Текст книги "Дядя самых честных правил. Книга 1"

Глава 15
Волшебство и стрельба

– Прошу, милые сударыни, присаживайтесь.

Девушки захихикали и уселись рядком на кровати. Младшая смотрела на меня широко открытыми глазами и усиленно дрыгала ногами. А во взглядах старших было удивление и непонимание – они рассчитывали совершенно на другое. Погодите, сейчас я вас по-настоящему удивлю.

Я встал перед ними, улыбнулся и широким жестом вытащил из рукава small wand.

– О прекраснейшие девы!

Они покраснели и снова захихикали.

– Сегодня особая ночь. Ночь волшебства!

Палочкой я очертил полукруг, рассыпая золотые искры. Девицы хором ахнули.

Фу-у-ух! С моей руки взлетели разноцветные бабочки, наполняя комнату светом, посыпая всё вокруг призрачной пыльцой и садясь на подставленные ладошки.

Фу-у-ух! Под потолком засияла радуга, на которой сидели русалки.

Это Талант нельзя разменивать по пустякам, а деланные маги могут творить всё, что захотят. Жизнь не сахар, вот и приходится им частенько пользоваться иллюзиями, пускать пыль в глаза и развлекать богатую публику. Уж что-что, а деланные – мастера устраивать представления.

Вокруг девушек, впавших в прострацию, вставал призрачный лес. У ног плескалось море, заставляя поджимать ноги. Вместо меня появился раскидистый дуб, на ветке которого сидел огромный чёрный кот. Волшебная зверюга открыла пасть и принялась рассказывать сказку.

Выходили из моря богатыри, летел над лесом чародей с длинной бородой, бежала по тропинкам избушка на курьих ножках. Царевич спасал принцессу от тощего злодея в рыцарских латах.

Думаете, я всё придумал? Ничего подобного! Все эти чудесатые фантазии я вытащил из головы младшей Добрятниковой. Девочка сидела, распахнув глаза, и так «пахла» ожиданием чуда, что я не мог не воспользоваться её помощью.

Между делом, пока девицы смотрели «магию», я немного их зачаровал. Утром, проснувшись, они не смогут понять: то ли им всё приснилось, то ли было на самом деле. И уж точно не станут спрашивать и обсуждать моё волшебство. А самое главное, уже не будут воспринимать меня, как потенциального жениха. Скорее, как старшего брата, не больше.

Ну-с, добавим ещё фантазию про царевну, лебедей, богатыря и какого-нибудь злодея. Пусть будет настоящая сказка!

* * *

Утром я встал с восходом солнца и спустился на первый этаж. Нечего здесь рассиживаться, надо ехать дальше.

– Доброе утро, Константин Платонович, – в гостиной сидел Добрятников и пил кофий. – А вы ранняя пташка, как я посмотрю.

– Дела, Пётр Петрович, дела.

– Кофий будете? Присаживайтесь. Завтрак откушать не желаете? Может быть, задержитесь немного? Мы сегодня хотели пикник устроить. А?

Я присел напротив, взял чашку и отхлебнул.

– Пётр Петрович, давайте начистоту.

– Да-да?

– Скажу честно, в ближайшие лет пять я не собираюсь жениться.

По губам Добрятникова скользнула ехидная улыбка, а у глаз появились морщинки. Я прямо почувствовал, как он думает: ну да, ну да, не хочет он, молодой и красивый, да кто тебя спрашивать будет.

– А даже если бы и хотел, – я широко улыбнулся, – за наследство дяди мне предстоит сложная тяжба с Шереметевыми.

Весёлое выражение на лице Добрятникова пропало, и я решил дожать:

– Полагаю, в случае женитьбы есть шанс, что мне придётся проситься на постой к тёще с тестем. Не думаю, что это их порадует.

Добрятников хмыкнул и покачал головой. По глазам было видно – такой вариант ему совершенно не нравился.

