Текст книги "Дядя самых честных правил. Книга 1"

Глава 17
Проклятый талант

В комнату ворвалась Настасья Филипповна. Подбежала к кровати, упала на колени и надрывно заголосила:

– Васенька! Васенька! Как же я без тебя? Как?!

Я не стал мешать её горю и вышел. Ужинать после всего произошедшего расхотелось совершенно, так что я вернулся к себе в комнату и рухнул на постель.

Талант, который мне полагалось обрести, не чувствовался. Только под сердцем колол «стальной ёж» да потоки свободного эфира дрожали вокруг меня.

Уже засыпая, я почувствовал, как на мне устраивается подобрыш Мурзилка. Котёнок долго топтался, переступая мягкими лапками, крутился, и в конце концов устроился точно там, где болело под сердцем. Мяукнув, прижался ещё сильнее, отчего мне неожиданно стало легче.

– Ты что, дружок, тоже получил кусочек Таланта? – больше в шутку спросил я его.

Ведь не бывает, чтобы у животных появился магический Талант. Ведь, правда, не бывает?

* * *

Следующие дни выпали у меня из памяти. Вроде, знаю, что было, а припомнить не могу. Отец Андрей запретил везти тело дяди для отпевания в храм и совершил службу прямо в доме. На меня он смотрел с сочувствием, но с разговорами не подходил.

Похороны и поминки не запомнились вовсе. Будто в тумане, я что-то делал и говорил. Кому? Что? Не знаю, да и не хочу насильно ковыряться в памяти. Было – и прошло. Только одно знаю точно – Мурзилка постоянно таскался за мной и всё время лез на руки. Талант чувствует, как раньше у дяди? Не знаю, я совершенно не ощущал ничего такого. По-прежнему, чтобы прикоснуться к волшебству, мне требовались Знаки и Печати деланных магов. Может, он и вовсе не прижился? Кто знает, не было ли это последней шуткой дяди? Я старался на эту тему даже не думать, а обсуждать так и вовсе не с кем было.

А через девять дней, после вторых поминок, в голове у меня прояснилось, и пришлось заняться неотложными делами. Вытряс из Лаврентия Павловича денег и раздал крепостным по рублю, как завещал дядя. Детям – леденцы на палочке. Кстати, запас этих сластей нашёлся у ключницы. И зачем ей столько? Неужели готовилась?

Неожиданно огорчил Дворецкий, явившийся ко мне поутру.

– Константин Платонович, – он почтительно поклонился, – поймите меня правильно, но я хочу выйти в отставку.

– Что, простите? В отставку? Неужели я вас чем-то обидел?

– Нет-нет, что вы! Я безмерно вас уважаю, вы мне более чем симпатичны. С огромной радостью продолжил бы служить в вашем доме. Но есть некоторые обстоятельства.

Видя, что я несколько расстроен таким заявлением, Дворецкий пояснил:

– С Василием Фёдоровичем я был связан долгом. Он спас мне жизнь в своё время и взял к себе на службу, позволив укрыться от моих врагов. Долг уплачен сполна. Я бы с удовольствием остался, но теперь мне надо… Закрыть некоторые другие дела.

– Жаль, очень жаль. Но если вы так решили, не буду препятствовать.

– Благодарю, – он снова поклонился.

– Дядя поручил мне выдать вам некоторую сумму, если вы соберётесь в отставку.

– Не надо, – он вскинул ладонь, – не утруждайте себя. Для моих целей хватит сбережений, что я собрал за эти годы. Тем более, дела в поместье идут не слишком хорошо, и средства вам понадобятся.

– И всё же я бы хотел исполнить волю дяди.

– Нет, прошу вас, не стоит.

– Давайте сделаем так. Будем считать, что ваши деньги у меня на хранении. Будет нужда – заберёте в любой момент.

