Текст книги "Империя полураспада"
Автор книги: Александр Холин
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
– Аристей из Проконесса приветствует тебя! – произнёс незнакомец.[43]43
Аристей из Прокинесса в vii веке до н. э. побывал в стране исседонов, аримаспов и гипербореев (Рихард Ханнинг. «Неведомые земли», Ригведы).
[Закрыть]
Родион не знал, что ответить странному посетителю, но ответить что-то всё же надо было, потому как гость, вероятно, искал Яншина.
– Дмитрий Викторович сейчас на операции, – Родион для наглядности сделал жест рукой в сторону операционной. – Я сам его жду.
– Ждать человека – это благость, – утвердительно заметил гость. – Известно, что гиперборейская богиня Илития[44]44
Илития – та, что приходит. До н. э. являлась главной богиней царства Десяти Городов.
[Закрыть] долго ждала благость в Аркаиме. К ней пришли лев, олень, пчела и рак, но ничего не принесли. И только когда пришёл человек, на богиню снизошла настоящая благость.
– Может быть, оно и благость, да только не в больнице, – заворчал Родион. – Ведь в таких местах люди собираются из-за беды нагрянувшей, а если доктора от неё избавляют, то всё равно память остаётся, о страдании, о терпении, о том, что пришлось выносить поневоле.
– Многие считают, – возразил гость, – там, где есть благость, – нет места для страдания и страсти. Их нельзя перемешать, как нельзя перемешать ночь и день, огонь и мрак.
– Вы так думаете? – усмехнулся Рожнов. – Каждый человек в нашем мире с детства вынужден жить среди страданий, страстей и страхов. От этого, к сожалению, никто не застрахован. Подумайте, если любой из нас рождается для того, чтобы в конечном счёте умереть, то нужна ли кому вообще ваша благость? Да вы проходите, присаживайтесь, – капитан указал гостю на соседнее кресло, – чего в дверях-то стоять?
Пока удивительный посетитель усаживался в кресло, Рожнов успел заметить, что обут он тоже был в греческом стиле: на ногах красовались сандалии из хорошей кожи на деревянной подошве, и сверху они крепились к ногам тонкими ремешками, опутывающими ноги до колен. Такую обувь, как и одежду, тоже носили только в древней Греции, так что посетителю вполне удалось быть похожим на настоящего грека.
– Итак, – вернулся к интересующему вопросу гость. – Итак, вы предполагаете, что сила благости человеку не нужна вообще, именно поэтому он её и не ищет? То есть – лишняя головная боль, так что ли?
– Примерно так, – согласился капитан.
– А вот поискать не мешало бы, – подчеркнул грек. – Потому что нельзя жить по вселенскому правилу, предписанному Всевышним. Нельзя замыкаться только на Заповедях, данных Господом, ибо человек ежедневно, ежеминутно, ежесекундно нарушает их.
– Что же остаётся?
– Вот именно! – воскликнул грек. – Остаётся дилемма: либо принять теорему «не согрешу – не покаюсь», ведь Господь – на то и Господь, чтоб вас простить, либо «не то делаю, что хочу, а что не хочу – то делаю», только тогда и приходит покаяние! Очень многие люди, причём, в разных странах, считают, что если человек мысленно не грешит, не делает пока кому-то гадости, то – во истину – такой может считать себя самым хорошим и добрым человеком на земле.
– То есть, вкусившим благость?
– И не только! – так же возбуждённо продолжал гость. – Человек, находясь на грани бессмертия, на грани Эймармене[45]45
Эймармене – судьба (др. греч.)
[Закрыть] царит над всем смертным. Когда-то Господь изрёк своим святым Словом: «Растите в рост и размножайтесь во множество, вы все мои создания и творения; и пусть тот, в ком есть разум, знает, что он бессмертен и что причина смерти – есть телесная любовь, и пусть он знает всё сущее».
Это уже было слишком. После вчерашней встряски возле «Краб-хауза», после предварительных допросов в милиции и ночного посещения родственника доктора Яншина Родиону, надо сказать, было немного не по себе. А тут ещё греческий гость свалился невесть откуда и одолевает философствованием! Чем-чем, а этим Рожнову сейчас совсем не хотелось заниматься.
