Текст книги "Брянский капкан"

Провожать майора Пусэпа пришел сам командующий авиацией Дальнего действия генерал-майор Александр Голованов. Выслушав рапорт и дав добро на вылет, Александр Евгеньевич отошел в сторону и жадно закурил, наблюдая за предстартовой суетой. Внимательно осмотрев самолет снаружи, Эндель Пусэп полез по узкой приставной лестнице в кабину, неуклюжий как медведь в своих унтах и меховом комбинезоне. Следом за ним туда же начали подниматься и остальные члены экипажа.

Ах, как сейчас генералу Голованову хотелось бы самому подняться в кабину тяжелого бомбардировщика, чтобы лично нанести по врагу удар новым оружием. Но нельзя… Уже нельзя, ведь теперь он главком Авиации Дальнего Действия, а не простой летчик. И его работа – руководить действиями подчиненных, а не лично вылетать на задания. Если все пройдет удачно, то этот день, 29 апреля 1942 года, возможно, в будущем станут называть днем рождения советской стратегической авиации.

Экипаж поднялся в кабину и лестницу убрали. Оглушительно стрельнув выхлопом, запустился первый двигатель; четырехлопастной винт закрутился, превращаясь в сверкающий круг. Вслед за ним запустили второй, потом третий и четвертый двигатели бомбардировщика. Вскоре моторы прогрелись, и стреляющие выхлопы сменились низким ровным гудением. Приоткрыв форточку пилотской кабины, майор Пусэп показал генералу Голованову задранный вверх большой палец. Командующий АДД кивнул, и аэродромные техники убрали тормозные колодки из-под огромных колес. Двигатели зарычали громче, и огромный самолет, медленно тронувшись с места, не спеша покатил по рулежной дорожке к началу бетонной ВПП.

Там он ненадолго задержался, потом командир корабля плавно передвинул сектора газа всех четырех моторов, переводя их с малых оборотов на максимальный режим. В тот момент, когда колеса уже были готовы пойти юзом, майор Пусэп отпустил педаль тормоза, и самолет, разгоняясь все сильнее и сильнее, помчался по бетонке ВПП. Несмотря на 2500-килограмовую бомбу в бомболюке и полный запас топлива, он разгонялся уверенно и энергично. Сказывалась возросшая почти на четверть тяга новых двигателей АШ-82Ф.

То ли еще будет, когда на самолеты Пе-8 начнут устанавливать уже закупленные в США двигатели Pratt&Whitney R-2800 мощностью в 2100 лошадиных сил. Генералу Голованову было известно, что первая партия из ста таких американских авиамоторов и запчастей к ним уже поступила в Мурманск. Еще двести таких же двигателей должны были поступить в СССР через месяц. И последняя сотня из четырехсот, уже оплаченных, ожидались в конце сентября.

Этого было вполне достаточно для переоборудования всех двадцати четырех боевых самолетов 45-й авиадивизии АДД и создания запаса двигателей для выпуска еще пятидесяти самолетов Пе-8, а также формирования обменно-ремонтного фонда моторов, утраченных или поврежденных в процессе боевой эксплуатации.

Никаких неприятных сюрпризов с поставками этих двигателей не ожидалось. В этой реальности СССР плотно контролировал трассу Арктических конвоев, и кригсмарине совместно с люфтваффе в Норвегии, несмотря на все истеричные приказы из Берлина, боялись лишний раз высунуть нос из своих баз, чтобы не привлечь к себе внимание молодого, но уже весьма зубастого советского Северного флота и входящей в его состав Эскадры Особого назначения.

Итак, в 04:35 майор Эндель Пусэп оторвал свой самолет от бетонки ВПП и уверенной рукой направил его вверх, начав набор высоты. Курс, проложенный капитаном Штепенко. первоначально вел на северо-запад, примерно в направлении на Новгород.

Четыреста километров, то есть почти час, самолет майора Пусэпа летел над своей территорией, постепенно набирая высоту. Уже над Калинином бомбардировщик шел на высоте более пяти тысяч метров, после чего моторы стали наддуваться турбокомпрессорами, а экипаж надел кислородные маски. При подлете к Валдаю Пе-8 почти уже достиг высоты десять тысяч метров, и самолет, совершив вираж, продолжая потихоньку набирать высоту, взял курс на запад, в сторону Пскова, намереваясь выйти к Балтике вдоль северного берега Рижского залива.