Дворецкий кивнул и согласился. Я посмотрел ему в глаза и заметил там насмешливые искорки. И тут же у меня щёлкнуло – а не соглядатай ли Франц Карлович? Если его приставили следить за ссыльным дядей, всё становится на свои места. Василий Фёдорович умер, служба закончена, вот он и уезжает. Похоже на правду? Или это моя паранойя разыгралась? На всякий случай надо запомнить, если судьба вновь сведёт меня с Францем Карловичем.

* * *

На тринадцатую ночь Талант захотел меня убить. Ровно в полночь часы на первом этаже гулко ударили двенадцать раз, а мне в сердце вонзились иглы боли. Ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни пошевелиться. Невидимое нечто грызло меня изнутри, и я понял – до рассвета мне не дожить.

Спасла меня Танька. Орка проскользнула в комнату, как тень, метнулась через неё и села рядом со мной.

– Константин Платонович, вам плохо?

– Ы-ы-ы…

Я даже слова сказать не мог, так меня скрутило.

– Ой, мамочки!

Она наклонилась, вглядываясь мне в глаза. В темноте её радужка мерцала голубоватым светом, а зрачки превратились в вертикальные щёлочки.

– Сейчас я вам помогу.

Танька убежала, оставив меня скрипеть зубами. Несколько минут, что её не было, показались мне вечностью.

– Потерпите, Константин Платонович.

Орка вернулась с бутылкой в руках. Выдернула пробку и плеснула тёмной жидкостью на платок. В нос ударил терпкий запах травяной настойки. Такой ядрёный, что даже в голове прояснилось.

– Тшш! Тихо, тихо, враз легче станет.

Платком, смоченным настойкой, орка протёрла мне лицо, спустилась на шею, проводя по коже, будто по драгоценной вазе.

– Тшш!

На секунду отложив платок, Танька разорвала на мне рубашку и принялась протирать настоем тело.

– Теперича поможет, потерпите ещё чуток.

Влажный след на коже холодил, как снег. Я даже начал замерзать, покрываясь гусиной кожей. Но боль, и правда, отступила, позволив спокойно дышать.

– Таня, что ты делаешь?

Орка встала и выскользнула из сарафана, как змея из старой кожи.

– Вы замёрзли, Константин Платонович, я вас согрею.

Она скинула рубашку и, обнажённая, улеглась рядом со мной. Накрыла нас одеялом и прижалась всем телом, закинув длинную ногу мне на живот. Возражать сил не было – её тепло убаюкивало, боль отступила, и я неожиданно провалился в сон.

* * *

Проснулся я в одиночестве. Встал, подошёл к умывальнику и плеснул в лицо водой. Ёшки-матрёшки, кто это? Я? На меня из зеркала смотрело осунувшееся лицо. Щёки ввалились, под глазами синели тёмные круги, кожа приобрела еле заметный зеленоватый оттенок. Бррр! Жуть какая. Ещё пару таких ночей, и меня будет пора укладывать рядом с дядей.

Есть не хотелось, но я заставил себя одеться и спуститься в столовую. Уже на лестнице вдруг понял: а ведь во мне, однозначно, течёт оркская кровь. Обычно она незаметна, а сейчас черты обострились и стали явными. Да уж, понятно, почему мне так нравится Танька – зов крови, однако.

Настасья Филипповна охнула, увидев меня, и прижала ладони к щекам. Засуетилась, наливая кофий и пододвигая тарелку с блинами.

– Костенька, может, ты хочешь чего-нибудь?

– Нет, спасибо.

– Икорочку будешь? Или вареньице?

Я с трудом заставил себя выпить кофий, оторвал кусочек блина и вяло разжевал. Придётся себя заставлять, а то окочурюсь, и Танька не поможет.

– Совсем аппетита нету?

– Угу.

– Может, рюмочку наливочки? Очень хорошо помогает, даже не сомневайся.

Не дожидаясь моего согласия, ключница налила в рюмку красной жидкости и пододвинула ко мне.

– Пей.

Видя, как я скривился, она вложила рюмку мне в руку и стала приговаривать:

– Надо, Костенька, надо. За маму, за папу, за матушку-императрицу.