– Да, понимаю. Действительно, в таких обстоятельствах о женитьбе лучше не думать. Знаю я этих Шереметевых, подошвы на бегу рвут. Что же, тогда не буду задерживать.

– Вот и отлично.

Я всё же не стал отказываться от предложенного завтрака. Но уже через полчаса прощался с хозяином.

– Заглядывайте к нам, Константин Платонович. Всегда будем рады видеть.

– Даст бог, заеду.

Из дверей усадьбы выбежали рыжие девицы, торопясь, как на пожар.

– Константин Платонович! А с нами попрощаться?!

– Дядя Костя! – вопила младшая. – Дядя Костя!

Девчушка подбежала ко мне и обняла за пояс. Я наклонился и чмокнул её в макушку, а она встала на цыпочки и зашептала мне в ухо:

– Дядя Костя, я всё-всё помню, что ночью было. Все-все чудеса! А они не помнят, только улыбаются, как пьяные.

– Ш-ш-ш! Никому не говори. Это будет наш маленький секрет.

Она очень серьёзно кивнула и отошла.

– Сударыни! Был очень рад нашему знакомству.

Я поклонился каждой и поцеловал им руки. На щеках девушек появился лёгкий румянец, но глазами меня уже никто не ел и томных взглядов не бросал. Работает магическое внушение! Вот и отлично – меньше проблем мне и пустых надежд им.

* * *

– Константин Платонович, – обратился ко мне возница, когда мы выехали из Добрятино, – куда теперь? Ещё к кому заедем али домой?

– Погоди, Кузьма, сейчас посмотрю.

Я вытащил бумагу, что мне дал дядя. Кто у нас следующий по списку?

– Усадьба Лехтово далеко?

– Дак неблизко. До Злобино надо вернуться, а там ещё вёрст десять проехать.

– Угу, понятно. А Левино?

– Эт ближе! Ежели по прямой, да в Бутылино не заезжать, к обеду будем.

– Тогда поехали.

Раз уж выбрался, надо посетить всех соседей. Если после каждого возвращаться домой – я месяц потрачу на посещения.

Пока ехали, я смотрел по сторонам, просил Кузьму рассказывать про места вокруг и думал, что делать в Левино. Будете смеяться, но владел усадьбой Левино помещик Левин. Что за дурацкая привычка называть деревни и усадьбы в честь себя? Не понимаю, честное слово! Какая-то у местных мелкая гордынька вместо дворянской чести.

Было уже за полдень, когда мы подъехали к Левино. А владелец тот ещё оригинал – какие-то башенки, портик, колонны, мраморная лестница. Помпезно, ничего не скажешь. Вот если бы вокруг не бродили куры, а перед мраморной лестницей не валялась в луже свинья, вообще бы красота была.

Дрожки не успели остановиться, а к нам уже бежал крепостной орк, в лаптях и косоворотке.

– Кланяемся, ваше благородие. Как доложить?

– Константин Урусов из Злобино.

На лице крепостного мелькнули удивление и страх.

– Слушаюсь, ваше благородие.

Он умчался в сторону усадьбы, только пятки мелькали. А я спрыгнул на землю и размял ноги. Сейчас быстро порешаем с хозяином и домой. Надеюсь, здесь не окажется дворянских дочек на выданье. Если меня опять начнут окучивать, буду брать с собой веник, чтобы отмахиваться.

Я поднял взгляд, рассматривая окна усадьбы. Хоть бы стёкла помыли, что ли, а то стыдно за хозяев. Колонны греческие есть, а порядка нет.

На первом этаже створка окна с треском распахнулась. Ёшки-матрёшки! В проёме показался ствол старинного порохового ружья, а дымок фитиля не оставил никаких сомнений – сейчас будут стрелять.

– Кузьма, прячься!

Мой возница с криком прыгнул в кусты, а я нырнул за дрожки.

Бум!

Выстрел прозвучал оглушающе, как и положено пороховому оружию. Пуля со свистом пронеслась над головой. Вот же дрянь!

