Текст книги "Дядя самых честных правил. Книга 1"

Глава 13
Добрятино

Нет, всё-таки я ещё не вжился в роль помещика. Настоящий барин в усадьбе один – подобрыш Мурзилка. Ходит весь такой важный, от пола два вершка, и, задрав хвост, смотрит на всех свысока. На местных котов шипит, бьёт их лапой и спуску не даёт. Подрастёт – точно все котята в округе будут рыжие.

И ведь, собака такая, умеет не только шипеть, но и подлизаться к людям: Настасья Филипповна его печёнкой подкармливает, Дворецкий дверь ему открывает, прислуга, когда убирается, осторожно перекладывает с места на место. А эта рыжая зараза даже к дяде пролезла! Сам видел – спит у него в ногах, а дядя хмурится, но не прогоняет. Говорит: «Он мне старые кости греет».

Вот и сейчас дядя меня вызвал, а кот у него на коленях клубочком свернулся и сопит в две дырочки.

– Отпустило меня, – старик погладил котёнка и вздохнул, то ли с радостью, то ли с сожалением. – Поживу ещё, прям легче стало. А что за шум во дворе с самого утра?

– Это я.

– Что ты?

– В кузнице с Прохором работали.

Ждать, пока будет построена мастерская, мне не хотелось. Так что я подбил кузнеца начать кое-что делать уже сейчас. А поскольку тиглей у нас не было, пришлось накладывать Знаки на заготовки сразу после проковки. Посмотрели бы на меня – у наковальни, в кожаном фартуке, – знакомые! Дым, звон молота, искры, эфир вспыхивает в видимом спектре. Красотень, одним словом.

– Ты это, прекращай, – дядя поморщился.

– Василий Фёдорович, я не вижу ничего зазорного в том, чтобы заниматься кузнечным делом. Даже царь Пётр…

– Да делай, что хочешь! Хоть голым по двору бегай. Но чтобы утром и вечером никакого шума. У меня в это время самый чуткий сон. И вообще…

Старик окинул меня взглядом с ног до головы.

– Съездил бы ты, дружок, к соседям.

– Василий Фёдорович, я, вроде бы, слышал, что вы с ними поссорились.

– Так то я, – дядя расплылся в улыбке. – Люблю, дружочек, сбить спесь со всяких дворянчиков. Да и надоели они мне за столько лет хуже горькой редьки. А тебе с ними жить, как в наследство вступишь. Или тоже будешь ругаться да собачиться? Нет? Тогда поезжай, знакомься. И ещё..

Дядя указал пальцем на стол у стены.

– Найди там бумагу, с крестиком в правом углу.

Мне пришлось повозиться, прежде чем я отыскал исписанный мелким почерком лист.

– Что это?

– Список, с кем у нас какие споры.

Я пробежал взглядом по бумаге наискосок. Ага, претензии дяди к соседям. Ты смотри, как много! Да ещё и подробно расписано, кто, сколько и чего должен.

Какие-то луга, скошенные крепостными, подстреленный заяц… Стадо гусей, серьёзно? Ёшки-матрёшки, мне придётся это разруливать?!

– Принимай дела, племянничек, – старик хихикнул, – да смотри, не разбазаривай наследство. Как вернёшься, напишешь мне отчёт: о чём, за сколько и с кем договорился. Если продешевишь – второй раз поедешь.

Дядя строго посмотрел на меня и царственным жестом отпустил. Что поделаешь, пришлось ехать.

* * *

– Костенька, а ты куда собираешься?

Я говорил, что без ведома Настасьи Филипповны ничего в усадьбе не происходит? Стоило мне вернуться к себе в комнату, чтобы переодеться, как тут же появилась ключница.

– По соседям, в… кхм… в гости. Василий Фёдорович поручил с делами разобраться.

– Ой, ты что! – Ключница всплеснула руками. – В таком виде никак ехать нельзя! Идём, сейчас мы тебя снарядим.