Поэтому он встал, подошёл к столику, на котором приютились несколько чистых кружек и банка с растворимым кофе. Включив электрочайник, капитан насыпал себе в кружку четыре ложечки, но сахара не положил ни кусочка.
– Вам кофе сделать? – обернулся он к посетителю.
Но, ни в кресле, ни вообще в кабинете никого не оказалось. Дверь в коридор тоже оставалась закрытой. Родион встряхнул головой и снова осмотрелся. В ординаторской никого не было, будто только что присутствующий грек просто испарился, растворился в воздухе!
– Ну, дела! – проворчал Родион. – Если так дальше пойдёт, то скоро крыша моя основательно съедет.
В этот момент на электрочайнике клацнул автоматический выключатель. Значит, пора выпить кофе и привести хоть немного голову в порядок. Потом можно будет узнать у доктора, часто ли в больнице Склифосовского появляются призраки, тем более в греческом обличии. Как же его звали? Кажется Аристей из Проконесса? Ладно, запомним.
Выпив чашку кофе, Родион почувствовал себя лучше и всё же решил освежиться, тем более, что умывальник был рядом. Включив свет в смежной комнате, Родион увидел большое зеркало, висевшее над раковиной. Это, конечно, хорошо – большое зеркало. Но в больничном туалете выглядит, как на корове седло.
Родион включил холодную воду и с удовольствием принялся плескать в лицо живительные струи. Потом, закрыв кран, вытерся вафельным полотенцем. В это время перед глазами в зеркале появился какой-то световой луч.
Рожнов оглянулся. Никого кроме него ни в туалете, ни в ординаторской не было!
Снова взглянув в зеркало, Родион увидел всё тот же радужный луч, будто бы пробивающийся откуда-то из глубин Зазеркалья к нему, Родиону. Между тем, луч обшаривал все углы и закоулки пространства, пока не коснулся его лица.
Рожнов на секунду зажмурился. Открыл глаза. Луч не исчез.
Наоборот, он начал рассыпаться цветными бликами по разделяющей их грани зеркала, кружась завитушками по стеклянным краям. Радужные пятна перемигивались, менялись местами, веселились и устроили даже хоровод вокруг центра зеркала, где отражался Родион. А потом раздался тихий, до боли знакомый голос Ксении:
– Не люби меня, милый. Я твоя не надолго.
Я твоя до исхода этих солнечных дней.
Не люби меня, милый. Это бестолку. Только
это долгие годы без тепла и огней…
И тут до него начал доходить смысл всего случившегося за последние полчаса: суточная неубывающая усталость; «транзитный» грек, свернувший по дороге в Аркаим пофилософствовать о бессмертии; луч из подпространства, ищущий кого-то в темноте инфернального мира; радужные пятна в зазеркальном хороводе вокруг лица и голос любимой. Кажется, Ксюша когда-то рассказывала о таком луче, тоже увиденном ею сквозь зеркало. Ксюша…
Ну, конечно! Так оно и есть!.. Септический эндокардит!..
Впервые в жизни у Родиона подогнулись колени, и он, с трудом добравшись до ближайшего кресла, рухнул в него, словно плашмя упал в воду с большой высоты. Перед глазами запрыгали мириады брызг, повторяющих те же радужные цвета спектра.
– Ксения…, – только и смог выдавить он.
Следующие несколько мгновений, либо часов, либо веков он пролежал в кресле, не подавая никаких признаков жизни. Собственно, для него никакой жизни на этом свете без любви уже не было. Ведь только жизнь и любовь никогда не спорят и помогают человеку буквально во всех благих начинаниях. Благих?! – опять это слово, привнесённое заезжим греком! Разве сможет древнегреческая богиня Геката,[46]46
Геката – в Древней Греции считалась богиней ночи, смерти, небытия.
[Закрыть] разъединив жизнь и любовь, принести этому миру что-нибудь хорошее, доброе? И разве по-божески, растаскивать опять по разным уголкам Вселенной две маленькие песчинки, наконец-то нашедшие друг друга в хаосе суматохи, неразберихи и пустого «жизнеутверждающего» прожигания?