Осторожно я выглянул из-за укрытия. Нет, ну, каков поганец – неизвестный стрелок убрал ружьё и тут же выставил другой ствол, такой же древний.

Бум!

На этот раз пуля попала в дрожки, обсыпав меня щепками. Ну всё, ты меня достал.

Бум! Бум! Бум!

Похоже, у стрелка куча заряженных ружей или несколько человек помощников, которые заняты перезарядкой. Но вот стреляет он из рук вон плохо.

Я стянул с дрожек подушку и с силой швырнул её в сторону. Бум! Выстрел взбил целое облако перьев. Есть, попал!

Пока невидимый стрелок менял ружьё, я сунул руку под сиденье и потянул за ремень. Думаете, я безоружным поехал? Ага, сейчас. Как раз на такой случай захватил свой «огнебой», проверенный на охоте. Ну, держись, гад, кто бы ты ни был.

Первый выстрел я отправил прямо в окно, откуда по мне стреляли. Судя по тому, как грохнуло, взорвалась пороховница. Из окна повалил дым, а я перебежал к дому и спрятался за колонной.

Осторожно выглянул. Наружу снова выглядывал ствол. Стрелок потерял меня и водил ружьём туда-сюда. Не дождёшься! Я поднял «огнебой» и выстрелил по окнам второго этажа.

Бздынь! Осколки стёкол посыпались вниз хрустальным водопадом. Не медля ни минуты, я бросился внутрь усадьбы. Распахнул дверь, влетел в большой холл и свернул направо. Так-так, где прячется мой противник? Третье окно от входа, значит, третья дверь. Я ударил ногой по створке и ворвался в комнату.

Их было трое. Двое орков-крепостных, перезаряжавших ружья, и человек, высунувшийся из окна.

– Где он?! – орал помещик, чуть не вываливаясь наружу. – Убью!

Я не дал крепостным шанс поднять тревогу. Одному врезал прикладом, другому ударил ногой по колену, заставив рухнуть на пол.

– Где?! – ревел стрелок, барабаня рукой по подоконнику.

– Здесь, – я ухмыльнулся и долбанул прикладом ему по ладони, сжимающей ружьё.

– А-а-а-а!

Оружие выпало из рук стрелка. Он обернулся, бешено вращая глазами. Н-на! Со всей дури я засветил ему кулаком по роже. Мужчина рухнул на пол, вереща и дрыгая ногами. Ну всё, дорогуша, к тебе пришёл северный зверь с ценной шкурой. Я навёл ствол «огнебоя» на стрелка.

– Нет!

В комнату вбежала женщина и тут же бросилась к стрелку.

– Нет, пожалуйста!

Она прикрыла собой мужчину.

– Умоляю, не убивайте! Не надо!

Я опустил ствол «огнебоя».

– Объяснитесь, сударыня.

* * *

Мы сидели друг напротив друга. Я с чашечкой кофия с одной стороны, хозяйка усадьбы и жена незадачливого стрелка с другой. А между нами на столике с гнутыми ножками лежал «огнебой». Как напоминание о случившемся.

– Константин Платонович, это досадная… ммм… ошибка.

– Да вы что?! Правда?

– Понимаете, Андрей Валентинович сейчас, как бы это сказать, немного в запое.

Женщина поправила шаль на плечах и улыбнулась как-то уж слишком слащаво.

– И что, это его извиняет?

– Дело в том, что несколько лет назад мой муж занял у вашего дяди небольшую сумму.

– Небольшую?

– Ерунда, всего-то две тысячи рублей.

Не кисло! Какая «крохотная» у них здесь ерунда. Кучеряво живут, однако, соседи.

– Но случилась маленькая неприятность – Андрей Валентинович проигрался в карты. Как раз на эту сумму. А ведь там ещё проценты по векселю набежали. Так что, когда Василий Фёдорович потребовал вернуть долг, мой муж не смог этого сделать.

