Текст книги "Мера воздаяния"

Глава двадцать четвёртая. Через полымя

Через сутки с лишним, ранним утром, ещё в густых сумерках, мы с Болумеевым стояли у подъезда Костиного дома. Михаил курил сигарету, держась так, чтобы меня не доставал дым. Я думал, как бы поскорее оказаться в семейном гнёздышке, и считал и пересчитывал часы и минуты, оставшиеся до момента, когда смогу обнять свою ненаглядную Наталью Павловну и любимых близняшек.

Показалось такси, вызванное к назначенному времени. Мой товарищ притушил окурок и бросил его в урну возле торца скамейки.

Наш самолёт вылетал через два с половиной часа.

Проехали на другой конец города, расплатились с шофёром, вышли из машины и свернули в глухой переулок, застроенный двух– и трёхэтажными краснокирпичными домами.

Так мы заметали следы во избежание встречи с охотниками за драгметаллом, извлечённым из подземелья.

Прошли ещё немного. Остановились. Я достал телефон, чтобы вызвать такси из другого автопарка.

– Далёко ли собрался, Карузо?! – раздался за спиной злой, насмешливый голос; в нём прозвучали нотки с элементами тяжёлого металла. – Дёру хочешь дать? Смотри-ка, и повешенный с ним! Вытащили, значит, из петли, уцелел сучонок проклятый! Но не беда, твоё от тебя не уйдёт.

Мы повернулись. В нескольких шагах стояли двое с нацеленными пистолетами; один рослый, под два метра, второй на голову ниже.

– Это они меня на кирпухе, – со смятением прошептал Михаил, но и без его слов было понятно, что за типы выследили нас. – Вон тот, двухметровый, мне удавку на шее затягивал.

Ничего себе попали! Только как бы то ни было…

– Будь наготове, Миша, – негромко бросил я ему. – Ещё не всё потеряно; главное, не дрейфить.

– Карузо, и ты, Жила, не спешите, – донеслось из глубины переулка. – Надо рассчитаться за украденное у нас золото.

С противоположной стороны быстро приближались ещё двое. Тоже с пистолетами. Неужто поджидали, укрывшись в каком-то закоулке?! Однако нет, не могли они поджидать, это совершенно исключено; ясно, что только приехали, вон как спешат, чуть ли не бегом.

И спереди, куда мы шли, и сзади – вооружённые субъекты, настроенные более чем недоброжелательно. Упоминание о золоте опять же указывало на шуцманских.

В сознании промелькнули слова Болумеева о дивизии наёмников в стане нувориша. И ещё моё прозвище – «Карузо»! Выходит, распознали, кто я такой на самом деле. Но как, через кого? И как они могли узнать о маршруте нашего передвижения по городу? Возможно, предупредил таксист, который нас довёз. Значит, и он связан с шуцманской гвардией. Как у них всё быстро и слаженно! Не хуже, чем в каком-нибудь армейском спецподразделении. Ну да ведь Окунев не такой уж давний полковник полиции, знает, как организовать своих людей.

Однако всё это уже не имеет значения. Кажется только, что мы крепко влипли и вновь на кону наши жизни.

– Никаких резких движений! – донеслось из полумрака. – Иначе сразу огонь – без всяких церемоний.

Положение становилось всё более критическим.

Раздался приближающийся шум мотора, и возле тротуара затормозил микроавтобус «Форд». Наверное, меня и Михаила собирались куда-то везти. Чтобы там, в подходящих условиях выбить из нас необходимую информацию.

– Не двигаться, руки за голову – медленно! – всё с тем же металлом в голосе повелел рослый, приближаясь; он остановился метрах в двух с половиной, на дистанции, недосягаемой для рукопашных приёмов. Ствол его шпалера смотрел мне в живот, указательный палец правой руки – на спусковом крючке, слегка поджимает эту коротенькую штучку. – Штопор, проверь их.

Сейчас будут обыскивать. На предмет наличия оружия.

Наступили решительные мгновения. Из глубин памяти выплыли последовательности приёмов по обезвреживанию вооружённого противника. Подобные эпизоды многократно обыгрывались в нашем батальонном спецназе.