Дядя, хоть и жил в глуши, как положено ссыльному, но модником оказался ещё тем. Каждый год портной из Петербурга присылал ему новые парики, костюмы и всякую мелочёвку типа шейных платков. Такого добра набралась целая гардеробная комната.

– Ты же, Костенька, одного сложения с Василием Фёдоровичем, – хлопотала ключница вокруг меня, – тебе подойдут его наряды. А если что, так быстренько перешьём. Да ты не смотри, здесь всё ни разу не надёванное. Куда их ему носить было?

Так-так, понятно, куда ушли скромные доходы с имения. И зачем дяде столько одежды? Надеялся вернуться из опалы ко двору? Ох, и жук дядя, ох, и жук!

За полчаса мы подобрали мне сорочку и эдакий парадный костюм чёрного цвета с серебряной вышивкой: кюлоты до колен, камзол и кафтан. Я даже сам себе в зеркале понравился.

– Ну, прямо жених! – Настасья Филипповна сложила руки на груди. – Красавец! Сейчас прикажу, чтобы дрожки заложили.

Ключница вышла проводить меня, а заодно дать несколько советов.

– Ты постарайся только не ругаться сильно. Лучше добром дело сладить, а не как Василий Фёдорович.

– А он как?

– Да как: чуть не по его, так сразу в крик. Ногами топочет, грозит на дуэль вызвать. А тебе так не надо – молодому и красивому не дело бирюком жить без общества.

– Угу.

В этом я с ключницей был согласен – поссориться всегда успею, лучше попробую договориться.

– И на девиц не заглядывайся, – нахмурилась ключница, – а то мигом захомутают.

– Да я пока и не собирался жениться.

– Твоего желания никто и спрашивать не будет. Окрутят, в неловкую ситуацию поставят и отправят под венец. Здесь в каждой усадьбе, почитай, девица на выданье, а то и не одна. А ты – жених завидный, при средствах.

– Учту.

– К кому поедешь?

Я вытащил бумагу, выданную дядей, и решил путешествовать строго по списку. Кто у нас первый? Не сумев сдержаться, я фыркнул и чуть не заржал в голос. Верхней строчкой значилось имение Добрятино. Там что, главный недруг дядя живёт?

– Ты чего ржёшь, как мерин?

– Да вот, Добрятино у меня первым номером. Думаю, прибьют они гостя из Злобино или выслушают?

Настасья Филипповна улыбнулась, оценив шутку, и разъяснила:

– Там Добрятниковы живут. Ещё при Грозном их предок, воевода Добрята, здесь обосновался. Говорят, злющий был, как волк, за то и получил такое прозвище. А потомки ничего, спокойные. Василий Фёдорович давно с ними разругался, я даже не помню, как они выглядят. Вроде, большая семья, ребятишек много было.

Ладно, посмотрим, насколько добры эти Добрятниковы. Уже сев в дрожки, я заглянул в документ – что там у них за спор с дядей вышел? Оказалось, крепостные Добрятниковых косили луг за речкой Ушна, который дядя считал своим. Да уж – кровная месть за угнанную корову, вечная вражда за скошенный луг, смертоубийство за курицу. Какая провинция, такие и страсти. Впрочем, думаю, в столице то же самое, только «луга» размером с волость.

* * *

В Добрятино я приехал к обеду. Скажу честно, усадьба соседей меня разочаровала. Гораздо меньше, чем дядина, вся какая-то потрёпанная, облупленная и давно требующая ремонта. К тому же, под боком стояли всякие сараи, курятники и прочие хозяйственные «сусеки». В общем, стало ясно – хозяева ведут почти натуральное хозяйство, и денег у них – кот наплакал.

Дрожки остановились у парадного входа. Я не успел спуститься на землю, как из дверей показалась девушка с корзинкой в руках. В простом платье, но по виду всё-таки дворянка.

