Текст книги "Черный Новый год"

– Вот только тебя здесь не хватало, – прошептал Влад, безошибочно определив вошедшую.

Не то чтобы он не любил тещу. Влад был благодарен за то, что она сидит с Женькой, покупает смешные раскраски, привносит в их мир толику сплетен и новостей. Но любому терпению приходит конец. Слезливое сочувствие, полные скорби взгляды, театральные аханья и вздохи давно набили оскомину.

Когда черный берет показался среди надгробий, Влад тяжело вздохнул. Теща принесла с собой запах советского одеколона, хриплую сердечную одышку и кислое амбре старости.

Вот она, уже стоит напротив, высокая и оплывающая, как свеча. В руках кожаная сумка, под глазами мешки, щеки алеют нездоровым потным блеском. И говорит всегда на разрыв, приправляя речь всепоглощающей фальшью.

– Ох, сыно-о-о-о-чек! Что делается-то!

Началось. Влад подошел к столу и залпом допил чай, совсем не почувствовав вкуса. Поднял с пола оброненный фантик от конфеты, скрипнув весь, как старые ножницы.

– Рад видеть, Майя Павловна.

Теща плюхнулась в кресло для клиентов, положила сумку на стол. Произнесла сквозь тяжелые хрипы:

– Сколько раз повторять, для тебя – мама. Ох, тяжело мне, Владушка, хоть в гроб ложись. Такое горе, уж и не знаю, что делать. Дожила на старости лет! Всех пережила. Все выплакала. Ничего-то для себя, ничего не оставила!

Теща зарыдала, уткнувшись в кружевной платок. Влад подошел ближе, ощущая, как внутри нарастает злость.

– Что стряслось?

– А ты и не знаешь ничего? Совсем пылью покрылся в подвале своем. Но нет, я тебя не виню, – соловьем заливалась теща, и голос ее становился все пронзительней. – Ты всегда таким был. Уж и не знаю, как Людочка с тобой жила. Но какая трагедия! Весь город на ушах. Теперь все будет по-другому, помяни мое слово. Я, старая, никогда не ошибаюсь.

– Майя Павловна, – сказал Влад, бросив на тещу рассерженный взгляд. Та по-рыбьи глотала ртом воздух, огромная и нелепая в его царстве последних почестей, – вы можете нормально объяснить, что случилось? С Женькой все хорошо?

– Да при чем тут Женька! Дед умер! Понимаешь? Дед!

По спине у Влада побежал холодок.

– Какой еще Дед?

– Знамо какой! Тот самый!

Майя Павловна пошамкала губами, утерла вспотевшее лицо, открыла и тут же закрыла рот. Владу на миг даже стало жаль ее – такую карикатурную, комичную и трагичную, несчастную и раздражающую одновременно. Восемь лет назад от рака скончался ее муж, в прошлом году умерла сестра, и вот совсем недавно погибла единственная дочь. Майя Павловна переехала к Владу с Женькой, но своей в их доме так и не стала.

– Я, Владушка, деньги на похороны собираю. По нашему дому, кто сколько может, как заведено. Дай сколько-нибудь, бога ради. Чтобы все как у людей, правильно было. Дед нам подарки дарил, а мы ему что-нибудь соберем – в последний путь. Такое горе…

У Влада пересохло во рту.

– Вы скажете, наконец, что за Дед?

Поднявшись на дрожащих ногах, теща подхватила трость и прогрохотала:

– Я и так тебе уже все сказала! Как тебе не стыдно?! Мне и без того тяжело, а ты еще пытать меня удумал! Слушаешь, слушаешь, а не слышишь ничего. Вот и Людочка говорила ведь, машина нужна, трудно ей. Это тебе до работы два шага, а ей ездить на другой конец города и с Женькой еще по больницам и секциям мотаться. А ты…

Влад понял, что начинает закипать. В этом была вся Майя Павловна – прийти и обвинять, тыкать артритными пальцами в больные места, беспардонно ковыряться в кровоточащих ранах. С трудом взяв себя в руки, Влад сказал:

– Вы что, тоже про Деда Мороза?.. Это шутка такая?

Теща запихнула платок в карман пальто, взяла сумку со стола и пробормотала:

– Чуяло мое сердце, не надо было приходить. И Нина, соседка, отговаривала: чегой-то ты пойдешь к нему, он у тебя сухарь сухарем, что ему до Деда?