Мир этот получил от Ксении, от Родиона, от Антона спасение. Ведь снова начавшаяся война не пощадила бы никого! Рожнову вспомнился Человеческий Закон, вывешенный в ПАСС ГУВД на доске важных объявлений:
1. Не убий и не начинай войны.
2. Не помысли народ свой врагом других народов.
3. Не укради и не присваивай труда брата своего.
4. Ищи в науке только истину и не пользуйся ею во зло или ради корысти.
5. Уважай мысли и чувства братьев своих.
6. Чти родителей и прародителей своих.
7. Чти природу, как матерь свою и помощницу.
8. Пусть труд и мысли твои будут трудом и мыслями свободного творца, а не раба.
9. Пусть живёт всё живое, мыслится мыслимое.
10. Пусть свободным будет всё, ибо всё рождается свободным.
Эти десять заповедей знал каждый пожарник. Для всех Человеческий Закон был эталоном к действию, заповедями, как применять свою силу, помогая ближним. Но что все эти заповеди значили сейчас? Что этот живой радостный мир подарил им троим, лазавшим в огне и дыму по узким лестницам и шахтам телебашни, за своё спасение?
Антону – очередную медаль и повышение по службе. Родиону – смятение и неприкаянное ожидание кончины, а Ксения – разве она, такая красивая и удивительная женщина, заслужила смерть? Ведь серебряная пуля, летящая в Родиона, никогда не должна бы попасть в неё, тем более, в область сердца!.
И, тем не менее, с фактами не поспоришь. Что с Ксюхой на операционном столе произошло что-то необратимое, расколовшее пространство таинственным лучом, Родион был уверен, как в том, что без Ксении он уже не представлял своего существования.
Что же нужно Сотворителю этого безумного мира? Ведь Он, разрешая бесу подкладывать каждому из человеков рогатки, наблюдает сверху, как сможет человек преодолеть подставленное препятствие? Но Ксения – это не «рогатка», не препятствие! Это – обретённый смысл его жизни! Зачем же отнимать то, что не даровал Сам? Зачем доставлять бесу радость?
Если Всевышний позволил рогатому отнять у птицы одно крыло, так нахрена Ему вообще такая птица? Или в Царстве Божием полно убогих, калек и недоумков, там-де им и жизнь, и слава, и бессмертие. А здесь, в этом мире, свирепствуют поклонники деньгам, власть имущие и проходимцы всех мастей. Куда же простому человеку податься? Оказывается для Родиона ни в этим мире, ни в потустороннем места нет и не предвидится. Для чего же тогда Господь создавал свой мир с человеком по образу и подобию?
…За плечо кто-то тронул Рожнова и, когда тот поднял глаза, увидел рядом стоящего доктора Яншина, невесть как успевшего попасть в ординаторскую. Дмитрий Викторович что-то говорил, только всё сказанное им пока не доходило до сознания Родиона.
Попытавшись сконцентрироваться, капитан встал с кресла, по-собачьи тряхнул головой и взглянул в глаза Яншину. Увидев там своё отражение, он начал понимать, что доктор говорит что-то серьёзное. Всё же смысл сказанного начал постепенно доходить до рецепторов восприятия.
…такая нагрузка оказалась для неё непереносимой и вот результат, – говорил доктор.
– Что с Ксюхой? – перебил его Родион.
Дмитрий Викторович как-то странно взглянул на капитана и произнёс то, что Родиону было уже известно:
– Произошла остановка сердца. Мы ничего не могли сделать. Пытались как-то…
Последующие слова опять перестали проникать в сознание Родиона, и доктор Яншин с шевелящимися немыми губами выглядел довольно нелепо. Рожнов даже улыбнулся. Но опять ноги не удержали, и он рухнул в кресло.
Что было потом, Родион помнил плохо. Запомнилось только, как ему делали в вену какой-то укол, после чего сказанное доктором снова стало проникать в сознание. Запомнилось, что в кабинете собрались ещё какие-то доктора, что они произносили заумные медицинские термины, поглядывая на Рожнова, а потом… потом Родион снова вырубился.