Надо отвлечь от себя внимание этого рослого. Изменившимся взглядом, мимикой, движением головы дать понять, что в тылу у него происходит что-то необычное. И уйти от пистолетного заряда. Шансов выиграть – пятьдесят на пятьдесят, даже меньше, с учётом того, что вне поля зрения были двое с противоположной стороны, но их нельзя упускать.

– Миша, внимание, – негромко проговорил я, намереваясь использовать в качестве собственной защиты от пулевого поражения туловище осторожно приближающегося Штопора; Михаил стоял спиной ко мне. – Возьми на себя тех двоих.

– Я как штык, – послышалось в ответ, – и мой ножичек со мной.

Наличие ножа у напарника – дополнительный шанс в нашу пользу. Болумеев в совершенстве владел этим холодным оружием, выше я упоминал об этом. Он и до заключения в «Полярный медведь» очень даже неплохо умел орудовать им, а позже, уже выйдя на волю, ещё больше отточил свои способности к ножевому бою. И даже заведуя «Магнолией», продолжал совершенствовать технику и тактику действий с разными колюще-режущими предметами. Хорошо бы только он успел взяться за этот свой ножичек.

Штопор ещё приблизился и потянулся руками для обыска. Мышцы мои зарядились необходимыми рефлексами, и я сделал движение навстречу противнику.

И тут захлопали негромкие выстрелы из пистолетов с глушителями. Вряд ли за стенами домов их услышали обитатели злополучного переулка.

Девушка, с увлечением читавшая что-то перед настольной лампой в незашторенном окне противоположной двухэтажки, не повернула головы. Старушка в соседней освещённой квартире не переставала поглощать свой завтрак. В третьем окне какой-то мужчина торопливо одевался, наверное, собираясь на работу. Обычные эпизодии в ранние утренние часы.

В неподвижном воздухе отчётливо различились тонкие пустые звуки покатившихся гильз. Обоняние уловило привычный кислый запах порохового дыма.

Рослый, за ним его напарник с разницей в секунду рухнули на асфальт. Я оглянулся; двое других неприятелей тоже неподвижно лежали на проезжей части.

Над телами убитых стояли с пистолетами в руках собровцы Фролов и Зуев. Непонятно, когда они появились. Было впечатление, что наши избавители воплотились из эфира. Неплохую подготовку прошли они в собровском отряде «Гроза» и, видимо, допрежь него – училищную и в условиях реального боя.

Фролов белозубо ощерился и приветственно поднял руку с пистолетом. Болумеев облегчённо вздохнул и сказал:

– Вот чёрт, из огня да в полымя! Опять подумал, что нам кранты.

Зуев взял на прицел водителя «Форда»; тот, глядя на него, как кролик на удава, медленно поднял над собой руки.

Короткое указующее движение ствола. Водитель, словно очнувшись, встряхнулся, торопливо вышел из микроавтобуса и завёл руки за голову, хотя ему не приказывали этого делать. Зуев подошёл к нему сзади и ударом рукояти пистолета по основанию шеи свалил с ног.

– Идёмте, – негромко промолвил Фролов.

– А с ними как быть? – сказал Болумеев, мановением руки показав на тела застреленных бандитов.

– Никак, – равнодушно ответил Зуев. – Кому надо, займутся – полиция, патологоанатомы и прочие.

– Вот местные обитатели всполошатся!

– Плевать на это, пусть всполашиваются. Идёмте. Время поджимает.

За перекрёстком, на соседней улице стояла «Хонда», взятая собровцами напрокат. Зуев сел за руль, Фролов рядом с ним, я со своим спутником – на заднем сиденье. Машина плавно набрала ход.

– Не понимаю, – проговорил Михаил, обращаясь к офицерам, – вы должны были вчера уехать и уже находиться в отряде.

– Полковник Лошкарин отменил свой приказ, – сдержанно, не отводя глаз от дороги, ответил Зуев. – Распорядился подстраховывать ваши милости до последнего, пока не покинете Ольмаполь. Словно почуял, что неладное что-то будет с вами, господа хорошие.

– И подстраховали! – с нервной гримасой на лице сказал Михаил; левая щека его дёрнулась, он удивлённо покачал головой. – Вовремя оказались вы в том переулке. Я ведь и правда думал, что нам кирдык. У меня хоть и нож был с собой, но против четырёх пистолетов с ним одним мало что получилось бы. Как вам удалось выйти на нас?

