Текст книги "Разрыв легенды"

Глава 28. Старая дача

Петербург нас встретил обычной для себя погодой – мелким противным дождичком, ветром с залива и совсем не летней прохладой. Всю дорогу Инга говорила не переставая. Девушка рассказывала, как она любит Питер и как ей хочется посетить Русский музей, Эрмитаж, дворец князя Юсупова и Музей Фаберже. Как она соскучилась по Питеру и как давно тут не была. Говорила, как ей приятно идти по мокрым тротуарам, как хорошо, что мы пешком идем до Финляндского вокзала и садимся на электричку. Как по приезде сюда она всякий раз ощущает, что вернулась в дружественный и любимый ею город. Говорила, что таких отношений у нее нет даже с Москвой, где в последнее время она чувствует себя чужой на этом празднике жизни…

Инга прихватила с собой профессиональную фотокамеру со штативом в чехле, объяснив это тем, что еще неизвестно, когда выберется в Питер, а «поснимать места разные время найдется». С этой техникой она не расставалась и все время таскала с собой.

Я делал вид, что очень интересуюсь ее рассказом, молча кивал головой, время от времени задавал вопросы и изрекал случайные реплики. Сам я, в отличие от Инги, ничего особо приятного не ощутил. Промозгло, сыро и ветрено.

Мы хорошенько отобедали в каком-то симпатичном на вид кафе и отправились к нашей цели. На имевшейся у меня распечатке письма Маши был не только точный адрес дачи в Шувалове, но и план, как удобнее пройти. Пользуясь навигатором, удалось без проблем добраться до указанного дома.

Инга вдруг сказала, что ей надо срочно ненадолго отлучиться. Ну, мало ли что бывает. Я пожал плечами и стал разглядывать окружающий пейзаж.

Обширный участок вовсю зарос кустами и деревьями и больше походил на клочок дикого леса. Рядом с соседским забором стояла веселенькая новенькая «мазда» ядовито-розового цвета. Дача оказалась старой, мрачной, крайне запущенной и, на мой непрофессиональный взгляд, готова была развалиться от одного только прикосновения. Как потом объяснила Инга, по некоторым признакам можно было определить, что дом строили еще в глубоком девятнадцатом веке, но позже неоднократно укрепляли и ремонтировали, вот он и простоял более ста лет. Только тогда, по ее словам, делали такие полукруглые окна и такие затейливые балясины. По-моему, дом годился лишь под снос. Впрочем, ждать ему оставалось недолго: на соседних участках торчали современные коттеджи, а вдалеке виднелись многоэтажные многоквартирники.

Инга появилась минут через пятнадцать и вид имела запыхавшийся. Пользуясь полученными ранее инструкциями, я позвонил. «Слушаю?» – с вопросительной интонацией сказали с той стороны. Голос был женский и звонкий, по-моему, молодой. Я назвался и объяснил, что приехал со своей помощницей, как ранее уже оговаривалось. Через полминуты к нам откуда-то сбоку подбежала молодая быстрая женщина, одетая в облегающие джинсы и просторный серый свитер. На ногах – белые кроссовки.

Вблизи женщина не выглядела такой уж молодой, ей оказалось лет тридцать пять – сорок. Мы поздоровались и были приглашены в дом. Нам отперли скрипучую калитку, а потом провели по дорожке, вымощенной неровными известняковыми плитами.

Только тут я заметил, что штатива с фотокамерой у Инги уже нет. На мой вопрос девушка пожала плечами и спокойно объяснила, что спрятала длинный футляр в кустиках, чтобы не мешался.

Внешнее ощущение неизбывной дряхлости и ненадежности дома внутри только усилилось. Чувствовался неистребимый гнилостный запах, что нередко присутствует в старых деревянных постройках. Полы и ступеньки угрожающе поскрипывали, проминаясь под нашими ногами, а нехорошее ощущение безвозвратной ветхости навевало щемящую тоску. Наконец мы очутились в большой просторной комнате с потемневшим от времени деревянным круглым столом посередине и несколькими почти черными стульями вокруг. Стол, видимо, был рассчитан на раздвигание: поперек его пересекала хорошо заметная, слегка разошедшаяся щель. Прямо над столом висел бахромчатый шелковый абажур с нарисованными розочками.

