Текст книги "Империя полураспада"

Проанализировать случившееся, конечно, надо бы, но в другой раз. Сейчас перед ними стояла задача поважнее. Тем более, рядом была девушка. Девушка! Он тоже помнил её с той самой первой встречи, когда Ксюша штурмовала награждённых медалями пожарников в роли ярой журналистки. Надо же, Москва действительно тесна. Или чему положено сбыться, того никак не избежать?

Родион чуть приоткрыл веки. Антон Сергеевич сидел, насупившись, а вот Ксюша! Ксюша в упор разглядывала его. Родион снова сомкнул веки. Кажется, не заметила, что он на секунду приоткрывал глаза. Ведь действительно, красивая девчонка.

– Так мы будем всё-таки выключать Ретранслятор или продолжим размышлять о будущем планеты? – жёсткие нотки в голосе Ксюши вернули пожарников к действительности.

– И правда, чё это мы? – проворчал подполковник. – Просто наваждение какое-то.

– Глубинное, то есть высотное опьянение, – резюмировал Рожнов. – Всё, дебатам и всяким размышлениям конец, идём дальше.

Его спутники не стали возражать, но снова надевать кислородные маски ужасно не хотелось. Однако, чёрно-белые клубы дыма всё так же ползли снизу, и лишь межлестничный пятачок, где отдыхали несколько минут пожарники со своим проводником, продувался откуда-то сбоку сохранившейся ещё вентиляцией.

– Кстати, – вспомнила Ксюша. – Недавно возле телебашни построили автозаправку. Ведь рвануть может.

– Да о чём ты?! – оборвал её Родион. – Ещё скажи, что к горящему зданию нельзя подходить близко, а на всякий случай надо держаться подальше. Здесь, на первом этаже, собрались известные господа, которые делают вид, что решают проблему пожара на государственном уровне, а толку – чуть.

У каждого пожарника как минимум два начальника. Над ними – по четыре куратора, над каждым куратором ещё по два проверяющих. А над этими – ещё по три исполнительных руководителя. И сколько всего начальников приходится на бедолагу-пожарного? Не сосчитать. Одно можно сказать, при таком количестве начальства ничего не получится. Да и может ли, когда под ногами путаются высокопоставленные начальники? Хорошо, хоть нас ребята из Летно-Испытательного Института классными защитными комбинезонами обеспечили. Без этого мы бы уже поджарились.

– Рано ещё о похоронах судачить, – проворчал Наливайко. – Надо решать, что дальше делать.

– Дальше, – Ксюша показала на дверь лифта, – нам не мешало бы по шахте подняться. Она практически до самого верха. Там, конечно, тоже дыму полно, но пока есть кислородные маски, мы, думаю, не задохнёмся.

– Хорошо, – согласился подполковник. Он полез в свою видавшую виды сумку и достал металлический пенал. Затем прошёл по коридору в фойе, где выстроились в ряд несколько лифтовых дверей. Потом плотно прикрепил пенал к двери, обозначенной на плане, как центральная грузовая.

– А сейчас все – на лестницу! – скомандовал он. – Это импульсная граната. Рванёт так, что мало не покажется.

Повторять не пришлось, Наливайко нажал дистанционный пульт, и в коридоре грохнул взрыв. Оттуда даже вылетел клубок пламени, но огнеупорные комбинезоны спасли троицу от полыхнувшего сгустка.

– Надо же, я и не знала, что пожарники пользуются направленными взрывами, – глаза у Ксюши блестели. На неё взрыв произвёл впечатление.

– Я-то что, – подполковник кивнул на Родиона. – Вот он действительно у нас специалист.

– Ну что, идём, – Рожнов подошёл к образовавшейся дыре, открывающей доступ в шахту, включил прикреплённый ко лбу фонарь и заглянул в чёрный вертикальный коридор. Как ни странно, он был свободен от ядовитого дыма, вероятно потому, что основное пламя распространялось по боковым, спрятанным в фидеры, воспламеняющимся кабелям.

– Здесь, сбоку, должен быть настенный трап, – Ксения ткнула рукой в проём.

Лестница только в этой шахте, по которой можно пробраться в шпиль. Там как раз и передатчики. Только бы не задохнуться.

