Текст книги "Проект «Сколково. Хронотуризм». Сталинский сокол"

– Цветы – это так, чтобы было, – улыбнулась медсестра, поправляя выбившуюся из-под белой шапочки кудрявую челку, – а апельсины принес какой-то в сером костюме. Допуск у него имелся, просил передать большой привет от Ивана Ивановича и его сожаления по поводу инцидента.

Вильнув бедрами, медсестра вышла из палаты.

«Жизнь вроде бы налаживается», размышлял Петр. На счету – солидная сумма, он снова в деле, и сам глава службы, Литвинов, интересовался его здоровьем. Апельсины, удобная постель и очаровательная медработница неподалеку, – в таких условиях можно и побюллетенить. Вот только надолго ли?

Откинувшись на подушку, Васнецов заложил руки за голову и, уставившись в потолок, вновь, на этот раз мягко и безболезненно, провалился в объятия Орфея.

– Просыпайся, давай!

Петр с неудовольствием открыл глаза и увидел сидевшего перед ним Ивана Ивановича и стоявшего в углу и изучавшего лампу дневного освещения Литвинова.

– Не притворяйся, – продолжил «раб лампы». – Твой лечащий врач говорит, что ты здоров как бык. Наркотик, гиметропин, который тебе вкололи дружественные спецслужбы, полностью выведен и на тебе можно воду возить.

– Нашли ишака, – поморщился Петр.

– И не простую воду, а государственную, – с хитрой улыбкой подтвердил начальник внешней разведки.

Усевшись на кровати, Петр свесил вниз босые ноги и, схватив с тумбочки бутылку с минералкой, жадно припал к горлышку.

– Значит, пей себе да вникай, – удовлетворенный реакцией подчиненного, начал излагать суть дела Альберт Вениаминович. – Все, что происходило с тобой до сего момента, было не более чем клоунада. Почувствовав вкусное, несколько служб решили сыграть на опережение. Показать, так сказать, оскал и прибрать к рукам одного из немногих полевых агентов, имеющего опыт хроноопераций. Но ты не обольщайся на собственный счет, – резко посуровел он, видя, как лицо Петра расплывается в улыбке. – Лимон, вон, я тебе принес, на, слопай, чтобы эту рожу довольную соскоблить.

– За что, командир? – сделал вид, что обиделся Петр, но лимон из рук шефа принял и даже попытался надкусить. – Я же за службу радея, а вы сразу так круто.

– Круто, не круто, – подал голос Иван Иванович, – но под эгидой президента создается новое подразделение, название которого уже упоминалось. Финансирования на это выделено тьма тьмущая, и господину Литвинову и моему нанимателю хочется, чтобы руководил этой службой не кто иной, как действующий агент СВР.

– Серьезно? – удивился Петр, посасывая лимонную корку. – И этот агент не иначе как я?

– Ну, если иронизируешь, значит, здоров, – уверенно заключил Литвинов и, сев на подоконник, распахнул форточку.

– Теперь о главном, – сказал Иван Иванович. – В основные задачи подразделения войдут такие обязанности, как расследование террористических актов, преступлений на почве расовой ненависти, а также покушений на частную жизнь высокопоставленных персон.

– Ну и давние преступления, типа твоего музейного дела тоже придется поворошить, – улыбнулся Альберт Вениаминович.

– По поводу финансирования даже не сомневайся. На раскрутку и популяризацию нового исполнительного органа отведут отдельную статью в бюджете и целый эфирный канал, который будет день и ночь пиарить отдел. Престиж, друг мой, – это наше все. Если мировая общественность поймет, что банки России самые неприступные, галереи самые безопасные, а убийцы и террористы, чьи действия привели к множеству жертв, неизбежно сядут на скамью подсудимых, кредитный рейтинг страны поднимется, будто на дрожжах. Возрастет авторитет, деньги польются рекой, да и нашему ведомству отколется. Сечешь, о чем я?

– Ну, а какая же мне во всем этом отведена роль? – резонно поинтересовался Васнецов, глядя в глаза главе службы внешней разведки.