Увидев наши физиономии, Марина (так звали женщину) сразу догадалась о наших мыслях и рассмеялась:

– Любуетесь здешними красотами? Хозяйка уже, наверное, продала эту развалюху. Мы же соседи, вон мой коттедж, поэтому я много чего от нее наслушалась, жалобы в основном. Все, что тут было ценного, она давно вывезла, вы в самый последний момент успели. Скоро снесут и построят коттедж для какого-то бизнесмена.

– Не жалко ей было?

– Шутите? С этой рухлядью одни хлопоты. Маша просила меня последить, если что. Вот я и помогаю ей иногда, приглядываю. Она из своей Германии почти и не приезжала сюда, зачем покупала только? Для перепродажи, наверно. Чувствуете, какой тут воздух? Грибки, жучки какие-то, обрабатывать смысла уже нет, неудобно до крайности. Того и гляди обвалится или провалится что-нибудь. Зато хозяйка хорошие деньги взяла, новую квартиру себе покупать будет. Тут земля очень дорогая и ценная.

Мы еще поговорили о каких-то пустяках, а потом перешли к делу.

– Так что вы хотели узнать? – спросила женщина. – Я так поняла из сбивчивых Машиных объяснений, нечто связанное с этим домом.

– Да, – кивнул я. – Скажите, а кто-нибудь тут бывает в последнее время?

– Ходят какие-то. Я-то почти и не знаю ничего, не вникала как-то. Длительное время дачу снимала одна женщина, моя ровесница, а вот последнее время ее сдавали каким-то странным художникам. Это они так представились, когда я им вот так же открывала и ключи отдавала, пока дубликаты не сделали. Вот Маша – она правда художница, еще какая, с большой буквы, а эти… Не знаю уж, какие они там художники, я-то искусствовед по специальности, провести меня довольно-таки сложно. Ни картин, ни красок, ни инструментов я у них не видела. Привозят железки какие-то, что-то громоздкое таскают… Правда, это современное искусство таким сейчас бывает, что вообще ни на что не похоже… Ладно, Маша их рекомендовала, она хозяйка, ей виднее. Подозрительно это все.

– В полицию не думали обращаться? – для порядка спросил я.

– С ума сошли, в полицию! Я ментов больше бандитов боюсь, – передернула плечами Марина и совсем другим голосом спросила: – Так чего вы хотели?

– Не устроите нам ознакомительную экскурсию по дому?

– Да ради бога, Маша разрешила все вам показать. Вы обедали уже? – Я кивнул. – Очень хорошо. А то я только ради вас сюда приехала и сразу же в город вернусь… хотя тут уже тоже город. Ну что, давайте смотреть? – В руках у Марины оказалась пухлая связка ключей. – Я теперь у нас ключница!

Одна из комнат выглядела вполне жилой и необыкновенно ухоженной, тут даже запаха тления не ощущалось.

Ортопедический матрас с неубранной постелью, радиатор масляного электронагревателя, столик и один стул. Обстановка казалась почти спартанской, и невозможно было определить, кто тут жил – мужчина или женщина.

– О, недавно тут кто-то спал, – без всякого удивления сказала Инга. – Совсем недавно.

Я подошел к радиатору и потрогал его рукой. Он оказался неожиданно теплым, хотя подключен не был: вилка с проводом валялась рядом.

– Только что выключили.

Потом опустился на корточки у постели и понюхал простыни. Инга с интересом наблюдала за мной, а Марина скривилась, но ничего не сказала.

– Здесь спала женщина, причем одна, – уверенно заявил я.

– Вы в этом так уверены, шеф? – несколько иронично усомнилась Инга.

– Убежден. В доме можно где-нибудь спрятаться? – спросил я уже у Марины.

– Да сколько угодно, но зачем? Кому это надо?