– Не смей!

Она не замечала меня, перекрикиваясь с кем-то в доме.

– Ещё раз тронешь, я тебе вышивку распущу!

Девушка топнула ногой, обернулась и увидела меня.

– Ой!

Не скажу, что она была красивой. Миловидная, курносая, веснушки на щеках, из-под чепчика выбилась рыжая прядь.

– Мама!

Уронив корзинку, девушка бросилась обратно в дом. М-да, странно здесь встречают гостей. Я поправил на голове треуголку и двинулся к усадьбе. Подошёл и вежливо постучал дверным молоточком.

Ждать пришлось несколько минут. Дверь открыл пожилой слуга в несколько изношенной мятой ливрее.

– Доброго дня, господин, – он поклонился. – Вы к хозяину? Как прикажете доложить?

– Константин Урусов, из Злобино.

В глазах слуги мелькнул страх, он сглотнул, но справился с чувствами.

– Обождите, я доложу.

Но слуга не успел сделать и пары шагов, как в прихожую выскочил дородный дядька с блестящей лысиной и рыжими усами. Одет хозяин усадьбы был в тёплый домашний халат, на ногах тапочки с загнутыми носами. Похоже, он подслушивал в соседней комнате и не утерпел выйти к внезапному гостю.

– Добрый день, Константин… эээ… Васильевич.

– Платонович, с вашего позволения. Василий Фёдорович мне дядя.

– Ах да, конечно-конечно! Вы, полагаю, по делу? Даже не сомневаюсь! А как же иначе? Вы, полагаю, приехали к Василию Фёдоровичу заняться делами, пока он болеет? Правильно! Кто, как не молодые, должны помогать старшим родичам. Правильно!

Вот же говорливый господин попался. Будто вода на мельницу льётся, без остановки. А за его спиной из-за дверей выглядывали любопытные мордашки, сплошь девичьи, с рыжими прядями, выбивающимися из-под чепчиков. Прямо огненная семейка.

– Очень-очень рад вас видеть, Константин Платонович. Счастлив! Это замечательно, что вы к нам заехали. Так и надо! По-дружески, по-соседски. Без приглашения! Мы, знаете ли, всегда рады видеть гостей. В любое время, ха-ха!

– Я тоже рад видеть вас…

– Пётр Петрович. Мы тут, кстати, за стол садились, не откажите, сделайте милость, отобедайте с нами. Нет-нет, никакого отказа я не приму. Очень-очень прошу за стол, милостивый государь, не побрезгуйте скромным обществом моего семейства.

Он буквально накинулся на меня, подхватил под локоть и потащил в столовую. Я отдал треуголку слуге и прошёл за неумолкающим хозяином.

* * *

В одном древнем трактате я как-то читал: «Бойся рыжего человека, он может поджечь твой дом». Семейством Добрятниковых можно было спалить Москву, Париж и несколько городов поменьше. Если у отца семейства остались только рыжие усы, а его жена была рыжей с проседью, то семь дочерей были настоящим пожаром. Огненные волосы, веснушки на курносых носах, зелёные глаза. И все эти девахи смотрят на меня в упор, разглядывая, как диковинку.

– Разрешите представить моё семейство. Моя супруга Елена Даниловна и, так сказать, моё разорение – кузовок дочерей. Если честно, не помню, как какую зовут, такие все одинаковые.

– Папа! – хором отозвались дочери.

– Ха-ха! Шучу-шучу. Но, правда, вы у нас в первый раз, нечего вам голову забивать. Они потом сами представятся. Присаживайтесь, дорогой Константин Платонович! Присаживайтесь. Разносолов францюзких у нас нет, уж не обессудьте, зато всё своё, свежее, пользительное для здоровья.

Меня усадили рядом с хозяином, и тут же служанка поставила передо мной тарелку с супом. Судя по запаху – домашняя лапша на курином бульоне.