– Ведущий специалист подразделения, – кивнул тот, – с возможностью формирования отдела по собственному усмотрению. Уже неплохо, не находишь?

– А как же дороговизна путешествий во времени? Как вспомню их прайс, меня до сих пор колотит.

– С этим тоже решать будем, – заверил Иван Иванович и, встав со стула, скрестил руки на груди. – Ты пока мозгуй, подбирай кандидатуры. Нужные дела Литвинов тебе по первому требованию предоставит. Сиди, в общем, и не отсвечивай. Приказ о твоем назначении Хозяин еще не подписал, а без бумажки ты – пустое место. Вот войдешь в силу, тогда гуляй от рубля и выше.

– Ясно, – Петр, набросив на плечи халат, подошел к окну. – Значит, я снова в деле. Я уж думал, что бывший разведчик…

– Бывших разведчиков не бывает, – возразил начальник внешней разведки. – Вся эта игра была затеяна, чтобы навести Хозяина на эти мысли и, главное, внушить ему, что идея хронополиции – его собственная. Кто, как не один из лучших моих агентов, временно пребывающий в отставке, смог справиться с этой задачей?

– Так, выходит, картина Вермеера?.. – Петр с удивлением уставился на довольного Ивана Ивановича, расхаживающего по комнате.

– Это правда, заказ был, и действительно, два баловня судьбы, два удачливых сукиных сына мерились силами, используя для этого наемников. – Иван Иванович подошел и, наклонившись к Васнецову, прошептал на ухо. – Так уж получилось, мой друг, так уж получилось. Редкий случай, но интересы госструктур и частных лиц вдруг совпали, принеся обоюдную пользу. Ну ладно, нам пора.

Иван Иванович вышел из палаты. Литвинов же тряхнул гривой седых волос и по-молодецки подмигнул Васнецову.

– Послужи отечеству, парень. Все, что было ранее, это лишь средство. Еще немного, и мы снова сможем свысока поглядывать на импортных партнеров, а те в припадке ужаса будут жаться по углам и шипеть от бессилия. Сколково-2 – первый шаг к успеху. Хронополиция – второй. Сколько таких шагов еще будет на нашем пути, мне не известно. Одно я знаю точно: если мы пройдем этот путь вместе, без оглядки на разную мразь, это зачтется нам на небесах.

Петр прикрыл глаза. Было сказано много пафосных слов, обещаны золотые горы, но пока это только обещания. Оставалось уповать на удачу и везение, эту сладкую парочку, которая иногда все же ссорилась, но не покидала разведчика в самый ответственный момент.

Двое санитаров везли на каталке длинный черный мешок с молнией. Каталка, весело попискивая колесиками, ехала по кафельному полу нижнего яруса первого корпуса «Сколково. Хронотуризм». Лампы дневного света освещали коридор мягким, призрачным светом, и поэтому все происходящее тоже казалось чем-то нереальным. Миновав череду стальных дверей с зарешеченными окнами, санитары, наконец, достигли последней, и старший из команды, сняв с пояса связку ключей, отпер тяжелый засов.

– Завози, – кивнул он помощнику, молодому парню лет двадцати, дергавшему головой в такт дикой африканской музыке, доносившейся из наушников.

– Еще один олигарх, свихнувшийся от денег и власти, – усмехнулся молодой, вталкивая каталку в помещение морга. – Чего им спокойно не живется? Вроде бы судьба не обидела, есть и финансы, и девки клевые. Так ведь нет, острых ощущений им подавай. Слышал, неделю назад по телевизору все уши прожужжали про одного «золотого» придурка, который, обожравшись героина, сиганул с крыши Моспромцентра? Приятель его, не иначе.

– Ну, даже не знаю, – покачал головой старший. – А ну-ка помоги. – Взяв мешок за оба конца, санитары синхронно крякнули и перетащили тяжелое одеревеневшее тело на стол. – Этот вроде не из таких. Я, вот, помню, нам первое мясо доставили, так до сих пор икается с трудом.

– И что за мясо? – любитель африканских ритмов потер руки в предвкушении подробностей.