Скрип железа по стеклу раздавался где-то далеко, но довольно надсадно и незатихающе. Казалось, крестьянин на покосе пытается заточить тонкое полотно ручной косы. На стекле? Кому нужна ручная коса и для чего, ведь на стекле невозможно заточить лезвие не только косы, а любого острорежущего предмета. Скорее всего, можно лишь затупить. Но зачем? И кому?
Однако звук не стихал, не исчезал. Он ввинчивался в тело, как буравчик, как та самая капля воды, которая точит камень. И точно такой же скрип раздавался где-то внутри тела, словно спинной мозг затачивали как клинок косы, только не для кошения травы, а для срезания голов.
Само зло проникало в этот мир со скрежетом, будто птица с железными перьями пыталась пролезть в узкое дупло стеклянного дерева. Весь стеклянный ствол возмущался, трепетал, но упрямая птица всё царапала края стеклянного дупла и не собиралась прекращать эту звуковую муку, предназначенную для человеческого сознания.
Рожнов открыл глаза. Впереди и вокруг не было ничего, только белое пустое пространство, где росло единственное стеклянное дерево, в дупло которого пыталась забраться железная птица. Скрип железа по стеклу выворачивал душу наизнанку и сверлил черепную коробку медленным упорным буравчиком.
Белое пространство не отступало. Неожиданно, откуда-то под железный скрип втиснулся медико-хлорный запах, какой характерен разве что для морга или же привокзального общественного туалета.
Родион попытался пошевелиться, но тело не слушалось, словно это не он находился в белом зудящем пространстве, а только его глаза. И невозможно было отвязаться от сверлящего мозг буравчика, подгоняемого белым пространством.
Вдруг, далеко за околицей этого нежилого пространства, раздались голоса. Вроде бы мужские. Рожнов напрягся, пытаясь определить что это? откуда? и человеческое ли? Всё, что удавалось услышать, понять, неизвестно каким образом проникло в мозг и обретало смысл. Голоса сделались громче. Люди – если это были они – приближались и вполне могли пересечь границу видимого пространства. Ждать пришлось недолго. Через несколько мгновений не только голоса, но и люди появились в обозримом белом пространстве. Это были настоящие люди, человеки, мужики! И одного из них Рожнов сразу же признал: над ним склонился доктор Яншин.
– Ну, что я говорил, – радостно произнёс доктор. – Не такой человек этот капитан пожарников, чтобы скопытиться! Будет жить! И, помяните моё слово, ещё нас с вами переживёт.
Услышав знакомый голос, Родион не мог сдержаться – из глаз его полились настоящие слёзы. Доктора заметили это и тоже возликовали. Ведь любой отвоёванный у смерти объект доставляет радость и сладкое чувство победы.
Глава 15
Терёшечка вёл Знатнова сквозь рощу, полную диковинных деревьев, цветов и не менее диковинных животных. Меж хвойными сосновыми колками росли иранские рододендроны, индийские кипарисы, уральский вересник. И всё это было опутано африканскими лианами. В чаще сновали не боящиеся людей полосатые еноты, чернобурые лисы и совсем неожиданно из зарослей выскочил настоящий носорог. Только меховые «пушистики» были непривычно большими в этом лесу, а носорог, наоборот, совсем маленьким, казавшимся поэтому игрушечным.
Поверить в необычайность и странную искажённость этого удивительного зазеркалья, было весьма сложно, поэтому Знатнов даже растерялся немного.
– Собственно, почему же растительность здесь не может быть другой? – задал себе вопрос Александр Викторович. – Почему те же кипарисы не могут спокойно тут произрастать, если им комфортно?
Дорога снова их вывела к водоёму внушительной величины, потому как дальний его берег проглядывался километра на два от того места, где стояли мужчина и мальчик. А по ширине из-за подступающих к самой воде джунглей и вовсе никто не смог бы определить расстояние водоёма на глаз.
Но Александра Викторовича поразило не само озеро, а возвышающаяся над поверхностью голова самого настоящего ихтиозавра. Чудовище не шевелилось. Его голова высовывалась из воды метрах в сорока от берега, но неподвижная поза заставила сомневаться Знатнова в естественном происхождении земноводного существа. Если оно живое, то почему даже не шевелится?