Она отвернулась и медленно поплыла к выходу. Трость била по кафелю с такой силой, будто хотела его уничтожить и добраться до центра Земли.

Влад смотрел вслед теще, а потом вдруг крикнул:

– Майя Павловна, постойте! Вы… как себя чувствуете?

Она поудобней перехватила трость и обернулась, поправив съехавший на глаза берет. Только сейчас Влад заметил, что норковое пальто ее грязное, шарф завязан кое-как, а брошка в виде черепахи еле-еле держится: еще немного – и скользнет под ноги. Странно, насколько он помнил, теща никогда не позволяла себе выглядеть небрежно.

– Уж получше некоторых, – с вызовом сказала она. – Вернусь-ка я лучше к Женьке, утешу ее. Кроме меня-то и некому… А ты телевизор включи, если мне не веришь. По всем каналам крутят, даже губернатор с речью выступил.

Поймав полный удивления взгляд Влада, теща торжествующе улыбнулась. В этой улыбке было что-то невероятно жуткое, неправильное. Потом Майя Павловна цокнула языком и произнесла:

– За кого же Людочка замуж пошла… Ох, горе мне, старой.

Толкнула дверь и в последний раз обернулась к Владу. Она качала головой и смотрела прямо ему в глаза, прямо в душу. Смотрела на него, как на ненормального.

– Умер он. Столько лет жил с нами, а теперь умер.

Через пару мгновений о теще напоминал только впущенный в мастерскую холод. Влад стоял у двери и слушал завывания стихии снаружи. В окна под потолком стучались снежинки. По радио пели «Кабы не было зимы».

Нужно было возвращаться к работе.

* * *

Когда будильник прозвенел три раза, Влад разогнул уставшую спину, сполоснул натруженные ладони в старом рукомойнике и стал собираться. Педантично отполировал и убрал инструменты в нижний ящик шкафа, отметив про себя, что петли дверей на ладан дышат. Завтра нужно прийти пораньше и разобраться. Сегодня на это уже не осталось ни сил, ни времени. Хотелось просто рухнуть в постель и забыться тяжелым сном, в котором никогда не бывает мертвых Дедов Морозов.

Влад накинул куртку, повязал шарф, сунул пальцы в старые перчатки – те самые, что когда-то подарила жена, – и шагнул в простирающуюся за порогом снежную ночь. Повернул ключ в замке, дернул ручку, проверив, надежно ли запер мастерскую, и поспешил прочь, надвинув капюшон по самые брови.

Голова раскалывалась, будто бы кто-то сверлил ее изнутри дрелью. За то время, пока он работал в мастерской, метель только усилилась. Свет фонарей едва пробивался через снежное марево. Влад вытянул шею, пытаясь что-то рассмотреть, напряг слух. Быстрым шагом преодолел дорогу между домами, миновал заметенные лавочки и вдруг налетел на старика, закутанного в телогрейку. Тот на четвереньках ползал по тротуару и что-то бормотал себе под нос.

– Простите, бога ради! – Влад ухватил незнакомца, придавая ему вертикальное положение. – С вами все в порядке? Чертова метель, ни хрена не видать.

Покрасневшие глаза старика вспыхнули безумной надеждой. На непокрытой голове его блестел снег, а уши отливали синим.

Дрожащие пальцы ухватили Влада за перчатку. Их прикосновение было ледяным. Длинные ногти царапнули по ткани.

– П-п-помоги мне, – дребезжащий голос был еле слышен. – Надо с-с-сложить с-слово.

От волнения старик заикался.

– Вы о чем? Идите домой. Вас, наверное, потеряли уже.

Старик разрыдался, отшатываясь.

– Потеряли? П-п-потеряли?! Меня так и не смогли н-н-найти! – закричал он в лицо Владу. – Она д-д-олжна была п-п-прийти! Д-д-должна! Я ж-ж-ждал ее молодым! – Кадык его судорожно дернулся. – А вдруг она уже ум-м-мерла?

Владу резко расхотелось помогать старику и разбираться, не пьяный ли тот.

– С-с-лово. Надо сложить. П-приказ Королевы.

На мокром от слез лице старика таял снег. Утершись рукавом, он опустился на четвереньки и стал перемещать осколки сосулек на тротуаре, совмещать их в буквы, раскидывать и выть по-звериному.