– Так мужик, представляешь, пошел к древним скандинавам прогуляться, а они его возьми да казни по местному обычаю. Вспороли живот, вытащили кишки, вокруг столба обвязали да заставили бегать, так вот в хронозал он и переместился, с кишками наружу.

– А с этим что не так? – Молодой взял в руки пластиковый прямоугольник, привязанный бечевой к краю пакета. – Так, сейчас посмотрим. Европа, вторая половина двадцатого столетия. Предполагаемая причина смерти автомобильная авария. Офигеть, мужику повезло!

Расстегнув пластиковую молнию, он с невозмутимым спокойствием принялся обшаривать карманы трупа.

– Ты что? – зашипел на него старший. – Совсем спятил? Вот Медведь узнает, что ты мертвяков грабишь, будешь вместе с ними в холодильнике лежать.

– А кто меня сдаст? – младший санитар с довольным видом извлек на свет туго свернутую пачку гульденов. – Ты, что ли? Да не бойся, старшой, поделим по-братски. Мертвым деньги без надобности, а нам с тобой еще пригодятся. Вон, парни верно, базарят, в прошлой смене прилетел один такой из Карфагена. Его заживо в масле сварили за какие-то провинности. Это же надо, двенадцать часов всего был, а так умереть. Так что ты думаешь, начали его осматривать и нашли в кармане вот такой алмаз. – Парень поправил дреды и попытался показать напарнику размеры камня. – Погорел, видать, на воровстве храма. Вот это понимаю – повезло, а мы – так, крохи со стола подбираем.

Старший сунул в карман часть выручки и застегнул молнию:

– Зря мы его так положили. Сегодня вскрытия не будет, да и завтра, наверное, тоже. Завоняет еще. А ну, давай его в холодильник.

– Вечно ты, Веня, так, – покачал головой санитар с дредами, но делать было нечего. Подхватив мешок с обеих сторон, они, пыхтя, поволокли труп к нижнему холодильнику и с размаху шлепнули выдвижную полку камеры.

Щелкнула дверца. Старший по памяти списал данные мертвеца в приходную книгу, а затем куском мела вывел порядковый номер.

– Это какой за месяц?

– Да пятый, пожалуй. И главное: такие все крепкие мужики… Их так просто не прожуешь.

– Этот тоже крепкий был, – вспомнил молодой. – Плечи шире моих вдвое и запястья как у меня ноги. Вот теперь лежит себе и охлаждается, будто вырезка.

– Ладно, – отмахнулся старший. – Посмотрел бы я на тебя, коли бы этот амбал сейчас напротив тебя стоял, как бы ты заговорил?

– А я что? Я ничего, – отмахнулся молодой, надевая наушники. – Только вот что я тебе скажу: не затащишь меня в хронокамеру и калачами, если можно вот так, в упаковке очутиться.

– Твоя правда, – старший санитар в последний раз оглядел помещение и, подойдя к выходу, щелкнул выключателем. – Двинули отсюда, смену сдавать пора.

ИСТОРИЯ 3.0
Сталинский сокол

* * *

– Вынужден поздравить вас, Марина Валентиновна, после совещания выбор пал на вашу кандидатуру. Конкурс проводился честно, за его ходом наблюдала независимая комиссия нашего… спонсора, и среди ряда кандидатур выбрали именно вас. Ваши несомненные достоинства как специалиста, методы проведения исследований и постоянное стремление к повышению квалификации помогли нам сделать правильный выбор. Не скрою, что решение принималось коллегиально, численный перевес оказался незначительным, всего в один голос. И этот голос – мой. Поздравляю, – еще раз повторил ректор и умолк.

Он сцепил на круглом, обтянутом коричневым пуловером пузе толстые волосатые пальцы, опустил голову. Его очки в тонкой оправе сползли на нос, Марина перехватила острый, чуть насмешливый начальственный взгляд и встрепенулась. От холода у нее давно окоченели руки и ноги. Пальто осталось в приемной, а вместе с ним – теплый шарф и перчатки в карманах. Знала бы, что разговор затянется так надолго, оделась бы потеплее, так и простудиться недолго. Верный себе, ректор к сути разговора подошел издалека, подбирался к ней минут двадцать, говорил, говорил – монотонно, тихо, так, словно доклад на конференции перед спящими слушателями зачитывал. И вот разродился, наконец, сделал милость.