Я достал свой смартфон, пролистал галерею, нашел нужную фотку и молча показал Марине.

– Да, это она. Та самая женщина, что перед художниками дачу снимала.

Инга повернула голову и тоже уставилась на смартфон. С экрана смотрела Степская.

– Так что, пойдемте посмотрим другие помещения? – с надеждой спросила Марина. Похоже, ей было жутко любопытно, что это мы тут ищем и где. Судя по всему, сама она впервые так полно осматривала дачу.

– Пойдемте, – подтвердила Инга.

И мы пошли. «Помещений» оказалось удивительно много. Кроме нескольких комнат тут были и маленькие клетушки, и пыльные безоконные кладовки, мансарда, разделенный на несколько секций чердак, подвал.

– А это что? – спросил я около какой-то железной двери. – Похоже на вход в подвал.

– Это и есть вход в подвал, – подтвердила мои ожидания Марина. – Помогите мне, подержите фонарь… Ой! А замок-то открыт! Странно.

В подвале-то нас ожидал сюрприз. Если коротко, то в этом полуподземном помещении, более смахивавшем на небольшой спортзал, была странная встреча, незнакомое, но узнаваемое оборудование и неожиданная развязка. Подвал большей частью был занят какой-то чудовищной установкой, а на полу лужами растекалась кровь. Новые ее порции поступали из валявшихся в разных позах тел. Здесь оказались: Раиса Степская, Евгений Галицкий и еще несколько незнакомых молодых людей. Надо же, оказывается, Раиса знала Евгения, а я и не в курсе. Все они были безнадежно мертвы, жуткие рубленые раны на шеях и плечах не оставляли им никаких шансов, однако тела еще не остыли.

Марина тут же заорала дурным голосом и убежала вверх. Могла и в обморок хлопнуться.

Сама же установка поражала. Это был вовсе не тот компактный, даже уютный агрегат, посредством которого меня перебрасывали сюда. Огромная машина, скорее, напоминала какой-нибудь термоядерный реактор из недалекого будущего или стенд для испытаний некоего запрещенного оружия на новых физических принципах. Вместо «саркофага» из черного тусклого материала здесь была рамка. Вернее, ворота. Наподобие арочных металлодетекторов, что сейчас в изобилии расплодились на станциях, в супермаркетах и аэропортах, даже в нашем офисном центре такие есть. Только здесь наличествовала массивная конструкция, похожая на поставленный вертикально бордюр с двухместной могилы какого-нибудь городского кладбища. Внутри рамки вяло колыхалась какая-то серая муть. В памяти сразу же возникли затасканные слова «портал», «звездные врата» и вспомнились многочисленные байки на эту тему.

Оставалось лишь одно – как следует врезать по краю этого «портала», причем так, чтобы возникло заметное повреждение. Чем бы его стукнуть-то…

– Чего-нибудь острого или тяжелого нет? – с тайной надеждой спросил я Ингу.

– Мачете подойдет?

– Наверно, а где?..

Девушка аккуратно обошла кровяные лужи, пригнулась, засунула руку под установку и из какой-то щели действительно вытащила мачете, каким на Кубе рубят сахарный тростник. Только этим инструментом тростник явно не рубили, а если и рубили, то давно: лезвие оказалось сильно испачкано свежей кровью.

– Я торчащий край заметила, – извиняющимся голосом поведала моя помощница, – сразу же, как только сюда вошли.

Я молча поблагодарил, взял мачете за рукоятку и со всей дури рубанул по краю черной рамки. Раздался звонкий удар, лезвие тут же сломалось (видимо, сталь оказалась перекаленной), и обломок отлетел куда-то в сторону. Зато на краю рамки появилась отчетливая царапина.

В первый момент не случилось ничего. Вообще. Начал уже беспокоиться и обдумывать дальнейшие действия, как вдруг стало ясно: царапина медленно расширяется. Сначала повреждение едва заметно увеличивалось в ширину и в длину, потом по краям появилась тончайшая серая пыль. Среди пыли стали заметны мельчайшие вспышки и искорки. Будто множество микроскопических электросварщиков что-то делали по краю царапины. Как завороженный, я не мог оторвать взгляда от этого процесса. Теперь там была уже не царапина, а глубокая прорезь. Запахло не то разогретым металлом, не то подгорелой пылью. Повреждение на глазах расширялось и росло.

