Текст книги "По лезвию катаны"

Впрочем, неудобства сразу же перестали его волновать, а Омицу они не волновали и прежде…

Стоны вырывались из пещеры наружу, эхом отскакивали от склонов долины, сливались с шумом близкого водопада. Где-то неподалеку раскричалась ночная птица: то ли из солидарности, то ли из зависти. А потом другой, уже человеческий крик вырвался в долину. Крик вскоре стих, перешел в тихие затухающие выдох-стон…

Нет, кажется, Артем не назвал Омицу, японскую женщину, другим именем. А могло вырваться. Хотя она вряд ли поняла бы, что незнакомое слово «Оля» (которое она услышала бы как «Оря») – это женское имя.

…Оля осталась в однокомнатной квартире, которую она снимала на время учебы в университете. Последние полгода Артем чаще жил у нее, чем у себя. Ну, конечно, за вычетом тех дней, что пропадал на гастролях. Могли бы жить и у него, но Оля сказала, что легче будет посуточно платить за гостиницу, чем привести в порядок его хлев. На «хлев» Артем тогда, помнится, обиделся. Ему нравился уютный хаос его двухкомнатной квартиры.

Да, порядком в ней и не пахло, но каждая вещь была на своем месте – как бы это ни смотрелось со стороны. Любую вещь Артем мог найти с закрытыми глазами. На своих местах хранились безделицы, привезенные с гастролей родителями, привезенные кем-то и подаренные родителям или Артему, привезенные уже самим Артемом. Фигурки, брелки, куклы, маски, необычная посуда, альбомы, костюмы, смешные вещицы… чего там только не было. В последнее время Артем стал собирать открытки на цирковую тематику. Это старая добрая цирковая мода – практически каждый цирковой собирает какую-нибудь коллекцию. Правда, до гордого звания коллекции Артему было еще далеко, но начало он положил. И открытки, на которых исполняли цирковые номера фотографические или рисованные персонажи, уже заслоняли собой корешки книг нижней полки книжного шкафа. Кстати, его родители собирали пивные кружки со всего света – считай, только одними этими кружками был забит посудный шкаф на кухне. Также на своем неизменном месте, в коридоре, висел на стене одноколесный велосипед, на котором родители катали номер. И повсюду были афиши: наклеенные на стены, свернутые в рулоны и валяющиеся на шкафах и на антресолях.

Если навести порядок, квартира, наверное, станет менее пыльной и более проходимой (а то сколько бедных женщин спотыкалось, пробираясь при выключенном свете в ванную, о его гири и гантели), но навсегда уйдет нечто такое, что Артем очень ценил и берег. Вряд ли тогда, возвращаясь из поездок, он с таким радостным облегчением будет входить к себе домой… Правда, слово «будет» уже не годится.

А Оля… С ней было хорошо и удобно. Вполне возможно, что их отношения переросли бы в оформление законных отношений. Потому что бурной страсти между ними не было с самого начала, а была спокойная симпатия, совпадение темпераментов и характеров. А такие связи – судил Артем с высоты своих двадцати пяти лет – как правило, заканчиваются браком. И нередко счастливым. Только теперь чего уж…

– Что это было? – Омицу открыла глаза.

Артем мог бы поблагодарить японскую девушку за то, что отогнала от его глаз щемящие картинки невозвратимого прошлого.

– Я будто летала, – сказала Омицу.

Артем не стал говорить, что это был не кто иной, как его величество оргазм. Артем просто кивнул. Его вдруг охватила вполне объяснимая и вполне обычная в таких случаях мужская или, если угодно, самцовая гордость. Тело испытывает приятную легкость и слабость, а рядом лежит покоренная и удовлетворенная тобой женщина…

– Надо одеться, – сказал Артем, вставая. – А то не заметим, как замерзнем.

Конечно, замерзли бы они не скоро – разгоряченные, к тому же в пещерке было очень даже тепло, – однако рисковать не следовало, аспирина и пенициллина в случае чего будет не достать.

– Уже одеваться? – игриво поинтересовалась Омицу.

Кокетство, оно у женщин в крови, это не зависит от места проживания и века.

– Разве нам долго раздеваться? К тому же, если тебе не захочется раздеваться самой, я помогу, – пообещал Артем.