– В самом деле? Я очень рада, – дежурная фраза вышла неубедительно, голос подвел. Ей пришлось откашляться и повторить еще раз.

– Еще бы, я бы на вашем месте тоже радовался, – ректор откинулся на спинку кресла, застучал пальцами по темным подлокотникам.

«Что я такого сказала?» За одиннадцать лет работы в университете Марина успела изучить привычки и реакции руководства на раздражители, как школьник – таблицу умножения. Ректор недоволен и одновременно раздосадован – это очевидно, знать бы еще, чем именно. А тот уже отвернулся от собеседницы и уставился в окно, на голые ветки тополя. Короткие, покрытые шерстью пальцы продолжали выстукивать «морзянку», но менее интенсивно, чем полминуты назад.

– Голубушка, когда вы научитесь меня слушать. Грант был выделен нам для изучения отечественной истории конкретного – конец тридцатых годов – периода, с обязанностью провести конкурс на лучшего знатока той эпохи. Вашего периода, – с упором на слово «вашего» повторил ректор, глянул мельком на собеседницу и продолжил – недовольно, словно через силу или делая ей одолжение:

– Я вам в который раз говорю – всю сумму, полученную по гранту, решено передать вам. Не в виде наличных, конечно, и не на тряпки или побрякушки. Решено, что деньги пойдут на оплату… не знаю, как это назвать правильно… турпоездки, что ли. В общем, вот их адрес, вот телефон, вот список контактных лиц…

Стук прервался, ректор выпрямился в кресле, обозрел свой гигантский, из прекрасного темного полированного дерева, стол. Потом хлопнул себя ладонью по сморщенному от натуги лбу и полез в лежащую на дальнем краю стола до отказа набитую бумагами пластиковую папку.

– Вот, потрудитесь изучить и связаться с ними. Желательно сегодня.

Марина взяла протянутый ей буклет.

– Сколково. Хронотуризм. Путешествуй по времени. Полный экстрим, – прочитала она надпись на первом листе и перевела взгляд на ректора.

– Ну, да, да. Я сам сначала не понял. С другой стороны – что вы теряете? Да и мы тоже. Эти деньги нам все равно что с неба упали, но об их использовании я отчитаться должен, – быстро и даже горячо заговорил ректор. Если бы Марина не знала его больше десяти лет, то решила бы, что человек в кресле перед ней только что совершил большую глупость и пытается оправдаться в содеянном. И для исповеди выбрал именно ее – старшего научного сотрудника одного из множества отделов.

Марина покрутила буклет в руках и положила его себе на колени:

– Хорошо, я созвонюсь с ними и все выясню….

– Все уже выяснили, вам нужно лишь выбрать время, вернее, дату, год, – перебил ее ректор. – Впрочем, там все написано. Суть вот в чем. Вы, историк, научный специалист, получаете редкий шанс проверить все на месте, так сказать, в поле. Ваша задача – провести сутки в той эпохе, всего двадцать четыре часа. И посвятить эти сутки исследованиям и наблюдениям: собрать материал, сделать видео– и аудиозаписи. Поговорить с людьми, провести, так сказать, скрытый соцопрос, записать, сфотографировать. В этой конторе вас снабдят всем необходимым, покажут, на какую кнопку нажимать, а на какую не надо – техническая сторона вопроса вас волновать не должна. Список вопросов я подготовлю, а вы посмотрите и на месте подкорректируете. Потом, уже здесь, мы все проанализируем, обобщим, а заодно проверим несколько своих гипотез. Моих гипотез, – тут же поправил сам себя ректор и вылез из-за стола.