Скорость, составлявшая у земли всего триста километров в час, на высоте пять тысяч была уже в пределах четырехсот километров, а на высоте десяти тысяч метров составляла уже почти четыре с половиной сотни километров.

На рассвете, в 07:00, находясь на высоте одиннадцати тысяч метров, в ста километрах западнее острова Эзель, Эндель Пуэсэп развернул свой самолет на юго-запад, в направлении шведского острова Борнхольм. Над ним Пе-8 совершил еще один поворот, и вошел в воздушное пространство Третьего Рейха с северного направления – чтобы внезапно для ПВО Рейха атаковать наземные цели. Кроме того, в устье Одера, неподалеку от Штеттина, находился и один из подлежащих бомбардировке объектов – завод по производству синтетического горючего в Политце.

По мере приближения к побережью Германии редкие кучевые облака сменились плотными дождевыми тучами. Нигде внизу не проглядывалось и клочка воды или суши, так что, с одной стороны, никто не заметил пересекающий рубеж ПВО Германии одиночный советский бомбардировщик, а с другой стороны, завод синтетического бензина в Политце, к сожалению, оказался недоступен для применения корректируемых бомб.

Далее, в 08:40 по московскому времени, Пе-8 майора Пусэпа сделал еще один разворот на юго-запад, взяв курс на Магдебург, где располагалось еще одно крупное предприятие по выпуску синтетического горючего. Берлин остался примерно пятьюдесятью километрами южнее. Плотный облачный покров с вздымающимися башнями облаков, достигающими стратосферы, наводил на мысль, что в столице фашистской Германии сейчас низкая облачность, ветер, и, скорее всего, идет проливной дождь.

Над Магдебургом облачность была уже в значительной степени рваной, но тем не менее видимость для применения корректируемого оружия была недостаточной. Пропустив и эту цель, в 09:15 Эндель Пусеп развернул самолет на юго-восток, в сторону Лейпцига и расположенных в его окрестностях четырех заводов синтетического бензина. Чем дальше самолет летел на юг, тем все более рваными и тонкими оказывались облака. А на подходе к Лойне, где располагался один из самых крупных германских заводов по производству синтетического бензина, небо было уже совершенно чистым.

Это было то что надо. Гигантский химический комплекс в Лойне был обнаружен с расстояния примерно пятидесяти километров. Штурман-бомбардир Сергей Романов снял чехол с оборудования и включил свою установку, после чего доложил майору Пусэпу, что аппаратура исправна и готова к работе. Пе-8 нацелился на одно из самых крупных зданий в комплексе, опознанном как цех гидрогенизации. Косвенно эти данные подтверждались рядом высоких ректификационных колонн, расположенных неподалеку, где разделялась смесь различных углеводородов, получившаяся в ходе реакции каменноугольной крошки и угольной смолы с водородом при температуре порядка 400-600 градусов Цельсия и давлении в 200-300 атмосфер.

Раскрылись створки бомболюка, и «Иванушка-толстячок» первый раз глянул вниз с высоты одиннадцати тысяч метров. А там, внизу, никто еще ничего не подозревал. Огромный заводской комплекс жил своей трудовой жизнью. Построенный из нагромождения кубических сооружений из серого бетона, насквозь пропитанный ядовитыми испарениями и припорошенный угольной пылью, он являлся отрицанием земной красоты. Кроме вольнонаемных немецких рабочих, в этом преддверии ада принудительно трудились и заключенные концентрационных лагерей. Химическая компания ИГ Фарбениндустри платила в казну СС за каждый день работы взрослого рабочего-заключенного три или четыре марки (в зависимости от квалификации), и половину этой суммы – за каждого несовершеннолетнего раба Третьего рейха.

Но все это не имело сейчас абсолютно никакого значения, потому что никто из этих людей не имел никаких шансов дожить до будущей победы и освобождения. Средний срок жизни заключенного на нефтехимических, химических и резиновых заводах концерна ИГ Фарбениндустри не превышал четырех месяцев. Можно сказать, что одержимые своей расовой теорией немцы нашли вполне научный способ успешно перегонять на бензин живых людей.