– Валим отсюда, – скомандовал я, зашвыривая сломанное мачете в сторону установки. – Сейчас тут все сгорит к чертям собачьим.

Потом пришлось сделать много грязной и отвратительной работы. Я действовал в строгом соответствии с инструкциями, полученными от своего начальства. Не хочу об этом вспоминать и говорить об этом тоже не хочу. Я и заподозрить не мог, что способен на такое, а чтобы потом еще устроить пожар, дабы скрыть… все скрыть, – об этом и не думал никогда. Но ведь смог же, причем малой кровью – синяками отделался, зато Инга пострадала – получила на левом предплечье очень глубокую рваную рану, которую ей зашили и обработали в ближайшем травмпункте, сдобрив противостолбнячным уколом. На провокационные вопросы врача мы ответили, что Инга поранилась о край железного забора на пожаре.

А еще в суматохе у меня разбился смартфон, но и симка, и память со всеми контактами уцелели. Надо будет какой-нибудь новый купить, поудобнее.

* * *

– А я тебя подозревал, – сказал я Инге, когда все закончилось и мы спокойно возвращались в скоростном экспрессе.

– Меня? – Девушка, как ребенка, баюкала свою перевязанную руку. – Я-то здесь при чем?

– Показалось.

– А когда перестало казаться? Когда увидел гору трупов в дачном подвале? Когда установку разгромил? Или когда я себе руку распорола? Или еще раньше?

– Раньше, когда ты настояла на своем присутствии при поездке на эту чертову дачу.

Девушка передернула плечами:

– Наверное, это скопление трупов мне будет всю оставшуюся жизнь сниться.

– Ну, это уж вряд ли, – задумчиво возразил я.

Инга вопросительно посмотрела на меня. Сначала я хотел промолчать, но всего лишь выдержал паузу и все-таки продолжил:

– Непохоже на тебя. Там теперь только обгорелые скелеты останутся… если вообще останутся. Зато соседка будет молчать. Ей-то уж точно ничего этого не надо, ведь выстроилась вполне удачная версия. К Марине приехали гости из Москвы, то есть мы, у соседей возник пожар, сначала сами хотели потушить, получили травмы и вызвали пожарных, а тебя отправили в травмпункт. Врач подтвердит.

Больше Инга ничего не сказала. Девушка молча повернулась к окну и стала смотреть на быстро меняющийся вечерний пейзаж: поезд делал все двести километров в час.

Глава 29. Итоги

– Шеф, у меня к вам важный конфиденциальный разговор. Разрешите?

Прошла уже неделя после нашего приключения, и рука у моей помощницы заживала хорошо. Теперь лишь длинная полоска пластыря всякий раз напоминала о «производственной травме». По поводу истории с питерской дачей нас тоже никто почему-то не беспокоил.

– Да-да, конечно, внимательно слушаю, – сказал я, после чего испугался и задергался. Не люблю такие важные разговоры. Особенно конфиденциальные не люблю. Они всегда затеваются ради той или другой неприятности. Для перемены стиля общения, для очерчивания личных границ, для просьбы о помощи, для важного заявления, еще ради какой-нибудь гадости. Подобные беседы всегда сложно начать, и я их откровенно боюсь. Боюсь того, как пройдет сам разговор, и последствий тоже боюсь. Может, отложить? Сослаться на занятость, на неготовность или соврать еще что-нибудь убедительное. Рассказать про головную боль, наконец. Но если откладывать неприятную беседу, то ничего же не изменится, да и вообще, сколько можно тянуть? День? Неделю? Больше?

– Надеюсь, вы уже пришли в себя после нашей поездки в Питер?