– Кушайте, Константин Платонович. Сегодня прямо и зарубили, так сказать, уха из петуха! Ха-ха!

Я взял ложку и попробовал. Неплохо, неплохо. Если ещё вон тех пирожков на закуску взять, то совсем хорошо.

– Спасибо, Пётр Петрович. На мой вкус, у вас гораздо лучше, чем во Франции.

– А вы были во Франции? – Тут же метнула на меня любопытный взгляд одна из рыжих девиц.

– Мари, – попыталась одёрнуть её хозяйка дома.

– Скажите, Константин Платонович, – самая старшая из дочерей, сидевшая напротив, сделав томный взгляд и неумело стрельнув глазками, спросила:

– А вы женаты?

– Александра! – Мать семейства чуть не подпрыгнула на своём месте. – Невежливо задавать гостю такие вопросы.

– У него кольца нет, – пискнула с другого конца стола младшая, девочка лет семи, – значит, холостой.

– Ксения!

Я подмигнул малявке, отчего та гордо задрала подбородок.

– И вот так, – отец семейства развёл руками, – каждый день. А что делать, приходится всё это слушать – я же здесь главный. Иной раз думаешь: уйду в монастырь, хоть в тишине посижу. Но ведь скучать буду по безобразницам.

– Папа! – Хор девичьих голосов рявкнул с возмущением.

Вот в такой обстановке и прошёл весь обед. Мне было смешно от их шуточек и взаимных подколок. И чуточку грустно, что у меня такой большой шумной семьи никогда не было. Если станет одиноко, буду приезжать к Добрятниковым в гости и наслаждаться атмосферой.

– Ну-с, Константин Платонович, – Пётр Петрович отложил салфетку, – теперь можно и поговорить, под кофий, как вы считаете? Тогда пойдёмте в мой кабинет, приют тишины и мужской благодати.

Выходя следом за Добрятниковым, я услышал за спиной девичьи вздохи и перешёптывания.

Глава 14
Ночные гости

Комната, куда привёл меня Добрятников, была, скорее, не кабинетом, а берлогой, где глава семейства прятался от шумных домочадцев. На стенах – давно не чищенное оружие, на полу – пушистый ковёр, широкий диван, письменный стол, заваленный книгами, камин, на большом окне – синие занавески. На удивление, очень уютное убежище.

– Присаживайтесь, где нравится, Константин Платонович, – Добрятников неопределённо махнул рукой, – а я нам кофий соображу.

Пока я устраивался на диване, хозяин берлоги вытащил из угла жаровню на тонких ножках и принялся колдовать над кофейником.

– Хороший кофий, знаете ли, он требует уважения. Хочешь настоящего вкуса – лично смели зерна, добавь кардамону да перцу, свари со всем тщанием. Вот тогда и получится божественный напиток. А вы, правда, были в Париже?

– Жил там.

– И как? Лучше, чем у нас?

Я пожал плечами.

– Не с чем сравнивать: Москву я видел только мельком, а в Петербурге не был. Пётр Петрович, а ведь я к вам по делу. Что вы не поделили с Василием Фёдоровичем?

К счастью, Добрятников не стал юлить и рассказал практически то же, что было записано у меня. Да, он честно признался, его крепостные косили этот дурацкий луг. Имение у дяди большое, а людишек немного – им до этого луга идти дольше, чем косить. Но дядя упёрся из принципа: брали чужое? Извольте заплатить.

– Вы меня тоже поймите, – Добрятников скривился, – где я ему лишние деньги найду, чтобы за все годы рассчитаться? Вроде, мелочь, а взять негде. Видели, сколько у меня дочерей? Тут хоть бы старшей на приданое собрать. Я Василию Фёдоровичу сразу и сказал – нету-с. Хотите, пришлю крепостных, чтобы отработали. Так он ни в какую. Говорит, извольте деньгами, работать у меня и без ваших холопов есть кому.