– Задыхаться нам нельзя ни в коем случае, ведь Ретранслятор из-за неполадок в системе уже несколько часов посылает в космос самопроизвольные сигналы, – сказал Наливайко. – Поэтому мы и здесь. Если импульсы автоматическими станциями будут восприняты ненормально, то Третья Мировая просто-таки неизбежна. Такая система заложена во многих аналогичных Ретрансляторах, но из строя вышел только наш. Команда к действию никогда не должна быть использована роботами произвольно, даже не должна теоретически и всё же… Ведь не мог этот Ретранслятор сам по себе ожить и принять на себя руководство жизнью планеты? Не мог. А он ожил! Мистика какая-то. Но вполне вероятно, что этой мистикой управляет какой-то кукловод. Тут же возникает вопрос: зачем этому кукловоду нужна гибель планеты? Если вспыхнет Третья Мировая, то живых, практически, никого на планете не останется. В общем, пошли, не будем терять время.

Возражать Антону Сергеевичу никто не стал, и трое спасителей человечества принялись подниматься по внутренней пожарной лестнице. Один раз девушка чуть было не сорвалась. Родион, поднимающийся за ней, успел вовремя подставить плечо. Подъём по пожарной лестнице отнял гораздо больше времени, но всё-таки команда забралась ещё на одну площадку, где к стенам были прикреплены множество ящиков.

– Ух ты, – присвистнул Антон Сергеевич. – Как же нам разобраться в этих железных коробочках, шкафчиках, бочонках, пеналах? И почти на каждом лампочки мигают. Родион, я недаром согласился с тобой сюда отправиться, только здесь я смогу быть не более чем помощником или подмастерьем. Сейчас вся надежда на тебя. Ты – единственный универсальный специалист по спутниковой и наземной электронике. Давай, капитан, именно на тебя планета смотрит.

– Мне кажется, это действительно то самое место, где должен быть Ретранслятор, – показала Ксюша на множество металлических коробок. – Только надо угадать какую открыть. Установка дополнительной аппаратуры проводилась постоянно, в том числе и передающих станций, поэтому, возможно, нам надо будет подняться выше. Меня иногда сюда пускали, а вот деда практически нет. Но я в электронике смыслю не больше вашего, Антон Сергеевич. Всё-таки я считаю, что прибор где-то здесь. Интуиция.

Оба они выжидательно уставились на Рожнова. Он примостился на один небольшой кубический ящик и начал внимательно осматривать тесное, но плотно набитое приборами помещение. Некоторые были выполнены в виде настенных аптечек и стройными рядами гнездились по всей окружности башни. Другие же группами, «по интересам», разместились на бетонном полу. Не загромождёнными оставались только два прохода между шкафами.

В середине площадки под своеобразными металлическими полосами лежал ещё один короб, торцом выглядывающий прямо за прорубленную стену шпиля. Родион обратил на это особое внимание. Он выглянул в маленькое слуховое окошко и даже присвистнул.

– Да его искать уже не надо, вот он, – Рожнов указал на длинный ящик. – Я выглянул в окно и увидел на торце этого ящичка классные параболические антенны. Это точно он, потому что для связи с космосом нужны особые силы от робота. Тем более, что здесь только один ящик вылезает всем корпусом за стену, в специальную оконную нишу.

– Ты не ошибаешься? – засомневался подполковник. – Нам ведь ошибаться нельзя, ты же знаешь.

– Тогда ищи сам, – огрызнулся Родион. – Я тебя хоть раз подводил?

– Интуиция твоя точно не подводила, а вот про тебя не совсем лицеприятные вещи известны.

– Ну, ну. Выкладывай!

– Мужики, хватит лаяться, – прикрикнула на них Ксения. – Опять не ко времени затеяли. Вы что, не можете свои «разборки полётов» отнести на потом, вояки? Лучше подумайте, как открыть этот железный гроб? Тем более, корпус состоит из столистовой стали. Это так, кажется, называется?

– Всё-то ты знаешь, – Наливайко был явно задет беспардонным вмешательством Ксении.

Затем он полез в свою сумку и вытащил миниатюрную болгарку.[13]13
  Болгарка – металлорежущий инструмент.