Надели они, впрочем, только штаны и куртки, меховые безрукавки оставили на полу пещеры, на них вновь легли. Омицу прижалась к Артему, положила голову на плечо.

«Кстати, – подумал Артем, – вот тебе, внутренний голос, ответ на твои ехидные намеки по поводу паспорта и возраста. Может, девушка и чрезмерно молода по чьим-то меркам, но мужчины у нее были».

– Я думаю, судьба просто берегла тебя для яма-буси, – задумчиво произнесла Омицу. – Поэтому у тебя не было жены и детей. Интересно, какими будут наши дети?

Подобный поворот разговора инстинктивно пугает любого мужчину, пусть на уме у него даже самые что ни на есть серьезные намерения. Инстинкт, он завсегда сильнее любых намерений разума.

Артем поспешил уйти от темы не то чтобы неприятной, но уж очень преждевременной.

– Скажи, Омицу, а ты бывала внизу? В деревнях, в городах?

– Я часто там бываю. А как же иначе! Нам нужен рис, морская рыба, одежда и еще много всего нужно.

– Вы заходите в город, ходите по улицам?

– Очень редко, – сказала Омицу.

– А как тогда?

– Ночью мы приходим к тем людям, которые нас ждут.

– Эти люди тоже яма-буси? – спросил Артем.

– Нет, – сказала Омицу, – если бы они были яма-буси, они жили бы с нами. Это люди, которые разделяют учение Энно Одзуну, но они не хотят или не могут жить в горах. Или это люди, которым нужны наши травы.

– Понятно, – сказал Артем. – Они потом продают ваши травы другим людям или врачуют ими своих односельчан?

– Да, – сказала Омицу. – Иногда нас просят помочь в лечении людей или скота. Я умею лечить, но не очень хорошо. Очень хорошо умеет лечить Ёсико. У нее внутри есть такое тепло, что ей достаточно иногда просто провести рукой над раной или язвой. Если ты сломаешь ногу, то увидишь, как быстро заживет твоя нога.

Омицу явно хотелось говорить на другие темы, что она и сделала:

– У тебя не было жены, Ямамото. Но ты, судя по всему, умеешь обращаться с женщинами. Значит, у тебя было много женщин. Почему же у тебя не было детей? У тебя неплодоносное семя? Я знаю, такое бывает. У Тоётоми было так же. Никто не смог получить от него ребенка. Я тоже не смогла. Это очень плохо, если у тебя такое же семя.

Своей не стесненной ничем откровенностью Омицу сумела смутить Артема. М-да, вот естественный человек. Все вещи называет своими именами, Артем к этому не привык. Так, о чем она спросила? Почему у меня нет детей? Ну, не рассказывать же, в самом деле, о контрацепции? Полночи уйдет на то, чтобы растолковать, зачем, почему, как это делается, кто позволяет и чем мешают лишние дети.

Артем предпочел замолчать эту тему. Тем более что другой вопрос щекотал его любопытство.

– Тоётоми, это кто такой? – Помимо воли и желания в нем шевельнулось нечто вроде ревности. Каждый мужчина, или, если угодно, самец, хочет быть безоговорочным обладателем всех женщин или, если угодно, самок в доступной ему близости. Нужны они ему, не нужны, без разницы. Так заложено природой.

– Тоётоми был яма-буси, жил с нами.

– Его в последнем бою убили самураи?

– Нет, он погиб еще раньше. Его задрал тигр.

– Ты говорила, что вы иногда ходите по городу, – сказал Артем.

– Да.

– Что тебе нравится в городе?

Одолевать девушку расспросами про телевизоры и телефонную связь Артем не стал, помня свой нулевой успех с Такамори. И потом, честно говоря, по тому, как она себя ведет и что говорит, не похоже, чтобы она была знакома с телевизорами и телефонами. Да к тому же, сдается, косвенными расспросами легче докопаться до истины.

– Мне нравится, как одеваются женщины, – просто ответила Омицу. – Я бы тоже хотела носить кимоно и еще хотела бы, чтобы у меня были в волосах большие красивые заколки. А еще я хочу, как они, делать лицо белым-белым, чтобы быть красивее. Но почему ты так интересуешься людьми, которые живут внизу? Ты хочешь уйти к ним?