Стало смешно от таких детских уговоров, и я опрокинул в себя рюмку. Горло обожгло, в желудке потеплело, и я нехотя закусил остатком блина.

– Вот молодечик! Теперь ещё одну, – ключница налила вторую и погрозила мне пальцем. – И не кривись, для тебя стараюсь. Икоркой закусывай, пользительная она для болящих.

Минут через двадцать настроение у меня повысилось, а в животе уже не свербило от пустоты.

– Барин! Барин!

В столовую вбежал парень-орк, старший из слуг.

– Цыц! – Настасья Филипповна так на него посмотрела, будто убить собиралась. – Чего орёшь? Не видишь, Константин Платонович кушать изволят.

– Так это, – орк потупился, шаркая ногой, – едут.

– Кто?

– Не знаю, – он развёл руками, – далеко ещё. Трое в коляске, незнакомые.

Я вытер губы салфеткой и встал.

– Костенька, – попыталась меня остановить ключница, – едут – и бог с ними, а ты ещё не доел.

– Спасибо, Настасья Филипповна, больше не хочется.

Сказать по правде, внезапный визит заставил меня напрячься. Я никого не звал и не ждал, а нежданный гость хуже степного огра. Вдруг это бастард Шереметева? Или ещё какой «родственничек» дяди, претендующий на наследство.

* * *

Опасения оказались напрасными. В подъехавшей коляске сидели рыжие Добрятниковы. Отец семейства и две дочери – младшая Ксения и старшая, кажется, Александра.

– Дядя Костя! – увидев меня на крыльце, заголосила Ксюшка. – Мы к вам в гости! Это я папу уговорила!

Я помахал ей рукой, а на лице сама собой появилась улыбка. Честное слово, я был рад видеть эту забавную кроху.

Коляска, запряжённая двойкой живых лошадей, остановилась перед крыльцом. Пока Добрятниковы спускались на землю, Настасья Филипповна тихонько спросила у меня:

– Костя, кормить их будем? Или ты сразу выпроводишь?

– Будем.

– Ну и слава богу, – ключница хмыкнула, – а то я уж и забыла, как гостей принимать.

– Дядя Костя!

Ко мне подбежала Ксюшка. Хотела обнять, но увидела Настасью Филипповну и засмущалась. Неумело сделала реверанс и потупилась.

– Здравствуй, Ксения. Рад тебя видеть.

– Ой, я тоже рада! Папа как сказал, что к вам думает ехать, так я за ним всё утро ходила, чтобы не передумал, – затараторила она скороговоркой. – А Сашка не хотела меня брать, хотя это я папу уговаривала. А она говорит, что они по делу, а сама хмурится и всё утро красоту наводила. Не хотела меня брать, но я всё равно поехала, у меня, может быть, к вам тоже дело! Мы даже поругались чуть-чуть, а я села в коляску и сказала, что всё равно к вам поеду.

– Добрый день, Константин Платонович, – к нам подошёл Добрятников и пожал мне руку. – Простите, что без приглашения.

Весь вид помещика излучал здоровье и веселье. На его фоне я выглядел унылым дохляком.

– Ерунда! Заехали по-соседски и правильно сделали.

За широкой спиной Добрятникова маячила его старшая дочь. Как Ксения и сказала – девушка навела красоту, принарядилась и завила рыжие локоны. Не скажу, что стала писаной красавицей, но хорошенькой точно. А вот взгляд у неё был непривычный: одновременно испуганный и решительно-стальной. Неужели хочет меня затащить под венец? Жаль будет её расстраивать, но ничего не выйдет.

– Что-то вы, Константин Платонович, бледно выглядите, ха-ха, – Добрятников по-свойски взял меня за локоть. – На воздухе гуляете? Дохтора очень рекомендуют.

– Пётр Петрович, желаете перекусить с дороги?

– Не откажусь, – помещик хохотнул, – не откажусь. Поездки, знаете ли, навевают аппетит.

– Тогда прошу!