– Грунов, покажи ему, – проговорил лейтенант Фролов, оборачиваясь и поочерёдно глянув на нас обоих.

Я достал из кармана лёгкой куртки, в которую был одет, персональный трекер размерами меньше пятирублёвой монеты, только немного толще, и сказал:

– Вот по этой штуке, отслеживающей перемещение объекта – человека или животного. Завалялась в кармане, в своё время забыл отдать.

– А мы «забыли» взять, – с подчёркнутым ударением сказал Зуев.

– Ясно-понятно, – сказал Михаил. – Просто, как логарифмическая линейка, ха-ха. Шучу. На нервной почве. Но всё равно диковинно, словно в фантастическом сне. Мля, опять отвернула от меня курносая в самую последнюю секунду, когда вроде бы уже всё, приехали!

Собровцы отвезли нас в аэропорт и сопровождали до посадки на борт авиалайнера.

Через два часа мы приземлились в Шереметьево – одной из воздушных гаваней Москвы, где нас встретил Альберт Брониславович Темников.

Банкир поздоровался за руку сначала со мной, затем – с Михаилом.

– Здравствуй, Миша! – сказал он, окидывая его взглядом с головы до ног и обратно. – Смотрю, ты остепенился, настоящим джентльменом выглядишь, благовоспитанным гражданином. От прежнего – зэковского – в тебе ничего не осталось, ни малейшего следа. Мне ли забыть, каким ты был! Как, в частности, хотел раздеть меня зимой на лесоповале.

– Я немало поработал над своей внешностью, – с некоторым смущением ответил мой спутник. – И над мышлением тоже. Специально и упорно. Блатное теперь как бы уже нереальное и противоестественное и только в воспоминаниях. Поэтому вполне добропорядочный цивильный вид. И прошу прощения за ту давнишнюю попытку наезда на вас – до сих пор стыд до костей пробирает.

– Что было, то прошло. Иногда мы не ведаем, что творим. Зла на тебя не держу. Тем более что, не будь того случая, мы бы не стакнулись так крепко и сейчас не любезничали. По меньшей мере, нам есть что вспомнить.

Разговор с Темниковым занял не более четверти часа. В основном о многомиллиардных деньгах прокурора Патрикеева, нажитых далеко не законными способами. И о возможностях лишить его этих накоплений.

Ещё через полчаса – встреча с Лошкариным. Недолгий разговор, и полковничьи слова на прощанье:

– Может так случиться, Карузо, что ты понадобишься. Приедешь?

– Обязательно, Дмитрий Иваныч, – ответил я, выдерживая испытывающий взгляд своего бывшего командира. – По первому зову, не сомневайтесь.

– А как тогда с ресторанным пением?

– Подождёт. Сделаем, что надобно будет, вернусь и продолжу; мой шансон от меня никуда не денется.

В тот же день Аэробус А320 доставил нас во Франкфурт-на-Майне. Ещё через сутки мы приземлились в аэропорту Пирсон, обслуживающем международные рейсы. Эта воздушная гавань – в двадцати семи километрах на северо-запад от центра Торонто.

Михаил поселился в дешёвой пригородной гостинице, а я, убедившись, что всё у него в надлежащем порядке, отправился к себе домой, где меня с распростёртыми объятиями встретила Наталья Павловна, любимая, желанная.

– Надеюсь, обошлось без особых приключений, – с нежностью прошептала она мне на ушко, не размыкая объятий, – как ты и говорил перед убытием?

– Это было подобие туристической поездки, – ответил я без малейшего смущения и с максимально выражаемым благодушием. – Я просто отдыхал всё время, наслаждался хорошей погодой и видами тамошней природы. И вокруг были одни только добрые услужливые люди и мои друзья, с радостью встретившие меня.

– А как насчёт завещания Татаринова. Ты выполнил, что в нём было написано?

– Да, всё полностью. Согласно ему, надо было передать кое-какие средства детдому «Аврора» и детскому же госпиталю. Всё передано – до копеечки.

– Молодец, Измайлов! Но как мне тебя не хватало! Я вся измучилась; перед глазами рисовались такие страшные, опасные сцены, связанные с тобой. И даже отдалённые звуки выстрелов слышались, словно наяву.