– Нет, – не вполне искренне ответил Артем. – Просто, как всякий чужестранец, я хочу больше узнать о вашей стране.

– Я пойду завтра в город. Можешь пойти со мной. Только тебе нельзя показываться на людях. Но ты можешь побыть где-нибудь рядом.

– Я пойду с тобой, – твердо сказал Артем.

Черт побери, надо снять все вопросы. А то, сиднем сидя в горах, до скончания веков можно терзаться – а вдруг я все же нахожусь не в средневековой Японии, а на задворках ядерного века? И во-вторых, не мешает просто оглядеться. Потому что если искать дорогу назад, в будущее, то поиски следует начинать с Китая. А откуда еще? Там, где выход, там – по логике вещей – скоре всего, и вход. И надо придумывать, как в этот Китай перебраться…

– А еще в городах и селениях мне нравятся жены и мужья, – вдруг сказала Омицу.

– В каком смысле? – не понял Артем.

– Мне нравится, когда мужчина и женщина живут вместе. Я бы хотела жить с тобой и чтобы не пришлось отдавать тебя другой даже на время. – Омицу запустила ладонь в его волосы. – Останься со мной после того, как ты сделаешь ребенка этой коротконогой Ёсико и этой Миноура с противным тоненьким голоском, хорошо? Я буду очень послушной, буду делать все, что ты мне скажешь…

– Погоди, погоди, – Артем приподнялся на локтях. – С чего ты взяла, что я собираюсь… делать ребенка Ёсико и Миноура?

– А как же иначе? – сказала Омицу. – Нам нужны дети…

– Так, так… – Артем в возбуждении вскочил на ноги. – Я вроде бы начинаю понимать, что к чему. Ну конечно, конечно… Все сходится!

И действительно, все удивительным образом сходилось в его мозгу. Состыковывалось, как кубики в конструкторе – паз в паз.

– Как же я сразу не догадался! То-то мне казалось странным, что меня посвятили в святейшую из тайн и при этом не убили. И поганая деревянная фигурка! Водопад! И водопад сюда же, конечно! Ну, теперь все понятно! Ах ты, старый мухомор…

Артем быстро натянул на себя меховую безрукавку.

– Мы потом с тобой договорим, Омицу, обязательно договорим. А сейчас мне надо уйти. Образовалось срочное дело…

…Артему не пришлось выволакивать Такамори из пещеры. Старик медитировал на пригорке поблизости от входа в нее. Или делал вид, что медитирует. А хоть кто-нибудь спит в эту ночь?

Из духовного уединения Артем вырвал старичка самым немилосердным образом – за шкирятник. Огляделся, где тут подходящее местечко для серьезного мужского разговора. Ага, вон поблизости славная ниша в скале, скрытая зарослями от нескромных взоров тех, кому вздумалось бы гулять по ночам. Туда гимнаст и поволок «спящего в горах», который не оказывал ни малейшего сопротивления. В тишине уютной ниши Артем, взяв Такамори за грудки, хорошенько его встряхнул:

– Вот что ты, оказывается, удумал, старый пенек! Вот почему ты пинком в спину не столкнул меня в пропасть! Вот почему ты не придушил меня на последнем привале или не отравил за последним ужином! Решил превратить меня в племенного быка! В производителя! Чтоб я справно покрывал кур в твоем горном курятнике! К тому же смешение кровей идет только на пользу породе, так? Отвечать!

Старик покорно болтался в крепких руках акробата, не предпринимая ни малейшей попытки вырваться.

– Ты не понимаешь, Ямамото, – заговорил яма-буси, едва Артем выпустил первый пар. – Жизнь не должна останавливаться. Как и в природе. Весной должна зацвести сакура, зимой вода должна замерзнуть, женщина должна понести и родить.

– Хватит пороть чушь, старик, – перебил Артем. – Ты мне вот что лучше скажи. А что за награда меня ждала после того, как я… управлюсь? Падение с утеса, укус змеи, чай из ядовитой травы?

– Почему ты считаешь нас такими злыми? – Такамори постарался улыбнуться как можно добродушнее. Получилось это у него так себе, признаться.

