив руки за спиной. В кабинете я уселся за свой монументальный письменный стол и состроил на лице любимое выражение преподавателей Сорбонны: «Ну, и что этот бездарь нам покажет?» Всегда хотел попробовать, а здесь такой отличный шанс.

– Итак, сударыня, приступайте.

Рыжая взяла в руку карандаш, резко выдохнула и одним шикарным движением нарисовала Знак Воздуха. Вот только вместо сияния на месте линий из-под кончика карандаша сыпались искры, а воздух в комнате остался недвижимый.

– Это всё?

– Да.

Мне было жалко Александру. Вид рыжая имела крайне расстроенный, нижнюю губу прикусила от досады, а в глазах стояла обида. Первое задание с настоящей работающей магией, и она его завалила.

Успокаивать и жалеть девушку я не стал – она должна пережить этот провал, собраться и прыгнуть выше головы. Жестоко, но расти всегда трудно и тяжело, даже если ты гений.

– Хотите услышать мой вердикт?

– Я не гожусь в деланные маги?

– Сударыня, что за ненужная патетика. Путь мага – это труд, пот и слёзы. А вы разводите нюни на пустом месте.

Александра вскинулась, посмотрела на меня яростным взглядом и перестала выглядеть несчастной девочкой.

– Вот, так уже лучше. В этом настроении уже можно работать.

– А…

– Вы всё делаете правильно, линии Знака чёткие. Но кое-что забыли.

– И что я упустила?

– Думайте, пробуйте. Всё, что необходимо для Знака, я дал. Ваша задача – свести знания в кучку и сделать правильный вывод. Идите и работайте, как сообразите – приходите ко мне, даже если будет полночь. Вопросы есть?

– Нет, – бросила она яростно, сверкнула глазами и вышла из кабинета походкой императрицы.

Ох уж этот характер! Намучаюсь я с ней ещё, ох, намучаюсь. Но если сумею обучить – получится отличный маг.

* * *

Отправив Александру, я тоже занялся магическим действом. В коробке, подаренной княжной, меня дожидалась заготовка для small wand'а. Оставалось только сделать ему рукоять и настроить под себя. Работа, скорее, приятная, чем обременительная.

Когда мы гонялись в лесу за жуткой ящерицей, а в конце пристрелили, хозяйственная Таня порывалась снять с неё шкуру. Мол, хорошая кожа, прочная, в хозяйстве всегда пригодится. Но мы так измочалили её выстрелами, что остались одни обрывки. И всё же орка умудрилась снять достаточно большой кусок, а потом притащила мне. Вот этот лоскут я и собирался использовать для рукояти.

Аккуратно вырезал, обмотал, закрепил, подклеил с краёв, чтобы не болталось лишнего. Получилось просто загляденье – шершавая поверхность приятного зелёного цвета. Такая никогда из руки не выскользнет, даже если пальцы в масле или жирной грязи. Идеально!

Я несколько раз крутанул small wand в ладони, попробовал взмахи, осторожно пустил по нему тонкую струну эфира. Божественно! Даже лучше, чем мой старый small wand. На чём бы его опробовать?

В ящике письменного стола валялась всякая мелочёвка, оставшаяся ещё от дяди. Перья, штопор, перочинный нож, монетки, бумажки с непонятными записями. У меня всё руки не доходили навести здесь порядок, выкинув мусор. Среди всей этой ерунды нашлось небольшое серебряное кольцо. Его я и взял.

Новый small wand позволял сделать эфирное лезвие очень-очень тонким. Будто ювелир, наносящий гравировку, я нанёс на кольцо Печать Постоянства и пять Знаков для защиты. Секунду подумав, вплёл в хитрую вязь ещё свою личную Подпись. Получилось симпатично: серебро с пылающими алыми символами.

Не откладывая в долгий ящик, я дёрнул за шнурок вызова Тани. Не прошло и минуты, как в дверь заглянула орка.

– Вызывали, Константин Платонович?

Я поманил её пальцем.

– Иди сюда, красавица. Дай левую руку.

Взяв узкую ладошку, я надел на мизинец своё кольцо.

– Ой!

– Никакое не ой, это не обручальное кольцо. Ты – моя помощница, а значит, тебе требуется защита. Пока ты его носишь, я всегда смогу тебе помочь.

– Здорово!

Орка подняла руку и покрутила кистью, разглядывая обновку.

– Такое красивое! Загляденье просто!

Порывисто наклонившись, она поцеловала меня в губы.

– Спасибо, Константин Платонович!

– Не за что. Лучше принеси мне кофий, коли угодил тебе.

Таня рассмеялась и выбежала из кабинета. Кстати, должен заметить, целуется она гораздо лучше Ягужинской, как бы та ни изображала из себя страстную львицу.