– Простите, – голос снова подвел, но уже от волнения, – что вы имеете ввиду под «собрать материал»? – Марина тоже вскочила со стула, уронила на пол буклет и присела на корточки. Ректор топтался рядом, переминался подошвами дорогих новых ботинок и гудел над головой, как невовремя разбуженный шмель:

– Мариночка, что тут непонятного? Приехали в Сколково, сделали все, как они скажут, сутки погуляли по старой Москве и назад. Деньги у вас будут, не сомневайтесь, документами вас тоже снабдят. Вас там пальцем никто не тронет, – вещал ректор, – сами же потом спасибо скажете. И задумайтесь – мы пошли вам навстречу, и ждем от вас того же. Вам надо оправдать наше высокое доверие – выполнить все задания, постараться как следует, и тогда диссертация, считайте, вам обеспечена. Только вдумайтесь, – голос ректора зазвенел ораторской медью, – какая у вас появилась перспектива!

Выдержав театральную паузу, следующую фразу произнес уже другим тоном, задушевно-заговорщицким:

– Мы, может, даже возьмем вас на преподавательскую работу и вы переедете из-за МКАДа в Москву…

Марине удалось, наконец, подцепить кончиком ногтя тонкий глянцевый край буклета, она взяла листок в руки, развернула его.

– Тарифы: лайт, эконом, премиум. Время пребывания в прошлом, количество груза… Точность программирования по месту и по времени попадания, сумма… В прошлом? – она подняла голову и уставилась на ректора. Тот вымученно улыбнулся – так добрые, терпеливые доктора улыбаются умственно отсталым детям:

– Да, деточка, именно так. В прошлом. Уникальный, я бы даже сказал исключительный шанс увидеть своими глазами Москву тридцатых годов. И этот шанс предоставлен именно вам. Только представьте себе, какой богатейший фактический материал для диссертации вы сможете собрать, – глаза ректора увлажнились, губы скривились, он шмыгнул носом и полез в карман клетчатых брюк за платком.

– И сколько это стоит? – в кабинете стало жарко, словно включились оба радиатора отопления. Марина почувствовала, как ее лицо краснеет, а руки почему-то дрожат. Она плюхнулась на стул, крепко сжимая в пальцах буклет, потом попыталась расстегнуть «молнию» на сумке, но от волнения не справилась с застежкой.

– Там все написано, – не оборачиваясь, ответил ректор и деликатно высморкался в нежно-зеленый кусок ткани.

Цифры плясали перед глазами, как пьяные, Марина никак не могла сосчитать количество нулей на хвосте у каждой единицы, поэтому переключилась на текст.

– И сколько… сколько времени у меня будет? – наконец, смогла выговорить она.

– Я же говорю – сутки, моя дорогая Мариночка, целых двадцать четыре часа, – откликнулся ректор, и снова рухнул в свое кресло, – да за это время… я бы… Эх, где мои пятьдесят лет!

«За сутки тебя бы в твоем любимом Средневековье пять раз на костре спалили», – восторг сменился злостью и обидой. Конкурс они честно проводили! Решали коллегиально! Независимая комиссия! Правнукам своим будешь сказки сказывать! И правнучкам! Конечно, кого им еще было выбирать, не Серафиму Игнатьевну же! Восьмидесятилетняя грымза сама себя от института до квартиры доставить не может, до сих пор в метро станцию «Дзержинская» ищет, а сама доцент, между прочим! Или облысевшего на научной работе Владлена Игоревича с его прогрессирующим маразмом и склерозом в превосходной степени – тоже недалеко ушел, профессор. Отлично, как звания и премии – так им, а как за весь коллектив, почти поголовно пораженный сенильным синдромом, отдуваться – так ей!

– Мариночка, вы поймите, – проворковал ректор, – это «Сколково. Хронотуризм» – не частная лавочка, у них покровители и учредители знаете где? Вот! – обросший рыжей шерстью указательный палец поднялся над головой ректора и указал на украшавшую высокий потолок лепнину.

«В люстре?» – едва не сорвался с языка следующий вопрос, но тут ректор перешел в наступление:

– Да ничего с вами не случится. Подумаешь, малюсенький кристалл проглотить – делов-то. К тому же у вас и страховка имеется, насколько мне известно, – ректор снова был самим собой.