– Не ври, а? Неужели тайна Долины Дымов не стоит жизни одного-единственного чужака? Не-ет, тайна для вас дороже.

Артем уже выпустил первый пар и перестал трясти старика за грудки.

– Есть способы сделать так, чтобы человек потерял верхнюю память, то есть память последних дней или месяцев, но сохранил нижнюю или глубокую память, то есть память последних лет, – сказал Такамори.

– И что это за способы такие?

– Мы называем это тэн-тей-дзюцу. Или духовная стрельба из лука. Непосвященному невозможно объяснить, как невозможно человеку сразу взлететь на вершину горы, а нужно подниматься по тропе шаг за шагом…

– Харэ! – оборвал Артем эту песню песней незнакомым японцу словом. – Я ведь немножко умный, старик. Я обратил внимание на то, как ты потерял контроль над собой, когда схватил ту деревянную фигурку. «Что это с ним?» – удивился я тогда, но не стал доискиваться объяснений. Они пришли позже сами собой. Я вдруг вспомнил, как ты рассказывал, что ваш Великий Учитель по имени, если я ничего не путаю, Энно Одзуну жил в пещере у водопада. Ты говорил, что его никто из самураев не мог найти, а искали, надо полагать, старательно и долго. Он здесь и скрывался, здесь и проживал, поэтому и не нашли. И что еще тебя могло так несказанно поразить, как не вещь, которую держал в руках сам Великий Учитель, я имею в виду деревянную фигурку? И этого, как я понимаю, не должен был знать никто. Не только я, но и остальные члены твоей лесной бригады. Недаром ты сразу припрятал фигурку. Одного себя ты считаешь достойным такой великой тайны. Наверное, навоображал себе, что ты духовный преемник или даже прямой потомок Учителя.

– Ты очень догадливый, гайдзин, – Такамори вновь улыбнулся, но это была другая улыбка, в которой не прослеживалось и намека на добродушие. – Я действительно не хотел лишать тебя жизни после того, как ты исполнишь свое мужское предназначение. Я всего лишь сделал бы так, чтобы ты крепко заснул и отнес бы тебя подальше в горы. И оставил бы там. Ты не знаешь этих гор, и ты никогда бы сам не нашел дорогу в долину…

Все, добродушный комичный старик враз кончился, как лента кинофильма. Перед Артемом предстал новый Такамори, опасный и непредсказуемый, похожий на гремучую змею.

– Но скорее всего, я подох бы в этих горах от голода, холода или дикого зверья, – сказал Артем, ощущая, как в нише сгущается электричество. Он подобрался, напряг и вновь расслабил мышцы.

– Теперь уже незачем об этом говорить, гайдзин. Кроме меня, никто не должен знать, что это долина Великого Учителя Энно Одзуну…

Так и есть! Старик стремительно шагнул вперед, его худая жилистая рука с кинжальной быстротой и точностью вылетела в сторону Артема.

Если бы Артем не закрылся рукой, то удар пришелся бы точнехонько в область сердца. А так пришелся в предплечье. Как ломом въехали. Левая рука мгновенно онемела. Не дожидаясь, когда Такамори нанесет повторный удар, Артем отскочил назад.

Ниша, в которой разговор перешел в схватку, размерами вполовину уступала боксерскому рингу. В отличие от того же ринга, пол здесь был очень неровным – было за что зацепиться ногой, было обо что трахнуться головой. Да и правил на этом татами соблюдать, похоже, никто не собирался.

Такамори впился в Артема цепким взглядом. Он не спешил нападать, потому что стоял, перекрывая выход, и Артему было его никак не обойти.

Артем и не пытался обойти, он отступал все дальше, пока не уперся в стену. При этом он растирал правой рукой левую. Левая рука отходила, но очень медленно. М-да, не самая походящая ситуация, чтобы оставаться одноруким.

– А как же дети? – спросил Артем, главным образом, чтобы потянуть время. – Кто сделает твоим женщинам детей?