Глупая ситуация, на самом деле. Дяде, полагаю, эта мелочь и не нужна вовсе, он на принцип пошёл. А как мне выкрутиться? Чтобы и не грабить симпатичного мне Добрятникова, и дядю уважить.

– Пётр Петрович, я, когда к вам ехал, успел заметить, что ваши крестьяне жгут древесный уголь.

Сами печи я не видел, но специфический запах отжига древесины в уголь почувствовал.

– Есть такое дело. Леса много, а в Муроме уголь для кузниц требуется. Я даже печь специальную приказал сложить.

– Значит, и дёготь имеется?

Добрятников кивнул, важно напыжась. Чувствовалось, что это была его гордость. Понимаю: какое-никакое, а алхимическое производство для такой глуши – настоящий прорыв.

– Давайте меняться. Пусть ваши крепостные и дальше луг косят, а вы мне – дёготь.

Минут за двадцать мы пришли к соглашению. Добрятников, несмотря на смешливость, в ценах на сено, дёготь и уголь отлично разбирался. Я в ценах не смыслил ничего, но умел торговаться. Так и договорились.

– Отлично! Просто замечательно. А зачем вам, Константин Платонович, столько дёгтя?

Я уклончиво что-то ответил и перевёл разговор на другую тему. Незачем ему знать про будущую механическую мастерскую.

– Константин Платонович, а не останетесь ли по такому случаю у нас на ужин? Отметим примирение между нашими семействами, разопьём штоф-другой. Расскажете нам о Париже.

Ох, не выпить он со мной хочет! Так и вижу по блеску в глазах, что ему хочется поближе познакомить со мной дочку, а лучше – сплавить мне всех оптом. Не-не-не, я на такое не подписывался.

– Увы, Пётр Петрович, мне пора ехать. Дела, знаете ли, да и Василий Фёдорович ждёт.

– Как скажете.

Во взгляде Добрятникова мелькнуло сожаление, но он вежливо проводил меня к выходу.

– Константин Платонович, приезжайте к нам ещё, всегда буду рад вас видеть. По-соседски, как заведено. У нас здесь маленькое общество, и новый человек – как глоток чистого воздуха.

– Обещать не буду, но постараюсь заглянуть с оказией.

– Не надо поводов! Просто приезжайте в любое время.

Лакей распахнул передо мной дверь, но желание выходить на улицу пропало моментально. Там лил дождь. А через мгновение полыхнула молния и тяжко громыхнул гром.

– Вот те на! – рядом хохотнул Добрятников, потирая руки. – А я-то думал, чего так рано стемнело? Не судьба вам от нас уехать, Константин Платонович. Правда, зачем мокнуть в дрожках? Да и дорогу развезёт. Оставайтесь у нас с ночёвкой, не стесните.

* * *

Что поделать, пришлось остаться в Добрятино. Я убедился, что мой возница Кузьма накормлен, пристроен на ночёвку, а дрожки спрятаны от непогоды. И пошёл в гостиную – расплачиваться за ночлег беседой и своим обществом. Мне несложно, а им приятно. Главное, не поддаваться на провокации и не оказывать внимание девицам. Они миленькие, смешные, но совершенно не в моём вкусе, хотя к рыжим я обычно неравнодушен.

На удивление, до ужина я общался только с хозяином и хозяйкой усадьбы. Дочери куда-то испарились, и мы неплохо так поговорили о соседях и нравах местного общества. Под местную наливку – самое то.

Оказалось, большинство местных помещиков обрадовалось, когда я приехал. Закидоны дядюшки, склонность к сутяжничеству и вздорный характер конкретно всех достали. Они даже коллективно решили пойти мне навстречу и дать уступки.

– А теперь прошу в столовую, – пригласила хозяйка, Елена Даниловна. – Нас ждёт скромный ужин.