[Закрыть]

– Мой алмазный диск всё, что угодно, перепилит.

Пока мужчины вскрывали ящик, Ксюша тоже выглянула в слуховую щель.

Действительно, на торце ящика, выглядывающего наружу, были смонтированы несколько параболических антенн, которые чётко выделялись в свете ночных прожекторов. Странно, казалось, только недавно было ещё светло. Время-то как бежит!..

Вдруг она заметила, что из центра одной из антенн вылетел шарик, похожий на шаровую молнию. Шарик умчался вверх, а посредине сетчатой тарелки стал вырастать ещё один. Шарик возник размером с горошину, постепенно рос, а, выросши до крупного грецкого ореха, оторвался от антенны и помчался в космос.

– Гляньте-ка, – позвала она мужчин. – Этот железный гроб вовсю старается, как бы нам не опоздать. Тут какая-то необычная форма передачи сигнала. Он, похоже, посылает космической станции аккумулированную мощную энергию. Я нигде такого не видела.

– Успеем. Должны успеть! – Родион снова выглянул в окно. – Я тоже незнаком с такой передачей энергии, но, думаю, разберусь. Хотя с чего начинать деактивацию, я ещё не знаю. Сначала ящик надо бы вскрыть окончательно.

Мужчины возились со взломом ретрансляционного сейфа около часа, но, наконец, всё-таки вскрыли. Под крышкой оказалось множество датчиков, соединённых меж собой разноцветными проводами. Но самое интересное, в центре ящика красовался электрический таймер, отсчитывающий время назад, а рядом с ним вмонтирован был какой-то чёрный куб небольшого размера с окошком, мерцающим плазмой. Часовой показатель был на нулях, минутный показывал десять минут, а секундный работал до того усердно, что могло показаться, таймер отсчитывает время даже быстрее, чем положено.

Мужчины присели около прибора, а Наливайко даже присвистнул.

– Что-нибудь не так? – встревожилась Ксения.

– Всё так, но времени слишком мало, – проворчал Родион. – Что ж, не всё ещё потеряно, надо успеть.

– Это что, мина замедленного действия? – не отставала девушка.

– Может быть, может быть. Откуда нам знать, мы – пожарные, а не профессиональные электронщики и не минёры. Если моих дополнительных знаний хватит, то разрядим эту мину, а если нет…

– То?! – насторожилась Ксения.

– Давай рассчитывать на лучшее, – поднял на неё глаза Родион. – Всё равно под руками у Антона лучших специалистов не было, а искать некогда. Ведь ты точно также попала к нам в экскурсоводы.

– Может, прорубить отверстие в стене и спилить антенны? – предложила Ксения.

– Откуда у женщины столько мудрых мыслей в голове? – пожал плечами Родион. – Антенны, конечно, можно спилить, а ты гарантируешь, что эта хреновина не сработает, как хорошая бомба. Недаром ящик такой большой. Ведь если отсюда ведётся управление полётом военных спутников, то ящик явно принадлежит Мытищенскому Центру Управления и Слежения. А там очень крутолобые и тупоумные ребята. Они даром такую вещь конструировать не будут. Здесь обязательно имеется самая сложная защита, плюс автономное питание. Выходит, постороннее проникновение внутрь практически невозможно. Во-первых, чтобы избавить внутренности секретного агрегата от любопытных, во-вторых, такие приборы всегда живут на грани самоуничтожения. Тем более, сгустки энергии, которые ящик посылает в космос, аккумулируются наверняка на каком-то одном спутнике. Идёт накопление. Когда энергии накопится достаточно, автоматически будет отдана команда ракетного залпа земным ракетным объектам. Это как пить дать. А ракет на боевом взводе в России хватает.

Пока Рожнов высказывал деловые соображения, подполковник своим электронным датчиком присоединялся к каждому проводу, как бы прозванивая.

– Есть! – наконец отозвался он. – Нашёл! А ты, Родион, попал в десятку. Я знаю ребят из мытищинской команды. Именно там создавали чемоданчик с кнопкой для президента. И у них в военном ведомстве вторая контрольная кнопка. Нашего президента тоже кто-то обязан контролировать – вдруг ему самому вздумается в войну поиграть. Недаром пару автомашин этой команды я заметил внизу. Если живыми вылезем, придётся разборку устроить, ведь они ничего не сказали про этот гроб. И почему он самостоятельно активировался? Дай-ка пассатижи.