– Я з-забыл с-слово. Забыл! П-помоги!

Влад стал медленно отступать. Старик закричал, расцарапывая желтыми ногтями лоб, а потом поднялся и бросился прочь, скрывшись в плотной снежной завесе. Влад стоял, словно приклеенный. Чувствовал, как шевелятся волосы на затылке. Взяв себя в руки, он достал из кармана пачку сигарет, чиркнул зажигалкой. И, закуривая на ходу, направился в сторону дома. Главное, ни о чем не думать. Надо просто пережить этот безумный день…

«Желающие уже могут вскрыть себе вены».

Влад пересек детскую площадку и вскоре оказался под козырьком собственного подъезда. Он потопал ногами, стряхнул снег с куртки и штанов. Снял перчатки и, дыхнув на задубевшие пальцы, выудил магнитный ключ.

За спиной раздался детский смех. Влад повернул голову и уставился на высокого человека метрах в десяти поодаль. Тот неподвижно стоял между двумя заметенными снегом машинами, обращая к Владу свое ненастоящее, неправильное, с вытянутым носом лицо. Маску.

Влад огляделся: никаких детей рядом не было. В этот час и в такую погоду здесь не было вообще никого. Кроме него и странного типа в маске… снеговика? Из-за темноты она просматривалась не очень хорошо, хотя Владу и не хотелось ее разглядывать, не хотелось знать, что скрывается за чернотой на пластиковом лице. А еще больше не хотелось, чтобы на него таращился этот человек.

Влад развернулся и приложил ключ к панели домофона. Дверь запиликала, пропуская его внутрь.

* * *

– Женя. – Он в очередной раз постучался к дочери.

Проблемы, начавшиеся с самого утра, и не думали заканчиваться. Вот уже десять минут Влад находился дома и не мог увидеть собственную дочь. Убедиться, что с ней все хорошо.

С кухни доносился хор нестройных голосов.

– За тобою бе-е-егала, Де-е-ед Моро-о-оз, – тянула песню теща под хлопки гостей. – Пролила нема-а-ало я го-о-орьких сле-е-ез…

– А ну-ка, да-вай-ка пля-сать вы-ы-ыходи! – весело подхватил Степаныч, сосед из квартиры напротив.

Послышался звон бьющейся посуды, одна из тещиных подруг взвизгнула и заголосила:

– Степаныч, идиот ты криворукий!

Влад стиснул зубы. Произнес терпеливо:

– Женя, пожалуйста, открой.

– Зачем? – всхлипнула она. – Не хочу никого видеть.

– Нам надо поговорить. Я волнуюсь.

– Я не хочу ни с кем говорить!

– Всего лишь на минуту.

Влад протер глаза, но лучше не стало. Мир за один день превратился в хоровод безумных событий. Ему начинало казаться, что он просто спит и видит затянувшийся кошмар. Но стоит открыть глаза, как наступит утро, а Женька улыбнется, кидаясь ему на шею. «Папа, папочка проснулся! А ты приготовишь мне тосты с вареньем?» Конечно, дорогая. Они позавтракают, мило поболтают, а потом он пойдет на работу, и никто на всем белом свете ни разу не заикнется про смерть чертового Деда.

– Женя… – устало начал он в бог знает какой раз.

Дверь распахнулась. Женька, зареванная и несчастная, прижимала к груди плюшевого кота Матроскина. Волосы растрепались, а футболка была в чем-то изгваздана. Влад опустился на колени, крепко обнимая дочь.

– Он умер, – шепнула она ему в ухо, – просто так взял и умер. Па, что с нами теперь будет? Мне страшно.

– Женя. – Влад внимательно посмотрел ей в глаза. – Постарайся успокоиться. То, что наговорила бабушка, – чушь полная. Дед Мороз не может умереть. Потому что он… – Влад прикусил язык, чуть не сказав «сказочный».

– Потому что он что?

– Потому что он бессмертен! Откуда она вообще это взяла?

Женька тяжело вздохнула.

– Ба сказала, что ты упрямый. А все остальные смирились. Скоро будут похороны, и она возьмет меня с собой. Па, а Деда будут хоронить с посохом?

– Не будет никаких похорон.

– Будут, будут! – Она затопала ногами. – Если Деда не похоронить, он начнет вонять! И ба сказала, мы тогда все от вони задохнемся!