Она картинно развела руками. И, будто случайно, уронила с плеч шаль, открывая вид на пышную грудь и глубокое декольте. Эге, кажется, кто-то хочет меня очаровать.

– Ах, Константин Платонович, вы себе не представляете, как мой муж переживал из-за этого долга. Даже пить стал чаще, так расстраивался.

– И поэтому начал в меня стрелять.

– Случайность! Чистая случайность. Он думал, это ваш дядя приехал за долгом. А у него карточные долги, понимаете? Это вопрос чести – отдать их вовремя.

– Да что вы говорите! А долг моему дяде – не вопрос чести?

Видя, что слова не вызывают во мне сочувствие, она подалась вперёд, выставляя бюст на обозрение.

– Константин Платонович, давайте забудем это маленькое недоразумение. Это ведь ерунда, правда? А я вас отблагодарю, – она провела языком по губам, – я умею быть благодарной.

Ты смотри, а! Ну, даёт тётка. Нет, она, конечно, старше меня, но ещё в самом соку. Вот только я не покупаюсь на такие приёмчики. Да и дороговато обойдётся романтическое приключение с этой провинциальной соблазнительницей.

– Увы, забыть никак нельзя. Вопрос чести! Я просто обязан застрелить вашего мужа. Сейчас он придёт в себя, и приступим. У вас есть дуэльные пистолеты?

– Н-нет.

– Значит, будем стреляться из ружей.

– Константин Платонович, помилуйте! Вы же его сразу убьёте!

– Это вопрос чести.

Она сделала ещё одну попытку. Придвинулась ближе, протянула руку и пальцами провела по моему плечу..

– Константин Платонович, может, мы уладим по-другому?

– Можно и по-другому. Вы отдадите мне долг, и я уеду.

– Но…

– И никак иначе.

Я хищно осклабился, показав зубы.

Хозяйка усадьбы поджала губы, накинула шаль и резко встала. Не говоря ни слова, она вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

Глава 16
Чудовище

Помещица Левина не заставила себя долго ждать. Буквально через пять минут она вернулась и кинула на стол тяжёлый кошелёк.

– Забирайте. – В её взгляде сквозило презрение, словно она была королевой, а я свинопасом. – Мещанин.

Я пожал плечами, убрал деньги и встал. Ой, подумаешь, оскорбила. Долги надо платить, если позволяешь себе одалживать. Тем более, это не мой долг, я здесь по поручению дяди.

– И вам всего хорошего, сударыня.

Вычурно поклонившись, я забрал «огнебой» и двинулся к выходу.

– Торгаш! – выплюнула Левина мне в спину. – Купчишка!

Кто бы говорил. Пять минут назад предлагала мне себя, чтобы я забыл о долге. Это как называется? Но мне было плевать на эту барыню и её слова, и уж точно я не собирался препираться с ней или оправдываться.

В прихожей я подхватил ружья, которые после перестрелки отобрал у помещика и его слуг. Старьё, конечно, но пригодится для переделки в «огнебои».

– Куда?!

Я уже спустился по мраморным ступенькам, когда из усадьбы вылетел незадачливый стрелок.

– Это моё! Положите немедленно!

Левый глаз помещика заплыл и наливался тяжёлой синевой. Эк я его приложил хорошо!

– Немедленно верните мои ружья!

Голос у него был визгливый и противный, будто железякой по стеклу водили.

– Прости, милостивый государь, – я издевательски раскланялся, – но это мои трофеи, взятые в бою. Имею право, знаете ли.

– Да как вы смеете!

– Смею, мой дорогой, ещё как смею. Скажите спасибо вашей дражайшей супруге, – я кивнул на неудачливую соблазнительницу, поспешившую из дома на крики, – если бы не она, я бы вас пристрелил. Очень жаль, но я не мог отказать такой прелестной сударыне.

Я переложил ружья в левую руку и послал Левиной воздушный поцелуй.