А если это чучело, сделанное по описаниям Лох-Несского индивида, то для кого? Ведь здешние старообрядцы никогда доселе не пускали паломников в долину и похвастаться диковиной статуей было не перед кем.
Разные супермены во все времена пытались отыскать дорогу сюда и на Алтай, однако ничего ни у кого не получалось. Искателей просто отправляли не солоно хлебавши и они пускались сочинять мемуарные байки про то, да про сё. В действительности эти байки были простыми «путевыми заметками путешественников» с фантастическим привкусом.
А действительность была очевидной, потому что мысли, услышанные Знатновым от старца Смарагда, да и сам заповедник были вовсе не анекдотами чужих про старообрядцев, мешающих жить, ведущих планету к печальному концу и пытающихся захватить власть над миром. Налицо был пример, когда человек обвиняет в своих грехах всех окружающих, кто подвернётся под руку, только не себя самого.
Но ведь Быструшкин просил привезти отсюда ключ ко входу в Шамбалу, хотя сам не знает, зачем. Что за этим кроется? Очень уж смахивает на вековое стремление к власти. Что старообрядцы, что гитлеровцы, что коммунисты – все ищут одно и то же, но при этом обвиняют во всём бесхитростных искателей приключений, которым не нужна власть над людьми, достаточно только какого ни на есть клада.
С другой стороны, в своих стремлениях к овладению потоками золота, они, возможно, случайно что-то откопали, приоткрыли завесу тайны про истинных поработителей человеческого сознания и «по секрету» передают её друг другу, обязательно страшным шёпотом и обязательно выпучив глаза. Если это так, то старообрядцев допускать к власти над планетой нельзя ни в коем случае. А как это сделать? И всё же, если у старообрядцев есть возможность овладения властью, то почему же этого до сих пор не произошло?
Тот же Быструшкин не скрывал интереса к проникновению в параллельный мир, где можно овладеть властью над этим миром, хотя к власти он относится с видимым безразличием. Или наигранным безразличием? Но тогда зачем они Знатнова в гости приглашали? В общем, скоро всё выяснится. Но сейчас полезно бы узнать о местном чудище.
Александр Викторович чуть было не спросил у Терёшечки, кто придумал такую оригинальную статую поставить прямо посреди озера. А мальчик в это время принялся по-птичьи тонко насвистывать и трещать, как сорока. Услышав это, статуя вдруг ожила, повернула голову в сторону людей, потом резво нырнула в глубину, мелькнув на прощанье чешуйчатой шкурой, украшенной по хребту чёрным кожистым опереньем.
– Так оно всё-таки живое?! – ахнул Александр Викторович. – Поразительно! Настоящее Лох-Несское чудище. И оно услышало тебя!
– Конечно, живое, – недоумённо посмотрел на литературоведа Терёшечка. – Ещё какое живое. Только никакое не Лох-Несское, а наше, Кунгурское, то есть Рипейское диво. И очень умное. А язык у него простой, выучить недолго. Зато поговорить с ним есть о чём. У нас с любым животным можно поговорить, вот только не каждое с нами хочет разговаривать.
– Это почему же? – удивился Знатнов.
– Именно поэтому! – засмеялся мальчик. – Слова ваши прозвучали сейчас, как пролившаяся обида из обескровленных уст кровно обиженного, готового любому и каждому отомстить, сломать, заставить делать неизвестно что и неизвестно зачем, но только лишь бы что-нибудь наворотить.
Человек привык считать себя центром Вселенной и пупом земли, а ведёт себя всегда настолько глупо и отвратительно, что настоящие умные животные просто-таки шарахаются, опасаясь знакомиться с «разумным» агрессором. Пускай-де, люди живут в своём, созданном ими мире, только никуда больше не суются.
Но игра в прятки человека с животным и наоборот немногим помогла в вашем мире. Ведь недаром с давних пор появилась так называемая «Красная книга», куда занесены исчезающие виды животных и созданы строжайшие запреты на уничтожение пока живых ещё, но уже вымирающих особей.