Влад почувствовал, как внутри нарастает гнев. Теща возомнила, что имеет право запугивать его дочь? Если надо, он эту полоумную старуху в клинику сдаст. Может, все, что произошло сегодня, ее рук дело?

– Ерунда. Бабушка не понимает, что говорит. Иди спать, милая.

– Не хочу спать, – заупрямилась Женька. – Если заснуть, начнутся кошмары.

– Это тоже бабушка сказала?

– Да. А еще она сказала, что новый год никогда не наступит.

– Ну вот что, зайка. – Влад обнял дочку за плечи. – Давай ты сейчас ляжешь спать, а завтра я приду с работы пораньше, и мы пойдем кататься на коньках? Договорились?

Женька задумалась и сунула в рот палец. А Влад в который раз неприятно похолодел, увидев на тыльной стороне запястья дочери рваный белый шрам. Чудо еще, что бульдог всю руку ей тогда не оттяпал. Влад до сих пор не мог отделаться от ужасных воспоминаний – огромная массивная челюсть, сжимающая руку дочери, его беспомощные попытки разжать палкой пасть молчаливого зверя и крики хозяев, бегущих на помощь.

«Не уследил… Что ж ты за отец такой?» – раздался в голове голос тещи, и Влад поморщился.

Женька, как ни странно, относилась к шраму спокойно. «Словно улыбка Чеширского кота», – смеялась она. И, в отличие от отца, воспринимала увечье как нечто обыденное.

– Договорились? – повторил Влад. – Купим сахарной ваты, а потом зайдем в детский, посмотрим тебе новую куклу.

Слезы на щеках успели высохнуть, а во взгляде загорелся интерес.

– Па, я тебя обожаю! – Женька чмокнула его в щеку.

– Беги в кроватку, егоза. И не бойся никаких кошмаров.

Влад подождал, пока дочка закроет дверь, и пружинистой походкой ринулся на кухню. Теща устроила в его доме черт знает что! Нет уж, с него хватит. Похоже, настало время поговорить всерьез.

Когда он влетел на кухню, теща покачивала бокалом и произносила речь. Рядом с ней сидели соседки Нина, Алла и Света. Степаныч наполнял рюмки, братья Сизовы налегали на салат. Лида, крестная Женьки, безутешно рыдала. Влад успел заметить прикорнувшего в углу Серегу, водопроводчика из пятой квартиры. А еще кто-то стоял к нему спиной и смотрел в окно.

Но в следующий миг в мире не осталось никого, кроме него и тещи.

– Что вы тут устроили?

Майя Павловна икнула и ответила:

– Присаживайся с нами, Владушка. Помянем Деда.

– Достали со своим Дедом уже! Вы зачем Женьку испугали?

Лицо тещи пошло красными пятнами. Она схватилась за стоящую рядом трость и сжала ее. Все остальные смотрели на Влада с осуждением. Ему на миг показалось, что на него вылупились не люди, а выцветшие фотографии. «Что они делают? Черт возьми, почему они подыгрывают этой ненормальной?»

– Я никого не пугала! – В голосе проскользнули истерические нотки. – Посмотрите-ка на него! Врывается, совсем одуревший, кричит, и никакой скорби. Ох, помяни мое слово, добром это не кончится.

– Убирайтесь, – сказал Влад. – Вы все, пошли вон! Да-да, не надо на меня так смотреть, Нина Васильевна. Помянули – и по домам.

– Ну ты и… – Степаныч махнул на Влада и, поцеловав ручку тещи, пробормотал: – Крепись, Майя.

Он вышел из кухни, намеренно задев Влада плечом. Вслед за Степанычем потянулись остальные гости. На Влада они старались не смотреть. Будто бы он сделал что-то неприличное. То, что навсегда уронило его в глазах общества.

Когда квартира опустела, теща с привычными ахами и вздохами обругала Влада, в очередной раз назвала сухарем и закрылась в комнате. А Влад еще долго сидел на кухне в одиночестве, глядя на пустую посуду и бутылки под столом, на остатки еды и на испачканную скатерть. На прильнувшую к окну ночь.

Сон приходил болезненно, вспышками кошмаров. Влад ворочался на диване в гостиной, а в гудящей голове роились странные образы. Снежный голем. Нечто, стучащее в дверь мастерской. Безумный старик на улице и безумная старуха на кухне. И метель, стирающая привычный слой реальности, обнажающая иное, жуткое.