– Что?! – «Одноглазый» стрелок обернулся к жене. – Опять, да? Ты же мне обещала! Ты же клялась!

– Уймись, дурак!

– Как ты могла?!

– Он врёт!

– Врёт? А то я тебя не знаю! Ты же…

Помещица залепила мужу звонкую пощёчину.

– Замолчи! Или я за себя не ручаюсь.

– Какой я идиот! Как я мог на тебе жениться! Только отвернёшься…

Пряча улыбку, я развернулся и пошёл к дрожкам. Закинул трофейные ружья под сиденье и махнул Кузьме:

– Поехали.

Ещё долго мне в спину неслись ругань и крики скандалящих Левиных. Пожалуй, дядя будет доволен таким исходом дела.

* * *

Вчера, когда ехал к Добрятниковым, я чуток задремал и пропустил село Архангел. А сейчас обратил внимание на каменную колокольню и купола деревянной церквушки.

– Кузьма, давай чуть помедленней, хочу рассмотреть получше.

– Церкву? Эт правильно, красивая церква. Архангела Михаила! – Кузьма широко перекрестился. – И батюшка тут душевный, отец Андрей. Добрый, понимающий.

– А Василий Фёдорович с ним в каких отношениях?

Кузьма замялся:

– Раньше-то отец Андрей частенько в Злобино приезжал. Сядут с барином, чай пьют, разговоры разговаривают. А всё одно в конце поругаются. Василий Фёдорович как разгорячится, как начнёт Писанием размахивать. А батюшка его словом как ошеломит, так и разойдутся. Да токмо всё равно Василий Фёдорович назавтра отойдёт, пошлёт меня письмо батюшке отвезти да денег на церкву пожертвует.

Ясно, значит, хоть со священником дядя не разругался вусмерть.

– Давай-ка, Кузьма, заедем к нему.

– Так его дома нет. Вон его изба, около церквы. Ставенки закрыты, значит, уехал куда. Может, болящий кто, али помирает.

– Ладно, тогда в следующий раз. Давай домой, Кузьма.

Но на полпути к Злобино случилась неожиданная задержка. В одном месте дорога сворачивала к реке, где стояло несколько изб. Там у самой воды толпились орки-крепостные, вопя и размахивая руками.

– Кузьма, что это?

– Безымянные выселки, Константин Платонович.

– Да нет, что там за крики?

Возница пожал плечами.

– Не знаю, орут, что водяной. Сетью ловят.

– Vodyanoi? Ну-ка, останови!

Это же существо из местных суеверий? Очень интересно. Надо посмотреть, что это такое.

Дрожки остановились, я спрыгнул на землю и направился к толпе крепостных.

– Доброго дня, барин!

Орки, с баграми и вилами в руках, обернулись и поклонились мне. На зелёных лицах застыл испуг.

– Что у вас тут?

– Страхолюдина, барин!

– Страсть какая страшная!

– Жуть просто.

– Зубастая!

– Тихо! – рявкнул седой орк, останавливая гвалт, и объяснил, как положено:

– Не знаем, что это, барин. Матрёна утром пошла на реку стирать, а на неё из воды как выскочит! Чуть руку не отгрызла, мясо до кости разодрала.

Он указал на орку с замотанной тряпицей рукой.

– Мы эту страхолюдину под мостки загнали, сетью огородили. Хотели достать, только страшно очень.

– Понятно, – я кивнул, – пропустите меня. Сейчас посмотрим, что за страхолюдина.

На ходу я вытащил small wand и зажёг на конце фигуру – Знак Огня и Печать Преобразования. Очень удобное сочетание: и подсветить можно, и пламенем ударить.

Орки отшатнулись, с открытыми ртами пялясь на магическое сияние. Не зная, то ли креститься, то ли бежать от «бесовщины».

– Кузьма, иди сюда. Придержи меня за ремень.