– Вообще-то, я должен был это сказать, – хмыкнул я, – вернее, спросить. Вы так быстро расправились с этими в подвале…

– Я? – На физиономии девушки моментально сменялись эмоции, одна за другой. Наконец лицо стало спокойным – видимо, какое-то решение было принято.

– А то кто же? За дурачка-то меня держать не надо. Как это вам удалось?

– Квалификация, шеф. Все-таки я бывшая хоккеистка. Они напали, я только оборонялась. Но сейчас о другом хотела поговорить.

– О чем?

– Завтра, – как ни в чем не бывало заявила Инга, – заканчивается срок моей преддипломной практики здесь, у вас, в «Трех бочках».

– Как, уже? – всполошился я. Честно говоря, давно уже забыл, что Инга проходит какую-то там практику. Пора было подводить итоги. Миновал месяц после собеседования с девушками. Я настолько привык к своей помощнице, что даже и не думал о ее уходе. Она, правда, собиралась продолжить работу со мной, но как-то неопределенно, а теперь, когда мне предстоит возвращаться назад, еще неизвестно, что там будет с моим двойником. Вряд ли это его порадует. А Ингу?

Тем временем в руках у Инги откуда-то из ничего появилась довольно-таки пухлая папка с документами.

– Да, шеф, завтра. Вернее, уже сегодня, – уточнила девушка. – Посмотрите, пожалуйста, мой дневник практики и отчет о самой практике. Там еще отзыв подпишите, будьте любезны. Текст написала. Надеюсь, согласитесь с ним. Если будут замечания, исправления и дополнения, сейчас перепечатаем. А так – все уже сделала и заполнила, вам лишь подписать…

Некоторое время я вникал в суть документа, поскольку не мог да и не хотел подписывать, а тем более заверять печатью бумаги, содержимого которых не знал.

– Погодите, погодите, – забеспокоился я, – вот тут сказано, что за истекший месяц нами было закончено пятьдесят дел.

– Все верно, шеф. Около пятидесяти, – заулыбалась Инга. Похоже, девушка только и ждала этого момента.

– Сколько?! – не поверил я своим ушам. Я-то полагал, что этих дел у нас всего несколько. – Откуда? Почему около пятидесяти?

– Пятьдесят два, если точнее. Реклама очень удачно сработала. Правда, в двенадцати случаях клиенты сами разорвали контракты, а в пяти мы потерпели поражение.

– Только в пяти? Фантастика… То есть все остальные дела…

– Остальные дела успешно завершены. В ряде случаев я сразу отказывалась и объясняла, что не наш профиль, лучше к коллегам обратиться, но это в статистику не вошло. Вы же разрешили мне от вашего имени и без вашего ведома вести те дела, что кажутся мне понятными, простыми и несложными? Разрешили. Вот и занималась. Многое удавалось разрешать в течение часа, не выходя из офиса. Иногда даже в режиме онлайн. Причем бо́льшая часть времени уходила на оформление контракта. Там в основном разные варианты сексуальной неверности и нарушения брачных обязательств.

– Ничего себе! А можно поподробнее? Что значит «разные варианты сексуальной неверности»?

– Например, классическая супружеская неверность, когда кто-то занимается сексом вне законного брака. Или эпизоды, которые одна из сторон изменами вообще не считает. Например, походы мужчин к проституткам или сексуальные связи нетрадиционного характера. Много вариантов. С чего начнем?

– С тех, где «мы потерпели поражение».

– Все достаточно просто, шеф. Некоторые ситуации выходили за пределы наших возможностей или подпадали под оговоренные законом ограничения, но это выяснялось не сразу, уже после заключения контракта.

– А те, что сами разорвали контракты?

– В этих случаях клиентам самим пришлось отказаться от наших услуг в связи с возможной уголовной ответственностью. Тяжкие и особо тяжкие, как вы знаете, мы не имеем права вести. Ну и еще приходило несколько психов, парочку таких, по-моему, вам довелось лицезреть. Некоторое количество договоров пришлось закрыть из-за грубого и сознательного обмана со стороны клиентов.

– Клиенты сами просили разорвать договор?

– Обычно сами. Иначе мы были бы вынуждены уведомить правоохранительные органы. Таков закон.