* * *

– Здарова, Влад! Ну, принимай добро, пока у меня машина не заглохла. Эй, братва, вносите.

Влад пожал ладонь старому товарищу. Порывисто обнялись. Саня не менялся – синий рабочий комбез, курчавая борода в пол-лица, запах перегара и заразительная белозубая улыбка.

– Опять накидывешь на работе?

– Святое дело, – рассмеялся тот. – По такой погоде дуба дашь, ежели не подзаправиться. Железного коня я ж заправляю? Заправляю. И себя, стал быть, не обижу.

– Главное, за руль не лезь. А то мало ли что.

– Обижаешь! У меня ж специально обученный человек для этого. Хотя я и сам ого-го, у меня даже штрафов никогда не было. Я этот, как его, Шумархер…

– Шумахер гонщиком был.

– Ну! Я как Шумархер, только, мля, наоборот, не превышающий, – заржал Саня. И, кивнув на пару работяг, спросил: – Куда ставить-то?

– Вон в тот угол несите.

Вместе с Саней Влад подошел к дальней части мастерской. Здесь хранились нераспакованные материалы, пылились необходимые для замены инструменты, банки с краской и важная мелочевка. Рабочие поспешно ставили коробки, Влад кивал утвердительно и пересчитывал товар.

– На, подмахни. – Саня протянул накладные.

Поставив подпись, Влад с удовлетворением огляделся.

– Похоже, все.

– Ща главное припрут. Обожди.

– Что главное? Я пересчитал уже. Все в порядке.

Саня передернул плечами. Кивнул на вновь звякнувшую дверь.

– Во, несут уже. Красотища.

Влад посмотрел на двух грузчиков, и у него отвисла челюсть. В мастерскую осторожно вносили памятник, который он не заказывал. Настоящее произведение искусства. Огромный, из белого мрамора, с выступающим из породы лицом. Бородатым лицом.

Когда безумно дорогую вещь поставили перед Владом, сердце его сжалось и после забилось, как сумасшедшее. Под бородой располагалась вставка из черного гранита для надписи. На выпирающей из мрамора голове была шапка. Губы портрета кривила страшная и неправильная улыбка, а глаза были огромными, как луны. Владу показалось, что эти глаза следят за ним, смотрят и запоминают. Он уже встречал такой взгляд – в детских подзабытых кошмарах, на лице умирающей от болезни бабушки. Словно бы сама смерть проникла в его мастерскую вместе с памятником.

– Я не заказывал, – сглотнул Влад. Хорошее настроение как ветром сдуло. – Сань, уносите его обратно. Я не…

– Ну, нет уж. – Саня помахал перед его носом накладными. – Сам подписал, слышь? Мне проблемы не нужны, мля. Все уже в курсе, что ты согласился. Я еще своим брехался – такая честь нашему Владику выпала. А ты щас че, заднюю включаешь?

– Да ты хоть понимаешь, кому этот памятник?! – гаркнул, не выдержав, Влад. Повернул к товарищу разгоряченное лицо и прохрипел: – Послушай, Сань. Я думаю, моя теща окончательно… того. Не знаю уж, как она это все провернула… Даже стыдно говорить, ей-богу! Представляешь, она… Про смерть Деда Мороза Женьке рассказывает. И мне уже все уши прожужжала. Про смерть гребаного Деда Мороза, Сань! Взрослая женщина, а вот ведь, принесла беду нелегкая…

– Ты не святотатствуй тут. – Саня брезгливо сжал губы и отступил на шаг. – Тебе такой шанс выпал. В историю войдешь. Если не испоганишь все.

У Влада закружилась голова, и он схватился за одну из коробок, чтобы не упасть.

– О чем ты? – спросил беспомощно.

– О том самом! – сплюнул Саня. – Такую возможность просрать хочешь. Но ниче, никуда не денешься.

– Ты перебрал, что ли? Или это она тебя подкупила? Сань, мы ж столько лет общаемся. Ну скажи ты мне, в самом деле. Зачем вы ей все подыгрываете?

– Да пошел ты! – Саня разгневанно зашагал прочь из мастерской, махнув своим, чтобы поторапливались.

Перед самым выходом обернулся и крикнул:

– Подкупили меня, мля… А я еще другом тебя называл!