Я зашёл на скрипящие мостки, наклонился и свесился вниз. Рука возницы крепко ухватила меня за пояс, позволяя повиснуть над водой.

Под мостками царила темнота. Плескала вода, пахло тиной и какой-то гнилью. Я добавил света и свесился ещё ниже.

Нет, жечь огнём уже поздно. Между сваями плавала кожистая туша, уже дохлая, кверху зелёным брюхом. Ох и здоровая!

– Багор дайте!

По мосткам затопало, и рядом со мной опустилось древко багра. Осторожно, стараясь не проткнуть шкуру, я подцепил тушу и потянул наружу.

– Кузьма, поднимай!

Ремень на поясе дёрнуло.

– Медленно, не торопись.

Кузьма вытаскивал меня, будто колодезный журавль, а я тянул багром бездыханное чудище. Когда зелёная туша показалась из-под мостков, крепостные дружно ахнули.

– Ага, хорошо. Спасибо, Кузьма.

Встав на ноги, я толкнул находку к берегу.

– Помогите вытащить на берег. Да не бойтесь, она неживая.

Несколько орков посмелей зашли в воду, ухватили животное за лапы и выволокли на песок.

– Переворачивайте.

Ёшки-матрёшки, да это же крокодил! Ничего себе «водяной»!

– Матерь Божья!

Увидев зубы в огромной пасти, орки отступили, крестясь и шепча заговоры от сглаза.

– Спокойно, это крокодил. Уже дохлый, ничего вам не сделает.

Я подошёл к твари, наклонился и провёл рукой по костяным пластинам на спине. Никогда не видел такое чудовище вблизи. В Сорбонне у одного профессора, любителя диковинок, было чучело крокодила, только раза в два меньше. Но там понятно, привезли из Африки. А здесь он откуда взялся? Сам приплыл? Пешочком через Муромские леса пришёл? Очень сомневаюсь.

Под пальцами ощущалось лёгкое покалывание. Магия? Однозначно. Жгуты эфира оплетали тело зверя плотным коконом. Что-то с этим крокодилом делали, причём колдовством Таланта. Я считал остаточные эманации и хмыкнул – знакомый рисунок. Точно такой же, как был на чёрном волке. Похоже, любитель опытов над животными обосновался где-то неподалёку.

– Спасибо, барин! – Седой орк подошёл ближе и поклонился в пояс. – Выручили. Такую пакость убили! Век будем молиться за вас.

– Староста? – уточнил я у него.

– Да, барин, уже десять годков.

– Скорняк на ваших выселках есть?

– Как не быть, есть. Вон, Фрол у нас может.

Староста махнул рукой, и к нам подбежал одноглазый орк.

– Снять кожу с крокодила сможешь?

– Ну, – Фрол почесал в затылке, – попробую. Только не серчайте, барин, ни разу с такой зверюгой не работал, могу испортить.

– Сможешь снять – хорошо, заплачу рубль.

Фрол часто закивал, а я сунул руку в карман.

– Барин, вы ему деньги не давайте сейчас, – шепнул мне староста. – Пропьёт сразу и дело испортит. Вот как сделает, тогда и дайте.

Я хмыкнул и кивнул.

– Делай, Фрол. Потом в Злобино принесёшь.

– Барин, – староста поклонился, – разрешите череп крукодилы взять.

– Берите, – я махнул рукой, – только проследи, чтобы кожу нормально сняли.

Садясь в дрожки, я думал о двух вещах. Во-первых, надо найти любителя «зверушек» и надавать по шее. Чего это он на моей территории свой зоопарк выгуливает? А во-вторых, поспорил сам с собой, сможет ли Фрол снять кожу с крокодила. У деланных магов есть такая традиция – заводить себе книги для записи Печатей и Знаков. Каждый старается особенную обложку найти: из серебра, из костяных пластин, с драгоценными камнями. А я себе из крокодиловой кожи сделаю, ни у кого такой нет!