– Ты не беги впереди паровоза, – одёрнул его Рожнов. – Недавно сам признавался, что не соображаешь в электронике, тем более в бомбах, а тут отличиться захотелось. Между прочим, нам с Ксюшей из-за твоих амбиций жертвовать жизнями вовсе не хочется. Правда, красавица.

– Правда, правда, – нетерпеливо кивнула Ксюша. – Только нельзя ли побыстрее? На таймере осталось всего шесть минут.

– Знаешь, чтобы ошибиться и одной десятой доли секунды хватит. А чтобы отключить гроб от Апокалипсиса шести минут достаточно. Даже ещё и останется. Эй, эй, – закричал Рожнов на подполковника, когда тот между делом попытался подцепить ножом прозрачную пластинку кубического ящичка, мерцающего плазмой. – У тебя точно крыша поехала? Знаешь ведь, нам ошибаться нельзя. Пошёл вон.

Наливайко сконфузился как первоклашка, но возражать не стал и отошёл от агрегата подальше, чтоб не поддаваться соблазну пошарить в его внутренностях. А Родион, меж тем, стал подключать к пучку разноцветных проводов Ретранслятора вынутый из подсумка прибор.

– Так, какой ты провод своим датчиком определил? – спросил он у подполковника.

– Вот этот, зелёный, – указал Наливайко.

– Здесь-то мы бы и взлетели! Как пить дать.

– Подожди, а ты сам не ошибаешься?

– Я тебе сказал: пошёл вон! – снова заорал Родион на начальника. – Ты русский язык понимаешь?!

На какое-то время площадку посетила относительная тишина, иногда разрываемая доносившимся снизу гулом. Рожнов осторожно заголил восемь проводов из целого пучка и прицепил к ним столько же карабинчиков, подсоединённых к его прибору.

– Это моё последнее изобретение, – пояснил он Ксюше, слегка щёлкнув пальцами по прибору. – Жаль, что испытательный полигон у нас слишком большой – вся планета. Но тут уж ничего не поделаешь. Придётся проверять мои знания без подготовки.

Глава 6

День под сибирским солнцем проходил тихо, неспешно и обыденно. Знатнов рвался ещё погулять по Аркаиму, но путаться без дела под ногами у археологов не хотелось. Да и сам Быструшкин, вернувшись с разработок, предупредил Александра Викторовича на всякий случай:

– Вы не вздумайте в Аркаим прогуляться. Сейчас там делать нечего. Да и Владыка вам запретил.

– Мы опять на «вы»? – не пропустил возможности поддеть собеседника Знатнов.

– Ах, да. Прошу прощения, – смутился тот. – Забыл.

– Ладно, ерунда, – смилостивился Александр Викторович. – Я, например, пропуская через свой кабинет в день по тысяче посетителей, не сразу могу перейти на «ты». Христос тоже всех на «ты» называл. Так что это не существенно. Лучше просветите меня, что в цитадели делается? Кто тот старец, встретивший нас? Что за пирамида из черепов, а рядом другая, как в Египте, но миниатюрная и облицована белой плиткой? Эти вопросы меня сейчас больше всего занимают.

– Ну, что ж, – поскрёб макушку Константин Константинович. – Пойдём, обед моим молодцам готовить, заодно и поговорим. Только сначала на Сынташту сходим, вдруг на закидушку ночью что поймалось.

Они отправились к реке, где чуть выше по течению у археологов было прикормленное рыбье место. Путь по берегу в зарослях осота, пустырника, росянки и ещё тысячи трав не представлял трудностей, потому что археологи уже успели протоптать удобную стёжку. Другое дело, что покосить траву не мешало бы, да некому и незачем. Стада диких степных джейранов не показывались сюда, скорее всего, потому, что пойменная река была много севернее вольных Казахстанских степей, а таёжные Уральские изюбри, лоси и прочие травоядные игнорировали эти места из-за того, что слишком уж мало здесь деревьев. Даже чтобы поточить развесистые рога – нужного ствола сразу-то и не найти, а это вовсе не жизнь в перелесках и разнотравье.