Влад шагнул вперед. Он хотел все исправить: остановить, понять, задать необходимые и такие важные вопросы. Но тут заметил, что на стоящих позади Сани рабочих маски снеговиков. Они ведь заходили нормальными? С нормальными человеческими лицами?..

Дурнота накатила с новой силой, и Влад согнулся, слепо хватаясь руками за что попало. Когда он, дрожа, опустился на стул, а в голове прояснилось, мастерская уже опустела. Только мраморные глаза следили за ним, пробуждали старые страхи и отвратительные воспоминания.

Влад на негнущихся ногах приблизился к памятнику и встал напротив. Вспомнил женщину без ногтей, поминки, старика, перебирающего ледышки.

– Никогда в жизни я не сделаю этого, ясно? – сказал с вызовом, плохо соображая, что происходит. Безумие билось рядом, накатывало волнами, старалось поглотить. Пальцы предательски задрожали, но усилием воли Влад заставил себя успокоиться. – Кто бы тебя ни прислал… Я никогда не выбью эту чертову надпись!

Он уже кричал, не в силах сдерживать напряжение:

– Пусть весь мир подавится, понял, ты, чудик?! Ты – сказка! Ложь! Выдумка! Тебя не было и никогда не будет!

Влад отвернулся и, прижавшись лбом к стене, разрыдался. Всхлипывая, он ненавидел себя за внезапную слабость, но остановиться не мог.

Затрещало и, словно по волшебству, включилось радио.

– С вами снова я, Буратинов Алексей! Семеро уже вскрыли вены, трое повесились, один спрыгнул с крыши. Его жена полоснула лезвием по горлу пятилетнего сына, включила газ и погрузилась в вечный сон. Спящая красавица, не иначе. Ха-ха-ха. Тринадцать, отличный результат! Давайте похлопаем нашим героям. И это – попрошу заметить! – за пару дней до похорон. А метель продолжается. Очень скоро снег занесет все дороги и движение замрет. Автомобилисты перестанут беспокоиться о пробках. Потому что беспокоиться вообще больше не…

Влад вскочил, пересек комнату, схватил музыкальный центр и с силой запустил в стену. Голос диктора взвизгнул, и все затихло. На полу раскинулась паутина проводов.

– Вот, значит, как, – пробормотал Влад себе под нос. – Вот, значит, как…

Поспешно одевшись, он цапнул ключи и кинулся прочь из мастерской. На столике остался разрываться от звонков рабочий телефон. И перчатки, что дарила жена, застыли рядом с кружкой недопитого чая.

* * *

Мир сошел с ума. А если не мир, то отдельно взятый город уж точно.

Несколько часов Влад провел в движении. Он катался на общественном транспорте, заходил в кафе и торговые центры, слушал, о чем разговаривают люди. Ловил каждое подозрительное слово. И чем чаще он слышал про похороны Деда, тем мрачнее становился. Теща не врала. И Саня не врал. Они рехнулись, как и все вокруг. Влад чувствовал себя утопающим в этом море безумия, крик которого никто и никогда не услышит.

Он напивался в баре, наблюдая за тем, как за окном беснуется метель. В ней сновали темные силуэты – скорбящие. Несмотря на непогоду, на улицах их было полно. Кто-то рыдал что есть сил, кто-то смеялся и кричал о новых временах, кто-то прикладывался к бутылке и угощал прохожих. Безумцев тянуло на свежий воздух.

Влад махнул очередную рюмку, окинул взглядом пустой графинчик и повертел головой в поисках официантки. Та обслуживала большую компанию в углу зала: двенадцать мужиков разных возрастов, совсем еще пацаны сидели рядом с седобородыми старцами. Посреди стола они сделали что-то вроде костра из свечей. На полу рядом стояла корзинка с цветами. Влад даже не сомневался в том, кого именно пришли поминать эти ребята.

Рядом всхлипнули. Влад обернулся и уставился на сидящего напротив человека в маске снеговика. Тот всхлипнул вновь, положил на стол фотографию и подвинул ее к Владу. Руки незнакомца почернели от грязи. Он был прилично одет, но смердел так, будто давным-давно умер.

– Пшел нахер отсюда, – с трудом проговорил Влад, чувствуя, как к горлу подступает комок.

На фото, разумеется, был Дед Мороз.