– Нет, милая, всё прошло наилучшим образом.

О моих снайперских навыках ей ничего не было известно, она только знала, что одно время я в составе воинского контингента находился на Ближнем Востоке.

– А ты знаешь, – сказала супруга с несколько грустной улыбкой, – Мария от нас уходит.

– Вот это новость! А что её перестало устраивать?

– Всё её устраивало, только она собралась замуж.

– Сюрприз, однако! И за кого же?

– Не поверишь, за самого Волынцева. Ты прекрасно знаешь, кто это такой и какая роскошная жизнь её ожидает.

– Ух ты, за Волынцева! Умница-разумница наша Маша, какого знатного мужчину окрутила! Жалко, конечно, расставаться с ней, но рано или поздно это должно было произойти, имею в виду замужество. От всей души желаю ей семейного счастья. А мы будем искать другую няню.

– Уже нашлась. Это Вика Феофанова, подруга Марии. Она тоже в совершенстве знает английский и тоже душа-человек.

– Значит, всё отлично. Пока новая няня, как и её предшественница, не пожелает сочетаться браком с каким-нибудь эсквайром.

Вечером наступившей субботы я пел со сцены ресторана «Калина красная». Среди прочего в моём репертуаре была и русская народная «Глухой неведомой тайгою».

 
Шумит, бушует непогода,
Далёк, далёк бродяги путь.
Укрой тайга его глухая,
Бродяга хочет отдохнуть.
 

Под этими словами я подразумевал наше с Петром Вешиным теперь уже далёкое бегство с каторги под названием «Полярный медведь». Разница была лишь в том, что бежали мы вдвоём, разделяя тяготы пути напополам.

В числе гостей заведения был и Михаил Болумеев. Мы договорились о встрече, и он сидел за нашим с Натальей Павловной столиком.

А в противоположной стороне зала я заметил Евгения Волынцева и Марию Крутицкую; они о чём-то разговаривали и смеялись, не отрывая глаз друг от друга.

Уже когда я поднялся на сцену, в зале появился Бенджамин Смит. Он махнул мне рукой, и я ответил наклоном головы. Моя благоверная предложила ему присоединиться к нашей компании, и он с удовольствием согласился.

Не буду скрывать: каждая моя песня завершалась бурными аплодисментами, криками «браво!» и женскими воздушными поцелуями. И это грело душу и наполняло моё сердце радостью; публика, в основном русскоязычная, соскучилась по моему исполнению, а я – по ней. Наташа улыбалась, слушая меня и созерцая происходящее, и выглядела весёлой и оживлённой, как никогда.

– Ну здравствуй, путешественник! – сказал мне Бенджамин во время концертного перерыва. – Как поездка в Россию, удалась?

– Словно по писаному, Бен, – ответил я, пожав ему руку. – Помогли документы, которые были оформлены благодаря твоей рекомендации. И вот Михаил оказал содействие; без него дело уж точно не выгорело бы.

– Вы старинные друзья?

– Очень даже старинные: мы шесть лет вместе отсидели в лагере строгого режима «Полярный медведь», ещё с тех пор. И на воле продолжали дружбу водить. Скажи, Миш, ведь так?

– Всё верно; и чем дольше водились, тем больше заякшивались.

– Твой Болумеев, – сказала Наташа уже в такси, когда после ресторана мы ехали домой, – хочет вызвать к себе некую Эльмиру Чепенко. Знаешь её?

– Только со слов Михаила. И однажды минуты полторы-две разговаривал с ней по телефону. Кажется, у них большая любовь, и Эльми жить без него не может.

– Кто она?

– Простая девушка. По словам Михаила, работает продавцом в цветочном магазине.

– И что она будет делать в Торонто? Как будет зарабатывать?

– Найдёт себе занятие. Без куска хлеба с маслом не останется. И рядом с ней будет её возлюбленный. В случае чего мы поможем. Ведь так?

– Конечно, милый.

По истечении месяца в интернете появилось сообщение, что бывший полицейский Лев Максимилианович Окунев, эмигрировавший из России в Италию, утонул, совершая одиночное плавание на парусной лодке по озеру Гарда. Труп утопленника выловили через сутки, признаков насильственной смерти не было обнаружено.