Только все запреты – бестолку. Пока человек не обрекает мудрость и не поймёт, что обязан обучиться любить не только собственное всегда голодное брюхо, а всех живых, весь мир, всю планету без исключения, – до той поры цивилизация обречена на деградацию и вымирание.
– Как ты это себе представляешь? – поднял брови Знатнов. – Что человек должен принять, понять и исполнить, чтобы стать живой частицей развивающегося мира? Или такие «понятия» не дано усвоить живущим ныне?
– Ваш мир всегда жил и живёт по понятиям, – убеждённо произнёс Терёшечка, – изобретённых теми же обитателями вашего внешнего мира, хотя и не очень честными по отношению к другим. Согласитесь, любой закон любой страны никогда не способен защитить интересы обыкновенных жителей. Законы и правила обычно сочиняются тиранами, захватившими власть и не признающими в этом мире ничего, кроме потребностей собственного брюха. Поэтому все сочинённые смертными понятия реальны для очень небольшой кучки живущих, а остальные остаются должны.
– Кому и что? – не понял Александр Викторович.
– Должны выполнять поставленные сиюсекундные задачи по работе, по духовным стремлениям, по всемирному настроению, по накоплению денег, по откладыванию на будущую жизнь – эти планы давно уже изобретены американским Всемирным правительством архантропов и никуда от них не укрыться, как ни крутись.
– Ты так об этом убеждённо говоришь, – искоса посмотрел на мальчика Знатнов. – Так уверенно, что если бы я всю жизнь не провёл в том мире, откуда и ты родом, то сразу согласился бы, что, скажем, в Москве живут одни проходимцы, всё своё существование растрачивая на борьбу не только с окружающими, но и с самим собой. Всё же интересно было бы узнать: для чего тогда существование всего окружающего нас, для чего цивилизация, этика, да и сама жизнь на этой планете – для чего?
– Хороший вопрос, – согласился мальчик. – Только позвольте мне сразу же задать встречный: что человек добивается войнами, порабощением ближних и добился ли когда-нибудь чего-то стоящего? Есть ли победитель в какой-нибудь из войн, постоянно возникающих в вашем мире?
– Видишь ли, – осторожно начал литературовед. – Наша цивилизация – очень сложная штука и ответить так прямо просто невозможно. Я не знаю, насколько ты знаком с воинскими и экономическими устремлениями различных стран уже не твоего мира, но вот мой отец, например, участвовал в Великой Отечественной. И если бы русский народ не поднялся тогда на борьбу с врагом, то Россия давно не существовала бы. Это была священная война.
– Священная? – усмехнулся Терёшечка. – Где и кто называл убийство – священным действом? Давно уже стали известны факты, что Сталин сам готовил нападение на Германию. Просто Гитлер опередил, а опоздавшему – кости! Может быть, для того времени она и была священной, только почему страна-победительница до сих пор стоит на цыпочках перед проигравшими грандиозную битву богатенькими немцами?
Ведь перед европейской валютой даже всемогущий доллар оказался бессилен. Ни одной страной Заповеди Божьи не соблюдаются, и любое нынешнее правительство продаётся и покупается. К чему же плывут такие корабли под управлением заворовавшихся пьяных штурманов?
– Хочешь сказать, что здесь стремление к власти отсутствует? – усмехнулся Знатнов. – А кем же старец Смарагд у вас является?
– Он священник, – серьёзно ответил мальчик. – Он может дать только совет, как поступить в том или ином случае, но ни требовать, ни заставлять не может и не хочет. Если человек учится с малых лет не драться, не красть, не делать подлости, не продаваться за дырку от бублика, не дёргать девочек за косички, то развитие сознания идёт по совершенно иному пути.
Недаром Всевышний послал Сына принять смерть на Кресте. Ведь Крест – очищение от тьмы. Сын Божий позволил распять Себя на изобретённом человеческой злобою древе ненависти, свирепости и жестокосердия. Но бывшее орудие страшного убийства перерождается в единственную опору для помощи человеку во всех его начинаниях, исканиях, заблуждениях. Более того, становится не просто опорой, а защитой от агрессивных тёмных сил.