В столовой уже суетились слуги, а Настасья Филипповна мигом взялась опекать Ксюшку. И блины ей, и варенье разное, и плюшки с булочками. Старшая, Александра, сидела молча и кидала на меня напряжённые взгляды больших зелёных глаз. Ой, девочка, не светит тебе ничего, даже не старайся!

Добрятников выпил кофию, но есть не стал. А затем наклонился ко мне:

– Константин Платонович, мы могли бы переговорить? Наедине.

Ёшки-матрёшки, я же говорил ему – не собираюсь жениться. Мне сейчас выжить бы, а не про амурные дела думать.

– Пойдёмте ко мне в кабинет, там будет удобнее.

Оставив Настасью Филипповну хлопотать над девчонками, мы вышли из столовой. Пока поднимались на второй этаж, я подбирал слова для разговора так, чтобы отшить Добрятникова с его дочерью, но не обидеть.

– Прошу, – я указал Добрятникову на кресло и закрыл за ним дверь. – О чём вы хотели поговорить?

– Константин Платонович, – помещик посмотрел на меня испытывающим взглядом, – прошлой ночью вам было очень плохо?

– Не скажу, что хорошо.

– Болит под сердцем? Колет или режущая боль?

Я закашлялся от неожиданности.

– Простите? Откуда вы знаете?

– Вы удивитесь, мой дорогой Константин Платонович, но у меня тоже есть Талант. Крайне слабый, практически бесполезный.

Добрятников грустно улыбнулся, будто вспомнил что-то.

– Зато я очень хорошо чувствую возмущения эфира.

Он подался вперёд, буравя меня взглядом.

– Василий Фёдорович передал вам Талант? Я прав?

Глава 18
Ученица

Добрятников буравил меня взглядом.

– Это правда? Вы получили Талант дяди?

Я не стал запираться.

– Можно сказать и так.

– Вот! – Пётр Петрович хлопнул себя по колену. – Как я и говорил!

Он вскочил и принялся нервно вышагивать туда-сюда.

– Я говорил! И ни одна собака не верила. Смешные теории, – он будто передразнил кого-то, – смеялись. А я-то прав. Прав!

– Спасибо, что не лев.

– Что? – Он остановился и поднял брови.

– Это так, к слову. Пётр Петрович, извольте объясниться. Что за теории, при чём здесь я, дядя и Талант?

Добрятников плюхнулся обратно в кресло и вздохнул:

– В человеческих родах Талант наследуют по рождению. От отца к сыновьям и дочерям, внукам и дальше. Со всякими нюансами, когда Талант наследуют девочки. Особый Парный Талант близнецов. Законы усиления свойств Таланта или угасания.

– Как интересно, Пётр Петрович. Можно полюбопытствовать, кто же это всё исследовал?

Он удивлённо посмотрел на меня.

– Известно, кто – Великие Ложи. Орден масонов и был создан, чтобы поставить Талант на службу людям. Видели их знак? Наугольник и циркуль символизируют девиз «Измерить и исчислить Талант». Почти четыреста лет вольные каменщики ведут родословные Талантливых семей, собирают статистику и дают рекомендации при заключении браков для усиления Талантов.

Честное слово, не знал таких подробностей. И что особенно интересно: мне об этом рассказывает провинциальный барин.

– И вы тоже масон?

Добрятников скривился.

– Уже нет. Был изгнан из Ложи двадцать лет назад.

– За теории? – Я улыбнулся.

– Именно!

Снова вскочив, он забегал по комнате.

– Они ведь считают только людей! А орки? У нас половина дворянства – оркские роды.

– И что?

– Как это «что»? Там законы наследования совершенно другие! В старых летописях достаточно упоминаний, когда Талант передавался по желанию носителя. Братьям, внукам, дальним родичам. По желанию! А ведь это совершенно другое умение. Представляете, какие перспективы могли бы открыться? Но нет – меня подняли на смех. Оплевали, выгнали, опозорили.

После этих слов Добрятников будто сдулся, упал в кресло и покачал головой.

– Увы, мне пришлось оставить Петербург и вернуться в имение.

– Как это связано со мной?