Почему-то в её взгляде мне почудилась хитринка. Интересно, что там такое? Но долго гадать не пришлось – сюрприз ждал меня прямо в столовой.

Так вот куда делись дочери. Наряжались! Ёшки-матрёшки, представляю, что творилось у них в комнатах, пока я беседовал с родителями. А теперь они, все расфуфыренные, стреляли в меня глазками, будто расстрельная команда. Только самая маленькая, Ксения, уселась на диванчик в углу и недовольно хмурилась. Ну да, ей ещё рано играть в брачные игры, а других развлечений нет.

– Прошу к столу, – Елена Даниловна старалась не улыбаться, но все её усилия были тщетны.

Меня усадили напротив старшей дочери. Огненно-рыжая девица так смотрела, будто собиралась проделать во мне две дырки.

– Константин Платонович, – голос у неё был мелодичный, но с лёгкой хрипотцой. Или это она волнуется сильно? – А вы долго в Париже жили?

– Семь лет.

Рыжие девушки восхищенно загомонили:

– О-о-о!

– Да-да!

– Расскажите!

– Что там носят дамы?

– А кавалеры?

– Что сейчас модно?

– Вы видели королеву?

– Она красивая?

– А причёска? Какая у неё причёска?

Вопросы сыпались на меня, как горох из мешка. Я с трудом успевал ответить на один, а следом получал ещё десять. Нет, не видел французскую королеву, за модой не следил, интереснее всего на студенческом карнавале. И так далее, и тому подобное. В ответ девицы закатывали глаза, говорили с придыханием и бросали на меня жгучие взгляды. Кажется, в местном пантеоне женихов я занял место верховного божества.

– Девочки, – Елена Даниловна постучала вилкой о бокал, – тише! Дайте Константину Платоновичу поесть.

Я с благодарностью кивнул хозяйке и взялся за вилку.

* * *

После ужина мы перебрались в гостиную. Елена Даниловна попросила одну из дочерей сыграть что-нибудь на клавесине. Передышка в охоте на меня? Ага, как же. Судя по мелодии, это был какой-то танец. Девицы обмахивались веерами и призывно смотрели на меня – ну, пригласи же нас танцевать! Им этикет не позволял самим приглашать кавалера. А я решил схитрить, и делал вид, что не понимаю намёков. Пусть и дальше едят глазами, а руками трогать ни-ни – я же не торт, в конце концов.

Идиллию испортила самая младшая, Ксения. Девочке до смерти надоело сидеть без дела, она встала и подошла ко мне.

– Константин Платонович, пригласите меня танцевать, а то скучно ужасно.

Я кивнул, встал и подал ей руку. Остальные дочери Добрятникова поражённо замерли. На веснушчатых лицах читалось – а что, так можно было?! Но дёргаться было поздно, и мы с самой младшей пошли по кругу рука об руку. Малявка на ходу повернулась к сёстрам и показала им язык.

Пока мы танцевали, в комнате не прозвучало ни одного слова. Сёстры смотрели на нас во все глаза и страшно завидовали. Но стоило музыке закончиться, как девушки вскочили и кинулись ко мне, на ходу отпихивая друг друга.

– Я первая!

– Нет, я!

– Я старшая!

– Значит, должна уступать!

– Пропустите, он на меня два раза посмотрел!

– А на меня три!

– С дороги, моя очередь!

– Нет, моя!

Они чуть не снесли меня, но их одёрнула мать.

– Девочки! Как вы себя ведёте?

Девицы притормозили, немного смутившись. Старшая не растерялась, вырвалась вперёд и подскочила ко мне.

– Константин Платонович, я готова. Приглашайте меня всю!

Следующие пару часов меня утанцовывали до смерти. Девицы оперативно построились в очередь и шли на штурм цивилизованно. Елена Даниловна сменила среднюю дочь за клавесином, дав бедняжке шанс присоединиться.