– Слушай ты меня вчера внимательно, гайдзин, помнил бы, что мы не единственные яма-бу-си в стране Ямато. Когда-то мы разбились на кланы и разошлись по стране – так легче уцелеть. Но мы не потеряли связи друг с другом. Мы пошлем кого-нибудь к нашим одноверцам и…

Такамори вдруг взмыл в воздух, словно подброшенный пружиной.

– …попросим помочь! – выдохнул старик, вместе с выдохом взбегая на стену. Он оттолкнулся от стены, крутнулся в воздухе и нанес удар ногой.

В последний момент Артему все же удалось чуть развернуть корпус, и удар пришелся по касательной. Однако все равно досталось чувствительно. (Однажды Артем повздорил с цирковым конюхом, и тот ожег его плеткой – ощущения были вполне сопоставимые с нынешним.)

Усилием воли Артем заглушил боль. К этой процедуре ему было не привыкать. На выступлениях случалось всякое. Случалось, например, крепко приложиться о какую-нибудь железяку рукой или ногой. Не будешь же на глазах у зрителей трясти конечностью, ругаться или взвывать от боли. Приходилось напрягать волю.

А чертов старик, мягко приземлившись, сразу отступил назад, чтобы не попасть под ответный удар и чтобы перевести дух – все же в его возрасте работать сериями уже тяжеловато.

– Жаль, что ничего не получится, – сказал Такамори. – В тебе чувствуется сила. От тебя могли бы родиться крепкие здоровые дети. И один из них, может быть, стал бы дзёнином вместо меня.

– Кем?

– Главой клана яма-буси.

– А-а… Но они были бы не похожи на жителей страны Ямато, тебе не кажется? – Артем попробовал ложный выпад правой рукой, но Такамори на него не купился – точнее говоря, треклятый старик даже бровью не повел. – Они были бы выше ростом, широкоглазые, да и волосы могли бы быть, как у меня, русые.

«Из этого тупика надо выбираться, – подумал цирковой акробат, – старикашка загнал меня, как боксер боксера, в угол ринга».

– Какая разница, – Такамори пожал плечами. – Нам все равно среди людей не жить. А приток свежей крови всегда идет на пользу. Дети могли бы вырасти выносливыми и сильными…

Такамори стремительно сократил дистанцию и согнутыми клювом пальцами нанес удар в печень. И ведь попал, старая сволочь, – Артем отлетел назад и больно приложился копчиком о стену. Печень взорвалась немыслимой болью. Артема скрючило.

«Почему не добивает?!» – пронеслось в его голове секундой позже.

Неужели…

Да, в последний момент Артем отмахнулся наугад и наудачу… Выходит, попал?! Цирковой акробат поднял голову.

И ведь действительно попал! С чего бы тогда старику трясти головой и опираться рукой о стену. Нокдаун, типичный нокдаун! Ха, был бы здесь рефери, мог бы открывать счет. (Артем по нечаянной прихоти мысли вспомнил, как сломалась ослепительная карьера лучшего из боксеров последнего времени Роя Джонса-младшего – тот тоже попал под слепую отмашку довольно-таки среднего боксера. А следующий бой Рой Джонс уже проиграл вчистую. Словом, Джонс стал типичным «пробитым» боксером. Ну, а оправится или не оправится, в конечном счете, великий Рой – это Артем, похоже, так никогда и не узнает.)

Печень все еще держала Артема в скрюченном положении, поэтому он не смог воспользоваться выгодами своей случайной удачи. Чудовищным напряжением воли он гасил боль. Та потихоньку затухала. Но уж очень потихоньку…

– Вот то-то, что среди людей вам не жить, – проговорил Артем сквозь зубы. – И что эта за жизнь такая, ты мне скажи? Как кроты, прячетесь по норам. Сколько вы скрываетесь, я чего-то позабыл? Много-много поколений скрываетесь?! И что это вам дало? Вас стало больше? Среди людей, живущих внизу, стало больше ваших последователей?

– Мы храним учение Энно Одзуну. – Такамори, похоже, приходил в себя. Внятно говорить уже может. Вскоре в его башке затихнет звон, уляжется головокружение, и он зайдет на новую атаку. – Не будет нас, Знание пропадет.

– А вас рано или поздно не будет, можешь мне поверить, – заверил старика Артем. – И потом, скажи, зачем нужно такое Знание, которое доступно лишь горстке людей?