– Да, но почему вы не говорили, что у нас много дел и много клиентов?

– Не было вопроса. И потом, я справлялась и полагала, что вы знаете. Вообще, вы человек, который всегда обдуманно подходит к выбору чего бы то ни было, поэтому я обоснованно опасалась, что вы начнете все контролировать и я утрачу уникальную возможность самостоятельно собирать материал для диплома. Впрочем, вся информация была вам доступна из общей папки обмена, в которую вы, как теперь выяснилось, нечасто заглядывали.

– Иными словами, вы боялись, что я все испорчу?

– Зачем так, шеф? В течение месяца я почти каждый день могла за вами наблюдать и определенное мнение составила. Вы человек со своими взглядами и мыслями, поэтому вас мало интересует мнение других людей, вы ни на кого не оглядываетесь. У вас есть только ваш опыт и ваши взгляды, остальное не имеет значения…

– Да?

– Да! Для вас важно всегда быть честным как с окружающими, так и с собой. Вы презираете тех, кто пытается обманом получить желаемое, и стараетесь не общаться с подобными людьми. Если вас что-то не устраивает, вы всегда скажете об этом прямо, не пытаясь приукрасить действительность или скрыть факты.

– Убийственная характеристика. Впрочем, вы мне льстите.

– Ой, да ладно. А еще вы любите устраивать сюрпризы и совершать спонтанные поступки, причем никогда не размениваетесь на ерунду. Многие из тех дел, что я успешно закончила, вы могли посчитать ерундой.

– Ну это уж вряд ли! – сказал я, пораженный глубиной анализа моей личности.

– Точно вам говорю.

– Например?

– Например, приходила девушка, которая подозревает своего парня в измене. Повод? Был. Раньше они занимались сексом каждый день, а потом – лишь раз в неделю, да еще и не каждую. Парень молодой, здоровый. Я сразу же за это дело ухватилась. Поставила видеонаблюдение. Что оказалось? Он дома сидел, типа работал удаленно, а сам порнографию смотрел и самоудовлетворением занимался. Девушка ему уже не особо-то и нужна стала, а если и нужна, то не очень-то и хотелось. Еще пример, противоположный. Парень пожаловался, что у его девушки часто «голова болит» и она ему отказывает. Заподозрил, что ходит к кому-то другому, просил проверить. Проверила. Оказалось, что у нее проблемы по женской части и она проходит курс лечения, регулярно посещает амбулаторию, врач велел воздерживаться, а парню своему рассказать стеснялась. Еще пример, причем не один подобный случай. Жена бизнесмена была уверена, что муж регулярно ей изменяет. Убеждена просто, фактов для развода требовала. Уверяла, что в бане со шлюхами парится, да и без бани – тоже. Хотела веских доказательств, чтобы представить в суде и потом отсудить половину состояния. Особенно настаивала на видеозаписи. Ну что, оказалось – ни фига подобного. Никаких шлюх. Работа у мужика все силы до капельки вытягивала. Батарейка на нуле. В бизнесе вынужден был следить за всякой мелочью, каждый процесс контролировать, иначе бы наперекосяк все пошло, а то и вообще развалилось, потому что никому не доверял.

Постоянный стресс. Какая уж тут супружеская жизнь, когда всю энергию и время бизнес высасывал, а голова только делами занята. Или такой пример. Один респектабельный господин помимо жены завел любовницу. Так все отношения с ней сводились к тому, что раз в неделю он приходил к ней, раздевал догола и заворачивал в полиэтиленовую пленку. Через некоторое время он испытывал сексуальную разрядку, разворачивал девушку и уходил. Считать это изменой или нет? В шкафу у той девицы скопилась целая коллекция рулонов разных пленок. Ну и так далее. Хотите еще примеры? Могу рассказать. Там хватало и банальных измен, и походов на сторону, и разных затейливых извращений, этого всего тоже никто не отменял. У меня все записано, можете ознакомиться. Что касается дел, что вели непосредственно вы, там тоже очень много интересного. Помните магазин дизайнерской одежды? Его еще нарекли идиотским названием «Поплавок». Не можете не помнить. Так вот, владелец этого «Поплавка», Гера Мишин, использовал магазин в качестве перевалочной базы при транспортировке героина из Афгана в Европу. Это только для вида он тряпками торговал, а на самом деле его магазинчик служил всего лишь одной из станций на «Великом шелковом пути». Думаете, на старых тряпках можно хорошие деньги поднять? Хрен. Только как прикрытие годится.