Ровно в 09:35, через пять часов после вылета с аэродрома в Кратово, капитан Романов нажал на кнопку сброса бомбы. Электрические замки разжались, и разворачивающийся под действием аэродинамических сил носом к земле «Иванушка» со свистом полетел вниз. Через пять секунд скрутившаяся с хвостового оперения крыльчатка замкнула электрические цепи бомбы, подключая к сервоприводам рулей аппаратуру управления и устанавливая в боевое положение основной и вспомогательный взрыватели, а также зажигая в хвостовой части бомбы яркий файер желтого цвета, видный даже с большого расстояния. Капитан Романов приник к бомбовому прицелу и, аккуратно двигая ручкой управления, стал подгонять яркую отметку все ближе и ближе к цели. Бомба послушно, даже слишком, реагировала на движение ручки управления, и бомбардиру приходилось быть очень осторожным, чтобы случайным резким движением не увести ее в сторону от цели.

Потом яркий огонек, обозначавший положение бомбы, неожиданно погас, а через долю секунды на этом месте вспух багровый с черными прожилками шар разрыва. Мгновение – и все внизу озарилось вспышкой, многократно превышавшей по силе первоначальный взрыв бомбы. Большая установка по гидрогенизации угля доктора Бергиуса была полностью разрушена.

– Командир, мы сделали это! – только и мог сказать пересохшим от кислорода ртом капитан Романов.

– Отлично, – ответил майор Пусэп, – а теперь идем домой.

После взрыва синтез-установки на заводе в Лойне начался сильнейший пожар, с которым было невозможно справиться, потому что горючих материалов на заводе в Лойне имелось предостаточно. Тут были даже газгольдеры со смесью пропан-бутана, являющимся побочным продуктом реакции (да-да, газобаллонные грузовики и автобусы тоже были изобретены в Третьем Рейхе для того, чтобы как можно больше бензина, синтетического или натурального, оставалось для ведения боевых действий).

Даже удалившись от своей цели на две сотни километров, экипаж мог видеть столб угольно-черного дыма, поднимающийся в небеса. Хвостовой стрелок с помощью специально врученного ему фотоаппарата сделал несколько снимков – как момента взрыва бомбы, так и этапов огромного пожара.

Самое интересное заключалось в том, что система ПВО Германии ухитрилась так и не заметить идущий на большой высоте одиночный Пе-8.

Зайдя на немецкую территорию с севера, самолет капитана Пусэпа покинул ее, направляясь на юго-восток через протекторат Богемии и Моравии, Словакию, Венгрию и Румынию, и в 14.45 по Москве совершил посадку на крымском аэродроме ОСНАЗ РГК в Саках.

Дав экипажу отдых и загрузив в бомбоотсек еще одного «Иванушку», майор Пусэп завтра отправится в новый боевой вылет. Эффект воздействия на военную экономику точечными бомбардировками германских предприятий химической промышленности должен превзойти все ожидания.

1 мая 1942 года, Полдень. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего Иосифа Виссарионович Сталина.

С первомайского парада Верховный вернулся в отличнейшем настроении. Несмотря на то, что враг еще стоял фактически у ворот столицы, перемены на фронте к лучшему были заметны даже невооруженным взглядом. Жить становилось лучше, жить становилось веселее.

Военный парад в прифронтовой Москве яснее ясного показывал и собственному населению, и союзникам (да и врагам), что Красная Армия оправилась от первых поражений и научилась бить врага. А советское руководство чувствует себя спокойно и полностью уверено в своей окончательной победе. Этот первомайский парад послужил своего рода подведением итогов зимней кампании и предвестником предстоящих этим летом решающих сражений.

Правда, никакой особо новой техники на параде не демонстрировалось. Мир не узнал ни о танке Т-42, ни о БМП-37, ни о самоходных орудиях на их базе. Их дебют должен был сначала состояться на полях сражений, и лишь потом, на 7 ноября, эти машины займут свое законное место в парадных расчетах. Были и исключения. Решение не показывать новую технику не касалось авиации, и в заключительной фазе парада над Москвой вместе с самолетами Пе-2, Як-1 и Ил-2, уже известными широкой публике, пролетели и первые серийные истребители Ла-5, а также скоростные фронтовые бомбардировщики Ту-2.