Мужчины добрались до рыбного места и принялись проверять поставленные с вечера мережи, вентеря и закидушки. Рыбы набралось довольно много. Попалась вместе со всеми пара хороших тайменей.

– Александр, – окликнул спутника Быструшкин. – Вытряхивай из мерёжек мелочь обратно в реку, ей ещё жить да жить. А вот этих и этих, – указал он на более солидную рыбу, – возьмём добычей. От того, что посылает Всевышний, отказываться никогда нельзя, иначе никаких посылов больше не будет. Я правильно мыслю?

– Более чем, – кивнул Знатнов.

Нагрузив прорезиненные рюкзаки рыбой, мужчины отправились назад.

– Надо же, – размышлял вслух Знатнов, – речушка, вроде бы, никудышная, а в ней таймени водятся!

– У нас на Урале, Александр Викторович, и не такое встречается. Благо от этих краёв люди во все века шарахались, как от мест гиблых и жухлых. Потому-то Аркаим и дожил до наших дней незатронутым. А в девяностом, шутка ли, за малым не потопили Аркаим! Кому-то было надо – нет столицы, значит, и государства Десяти Городов никогда не бывало. Выдумки всё! А нет Божия пристанища на земле, значит, нет ни Бога, ни дьявола. Значит, надо жить в удовольствие, молиться удовольствию за предоставленное удовольствие. Я понятно выражаюсь?

– Даже очень, – кивнул Александр Викторович.

Впереди показался лагерь. Знатнов с Быструшкиным, дойдя до временного пристанища археологов, принялись хозяйничать на походной кухне. Когда над костром уже готовилась к созреванию двойная уха в большом котелке, мужчины вернулись к интересующему их разговору. Вернее, больше всего заинтересован в этом был Знатнов, потому как не мог понять своего участия в благом деле восстановления самого первого царства на земле, которое и царством-то назвать можно было с большой натяжкой.

– Константин Константинович, – закинул удочку Александр Викторович. – А не расскажете ли вы мне сначала о пирамиде из черепов, о возвышающемся над ней кресте и о разных магических символах у основания?

– Отчего же, – кивнул Быструшкин. – Теперь самое время. Смарагд сейчас молится, и мешать ему не надо. Впрочем, молится и тот старец, которого ты видел в цитадели Аркаима.

– А он кто?

– Ох, и любопытен же ты, Александр Викторович, – лукаво улыбнулся Быструшкин. – Однако, это ничего. Ведь сказано: «…Ищите и обрящете, стучите и отверзется вам». Значит, любопытничать тоже иногда не грех. Старец этот, что в Аркаиме, приходит так же, как Смарагд. Только он совсем не нуждается в нас, а вот мы нуждаемся в его помощи.

Я подозреваю, что он – наш Екклесиаст, то есть Проповедник, во власти которого многие энергии сей планеты. А это несёт с собой и многие возможности. Помнишь могучую фразу из Евангелия: что невозможно человеку – возможно Богу? Так вот. Всевышний наделил старца такими возможностями. Не знаю, насколько они велики, но очень велики.

Старец даже бесед с нами никаких не проводит и не будет, судя по всему.

Наверное, он верен словам Иисуса: «Судите Меня по делам Моим».

– Но тот, кто учится, не размышляя, всегда впадает в заблуждение, – возразил Знатнов. – А тот, кто, обращаясь к старому, способен открывать новое, достоин сам быть учителем. Ведь научить жить, научить совершать правильные поступки – это тоже дела! – добавил Знатнов.

– Ещё какие, – согласился Константин Константинович. – Только слова – одно, а поступки – совсем другое. Ведь Христос никогда не учил апостолов, мол, надо лечить людей так-то и так-то. Он просто показывал. Показывал, какую силу может дать Всевышний по вере твоей.

Христос показал, каких путей следует придерживаться, однако, шестая Заповедь Божья провозглашает: «Не убий». А скольких супостатов и басурман перебил твой ангел хранитель Благоверный князь Александр Невский? Но спас Россию вовсе не битвами, не убийством, даже не мордобитием. Он сорок лет прожил в Орде, освободив тем самым Русь от Батыевых нашествий, за что был посвящён сразу в схимнический постриг за неделю до кончины.