– Неправда! – Последние слова, похоже, задели Такамори всерьез. – Люди знают о нас, рассказывают друг другу. У нас есть внизу друзья, они разделяют учение Энно Одзуну…

– Лишь в той его части, где про лечение болезней и целебные травы. Во-во, через этих друзей вы когда-нибудь все и накроетесь. Пока еще не додумались нащупать ваши связи на равнине, сыскного опыта им не хватает, но рано или поздно додумаются. Тогда самураи захватят одного из ваших и пытками добьются от него, где остальные.

– Самураи не пытают своих пленников.

– Тоже до поры до времени. А потом какой-нибудь сёгун прикажет своим самураям не считать яма-буси за людей, и будут вас пытать как миленьких. А сломаться под пытками может даже самый железный из яма-буси…

Оба оклемались почти одновременно. Снова встали друг напротив друга. Обоих пошатывало. Но, судя по решительному лицу Такамори, он ничуть не сомневался в исходе схватки. «А ведь, пожалуй, эти монстры могли в легендарном бою при деревне управиться и без моей помощи, – нехотя признал Артем. – Хотя пацаненок бы погиб, это определенно, это к доктору не ходи. Так что я-то правильно вмешался, так можно сказать, подводя предсмертные итоги».

И еще вот что подумал Артем: «Теперь окончательно понятно, почему у самураев почитается за доблесть добыть голову яма-буси. Потому что не такие уж они тихони, а совсем даже наоборот».

Такамори несколько раз приподнялся на носках, что называется, попружинил, повел головой влево-вправо. Ясно, проверяет, насколько он в порядке. А еще ясно, что Такамори собирается сейчас заходить на последнюю, окончательную атаку.

В которой выложится весь без остатка. Поэтому и дает себе время окончательно восстановиться. Чтобы на сей раз точно обойтись без промахов и недоразумений.

Артему приходилось с сожалением констатировать, что его молодость и более могучее телосложение преимущества не дает. Старичок попался подкованный в драках. За его плечами, надо думать, неплохой опыт стычек с теми же самураями. Значит, циркачу и акробату надо что-то срочно выдумывать.

Артем вспомнил виденные им по телевизору бои без правил. Там тоже самые разные товарищи сходились – и по возрасту, и по классу, и по сложению. Против бойцов с ударной техникой… – А ведь Такамори определенно можно отнести к бойцам с ударной техникой! – есть свои приемчики. Один из самых надежных – броситься в ноги, завалить, перевести схватку в партер. Пожалуй, подойдет…

И Артем стал ждать, когда Такамори созреет на атаку. Он прокрутил в мозгу свои действия, как прокручивал трюки перед выступлением. Едва противник сорвется с места – броситься в ноги.

Однако сволочной старикашка, может быть, что-то учуяв, подпрыгнул и засадил Артему ногой в подбородок. Клацнули зубы, в затылке, которым акробат стукнулся о стену ниши, разорвалась петарда. Артем обнаружил, что сползает по стене на пол, а в глазах клубится муть.

Но Такамори опять не стал добивать. Хотя в этот раз вроде бы ничего ему не мешало поставить последнюю жирную точку. Гадский старикашка медлил, выжидал чего-то. «Смакует миг победы, наслаждается». Артем не дал себе упасть, ухватившись за какой-то выступ. Выпрямился. Прислонился к стене, чтобы удобнее было стоять прямо.

На какой-то миг им овладело безразличие к своей судьбе. Будь что будет, и пусть уж поскорее все закончится. Может, так оно и лучше. Чем долгие годы мучиться в поисках, возможно, несуществующего выхода, пусть уж разом…

Но эту липкую паутину малодушия Артем решительно смахнул с души. «Хрен тебе, старый пенек! – со злостью подумал гимнаст. – Хочешь потянуть удовольствие – это твои проблемы. А я сделаю все, чтобы проблемы стали неразрешимыми».

Возможностей у Артема оставалось немного.

Свой шанс он увидел в быстром сближении. Рвануть вперед. Сблизиться. Слиться в одно целое. Завести руки ему под мышки, скрепить пальцы в «замок» на жилистой стариковской шее. Захват Нельсона, так это, кажется, называется у борцов. Вырваться из такого захвата Такамори не сможет, несмотря на всю свою отменную ударную технику. И нечего медлить.