Завершил первомайский парад пролет над Красной Площадью на малой высоте огромного бомбардировщика Пе-8, оснащенного моторами конструкции Аркадия Швецова М-82Ф. За ускоренное создание новой версии этого мотора с улучшенным охлаждением и смазкой, способного неограниченное время работать на предельном режиме, конструкторский коллектив пермского авиамоторного завода № 19 имени Сталина (иначе именуемый ОКБ-19) был представлен к Сталинской премии 1-й степени.

Сразу после возвращения с парада у Верховного была назначена встреча с командующим Авиацией Дальнего Действия генерал-лейтенантом Головановым и начальником Генерального штаба генерал-лейтенантом Василевским. Темой разговора должны были стать более чем успешные результаты двойного челночного рейда бомбардировщика Пе-8 под командованием майора Энделя Пусэпа на территорию фашистской Германии. Генерал-лейтенант Голованов сам попросил Сталина об этой встрече – железо было горячо, и надо было его ковать.

Верховный Главнокомандующий сидел за своим столом и не без удовольствия перебирал толстую стопку фотографий сделанных с борта советского бомбардировщика после точечных ударов по комбинатам синтетического горючего на территории фашистской Германии.

– Значит, товарищ Голованов, – вождь поднял голову, – у вас все получилось?

– Да, товарищ Сталин, – ответил командующий АДД, – и даже более чем. На деле принципиально доказана возможность поражения с летящего на большой высоте бомбардировщика точечных объектов, находящихся в глубоком тылу противника. При этом удалось нанести вражеской военной экономике значительный ущерб.

– Значит, – кивнул Сталин, – информация, полученная нами от потомков, оказалась верной?

– Да, товарищ Сталин, – подтвердил Голованов, – одними точечными бомбардировками войну нам, скорее всего, не выиграть. Но ослабить возможность противника к продолжению боевых действий они могут значительно. По оценке специалистов наших наркоматов, завод в Лойне немцам придется строить фактически заново, а завод в Бленчхаммер Норте, главная синтез-установка которого в момент бомбового удара была отключена, будет простаивать от двух недель до месяца.

– Товарищ Василевский, – обратился Сталин к начальнику Генерального штаба, – вы тоже считаете, что мы должны продолжать действовать теми же методами?

– Так точно, товарищ Сталин, – ответил тот, – мы считаем, что воздействовать на глубокий тыл противника в ходе войны необходимо. При этом мы понимаем, что у нас нет возможности, подобно американцам, построить и содержать многотысячные армады тяжелых бомбардировщиков. Кроме заводов нефтехимической индустрии, высоким потенциалом для поражения мощными высокоточными бомбами обладают предприятия по выпуску взрывчатых веществ и боеприпасов, химические производства, плотины гидроэлектростанций, правительственные здания и крупные командные центры, и почти неуязвимые для обычных бомбардировок железнодорожные и шоссейные мосты через крупные европейские реки: Эльбу, Одер, Вислу, Дунай и Неман. Приоритеты в выборе очередных целей по ходу боевых действий могут меняться. Но важна сама возможность достигать стратегических результатов весьма ограниченными силами. Истребление военной экономики фашистской Германии в дальнейшем необходимо проводить на строго научной основе.

– А вы что скажете, товарищ Голованов? – снова обратился Сталин к командующему авиацией Дальнего Действия. – Смогут ли в новых условиях вверенные вам части решать задачи, поставленные советским командованием?

– Смогут, товарищ Сталин, – ответил Голованов, – хотя, конечно, для этого необходимо их качественное усиление. Самолет ДБ-3Ф, или по-новому Ил-4, являющийся сейчас основой АДД, морально устарел, и с него невозможно применение управляемого оружия. Необходима его замена на новые самолеты Пе-8 и Ту-2.

Сталин, задумавшись, побарабанил пальцами по пачке папирос «Герцеговина Флор» и спросил:

– Товарищ Голованов, а почему невозможно применять управляемое оружие с самолетов Ил-4?

– Минимальный калибр бомбы, на которую имеет смысл устанавливать систему управления – одна тонна, – ответил генерал Голованов. – А устаревшие самолеты типа Ил-4, обладающие недостаточной тяговооруженностью и прочностью конструкции, не способны нести даже единичные авиабомбы такого калибра. Кроме того, самолет Ил-4 обладает недостаточной скоростью и высотой полета, а также слабым оборонительным и бомбовым вооружением. Единственное, в чем Ил-4 превосходит все другие наши бомбардировщики, так это в дальности полета. Разумеется, речь не идет о дальнем бомбардировщике Пе-8, выпуск которого в новых условиях стоило бы немного расширить, доведя в течение 1942 года численность авиации дальнего действия с двадцати четырех примерно до ста – ста двадцати машин этого типа.