– Напрямую, дорогой мой Константин Платонович, напрямую! Ваш Талант некроманта – оркский. У людей, эльфов и гномов такого не бывает. Подозреваю, что встречается ещё у огров, но достоверных сведений нет.

– Пётр Петрович, скажите честно, вы меня изучать приехали?

– Побойтесь бога! Я бросил это занятие много лет назад.

– Тогда зачем?

– Помочь, – Добрятников подался вперёд, – вы получили Талант слишком поздно.

– В каком смысле?

– Как вы провели эту ночь? Боль, жар, мучительные видения? Можете не отвечать – тремор эфира докатился даже до меня, – он покачал головой. – Когда Талант получает ребёнок, вживление происходит мягко и безболезненно. А вы взрослый, ваши структуры уже сформировались. Таланту приходится ломать вас, прорастая внутрь.

– Это опасно?

Пётр Петрович передёрнул плечами.

– Пятьдесят на пятьдесят. Или умрёте, или обретёте силу.

– Замечательная перспектива. Так чем вы хотели мне помочь?

– Научу вас дыхательным упражнениям.

Я закашлялся.

– Серьёзно?

– Абсолютно. Как минимум, облегчите ощущения от процесса, – он ухмыльнулся. – Начнём прямо сейчас. Сделайте глубокий вдох на счёт десять. Раз. Два. Три…

На моё удивление, дыхательная гимнастика помогла. Боль под сердцем утихла, в голове прояснилось, и даже круги под глазами исчезли сами собой.

– Не радуйтесь сильно, – покачал головой Добрятников. – Упражнения снимают симптомы, не больше. Сможете ли вы взять Талант под контроль или он убьёт вас – не зависит от дыхания.

– Пётр Петрович, вы говорили, что орки передавали Талант братьям. Полагаю, не детям?

Добрятников кивнул.

– Да, были такие случаи. Но оркские роды не афишируют свои секреты, наверняка были какие-то ритуалы или таинства. Да и оркской крови у вас меньше половины, оттого и сложности.

– В любом случае спасибо. Мне однозначно стало легче.

– Всегда рад помочь. Обращайтесь в любое время.

Я собирался пригласить его в столовую – аппетит после упражнений разыгрался зверский. Но Добрятников не торопился вставать, намереваясь что-то сказать.

– Я слушаю вас, Пётр Петрович.

– Вы не могли бы поговорить с Александрой?

– Простите?

– Нет-нет, это не то, что вы думаете. Она сама вам всё расскажет. Не хочу вмешиваться в эту ситуацию, а то они с её маменькой меня с потрохами сожрут. Прошу вас, сделайте милость, поговорите с ней.

– Неожиданная просьба. Хорошо, скажите ей, пусть поднимается сюда.

Лысый помещик вскочил, довольно осклабился и бегом скрылся за дверью. Эк, однако, его жена с дочками строят. Ладно, послушаю, чего хочет рыжая девица. В крайнем случае, всегда можно поругаться с Добрятниковыми по примеру дядюшки.

* * *

Она не заставила меня долго ждать. Вошла в кабинет, сделала реверанс и посмотрела долгим испытывающим взглядом.

– Присаживайтесь, Александра.

Сам я остался стоять, сложив руки на груди.

– О чём вы хотели со мной поговорить?

Девушка замешкалась, слегка покраснев и наморщив нос, поправила шуршащую юбку, вздохнула – и будто бросилась в холодную воду:

– Вы маг, Константин Платонович.

– Да, – я усмехнулся, – деланный.

Александра закусила нижнюю губу и кивнула.

– Деланный, – повторила она, будто пробуя слово на вкус, – маг, самый настоящий.

– Вы хотите меня попросить о чуде? Боюсь, моё волшебство для этого не годится.

– Почему же, – взгляд девушки сделался жёстким, – моя просьба вам вполне по силам, я не сомневаюсь.