* * *

Неотвратимо наступило то самое «послезавтра» – сороковой день после смерти дяди. Настасья Филипповна, спасибо ей огромное, всё подготовила. Заказала отцу Андрею панихиду, организовала поминки во всех деревнях и отдельно в усадьбе для ближних. Ну, и всякие другие мелочи, без которых не проходят сороковины.

Уже вечером я взял бутылку настойки, пару стаканов, хлеб и в одиночестве пошёл на погост. Будто чувствовал – надо самому отдать дань памяти дяде.

На могилке я поставил стакан, налил до краёв и положил сверху кусок хлеба. У местных так не принято, а моя душа требовала это сделать.

Следом выпил и сам. Посидел немного молча, закрыл глаза. И вновь провалился в то самое место.

Впереди стелился по полю туман, серый и промозглый. Белые пряди крутились водоворотами, будто седые локоны.

– Спасибо, племянничек.

Я обернулся на звонкий голос за спиной. Передо мной стоял молодой парень, улыбчивый и задорный.

– Дядя?!

– Ну, не тётя же!

Он рассмеялся.

– Кого ещё ты здесь хотел встретить?

– А…

– Рот закрой, ворону поймаешь.

Подойдя ближе, парень хлопнул меня по плечу. Даже через одежду чувствовалось, какие ледяные у него пальцы.

– Прощаться будем, – заявил он, – больше на этом свете уже не свидимся. Не жалеешь, что наследство принял?

– Нет, – я твёрдо кивнул, – ни капли.

– Тогда слушай: в подвале, в самом дальнем углу, зарыт сундучок. Там золото, выкопай, тебе скоро понадобится.

– Зачем?

– Узнаешь и без меня. Ты мне тоже свой «секрет» не рассказал.

Дядя подмигнул мне.

– А труп?

– Чей?

– Там, в подвале, труп в гробу, офицер.

Дядя махнул рукой.

– Это твои проблемы, делай с ним, что хочешь. Я его привёз…

Рассказать он не успел. На нас налетел ветер, медленный и тягучий. А из пелены появилась она – женщина в венке из ромашек. Не говоря ни слова, она кивнула мне, подошла к дяде и взяла его за руку.

– Прощай, племянничек! – только и успел крикнуть он. – Даст бог, на том краю поля свидимся.

И странная пара шагнула в туман, исчезнув из виду через пару шагов.

* * *

Возвращаясь с кладбища, я размышлял о дяде, кладе и ещё о покойнике. Удружил старик, ничего не скажешь. Может, закопать офицера? Мне пока ожившие мертвецы не нужны.

– Константин Платонович!

Мне навстречу бежала Александра.

– Что такое?

– Получилось! Вы сказали, как получится, сразу к вам. Смотрите!

Она остановилась, выхватила карандаш и подняла руку. Кончик карандаша засветился и быстро нарисовал в воздухе символ Z. Мгновение, и появился V. А затем быстрыми движениями рыжая нарисовала Знак Воздуха.

У-у-у-ух! В лицо мне ударил порыв ветра.

– Получилось! Я могу!

Я улыбнулся и кивнул:

– Хорошая работа, сударыня.

– Константин Платонович, – рыжая посмотрела мне в глаза, – пожалуйста, перестаньте «сударькать». Называйте Александрой, Сашкой, Шуркой, только не сударыней. Глупо же звучит!

– Ладно, заслужили. Будь по-вашему, сударыня Александра.

Взяв ученицу под руку, я повёл её в дом. Теперь уже точно мой дом. Никуда отсюда не уеду и никому не отдам.

* * *

Утром во двор усадьбы въехал экипаж. Из него вышла Мария-Диего, всё так же одетая по-мужски и со шпагой на боку. А следом за ней орк Аполлинарий, разглядывающий двор через толстые стёкла очков.

Я встретил гостей и представил, как положено, домашним. Поручил Настасье Филипповне выделить им комнаты и покормить.

– Вам письмо, – чопорно заявила испанка, вытаскивая бумагу из-за отворота перчатки, – от вашего наглого друга, который изволил сбежать, когда мы проезжали Муром.

Это она про Боброва? Он что, подкатывал к ней по дороге? Тогда сочувствую им обоим. Я развернул письмо.

«Костя, в Муром приехал граф Шереметев. Лично, с небольшим отрядом опричников. По слухам, он очень зол на тебя и обещал наказать. Жестоко, как шепчутся некоторые. Будь настороже, пожалуйста. Я попробую узнать что-то конкретное и сообщу.

P.S. Твоя Диего – настоящее чудовище».

Да ёшки-матрёшки! Только всё налаживаться начало! Мне захотелось выругаться в голос, но я сдержался. Не положено дворянину грубо материться, особенно когда рядом стоят сразу и ученица, и наставник.

Конец первой книги.