– Утонул тот, который стрелял в тебя, когда ты, ложно обвинённый, находился под следствием? – спросила Наташа, услышав новость.

– Да, он самый, – ответил я, не отрываясь от экрана компьютерного монитора и испытывая непонятную душевную боль – приглушённую, словно от потери чего-то своего, личного. – Между прочим, богатейшим человеком был, сотни миллионов долларов и евро имел на банковских счетах, дворцами и яхтами владел. И вот на тебе: ушёл из жизни в расцвете лет, не успев насладиться ею в достаточной мере.

Ещё неделей позже одно из европейских информагентств поместило краткую заметку о блокировке счетов «бизнесмена Арсения Патрикеева» – так прокурор был назван – в банках Австрии и Швейцарии в связи с подозрением на легализацию преступных доходов. Речь шла об огромных капиталах.

Вспомнилось благодушное лицо банкира Темникова, когда мы встретились с ним за несколько часов до нашего с Михаилом Болумеевым отлёта из Москвы во Франкфурт-на-Майне.

– Думаю, у нас всё получится, – сказал он, теребя пальчиками мочку правого уха и лукаво улыбаясь. – В Европе по банковской линии у меня хорошие связи, и к моим суждениям там прислушиваются.

Но у Патрикеева немало ещё оставалось на оффшорных счетах и имелась крупная заграничная недвижимость. И много чего находилось в самой России. Так что к числу бедных относить его никак было нельзя.

В тот же день в интернете появилось сообщение об освобождении полковника Лошкарина от должности командира собровского отряда «Гроза» и увольнении его из правоохранительных органов по состоянию здоровья.

Однако, насколько я знал, Дмитрий Иванович был в отличной физической форме и полном здравии.

В комментариях независимых блогеров по поводу его увольнения говорилось, что «от полковника избавились вследствие его неблагонадёжности». В чём именно она состояла, никак не пояснялось, и обо всех метаморфозах, происходивших с моим бывшим командиром, оставалось только гадать.

Лично мне казалось, что для своей офицерской должности он был недостаточно дипломатичен – по отношению к своим начальникам. И слишком безоговорочным. То, что хорошо в бою, не приветствуется при высоких кабинетных собеседованиях.

Ещё несколько дней спустя появилась информация, что генерал-майор Храмов, командовавший в Сирии нашей группой спецназа – после Лошкарина и в то время капитан, – арестован и предан суду якобы за коррупцию.

Было над чем задуматься.

Эльмира же Чепенко приехала к Михаилу в середине осени, месяца через три с небольшим после нас, предварительно обсудив с милым другом вопросы эмиграции. Вскоре после её приезда они получили лицензию на брак и оформили его в одной из местных церквей.

Перед самым Новым годом молодая пара купила в окрестностях Торонто домик с небольшим земельным участком и цветочной теплицей и обосновалась в нём на постоянное жительство.

При встрече, уже весной, Михаил сказал мне, что они с Эльмой продолжили дело прежних хозяев – выращивают розы, лилии, герберы, тюльпаны и поставляют их в магазины, торгующие живыми цветами. И что уже получены первые денежки, небольшие, но достаточные на текущие расходы.

– Приезжайте в гости, – сказал он на прощанье, – будем рады видеть вас обоих.

– Хорошо, приедем, – ответил я. – Но когда можно будет?

– Уик-энды ты проводишь в «Калине красной». Давай в следующий вторник.

– Ладно, договорились. Посмотрим, что за цветочное царство у моих друзей.

Дома я сказал Наташе о приглашении Михаила. Она ответила, что с удовольствием поедет и что интересно будет глянуть, как эти славяне обустроились.

Однако наш визит к Болумеевым не состоялся, потому что в понедельник вечером поступило сообщение от полковника Лошкарина, состоявшее из пяти слов:

– Прилетай. Срочно. Треба твоё содействие.

Непродолжительное осмысление информации, психологическое настраивание на неё, после чего – звонок Болумееву и уведомление, что поездка к ним откладывается на неопределённое время.

Он спросил, в чём конкретно дело. Я рассказал.

– Карузо, я лечу с тобой! – заявил Михаил.

– Ты с ума сошёл! Это опасно. И как ты оставишь Эльми одну?