– Его звали Гера? – удивился я. – Это вообще-то имя древнегреческой богини, супруги Зевса.

– Это вообще-то сокращение от имени Герман. Так вот, парня долго пасли, потом схватили и уже практически раскололи, как тут вмешались мы… Вы! И спутали им все карты.

– Кому «им»? – не понял я.

– Следственной группе. В первую очередь – главному следователю, что дело вел. Ваш сосед стал его шантажировать сексуальными пристрастиями. Тем самым роликом, который вы так лихо заполучили у Степской. Сосед прозрачно намекнул, что отправит запись начальству, если задержанного немедленно не отпустят. Его и отпустили.

– Зачем это моему соседу?

– Очень просто. Он сам активно занят в каком-то сомнительном бизнесе, что при его службе и должности вообще-то не положено, мягко говоря. Там такого накручено, чего я не только не знаю, но и знать не хочу. Кто-то настучал, дело запахло керосином, вот и понадобилось вашему соседу обезвредить опасного противника. Того самого следователя. Следователь-то не одно дело вел, а целую пачку. Вот его и обезвредили с вашей помощью.

– Детали известны?

– Хорошо известны. Вместо хозяина магазина «Поплавок» приняли и закрыли того самого мажора, сына префекта. Парня, что мы на выставке видели, ты еще с ним поцапался, помнишь? Его теперь на восемь лет определят, не меньше. Его зовут… вам очень надо знать, как его зовут? – Я отрицательно помотал головой. – Вот и я думаю, что не очень. Помните этот анекдот: «Казалось бы, какое мне дело, что у соседа корова сдохла? А вот приятно!»?

– Случайность? – неуверенно спросил я, игнорируя анекдот. Не люблю я подобных случайностей, не верю в них.

– Ага, как же! Таких случайностей не бывает. Я подстроила. Во-первых, узнала, когда мажор будет на этой выставке, и вас туда затащила. Подмигнула там пару раз этому парню, он и подошел, после чего мы завели провокационный разговор около той дурацкой картины, помните? То, что он подойдет, я даже не сомневалась. Он вообще ни одной попки не пропускает, славился у нас в юракадемии этими своими делами. Бабник тот еще. Пикапер типа. Любил фотографировать свои причиндалы и рассылать через соцсети знакомым и малознакомым девушкам. Гордился размером.

Он и ко мне клеился. Так вот, я же знала, что он давно уже интересовался этим магазином в подвале и собирался себе отжать. На факультете в курилке хвастался, фактически уже хозяином себя считал. Интересовался не столько самим магазином, сколько помещением. Парень намеревался в этом месте картинную галерею открыть, а ты все планы ему порушил. Он действительно увлекался искусством и собирался устроить постоянно действующую выставку современных молодых художников. Теперь его, конечно, арестовали и в предвариловку посадили. Ждет суда. Даже папаша не помог, а теперь уж и не поможет никогда, ибо сам запалился, проходит по делу о коррупции в качестве главного обвиняемого. Наверное, тоже посадят, если не вывернется. Парню, скорее всего, бесплатного адвоката дадут, а это, сам понимаешь… Прессанули его совсем чуть-чуть, но вполне хватило, чтобы он сразу признался во всем, чего от него хотели. Что просили, то и рассказал. Этот мажор был в общем-то мразной личностью. За ним много чего числилось, но не все можно было доказать. Обычный папенькин сынок. Обучение в юридической академии ему проплатили, но он даже и не думал по специальности работать. Крутился во всяких неформальных кругах, от реальной жизни был оторван. Как и многие, баловался травкой, потом коксом. Числились за ним несколько скандальных ДТП, парочка пьяных выходок, несколько приводов и задержаний.