Ох, как это знакомо! Несколько раз в Париже со мной знакомились девицы, жаждущие стать красавицами. Каких трудов мне стоило их убедить, что я не могу исправить внешность. Нет таких Знаков и Печатей! Иллюзию навести могу, да. Но только на сутки – идеальная штука для карнавала. Могу с уверенностью предсказать, рыжая Добрятникова будет просить себе новое лицо.

– Итак, что вы от меня хотите?

– Константин Платонович…

Она теребила в пальцах вышитый платок.

– Я слушаю.

– Константин Платонович, возьмите меня в ученицы!

Меня как обухом по голове треснули.

– Что?!

– Возьмите. Меня. В ученицы.

Ёшки-матрёшки! А я думал, что разучился удивляться. Это же надо такое выдумать!

– Об этом не может быть и речи.

– Константин Платонович!

– Я сказал – нет. Сударыня, как вы себе это представляете?

– Обычно, – девушка пожала плечами, – я останусь у вас в усадьбе, и вы будете меня учить.

– Вы, вообще, в своём уме? Как это будет выглядеть? Незамужняя девица живёт с посторонним мужчиной.

Александра пожал плечами.

– Мне всё равно.

– Наверняка соседи узнают, пойдут слухи, ваша репутация будет испорчена.

– Ну и что?

– Как – что? Вам будет сложно найти достойного жениха.

– Ах, Константин Платонович!

Она всплеснула руками, села в кресло и покачала головой.

– Вы думаете, что я хочу в этот ваш «замуж»?

– Эээ…

– За кого меня могут выдать? За муромского помещика? Старика-пьяницу или молодого повесу, который прогуляет и своё имение, и моё приданое за год? За какого-нибудь коллежского асессора, дурака и подхалима? Вы думаете, я хочу такой судьбы? – В её голосе послышалась горечь. – Всю жизнь просидеть за рукоделием и третировать горничных? Следить за кухаркой, чтобы не воровала продукты? Я видела, как живут мои кузины. Не хочу!

– Александра…

– Не перебивайте меня, Константин Платонович!

Ох ты! Какой у неё командирский голосок. Ей явно стоило родиться мужчиной, а не носить юбку.

– У нас бедное поместье, – продолжила она суровым тоном, будто читала мне лекцию, – родители не смогут обеспечить хорошее приданое семерым дочерям. Выйду замуж я – кто-то из моих сестёр останется старой девой и будет доживать век приживалкой у родственников. Вы понимаете? Как я должна себя чувствовать?!

От нахлынувших чувств она вскочила и топнула ногой.

– Я требую, чтобы вы взяли меня ученицей!

– Милая Александра, скажите, а как вам это поможет в жизни?

Рыжая нахалка пожала плечами.

– Во многих родах девушек с Талантом берут в опричники. От деланной волшебницы они тоже не откажутся. Или поеду в Петербург, императрица любит всякие волшебные развлечения. В крайнем случае, – она посмотрела на меня с ехидством, – уговорю вас основать собственный род и стану вашей правой рукой.

Я расхохотался.

– Вы умеете удивлять, Александра. А что скажет ваш батюшка о таком демарше?

– С маман он не будет спорить, а мы с ней уже договорились. Она собрала мне багаж, чтобы я осталась у вас.

– Нет, вы явно не в своём уме.

– Не смейте меня оскорблять! Вы немедленно берёте меня ученицей.

Она снова топнула ногой и посмотрела на меня, как на провинившегося приказчика.

– Нет.

– Да!

– Нет.

– Я требую!

Дверь в комнату приоткрылась, и к нам заглянула ключница.

– Костенька! Что у вас происходит? Что за крики?

– Заходите, Настасья Филипповна. Вот, знаете ли, Александра требует, чтобы я оставил её при себе и учил магии. Как вам такое?

Рыжая хитрюга опустила голову и всхлипнула. Ключница всплеснула руками, подошла к девушке и принялась её успокаивать.

– Ну-ну, не надо плакать, всё будет хорошо.

Настасья Филипповна повернулась ко мне и нахмурилась:

– Костя, разве тебе сложно научить бедную девочку? Ты посмотри, какая умница.

Они что, сговорились, что ли, пока чай пили?