Снеговик покачал головой, а потом вскочил и перевернул стол. Загремела посуда, заскользили по полу ботинки. Влад пытался встать, но Снеговик с невероятной силой вдавил его в стул. Быстрым движением он поднял фотографию, запихнул ее Владу в карман, склонился над ухом. Запахло гнилью.

– Па, что с нами теперь будет? Мне страшно, – сказало существо голосом Женьки, и Влад будто в тряпичную куклу превратился. Вот только что он собирался оттолкнуть этого психа, врезать в пластиковую морду, при необходимости поднять с пола нож… Но теперь он как парализованный сидел на стуле и вглядывался в прорези маски. В черноту, где не было никаких глаз.

– Я еще своим брехался – такая честь нашему Владику выпала, – продолжило существо голосом Сани. – А ты щас че, заднюю включаешь?

Влад тяжело сглотнул и посмотрел по сторонам. Никому в баре не было дела до этой сцены. Никому она не казалась странной. Этот мир было уже не спасти.

Измазанные землей пальцы сжали Владу плечи так, что чуть не хрустнули кости. Край маски царапнул лицо. Влад пытался расслышать за ней дыхание, хоть что-то человеческое, но безуспешно. Снеговик закончил голосом Майи Павловны:

– Ох, помяни мое слово, добром это не кончится.

В бар ввалилась толпа – с шумом, криками, скорбными речами. У кого-то была с собой надувная ростовая кукла Деда Мороза. Зареванная женщина в пальто Снегурочки держала в руках несколько бутафорских белокурых кос, словно чьи-то скальпы. Мужики тащили под руки обмотанного гирляндами толстяка. Тот был либо чертовски пьян, либо чертовски мертв. Казалось, лампочки на лице и шее проступают прямо сквозь посиневшую кожу.

Заговорили про похоронные костры, про погребальный фейерверк, про гостей отовсюду. Людей становилось все больше, они смеялись и плакали, ругались друг с другом и обнимались. Звенела посуда, из колонок лились новогодние песни.

Влад даже не понял, куда в этом шабаше пропал Снеговик, но тело до сих пор ощущало его прикосновение. Этот могильный холод.

«Маленькой елочке холодно зимой».

Влад с трудом поднялся на ноги и шагнул в сторону выхода, стараясь не смотреть в окружающие лица, не видеть, как безумие пожирает такой знакомый и понятный до недавнего времени мир.

«Из лесу елочку взяли мы домой».

Домой… Влада вдруг осенило: Женька! Вспомнился вчерашний разговор, данное обещание, каток и сахарная вата. А еще голос дочери, который украло чудовище. И конкретные слова.

«Мне страшно».

Влад выскочил из бара и бросился прочь, падая, спотыкаясь и молясь всем богам, чтобы не опоздать.

* * *

Комната Женьки была пуста. Через настежь открытые окна проникал снег, на ковре можно было различить следы чужих башмаков. На подоконнике стояла большая банка из-под варенья.

– Он всегда обещал вернуться, – сказала Майя Павловна из-за спины, – но теперь, Владушка, все по-другому. Без Деда-то.

Морозный воздух резал легкие, глаза щипало.

– Как… – Влад запнулся. – Почему вы ничего не сделали?

– Зачем?

Влад сжал кулаки, процедил сквозь зубы:

– Она ведь ребенок. Внучка ваша. Как вы могли прос…

– А ты старших уму-разуму не учи! Ишь, нашелся учитель тут! Ты сам-то где был, а?

Майя Павловна пробурчала что-то себе под нос, вздохнула и продолжила более разборчиво:

– Да и Женька теперь сама по себе. Как и остальные. Изменения, их же невооруженным глазом видать. Дети, Владушка, в чудеса верят, в волшебство. Живут этим. А когда чудеса умирают, какое ж это детство? Без Деда все сломалось, поменялось все. Никаких больше чудес.

– Что ты несешь, дура старая?! – Влад обернулся к теще. По щекам потекли слезы. – Да я тебя сейчас в это самое окно выброшу!

В комнату вошли Степаныч и братья Сизовы. За ними еще кто-то из соседей – Влад уже не разбирал, у него все плыло перед глазами. Ясно заметил только одно: среди визитеров были Снеговики.