Можно было бы и отказать, но они так на меня смотрели, будто голодающие на сладкий пряник. Да, не балуют их кавалеры визитами, не балуют. Так что я отдувался за всё местное общество. Впрочем, это было приятно, не буду скрывать.

В конце концов Елена Даниловна хлопнула в ладоши и поднялась.

– Девочки! Мне кажется, мы утомили Константина Платоновича. Поблагодарите нашего гостя за столь прекрасный вечер.

Все девушки по очереди подошли ко мне, присели в реверансе, краснея и заглядывая в глаза. Эх, жаль их расстраивать, но ни одной не светит моё особое внимание. Увы, увы.

Добрятников проводил меня на второй этаж.

– Прошу вас, Константин Платонович, гостевая спальня. Здесь уютно, тихо, и вас никто не побеспокоит. Отдыхайте, спите. Доброй ночи!

Я наконец-то остался в одиночестве. Фух! Не привык я к таким буйным вечеринкам. Нет, всё хорошо, но уж больно они навязчивые. Сбросив сапоги, я упал на постель и раскинул руки. Хорошо, очень хорошо. Мне полезно было размяться, а заодно поупражняться в танцах. Рыжие девицы совершенно не обращали внимания, что танцую я отвратительно. Хотя к концу вечера я двигался намного увереннее.

Затягивать я не стал – разделся и лёг под пуховое одеяло. Красота! И развлёкся, и дело решил. День прожит не зря. С такими мыслями я закрыл глаза и заснул.

* * *

Разбудил меня подозрительный шорох. Так-так, это ещё что такое? Мыши? Не похоже. Я протянул руку, на ощупь нашёл small wand и поднял вверх. С лёгким хлопком на самом её кончике вспыхнул огонёк. Жечь мировой эфир на освещение – настоящее пижонство и дурной тон. С другой стороны, когда никто не видит – можно.

В комнате было пусто. А подозрительные шорохи слышались из-за двери. Сейчас разберёмся, кто там спать мне мешает.

Я зажёг свечу, но убирать small wand не стал. Подошёл к двери и прислушался, приложив ухо. Голоса? Что-что они там бормочут? Возня какая-то, переругивается кто-то вполголоса. Ничего не понятно. Нет, так дело не пойдёт. Резким движением я распахнул дверь.

– Ах!

В коридоре перед входом в мою комнату стояли «привидения»: семь дочерей Добрятниковых – в белых ночных рубашках, со свечками в руках.

Увидев меня, они отшатнулись и дружно ахнули.

– Доброй ночи, сударыни. Не помешал вашему собранию?

Все разом девицы покраснели и потупились. И только одна распихала сестёр и вышла вперёд.

– Константин Платонович! Я пришла к вам!

– Эммм…

– Мари, называй меня «моя Мари»!

Она шагнула ко мне, оказавшись почти вплотную.

– Возьми меня, мой лев!

Мари произнесла это почти шёпотом и закусила нижнюю губу, заглядывая мне в глаза. Ёшки-матрёшки, страсти-то какие!

– Отойди! – попыталась оттащить её сестра. – Я первая пришла!

– А я первая придумала!

– Он мой! Я его первая увидела!

– Я старше!

– Зато я красивее!

– Он со мной на один танец больше танцевал!

– Дура!

– Сама такая!

Яростный шёпот спорщиц медленно перерастал в крики. Ой, как нехорошо! Сейчас прибегут маменька с папенькой этих рыжих дурёх и получится настоящий скандал. Жалко глупеньких, совсем ещё дети.

– Сударыни!

Они прекратили скандалить и посмотрели на меня.

– Прошу вас, – я чуть поклонился и распахнул перед ними дверь в комнату, – заходите все.

Моё приглашение так поразило их, что они молча шагнули ко мне в спальню, переглядываясь и делая друг другу страшные глаза. Последней забежала самая младшая, Ксения, хихикая и косясь на меня с лёгкой опаской.