Этот мир до Распятия был клоакой дикарей. А теперь, живущий без Креста, – богоотступник и проклятый, выбравший сам себе наказание и смерть. Не только земляне сотворены Всевышним, но все сотворены из одного и того же – света и тени. Просто любой из нас, сотворённый по образу и подобию, волен принимать или же отвергать предлагаемый путь, проходя по которому воспитывается душа человека.
«Я уже не называю вас рабами, – говорит Спаситель, – ибо раб не знает, что делает господин его. Но Я назвал вас друзьями, потому что сказал и исполнил всё, что слышал от Отца Моего. Вы друзья Мои, если исполните то, что Я заповедую вам».[47]47
Евангелие (i Иоанн. 11,2).
[Закрыть]
– Ты запомнил это наизусть? – удивился Знатнов.
– И не только Евангелие, – улыбнулся Терёшечка. – Один из старцев говорил, мол, воистину безмерна любовь Божия к нам, воссиявшая со Креста Христова! Велик и необъятен Крест Христов! Невозможно постичь ширину и длину его, глубину и высоту.[48]48
«Уроки и примеры Христианской веры», прот. Гр. Дьяченко.
[Закрыть] Так вот. Мама в детстве не раз водила меня в Третьяковку, но из всего бесчисленного множества полотен мне запомнилась только одна картина, написанная Игорем Чашником, художником Серебряного века. Я не помню, как называется картина, кажется «Супрематизм», помню только, что живописец изобразил модерновый крест, соединяющий собой подземные и небесные царства. Не пойму, что такое супрематизм и не стараюсь понять. Просто я назвал эту картину «Воскрешение Креста». Согласитесь, что образ приходит художнику, поэту, музыканту из потустороннего мира. У творческих людей с Зазеркальем просто связь очень короткая, вот они и создают то, что-либо приснилось, либо пришло в озарении, либо свалилось ниоткуда. Я был в коме и видел Зазеркалье, видел тот мир…
Терёшечка запнулся, но быстро справился с замешательством. Всё же Знатнов после такого признания как-то странно посмотрел на мальчика, и это не укрылось от него. Он остановился, откашлялся и упрямо продолжил:
– Да, мне пришлось побывать в потустороннем мире, но никакого светлого коридора в кромешной тьме я не видел. Там светло, это правда. Но свет совсем необыкновенный. Он представляется в виде пятен, полосок и кругов радужного цвета. Тени есть, но они там совсем не такие свирепые, как у нас. Неудивительно, что ангелы, пришедшие к нам оттуда, задыхаются и ничего не видят. Наш мир тёмен, мрачен, неприютен. Тамошним насельникам плохо у нас, только они всё равно приходят, стараясь помогать людям в силу своих возможностей. Просто смысл жизни у них состоит в помощи людям. А у нас ангелов не любят. Любой человек сразу же поинтересуется, к какой партии принадлежит пришедший из параллельного мира, кого готов убить по заказу, способен ли безоговорочно слушаться и отвалить кучу денег за то, что ему разрешают гулять по миру. Поэтому меж людьми и ангелами сразу же возникает непонимание. Больше того, происходит неприятие, и люди ударяются в материализм, а ангелы позволяют демонам тешиться над безумным народом. Но для любого человека учиться жизни никогда не поздно. Я вот ни за что уже не вернусь в тот мир, где родился и потерял много времени. В нашем царстве живёт много потомков космических пришельцев. Об этом также догадывалась моя мама, но она пока ещё сюда не приехала, хотя я жду её. Вы, вероятно, у нас не останетесь и если передадите для неё в Москве письмо – буду очень благодарен.
– Письмо? – пожал плечами Знатнов. – Конечно, передам, мне не трудно. Только сначала расскажи, как вы живёте, как выглядят потомки «космических негодяев», какие у вас государственные принципы? Может быть, я действительно чего-то не знаю или не понимаю, так объясни мне. Если каждому никогда не поздно переучиваться, становиться на другой путь развития, то почему бы и нет? Ведь не получается только у того, кто ничего не делает. А я не прочь понять вашу жизнь, и чем вы своим царством другому миру мешаете? Не секрет, что к вам дорогу ищут разные люди, в разные века, да всё никак ни у кого почему-то не получалось. Интересно, почему?