В кабинете снова стало холодно и промозгло, Марина невольно вздрогнула и спрятала кисти в рукава тонкой серой кофты. «Хотите из меня кролика подопытного сделать? Хорошо, уговорили. Будет вам фактический материал. Сутки! Ой, а кто же мальчика моего накормит? И орхидея – ее сейчас поливать два раза в день надо, она цвести собралась, я этого момента полгода ждала!»

– Все, я вас больше не задерживаю. Соблаговолите связаться с ними сегодня же и сообщите мне. Потом напишете заявление на отпуск за свой счет, отдадите его в канцелярию и можете отправляться. Перед отъездом заберете у Лизоньки задание, и не забудьте про вопросы. Надеюсь, что мне не придется краснеть за вас, и ваши профессиональные действия поднимут престиж нашего учебного заведения. Да, маршрут, вернее, программу своего тура, одежду и прочее обсудите с ними, там сидят хорошие специалисты, они вам подскажут…

– Непременно, Иннокентий Иванович, я буду держать вас в курсе дел. Всего вам доброго, – проговорила Марина, обращаясь к проплешине на темечке ректора, развернулась на каблуках и покинула ледяную пещеру. В приемной и то теплее, секретарша сидит в обнимку с обогревателем, сама в куртке, руки чуть ли не по локоть в карманах. Ничего себе весна, даже снег не тает, совсем как в Арктике.

– Везет тебе, Маринка, – прогнусавила простуженным голосом Лизонька, вечно недовольная жизнью пятидесятилетняя женщина с короткой, намертво завитой в тугие кудри прической и бородавкой под нижней губой, – в отпуск поедешь…

«Ага, в отпуск. Из Москвы в Москву», – Марина кинула сумку на стул и бросилась к шкафу. Старое доброе черное пальто нашлось быстро, из его рукава выпал длинный полосатый шарф. Марина подхватила его, намотала на шею, поежилась зябко, закуталась в пальто и сразу накинула на голову капюшон. Так уже лучше, можно даже не стучать зубами. Она достала из кармана мобильник – пропущенных звонков нет, зато пришли две смс-ки. Одна из банка, извещавшая о снятии денег за обслуживание, вторая – из магазина, приглашавшая на распродажу.

– Когда отчаливаешь? – секретарю ректора не терпелось выяснить все подробности.

– Не знаю пока. Денька через два-три, – Марина рассматривала себя в зеркало, и оно запотело от ее дыхания. «Надо бы мелирование сделать, корни отросли, некрасиво», – она повернула голову набок, пристально посмотрела на виски. Так и есть, седина снова видна, выделяется на фоне обесцвеченных волос. Или наплевать, денег лишних и так нет? «Подумаю», – решила Марина, попрощалась с загрустившей Лизонькой, пообещав зайти завтра…

* * *

На улице поджидал ледяной ветер вперемешку с мокрым снегом – типичный такой конец московского апреля, мерзкий и сырой. А еще два дня назад было почти плюс двадцать, даже бабочки летали. Марина на ходу натянула перчатки и, огибая полные снежной каши лужи, побежала к автобусной остановке. И всю дорогу – сначала до метро, потом до вокзала, и еще почти час в электричке она думала только об одном. Щедрость спонсора перешла все границы приличия и «турпоездка» грозила обойтись в такую сумму, что простому смертному хватило бы до конца жизни. Но выпавший шанс надо использовать на все сто, даже на двести – ректор прав, такая возможность уникальна, отказываться или спорить глупо. «Со специалистами посоветуйся» – всплыли в памяти напутственные слова начальства.

– Ага, сейчас. Я сама специалист и ни в чьих подсказках не нуждаюсь, тем более, по своей эпохе. Уж как-нибудь справлюсь, – заявила Марина вышедшему встретить хозяйку коту – редкой наглости и вальяжности зверю. Тот потерся о ее ноги и резво побежал на кухню, оборачиваясь и мявкая по пути. – Иду, мой хороший, иду, мой мальчик, – Марина закинула одежду в шкаф и первым делом проверила орхидею. Ее тугие бутоны пока не развернулись, лишь увеличились в размерах, а между плотными листьями показались будущие лепестки – нечто нежное, дивного розового цвета.