– Так ты и не смирился, Владушка. Не поверил. Ох, за что мне все это на старости лет-то… Ну ничего, поверишь, когда Деда проводим и сами в землю уйдем.

Влад зверем рванулся вперед и повалил тещу на пол.

– Где Женька?! Что ты наделала, сука полоумная?! – Пальцы сдавили морщинистую шею. – Что ты…

Его ударили, потом еще и еще, выбили воздух. Что-то хрустнуло, комната стала вращаться, пол с потолком поменялись местами. Влада схватили под руки и вытащили на лестничную площадку. Вышвырнули из собственного дома, как приблудившегося пса.

Влад попытался встать, но в боку закололо. Руки дрожали, губы не хотели выплевывать слова. Было очень холодно. На ступеньках лежал слой снега, с потолка свисали сосульки. Пахло хвоей, мандаринками и разлитым алкоголем. Этажом ниже пели «Ой, мороз, мороз».

– Это же бред какой-то… – наконец сказал Влад, вытирая кровь с лица. – Что происходит?

– Мороз крепчает, – ответил Степаныч. – Так что не дури, сосед. Делом займись.

Он сплюнул на пол и вернулся в квартиру. За ним последовали и другие. Влад остался один.

Зима продолжала пожирать подъезд, от соседей доносились рыдания и песнопения. Влад с трудом поднялся и заковылял в сторону лифта. Обернулся к двери в последний раз. Глазок не светился, а значит, из квартиры за Владом наблюдали.

Он вышел из подъезда и тут же попал под обстрел снежками. Местная детвора со смехом бросилась врассыпную. Один из мальчишек подволакивал ногу, двое других были без курток и шапок. Из взрослых рядом Влад заметил только старика на качелях – тот раскачивался что есть сил и хрипло хохотал.

«Это все понарошку, не по-настоящему», – билась в голове спасительная мысль, но Влад понимал, что происходящее реальнее некуда. И Женька действительно пропала.

В полиции с ним даже разговаривать не стали. Сказали только, чтоб не тянул с гравировкой, а то похороны скоро. Деда надо уважить. Похоже, о Владе и его миссии в городе знали все.

Будто в трансе, он блуждал по улицам, не понимая, что делать дальше. Иногда среди толп скорбящих он встречал ребятишек, на которых теперь всем было плевать. А еще полубезумных стариков, не выпускающих из рук детские игрушки. И, конечно, всюду были Снеговики.

Когда ноги сами принесли Влада к родному подъезду, у него созрела идея. Он ухмыльнулся, подумал пару секунд, а потом отпер дверь магнитным ключом. Пока лифт поднимал его на последний этаж, по телу электрическими разрядами бежали мурашки. Влад принял окружающее безумие, но теперь ему было плевать.

Логово того, кто живет на крыше, было построено из коробок. Внутри на лежанке из газет Влад нашел все те же трехлитровые банки с остатками варенья, фантики от конфет и гору мягких игрушек. Откопав в ней плюшевого кота Матроскина, он прижал его к груди, как старого доброго друга. Как последнее связующее звено с дочерью.

Снаружи раздались взрывы фейерверков, и Влад выбрался на воздух. Всюду кружили хороводы снежинок, над головой завывал ветер, и в вое этом чудился звук работающего пропеллера. Влад смотрел в накрывшую город черноту, в пробивающиеся сквозь нее вспышки света, в снежную рябь, похожую на рой насекомых, и чувствовал, как подступает истерика.

Он подошел к краю крыши. Раскинувшаяся внизу темнота манила, словно засасывала, поглощала без остатка. Ноги подкашивались. В голове крутились безумные мысли в духе того, что происходило вокруг. Если спрыгнуть, может ли метель унести его прямо к дочери, где бы та ни была? Или все закончится замерзающим у подъезда трупом, до которого никому нет дела?

Со всех сторон грохотали салюты. В доме звенели стекла. Внизу кричали – не то от боли, не то от горя, не то от радости. Город упивался сумасшествием.

Влад поднял голову к небу. Туда, где снежные вихри обретали контуры исполинского лица, жуткой бородатой морды с неправильной улыбкой и выпученными глазами.

– Верни ее, – сказал он, и слова унесла метель. – Я все сделаю.

Наверху послышался искаженный смех. Ветер в одно мгновение стер жуткий лик с неба – будто кто-то крошки со стола смахнул. Видение (видение?) растаяло.