Так что навсегда запомни слова апостола Павла: «Всё мне позволительно, да не всё полезно». Исключительная Благодать даётся немногим, потому что немногие достойны такого дара. Теперь понятно, почему не надо сейчас мешать молению старцев? Что же касается черепов…

– Погоди, – перебил его Александр Викторович. – Исключительная Благодать исключает исключение, так что можно долго на теологические темы словоблудствовать. Расскажи лучше про вашего пресноводного осьминога.

Только не говори, что такого в пруду нет, и не было.

– Какой осьминог? – насторожился Константин Константинович.

– У вас в Аркаиме на полпути к цитадели есть пруд. Так?

– Так.

– Пресноводный?

– Да.

– Значит, никаких морских тварей там водиться не должно! А на нас со старцем по дороге напал настоящий осьминог! Он Смарагда живо утащил бы на обед, если б не я.

– Так вы с Кешей познакомились? – захохотал Быструшкин. – Нам его амурские рыбаки в подарок привезли. А отловили как раз в устье Амура. Он там кету себе на ужин ловил и пресной водой опохмелялся. Познакомились, значит?

– Послушай! – выпучил глаза Знатнов. – Он у вас ручной, что ли?

– Самый добрый, игривый и шутливый осьминог на свете! – подтвердил Константин Константинович. – Мы сначала не знали, что с ним делать, потом кто-то предложил выпустить малыша в наш пруд. Наверное, живя в Амуре, он уже здорово начал привыкать к речной воде, потому что быстро освоился в пресноводии, даже расти начал.

– Расти? Так он ещё молодой?

– Конечно, – терпеливо пояснил астроархеолог. – А дети, какой бы они породы не были, всегда игривые существа.

– Знаете, я, кажется, убил вашего игривого осьминога, – Знатнов исподлобья взглянул в глаза Быструшкину. – Понимаете, ваш Кеша напал на старца, обхватил его ноги двумя щупальцами и пытался утащить под воду. Хорошо я подоспел и угостил его оглоблей, валяющейся на берегу. Подумал, что рогатый рогатку нам приготовил.

– Эх, я дурак! – всплеснул руками Быструшкин. – Надо обязательно было предупредить вас, рассказать хотя бы, что Кеша совсем не дикий, а добрый воспитанный пресноводный осьминог. К тому же, умный до опупения. Так говорите, побили его оглоблей?

– Мне кажется – намного хуже. Я его постарался проткнуть оглоблей.

– Да уж, оглобля – оружие русского мужика, а оружием пролетариев не пользовались?

– Нет, камнями мы в него не кидались. Некогда было. Он и так на поверхности плавал совсем без движения, и огромное количество чёрной крови потерял. Но когда назад возвращались, осьминога на поверхности уже не было.

– Вот это хорошая новость, – поднял вверх указательный палец Быструшкин. – Выпустил чернильную бомбу, а как появилась возможность, сразу слинял.

– Так я его не убил?

– Навряд ли, – успокоил археолог Александра Викторовича. – Кешу обыкновенной оглоблей не проткнёшь. Просто он очень испугался и, как взаправдашний осьминог, выбросил чернильное пятно, чтобы замутить воду перед носом нападающего.

– Это ему удалось.

– Вот и славно, – кивнул Быструшкин. – Если бы вы умудрились его укокошить, то тело так и плавало бы на поверхности. Далее, мои рабочие по утрам закармливают Кешу отборной рыбой, и если бы с ним что случилось, давно прибежали бы. Более того, ему в последнее время очень понравился таймень горячего копчения, поэтому мужики стараются баловать ребёнка рыбкой. Одно здесь плохо. Вам обоим возле пруда придётся ходить с некоторой осторожностью. Кеша злопамятен и не прощает обиды. А память на лица у него преотличнейшая.

– Откуда ж нам было знать, что Кеша у вас дрессированный? – проворчал Знатнов. – Мы и так, возвращаясь, обошли пруд. Думали, больше ходить мимо осминогова жилища не придётся, но тот старец в цитадели просил помочь. Дескать, после Вечерней службы в храм прийти надобно. Мы-то здесь причём? Какую мы, грешные, старцам помощь можем оказать? Я согласен насчёт вас, человека отдающего всего себя на восстановление Аркаима. Но каким образом я в вашу команду загремел? Ведь вызов от вас пришёл прямо на мой домашний адрес. Откуда я стал вам известен, и как вы меня нашли, мне до сих пор непонятно.