– Красавица моя, – Марина коснулась кончиком пальца толстого, темно-зеленого с прожилками листа и направилась в кухню. Кот взгромоздился на стол и трогал хозяйку мягкой лапой, пока та открывала баночки и пакеты, смешивала диетическое, идеально сбалансированное питание для кошек, не покидающих пределов квартиры, и выкладывала корм в специальную миску.

– Лопай, – на приглашение кот среагировал немедленно, мягко и тяжело спрыгнул на пол и нахохлился у миски.

– Давай, давай, ешь. Ничего другого не будет, – предупредила животину Марина и ушла в комнату, остановилась перед книжным шкафом.

Так, с чего начать? Она открыла стеклянную дверцу, смотрела на корешки учебников, справочников, пособий и книг. Как он сказал: маршрут, программу тура, одежду и прочее? Вот с маршрута и начнем. Хотя нет, это позже, сначала программа. Марина вытянула из стройного ряда тяжелый толстый справочник, положила его на диван. Рядом оказались учебник и тонкая методичка с потрепанной обложкой. «СССР в предвоенный период: 1935–1940 гг.» – гласила надпись на ней. И фамилия автора, такая же, как и у Марины. Но труд принадлежал перу ее матери, написан был пару десятков лет назад и давно забыт студентами и преподавателями. Но только не дочерью знаменитого некогда профессора, сейчас благополучно вышедшей на пенсию и посвятившей свою жизнь дачным делам. С матерью Марина созванивалась редко, в основном для того, чтобы справиться о здоровье и получить консультацию. Первый вопрос профессор в отставке ненавидела и старательно игнорировала, зато по второму могла ораторствовать часами. Разговоры эти влетали в копеечку, поэтому Марина предпочитала обходиться своими силами.

Она переоделась, принесла с кухни чашку с горячим чаем, устроилась на диване и открыла справочник. За ним последовала методичка, за ней – оба учебника. Через полчаса чай был выпит, сытый кот спал под пледом, а Марина вновь стояла перед шкафом, разглядывая свою научную библиотеку.

– Давай не так, – она вытащила из сумки тетрадный блок в обложке, авторучку и вернулась на диван, – надо по порядку.

Еще полчаса ушло на составление списка значимых событий в хронологическом порядке. Марина сняла очки и теперь перебирала исписанные листы – в ее летописи нашлось место всему. Тут и XVIII съезд ВКП(б), и Всесоюзная перепись населения 1939 года, и Майнильский инцидент, и присоединение Западной Украины и Западной Белоруссии к СССР, и чемпионат СССР по волейболу среди женщин – выбор оказался огромен. Стать свидетелем любого из перечисленных событий – мечта любого ученого, но времени в обрез, ведь даются всего сутки. И еще надо определиться с точной датой.

Отлично, просто отлично: как выбрать из двух с половиной десятков лет даже не год – сутки, в которые придется втиснуть четверть века? Как не ошибиться и угадать, найти то мгновение, ту географическую точку на карте города, где, как на геологическом срезе, предстанет перед ней эпоха? Марина кинулась к спасительному шкафу, принялась хватать одну за другой книги и тут же ставила их обратно. Толку от них сейчас нет, она и так знает, что найдет на их страницах. Спроси сейчас любую дату любого события тех лет – ответит без запинки. А вот выбрать…

Марина вернулась в коридор. Баланс на счету оператора связи заставил тяжело вздохнуть и в очередной раз прикинуть, сколько осталось до зарплаты. Но деваться некуда, завтра утром надо отчитываться перед руководством, предъявить ему план, обосновать, забрать у Лизоньки индивидуальное задание. И ехать к черту на рога, в этот самый центр хроноперемещений… И не забыть пристроить на эти сутки в добрые руки кота и орхидею! И еще не известно, что важнее…

Она нашла в телефонной книге нужное имя, нажала кнопку вызова. Мать ответила сразу, словно только и делала, что сидела над телефоном и ждала звонка дочери.