* * *

До усадьбы мы добрались почти к закату. Ничего себе денёк выдался, насыщенный. Обед, конечно, я пропустил, но ещё со студенчества осталась привычка есть два раза в день. Ничего, сейчас за ужином компенсирую.

У крыльца стояли чужие дрожки. Это кто вдруг приехал? Кто-то из соседей? Ко мне или к дяде? Разберёмся.

– Костенька!

Прямо на пороге ко мне подбежала Настасья Филипповна с красными от слёз глазами.

– Костенька! Василий Фёдорович совсем плох! Мучается, кричит, тебя зовёт.

– Иду, уже иду.

Быстрым шагом я направился в правое крыло усадьбы. В воздухе витали запахи ладана, лекарств и тлена. Ёшки-матрёшки, что с ним случилось?

– Не знала, какой ты дорогой поедешь, – ключница семенила рядом, – не стала посылать. За отцом Андреем отправила, приехал он, причастил, исповедь принял. А Василий Фёдорович мечется, тебя зовёт. Батюшку выгнал, меня тоже, сказал – только Костю впустить.

У двери в комнаты дяди, и правда, стоял священник. Высокий орк, лет тридцати, с русой бородой и пронзительным взглядом. Настасья Филипповна, увидев его, махнула мне рукой:

– Иди, Костенька, иди, я тебя здесь подожду.

Священник шагнул мне навстречу.

– Константин Платонович, погодите.

Он подошёл почти вплотную и шёпотом попросил:

– Не ходите туда.

Из-за двери раздался крик, полный боли и муки, заставивший отца Андрея вздрогнуть. Он перекрестился и покачал головой:

– Не ходите, богом прошу.

– Почему?

– Если примете проклятый Талант – погубите душу свою.

Я даже закашлялся.

– Что?

– Неугодны некроманты Господу нашему. Примете Талант – и даже в притвор храма войти не сможете.

– А дядя? – Я указал на дверь, из-за которой послышался нечеловеческий стон. – Пусть мучается? Вечно страдает?

– На всё воля Божья.

– Нет, батюшка. Немилосердно так поступить. Отплатить злом за добро? Не могу, уж извините.

Сделав шаг в сторону, я обогнул священника и вошёл к дяде, плотно закрыв за собой дверь.

Увидев старика, я чуть не выругался в голос от ужаса. Он больше походил на мертвеца, вставшего из могилы, чем на живого человека. Кожа на правой щеке свисала длинным лоскутом, открывая щербатую челюсть. Глаза превратились в серые бельма, губы ввалились, а от кистей рук остались только кости. На груди у него лежал подобрыш Мурзилка и неодобрительно смотрел на меня, будто укорял за опоздание.

– Костя! – Крик живого, никак не могущего умереть, прозвучал, будто из могилы. – Костя! Помоги! Забери Талант, молю! Не держит земля, живым гнию!

Стоило мне подойти к дяде, меня за ладонь ухватила костяная пятерня.

– Принимаешь дар Смерти?

– Принимаю.

– По доброй воле? Без принуждения?

– Моя воля.

Глаза старика вспыхнули ослепительным огнём. Из его груди вырвался ветер, сплетённый из эфира цвета самых тёмных чернил.

– Мяу-у-у-у! – заголосил Мурзилка, попавший под удар первым.

– А-а-а! – закричал я, когда чёрный поток ударил мне в лицо.

Под сердцем возникли тяжесть и боль. Нестерпимые, будто воткнули под рёбра огромного ежа. Дыхание сбилось, а из ноздрей закапала кровь, марая простыню на дядиной постели.

– Свободен, – выдохнул бывший некромант, – наконец-то свободен.

Он откинулся на подушку и застыл. Теперь уже окончательно мёртвый. Я закрыл ему глаза, отступил и поклонился. Покойся с миром, дядя. Надеюсь, Смерть, которой ты верно служил, будет милосердна к тебе за последним порогом.