– Настасья Филипповна, и вы туда же? Я не преподаватель, это раз. Она незамужняя девица, это два.

– Ой, да ладно! Ты же ничего дурного с ней делать не будешь.

– Как это будет выглядеть?

– Костенька, ты прямо младенец. Скажем, что ты её взял экономкой, так многие делают.

Я закатил глаза. Ёшки-матрёшки, ну, что за нравы! Не нужна мне здесь эта рыжая, тем более – как ученица.

– Константин Платонович! – Александра пошла в последнюю атаку. Бухнулась на колени и подняла на меня заплаканные глаза. – Умоляю! Я всё-всё буду делать, что вы прикажете!

Боковым зрением я заметил в дверях Добрятникова. По выражению лица было видно: мол, я тебе помог с дыхательными упражнениями, теперь ты должок верни. Да что же это такое, все против меня! Сейчас ещё мелкая Ксения прибежит, станет просить за сестру.

– Значит, так, барышня. Во-первых, встаньте. Я вам не папа римский, чтобы передо мной на коленях валяться.

Она поднялась, тут же прекратив плакать и сделав умильное личико.

– Во-вторых. Если я возьму вас ученицей, буду требовать по всей строгости. Одно непослушание, одна хоть маленькая лень – отправитесь домой в тот же миг. Понятно?

Рыжая, светясь счастьем, часто закивала.

– А теперь уйдите с моих глаз, пока я не передумал. Настасья Филипповна, найдите ей комнату и покажите усадьбу.

Я повернулся и увидел, как Добрятников улыбается во все тридцать два зуба. Вот зараза такая!

* * *

Добрятниковы, отец и Ксюшка, уехали к себе в имение. Александра мне на глаза старалась не попадаться, так что я поужинал в одиночестве. Сделал дыхательную гимнастику и собирался лечь спать.

– Мяу!

– Что тебе, подобрыш?

Котёнок подбежал к двери, посмотрел на меня и снова мяукнул, будто звал куда-то.

– Тебя не покормили?

– Мяу!

Он выбежал за дверь и опять обернулся – проверить, иду я за ним или нет.

– Давай посмотрим, куда это ты собрался.

Мурзилка привёл меня к двери под лестницей на первом этаже. И демонстративно царапнул её когтями.

– Мяу!

– Куда ты меня ведёшь?

Я открыл дверь. Лестница в подвал? Интересненько. Даже и не думал, что он здесь есть.

Вытащив small wand и подсвечивая себе «фонариком», спустился по кирпичным ступеням. Ого! Да здесь целые катакомбы. Кто их построил и для чего?

– Мяу!

Котёнок вёл меня по длинному коридору к своей цели. Все двери по бокам, железные, будто в тюрьме, были заперты. Надо спросить у Настасьи Филипповны, где от них ключи. Она должна знать, ключница всё-таки.

Одна комната в самом конце была приоткрыта. Внутри, на постаменте из кирпичей, стоял гроб. Или здесь его называют «домовина»? Однако! Хотя чему я удивляюсь – дядя же некромант, ему положено такие вещи под рукой держать.

Мурзилка запрыгнул на крышку и царапнул её когтями.

– Мяу!

Крышка легко поддалась, и я открыл гроб. Мать моя женщина!

Внутри лежал мужчина. Молодой военный, не тронутый тлением. Не будь он в гробу, я бы подумал, что он просто задремал.

– Мяу!

Запрыгнув на грудь мертвеца, котёнок попытался грызануть его за палец.

– Брысь! Это тебе не консерва, чтобы ночью перекусывать.

– Мяааау.

Мурзилка недовольно поднял хвост и спрыгнул на пол. Я закрыл крышку гроба и пошёл обратно. Не стоит тревожить мёртвого, пусть себе лежит.

– Идём, подобрыш, я тебе молока налью.

Уже на лестнице из подвала мне пришла в голову мысль – сколько ещё неожиданностей в дядином наследстве? И нет ли у меня в усадьбе скелетов в шкафу? В прямом смысле этого слова.