– Всё это такие мелочи, Александр, что не стоит им уделять особого внимания, – отмахнулся археолог. – Достаточно будет, если узнаешь, что ты попал в избранные. Кем и по каким принципам делается отбор, спросишь в Небесной канцелярии, когда предстанешь. Моё дело было вызвать избранного сюда, что я и сделал. Более того, по секрету сообщу, что и молодого президента нашего придётся вызывать. Вот только не знаю, когда. Во всяком случае, сейчас он здесь совершенно не нужен. Он даже в царстве своём пока разобраться не может. Тоже мне, пастух необъезженных баранов.

Быструшкин на секунду замолчал, потом коротко взглянул на собеседника:

– Ну, так как? Рассказывать тебе о черепах, или уже хотение пропало? Я не обижусь, ежели что…

– Нет, нет, – спохватился Знатнов. – Я с удовольствием запишусь в ваш Лекторий, если примете.

– Легко. Ну, так вот, – Константин Константинович сделал уместную театральную паузу. – С очень древних времён в Китае черепаху называли Чёрным воином.

Китай находится от нас южнее, как ты знаешь, и там она была всегда символом севера и космологического сотворения мира. Даже Лао-Цзы это отмечал. В Китае, как и в стране Десяти Городов, черепаху ставили в основание погребальных памятников. Назвать кого-нибудь у них в стране черепахой – это просто смертельное оскорбление.

– Так. Значит, пирамида из черепов – погребальный памятник?

– Конечно, – удивился вопросу Быструшкин. – Это же всем известно. В пирамиде присутствуют черепа самых выдающихся людей страны Десяти Городов.

– С тех ещё времён?! Настоящие?! – пытался уточнить Знатнов.

– Настоящие, – подтвердил Константин Константинович. – Только они в помещении цитадели свалены были, а мы по описанию, сложили именно в том месте, где они раньше находились. И крест тот же. Не знаю, право, откуда он взялся здесь за пять тысяч лет до Рождества Христова, но петли времени разыгрывают с нами чудные штуки, я так думаю. А, может быть, и ошибаюсь. На Тибете черепаху называют Алаг Мэлхий. Это значит – хитрая черепаха. И почти в каждой стране её панцирь служил гранью между жизнью и смертью. Кстати, заметил, что панцирь черепахи опутан змеиной шкурой? Это древний космологический символ сотворения мира. Вот так.

– Поразительно! – только и смог выговорить Знатнов. – А остальные животные?

– Сейчас и до других доберёмся. Значит, черепаха у нас находится с северной стороны, а с южной, по-моему, Богал.

– Кто? – не понял Знатнов.

– Иркуйем-Богал – царь медведей.

– Медведь там с восточной стороны, – поправил Александр Викторович.

– Ах, да. Но Иркуйем-Богал – исключительно Сибирский медвежий царь. О, это удивительная история! Разве на Москве ничего про сибирских медведей неизвестно?

– Пока нет, – пожал плечами Знатнов. – Но я готов ликвидировать свою безграмотность.

– Договорились, – кивнул Константин Константинович. – Значит так. Здесь Богала никогда не называли общеизвестным именем, хотя имён было много. Например, Хозяин, Потапыч, Косматый, Дремучий, Грязный, но не Медведь.

– Почему?

– Потому что запросто можно беду накликать. Здесь его всегда боялись, уважали, да и сейчас так же относятся. Иркуйема никогда нельзя определить однозначно. Скажем, злопамятен, но труслив, как заяц; свиреп, как лев; зол, как волк; хитёр, как лиса. Скорее всего, в медведе сочетаются все эти качества: добродушие, обжорство, ярость, богатырская сила, неуклюжесть, лень и всю эту палитру венчает звериная нежность. Каково?

– Фантастика!