– Ха, опасно! А мне надоела спокойная жизнь с цветочками, хочу чего-нибудь остренького, щекочущего нервы. Что касается Эльмиры… Ты же оставляешь свою Наташу, и ничего!

– Смотри, Жила, не говори потом, что я не предупреждал.

– Э-э, брось, не предупреждал он!

– Авантюрист ты, братан. Ну да ладно, пусть будет по-твоему, летим вдвоём.

Я оповестил Ивана Заречного о предстоящей отлучке, быстро собрался, несмотря на протесты жены, и во вторник утром мы с Михаилом вылетели во Франкфурт-на-Майне. Время полёта составило восемь часов. В среду мы прибыли в Москву, где нас встретили Тимофей Зуев и Глеб Фролов – собровцы, уже бывшие, как выяснилось немного позже.

Несколько приветственных слов, короткий разговор – и мы поехали на явочную квартиру. Зуев открыл дверь. Вошли, миновали прихожую и в одной из комнат увидели полковника Лошкарина, сидевшего за столом и что-то читавшего. Полковник встал и пошёл нам навстречу.

– Ну, здравствуйте, друзья! – сказал он, протянув руку для пожатия сначала мне, затем моему спутнику. – Хорошо, что вы вдвоём, уже притёртые друг к другу. У нас сейчас каждый боец на счету. Как долетели?

– Нормально, Дмитрий Иваныч, – ответил я. – Без происшествий.

– Как звать-то величать тебя сейчас?

– Петровым Виктором Степановичем.

– Дай-ка гляну на твою ксиву, господин Петров.

– Вот, пожалуйста.

Я протянул ему паспорт. Бросив взгляд на первую и вторую страницы документа, Лошкарин вернул его и сказал:

– На фотографии ты просто красавец писаный. А ты, Миша, кто у нас будешь?

– Киселёв Артём Владимирович.

Этими корочками нас обеспечил всё тот же поляк Анджей Зареба из американского Рочестера.

Условившись с Болумеевым о совместном полёте в Россию, я позвонил этому мастеру по удостоверениям, и ещё до полуночи он привёз заказ. За определённую мзду, разумеется. Всё было оплачено, включая срочность выполнения, дискомфорт, связанный с дорогой и неурочным временем доставки. Теперь на фото в паспорте и вживую я выглядел светловолосым типом с короткой стрижкой, похожей на «бокс». Облик Михаила тоже был изменён почти до неузнаваемости.

– Догадываешься, сержант, зачем вызван? – спросил полковник, обращаясь ко мне.

– Никак нет, Дмитрий Иваныч.

– Дело касается генерала Храмова, арестованного по вымышленному, дутому обвинению. Наша задача – освободить его и переправить в безопасное место, недосягаемое для карательных органов. Как, не пугает такая перспектива?

– Совершенно нет.

– А вас, господин Киселёв?

– Готов к труду и обороне, – делая строгий вид и встав во фрунт, ответил Михаил.

– Тогда ознакомлю с планом начальных действий.

Лошкарин показал на кушетку возле стола с бумагами.

– Прошу. Устраивайтесь. Вам обоим надо будет поехать в Ольмаполь. Там, в вашем городе суд состоится. Оттуда и приступим.

Он подождал, пока мы сядем, и продолжил:

– Вся эта история завертелась после того, как генерал-майор Храмов выступил с разоблачением казнокрадов в своём военном округе, присваивавших миллиардные суммы. Однако его самого обвинили в хищениях и сфабриковали подложные документы о каких-то аферах.

Мы внимательно слушали, улавливая каждое слово полковника.

– К нам поступила информация, – сказал он далее, – что генерала Храмова собираются убить на следующий день после его прибытия в режимный лагерь «Полярный медведь».

В комнате повисла напряжённая тишина.

– Эт-то да, там это могут, – прерывая установившееся молчание, сказал Михаил. – Видел, знаю.

– Поэтому и собрал вас так спешно, – произнёс Лошкарин. – Вы двое, а также капитан Зуев и лейтенант Фролов выезжаете завтра поездом. Я послезавтра вылетаю утренним авиарейсом. Встречаемся на месте прибытия. С деньгами всё решено, хватит на всю операцию. Вопросы есть? Вопросов нет.