Артем бросился вперед…

Он понял, что же именно произошло, уже тогда, когда падал лицом вниз.

Такамори встретил его точным, если так можно сказать, скупым и скучным ударом одним пальцем. Удар пришелся в область над сердцем.

Получилось в точности, как в той дурацкой песне, которая вне желания прозвучала в ушах и почему-то с граммофонным поскрипыванием: «Мое се-ердце остановилось, мое се-ердце за-мер-ло… Постояло немного и дальше пошло».

А проклятый старикашка на достигнутом не остановился. Он склонился над поверженным, положил ладонь на область шейных позвонков и выверенно, сильно нажал пальцем. Артему показалось – раскаленный гвоздь вогнал между позвонками.

И гимнаст Топильский на себе почувствовал, что есть у тела нервные узлы и они много для тела значат. Холодная волна пробежала по позвоночнику, маленькие острые иглы пронзили клетки организма от головы до пяток. Тело онемело, как немеет десна при обезболивающем уколе. Не прошло и нескольких секунд, и вот уже не пошевелить ни рукой, ни ногой.

Такамори перевернул Артема на спину. Наклонился еще ниже, пристально вгляделся в глаза. Желает насладиться испугом жертвы, получить садистское удовольствие?

Ах, как близко стариковская шея, рукой можно дотянуться, только бы послушалась та рука. Ну это как сказать, это мы еще будем посмотреть… Артем еще раз попробовал пошевелить руками. От напряжения выступил пот, капли покатились по вискам. А вот левая нога, кажется, немного поддается. Можно пошевелить пальцами. Хотя бы ногу оживить! Тогда напоследок можно было бы влепить этой старой гниде пяткой между ног со всем нашим старанием…

На пороге смерти, вопреки расхожему представлению, перед внутренним взором Артема не пролистывались страницы прожитой жизни. Неисповедимыми зигзагами сознания всплыла на поверхность памяти байка прежнего коверного Жоры Астахова из его запойных похождений. Жора любил заложить за воротник, примерно раз в месяц уходил в «штопор» и в это время пил с кем угодно и что угодно. Однажды он вернулся домой из разливухи на пару с добрейшим гражданином, который выразил желание напоить Жору, к тому времени уже пропившему всю наличность. И напоил. После первого же стакана, наполненного до краев добрым гражданином, Жора свалился со стула. Как потом выяснилось, в водочном пузыре содержалась изрядная доля клофелина. Но отключился коверный не сразу. Еще какое-то время он лежал на полу и глядел. И тоже не мог пошевелить ни единым членом. «Вижу, – рассказывал Жора, – что выносят телевизор, а сделать ничего не могу. Эта сука не спеша так упаковывает мой телек, заворачивает его в одеяло, перевязывает веревочкой. Больно было и обидно. Уж лучше бы, думаю, еще стакан в меня влил, чтобы не видеть эту жуткую сцену…»

Артем же никоим образом не торопил про себя старика. Наоборот, он был бы совсем не против, если бы старик затянул с последним ударом. Пальцы левой ноги уже шевелятся, начинает отходить ступня. Еще немного, еще немного…

А Такамори продолжал смотреть Артему в глаза. И выражение его лица можно было назвать грустным. Жалеет, что не убил с одного удара?

Старик покачал головой и пробормотал:

– Я не понимаю… Не понимаю…

«Чего ты не понимаешь?» – спросил бы Артем, если бы смог разлепить губы.

Такамори вдруг поднялся:

– Я знаю, что ты слышишь меня. Я должен убить тебя, Ямамото… Но я не стану этого делать. Если я ошибся, я сам отвечу за это.

И Такамори решительным шагом вышел из ниши на улицу.

Артем не спешил радоваться, как и вообще не спешил с выводами. Как ушел, так и вернется. Или их бой продолжится на улице. Или задушит во сне. От этих японцев, которых Артем напрочь не понимал, похоже, можно ждать чего угодно.

Он лежал, дожидаясь, когда к телу вернется чувствительность. И тело потихоньку оживало…