– Вот те и фантастика, – улыбнулся Константин Константинович. – Поэтому медведя в Сибири всегда считали оборотнем, и если какая-то женщина объявляла, что родила от медведя – ей верили. Только младенцу всю жизнь приходилось отдуваться за разгульную мамашу и привыкать к одиночеству. Но ни мать, ни ребёнка особо не трогали, боялись. Так. Теперь, вроде бы добрались до юга.

– Там – выточенный из огромного оникса Грифон, – подсказал Александр Викторович.

– Грифон, грифон, – хмыкнул археолог. – Такой своеобразный крылатый сфинкс с туловищем льва и головой орла. Признаться, для меня самого странно, как оказался здесь грифон? Может, действует стандарт мышления? Если грифон или сфинкс, значит, обязательно Египет. Но почему? Ведь в том же Египте и Греции существует предание, что грифоны живут где-то на крайнем севере, в стране гипербореев. А занятие у них только одно: охранять золото богов от одноглазых великанов аримаспов. Больше я, к сожалению, о грифонах ничего не слыхал. Но существуют артефакты, что народ по всему земному шарику расселялся именно отсюда. То есть, наши праотцы жили в Аркаиме. Правда, мало пока известно о действительных переселенцах.

– Но и этого более чем достаточно, – успокоил его Знатнов.

– Правда? Ну, тогда приступим к западу.

– Там из красного камня птица Сирин, – напомнил Александр Викторович.

– А тебя эти символы у подножия пирамиды не на шутку заинтересовали, – снова улыбнулся Быструшкин. – Сирин, говоришь? Сириным эта птица зовётся где-нибудь в Греции или Словении, а здесь, в России, – Макошь. Это чисто сибирское имя, и нигде больше не услышишь. Птица с головой девушки! О, эта птичка многим помогла с ума сойти. В Греции где-то ютятся их сестрёнки – сирены. Слыхал? Надеюсь, помнишь, как Одиссей готов был всё на свете отдать, да и себя тоже, за один лишь поцелуй такой птички? Хорошо, что у гребцов уши заткнуты были.

Так. Одну пирамиду закончили. А до второй добраться не успеем. Во-первых, рабочие возвращаются. Во-вторых, у нас имеются только сногсшибательные умозаключения по поводу пирамиды, то есть почему? откуда? зачем? для кого? В общем, тысяча и один вопрос, на которые нет ни одного правильного ответа. Поэтому страна Десяти Городов была и будет самой таинственной точкой на планете. Скажу только, что внутри пирамиды, сложенной из камня, растёт дерево. Как в старину говаривали: «Стоит дряво кудряво, на этом дряве сусло, масло, глазам светло и всем тепло».

По преданию, дерево имеет три корня: один соединяет этот мир с небесным царством, второй – с параллельным соседним миром, а по третьему корню можно нырнуть в преисподнюю, то есть, в Тень Царства и Царство Теней. Из-под каждого корня вытекает ручей, меж которых свил себе гнёздышко змей Нидхёгг, на макушке сидит орёл, а по стволу бегает священная белочка.

– Как же орёл летает внутри прирамиды?

– Я же говорю тебе, Александр Викторович, – терпеливо принялся пояснять Быструшкин. – Это предание. Но настоящее дерево там, внутри пирамиды, всё-таки имеется. Дерево живое, ничуть не окаменевшее. Его на Востоке обычно величают Тамариском, а у нас обыкновенной Акацией. И не смотри, что на первый взгляд, деревце чахлое. Во всех странах акации уделялось особое внимание и у неё есть четыре существующих ипостаси. У нас она – жёлтая.

– Но ведь акация белая! – удивился Знатнов.

– В Европе – белая, а на Урале и в Сибири – жёлтая. Во-первых, Тамариск считают эмблемой весеннего равноденствия. Во-вторых, как символ чистоты и невинности, потому что листья сворачиваются от прикосновения человека. В-третьих, это дерево способно дать человеку бессмертие или же возрождение. И, в-четвёртых, во всех странах ветви дерева использовались во время священных мистерий. Неофит, готовый принять жреческий сан, должен был держать в руках букет цветущей акации. Если листочки не сворачивались или сворачивались медленно, значит, человек считался очищенным и готовым принять Божие благословение… Продолжим немножко позже, если успеем. Вон наши идут. Я просто не хочу при них лекцию читать.