– Мариночка, как у тебя дела? Как на работе? Прекрасно, прекрасно. А у нас беда – невовремя распикировали рассаду перцев, и теперь придется все покупать. Представляешь, чеснок уже вылез, а его снегом занесло, даже не знаю, что теперь будет, – мать по привычке не дала Марине произнести ни слова. Эти причитания грозили затянуться, и Марина решилась.

– Мам, подожди, я тебя спросить хотела, – осторожно перебила она мать, и эти слова оказали на пожилого профессора волшебное действие:

– Да? Слушаю, – таким голосом, наверное, мог бы говорить почуявший дичь спаниель.

– Скажи мне, пожалуйста, если бы ты могла… Если бы у тебя был выбор – отправиться в любой год перед войной в любую точку Москвы… – договорить Марине не удалось.

– Что за глупости ты несешь – отправиться в любой год! Ерунда какая! Чем вы только там у себя на кафедре занимаетесь… Это тебя Иннокентий Иванович ко мне с таким вопросом подослал? – подозрительно поинтересовалась мать.

– Нет, нет, не он! – отнекивалась Марина, – это я сама, мне для статьи надо! – зачем-то соврала она.

– Для статьи? – голос матери сразу изменился. О своей старой вражде с нынешним начальником дочери профессор в отставке мигом забыла и сосредоточилась на вопросе.

– В какой год? Интересная мысль, дай подумать… Что тогда представлял из себя город: формально столица, а по сути – провинциальный мегаполис. Там еще перед самой войной коров на берегу Москва-реки пасли, по улицам куры ходили. Карточки опять же, если что приличное купить – так только в Торгсине за валюту, да и то ее законное происхождение сначала надо доказать. Комиссионки, правда, были и рабкредит. Дальше – метро строить начали, весь центр перекопан, кругом развалины, грязь и руины от снесенных зданий, – рассуждала мать.

Марина смотрела на часы, считала уплывшие вместе с минутами деньги, но перебивать родительницу не решалась.

– Какой год, какой год… А с какой целью? Зачем? Что ты хочешь там увидеть? – задала встречный вопрос мать.

– Я? Людей, жителей, – отозвалась Марина, – посмотреть на них, поговорить, вопросы задать – про жизнь, про мысли их, про…

– Понятно, – отрезала мать, – так бы сразу и сказала. Тогда либо на Красную площадь, на праздник какой-нибудь, или на воздушный парад. В Тушино, например. Начиная с восемнадцатого августа тысяча девятьсот тридцать пятого года в Тушино ежегодно проводились воздушные парады, которые привлекали десятки тысяч москвичей и гостей столицы, – текст мать произнесла так, словно прочитала его с листа.

– Аэродром? – Марина даже не пыталась скрыть свое разочарование, – почему аэродром?

– Повторяю, – мать начала терять терпение, и разговор грозил оборваться, – воздушные парады, которые привлекали десятки тысяч москвичей и гостей столицы. Десятки тысяч москвичей и гостей. Чего тебе еще надо? Тебе мало?

– Нет, мне достаточно. Я поняла, спасибо, мамочка, – отозвалась Марина, – как ты себя…

– Прекрасно, – оборвала ее мать, – у меня все в порядке. Что у тебя?

– У меня тоже. Ой, тут аккумулятор садится, а я зарядник на работе забыла! Спасибо, мамочка, я тебе потом позвоню! – Марина нажала «отбой» и посмотрела на свое отражение в зеркальной створке шкафа. Повертела головой, пристально рассматривая волосы: да, красить голову придется, деваться некуда. Надо записаться, завтра же, чтобы в Сколково своим бледным видом народ не распугать.

«У меня все нормально, все по-прежнему, как и все предыдущие тридцать пять лет. Все без изменений, и ждать их неоткуда. Впереди долгожданная диссертация, защита и, как предел мечтаний, должность ведущего научного сотрудника. Может, мать хоть тогда успокоится и отвяжется от меня раз и навсегда». Телефон вернулся в сумку, справочники, учебники и методички в шкаф. Время почти одиннадцать часов, пора спать, вставать завтра рано, чтобы успеть на электричку. И уже в темноте, лежа под одеялом, в полусне, Марина вспомнила, что забыла позвонить в «турфирму».