Сталин кивнул.

– Мы вас поняли, товарищ Голованов, спасибо. А что нам скажет товарищ Василевский?

– Товарищ Сталин, – сказал Василевский, – Генеральный Штаб тоже считает необходимым внести изменения в номенклатуру выпускаемых нашей промышленностью бомбардировщиков, сосредоточив основные усилия на ускоренном запуске в серийное производство скоростного многоцелевого бомбардировщика Ту-2, который, как и Пе-8, способен нести управляемое оружие. Сделать это возможно за счет сокращения или даже полного прекращения выпуска устаревших бомбардировщиков Ил-4. Что же касается легких пикировщиков Пе-2, то, как мы уже вам говорили ранее, эти самолеты в качестве пикирующего бомбардировщика используются в войсках редко. Но это вопрос организационный, а не технический, поскольку части, вооруженные самолетами Пе-2, со своими задачами на линии фронта и в ближнем вражеском тылу пока справляются.

– Очень хорошо, – сказал Верховный, – значит, вы, товарищ Василевский, не считаете возможным ждать еще два года до запуска самолетов товарища Туполева в массовую серию?

– Нет, товарищ Сталин, не считаем, – ответил Василевский. – В данный момент к фронтовым испытаниям уже готова отдельная бомбардировочная эскадрилья из двадцати машин. При условии значительной унификации самолетов Пе-8 и Ту-2 по двигателям, навигационному оборудованию, оборонительному и бомбовому вооружению переход на серийный выпуск Ту-2 вместо Ил-4, с нашей точки зрения, выглядит вполне оправданным. Кроме того, самолет Ту-2 может нести большую бомбовую нагрузку, он значительно легче в управлении, имеет меньшую аварийность и большую живучесть при боевых повреждениях. Необходимо немедленно начать серийный выпуск этих машин с поэтапным внесением изменений в их конструкцию по мере накопления опыта боевого применения. На первом этапе для недопущения распыления сил и средств мы считаем возможным комплектование этими машинами бомбардировочных полков особого назначения РВГК – по аналогии с артиллерийскими полками особой мощности и полками реактивных гвардейских минометов.

– Все понятно, товарищи, – кивнул Сталин, – полагаем, что, с учетом последних событий, необходимо ускорить перевооружение нашей авиации на новую технику. И мы будем со всей серьезностью ставить вопрос о немедленном развертывании серийного производства бомбардировщика Ту-2 перед Наркоматом авиационной промышленности. Что же касается дополнительного выпуска самолетов Пе-8, товарищ Голованов, то давайте сначала проведем переоснащение на закупленные нами американские двигатели всех уже имеющихся машин этого типа, с оборудованием их системами управляемого вооружения, как следует отработав его практическое применение. Одновременно перед товарищем Петляковым будет поставлена задача на глубокую модернизацию конструкции самолета Пе-8, повышение технологичности его производства, и унификацию его узлов и агрегатов с узлами и агрегатами выпускаемого крупной серией бомбардировщика Ту-2. Как только все это будет сделано, вы, товарищ Голованов, вновь сможете поднять вопрос о дополнительном выпуске тяжелых дальних бомбардировщиков стратегического назначения. И мы надеемся, что это будет уже качественно новый самолет, лишенный своих нынешних недостатков.

Еще раз внимательно посмотрев на своих собеседников, Верховный встал из-за рабочего стола и сказал:

– На этом и остановимся. Все, товарищи, можете быть свободны.

2 мая 1942 года, Утро. Новая Британия. ВМБ Японского Императорского Флота Рабаул.

Заходя на умытую утренним дождем взлетно-посадочную полосу аэродрома Рабаул, над гладью Тихого океана снижались три японских двухмоторных средних бомбардировщика-торпедоносца G4M, носивших у американцев кодовое наименование «Бетти». Еще эти бомбардировщики носили прозвище «летающих сигар» – из-за характерной формы толстого фюзеляжа, а так же из-за того, что они, не имея никакой противопожарной защиты, вспыхивали после первых же попаданий. За отсутствие протектирования бензобаков «Бетти» получили у американцев прозвище «одноразовая зажигалка».