– Потому что люди с нехорошими мыслями, с недобрыми намерениями к нам старались проникнуть. Проникнуть вовсе не для постижения радости и любви, чисто человеческих чувств, а чтобы чего-нибудь отнять, то есть экспроприировать сделанное другими руками и придуманное другими людьми.
– А я? – дерзко рассмеялся Александр Викторович. – Вдруг и я с недобрыми намерениями? Никто не может знать, с какими мыслями я к вам пожаловал. Что если с нехорошими?
– Екклесиаст знает, – убеждённо сказал Терёшечка. – Иначе тебя не взяли бы на молебен. Иначе не смог бы ты помочь старцам справиться со спутником-агрессором. Ведь позапрошлой ночью вы уничтожили космический спутник, готовый послать команду огневого удара российским ракетным базам по Америке.
– Откуда ты знаешь?
– Я же говорю, здесь люди иначе развиваются, по другим законам живут, своеобразно мыслят – снисходительно улыбнулся Терёшечка. – Чем это плохо? Человеческие мысли трудно сохранить в голове в первозданном виде, а, значит, каждый из живых существ более-менее прозрачен для староверов, чем староверы для чужих.
– Постой-ка, – нахмурился Знатнов и даже остановился. – Значит, ты можешь прочитать о чём я думаю?
– Я пока ещё не очень, а вот у старцев это великолепно получается.
При этих словах лицо Александра Викторовича омрачилось, даже немного вытянулось. Чистосердечное признание мальчика смутило Знатнова. Но что дальше делать с этим признанием?
Они отошли от озера, где жил ихтиозавр, довольно на порядочное расстояние и теперь стояли посреди дороги, по одну сторону от которой раскинулись делянки с овощами, перемежаемые посадками фруктовых деревьев, а по другую – поле, засеянное пшеницей. В этом месте горное ущелье было довольно широким, но пахотные угодья мирно соседствовали с дикими кунгурскими джунглями и обширным водоёмом. Оставалось неясным, как всё-таки такое не маленькое место до сих пор не обнаружили хотя бы с воздуха? Но, похоже, Знатнова сейчас интересовало совсем другое.
– Хорошо, – кивнул он. – Пусть так. Если я допущен сюда, к тому же приглашён пожить какое-то время, значит, не всё ещё потеряно?
– Ничего, никогда не бывает неисправным и неисправимым, – затараторил Терёшечка. – Человек – на то и человек, чтобы находить свой путь среди ошибок, рогаток, соблазнительных ям и всяких там вражьих ухищрений.
– Постой-ка, – опять остановился Знатнов. – Выходит, враги всё-таки имеются? Почему же вы уклоняетесь от сражения и вместо того, чтобы сразиться в честном бою, зарылись в норы?
– Я уже объяснял вам, – нетерпеливо махнул рукой мальчик. – Никогда, ни в одной войне нет, не было и не будет победителей. Человек, срываясь на силовое тираническое самоутверждение, мигом теряет наш путь. Только потерять-то легко, а вот найти, отыскать, понять, распробовать – это дано не каждому. Всё равно как кружка глиняная: упала, разбилась, и ничем ты её не склеишь. Если даже склеишь, то всё равно разбитая посуда долго не прослужит. Так и характер человека – живущий в том мире, понимающий и принимающий его, у нас долго не протянет. Либо сам удерёт, либо нашу жизнь разрушить постарается. Я ведь тоже пытался самоутвердиться здесь, совсем не понимая сущности этого мира. Кажется, мы на одной планете, в одной атмосфере живём, а живём-то совсем по-разному. Вспомните, есть ли на земле место или государство какое, где соблюдают Законы Божьи?! Сам Вседержитель старается показать человеку его могущество и не чинить бездумные пакости. Человек же утверждает везде и всюду, что он-де царь над всем видимым и невидимым. Любой из нас не знает такой простой вещи, что сотворён не просто из глины и духа, а из Света, Тени и Любви.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.