– Какая многогранная личность! – ехидно заметил я.

– Типа того. Пару раз за драки едва под суд не попадал, но папаша отмазывал, пока мог и пока была такая возможность. Все теперь, полный облом. Сдулся папаша. Сняли папашу. Зато с вещдоками проблем не возникло: при задержании парню подбросили килограмм героина, вот он и сядет за чужие дела.

– Откуда у ментов килограмм героина?

– Ой, я тебя умоляю! Ты что, прикидываешься? Короче, надолго его закрыли. Что интересно, этот килограмм в деле вообще никак не фигурирует. Не понадобился. У парня и вправду наркоту нашли, его собственную. Кокс там, травка, скорость – все дела. Он индийскую коноплю в горшках на окнах выращивал, прикинь.

– Не жалко его было?

– Мне – его? Вот еще. Кроме всего прочего он мою подругу напоил и изнасиловал, еще на третьем курсе. Она, правда, сама тоже виновата: добровольно поперлась с ним на стремную хату, напилась там, а ведь прекрасно знала, куда и зачем идет. И что он за тип, тоже знала. Написала, а потом забрала заявление об изнасиловании. Я тогда поклялась отомстить, а тут такой случай.

– Погоди, но откуда ты узнала, с какой целью этот мажор интересуется «Поплавком»? Что именно он замешан в этом деле? И то, что у владельца магазина там был перевалочный пункт наркоты?

– Да ладно! Обычная рутина. Сбор и анализ данных, просеивание фактов, ничего особенного. В суде такое, может, и не прокатит, но в качестве оперативных данных для общего понимания ситуации – вполне себе.

– Но как же Степская?

– А что Степская? Раиса Михайловна была женщина-пиявка, царствие ей небесное. Таких легко узнать даже по внешнему виду. Они в возрасте от тридцати пяти и выше любят злоупотреблять косметикой и часто имеют проблемы с фигурой и лишним весом. У них нет времени изображать недоступных недотрог, а все, что им требуется, – это чья-нибудь тушка. В частности, ваша тушка, шеф. Причем будьте уверены: отделаться от такой пиявки очень и очень сложно. Мадам, вообще-то, ну о-о-очень непростая особа. Еще работая в этом своем институте, она сама совратила собственного аспиранта. Да-да, это была ее инициатива, а не его. Свежатинки захотелось. То, что он моложе лет на десять, особенно ее заводило. А после, когда тот ушел к своей ровеснице, Раиса Михайловна карьеру ему разрушила, опозорила и жизнь поломала. Вот он и совершил самоубийство. А друг его, этот мажор, все знал и, используя папашины связи, попытался отомстить. Вяло, неумело, не очень-то активно, но попытался. Папаша же, префект, в этом деле ни разу не был помощником своему отпрыску, поскольку являлся завсегдатаем заведения покойной Степской. Постоянным клиентом. «Пациентом», как там принято говорить. Более того, он один из тайных совладельцев заведения. Там вообще были задействованы очень непростые люди, для них даже предусмотрели секретный вход в эту ее «клинику».

При этом Инга сделала характерный жест пальчиками, изображая кавычки.

– Как много всего я не знал.

– Да уж, многовато. Но без вас все равно бы ничего не получилось. Сначала вы взбаламутили все их болото, испугали и переполошили фигурантов, а потом своими разговорами убедили некоторых, что знаете такое, о чем они сами не подозревают. Ну и, конечно, набрали множество фактов, которые потом очень пригодились для системного анализа.

Тут же мне в голову полезли банальнейшие мысли. А девушка-то молодец. Если ничего не случится, из нее выйдет классный профессионал. Да она и есть классный профессионал, уже давно. Только вот трудно ей придется с таким лицом в этом мире и в этой стране. В среде, где красивую женщину ценят не за ум, а исключительно за другие качества. Впрочем, практически не сомневаюсь, что долго она тут не задержится.