Вылетевшие более четырнадцати часов назад из Токио японские бомбардировщики без единой посадки проделали над просторами Тихого океана около четырех тысяч шестисот километров. В кабине среднего бомбардировщика на месте штурмана-бомбардира сидел человек, являющийся легендой и одновременно первым лицом Объединенного Японского Императорского Флота – полный адмирал Исороку Ямамото, гений стратегии, чемпион флота по игре «го» и предмет поклонения японских военных моряков, которыми он командовал.

Кроме того, адмирал Ямамото был принципиальным противником политической оси Рим-Берлин-Токио, вторжения в Манчжурию и Китай, а также войны с Соединенными Штатами Америки. В середине 1941 года премьер-министр Японии Фумимару Коноэ спросил Ямамото, что тот думает об исходе возможной войны с Соединенными Штатами, – ответ адмирала позже стал широко известен. «Если поступит приказ вступить в бой, – ответил он, – я буду неудержимо двигаться вперёд в течение половины или целого года, но я абсолютно не ручаюсь за второй или третий год».

В то же время Исороку Ямамото не знал, что американские адмиралы мыслили примерно в том же ключе. «План Дог» от 1940 года американского адмирала Харольда Старка, Главнокомандующего Морскими Операциями, предусматривал ведение на Тихом океане оборонительной войны. И пока США будут концентрировать все свои силы против Германии, американскому Тихоокеанскому флоту придется удерживать японцев подальше от путей сообщения с Австралией.

Американские адмиралы подсчитали, что только мобилизация флота займет не менее шести месяцев. А на производство того невероятного количества снаряжения, боеприпасов и вспомогательных судов, необходимых для ведения наступательной войны на Тихом океане, уйдет не меньше двух-трех лет.

В любом случае, в начале мая 1942 года, полгода, которые Исороку Ямамото выделил себе на «неудержимое продвижение», подходили к концу. Четыре американских авианосца, уцелевших во время нападения на Перл-Харбор, представляли для японского флота все более и более серьезную угрозу. Но о главной опасности Главнокомандующий Объединенным флотом не подозревал до самого последнего времени.

У адмирала Ямамото не возникло подозрений даже тогда, когда в первых числах апреля военно-морской атташе Империи в Советской России капитан 1-го ранга Ямагучи сообщил, что по состоянию здоровья ему срочно необходимо покинуть свой пост, и попросил прислать ему замену. Поступок, совершенно нетипичный для японского высокопоставленного офицера – он мог быть вызван только крайне серьезными причинами.

Еще в середине января адмирал Ямамото попросил капитана 1-го ранга Ямагучи досконально разобраться в том, что происходит на советско-германском фронте. При этом он не имел особых надежд на успех этого конфиденциального поручения из-за удаленности японской дипломатической миссии от места событий и строжайших мер секретности, предпринятых советскими органами контрразведки. Сейчас, глядя через иллюминатор на приближающуюся посадочную полосу аэродрома на острове Рабаул, адмирал Ямамото вспоминал, как все это начиналось.

Утром 30 апреля капитан 1-го ранга Ямагучи добрался до Токио, и сразу же явился на прием к адмиралу Ямамото. Причем по его внешнему виду никак нельзя было сказать, что он страдает от какого-то тяжелого заболевания.

Ретроспекция от 30 апреля 1942 года, 09:02. Токио. Главный Штаб Объединенного Флота Японской Империи.

Кабинет главнокомандующего.

– Капитан 1-го ранга Ямагучи, – спокойным и ровным голосом произнес адмирал Ямамото, рассматривая склонившегося перед ним в почтительном поклоне военно-морского атташе (он никогда не повышавший голоса на своих подчиненных, считая это недостойным потомка древнего самурайского рода), – я прошу вас объяснить мне причины, которые заставили вас так неожиданно оставить свой пост именно в тот момент, когда на советско-германском фронте происходят такие важные события.

– Исороку-сама, – сказал Ямагучи, еще ниже склоняясь перед своим шефом и кладя перед адмиралом стопку исписанных листков, – я смиренно прошу вас прочитать сначала мой рапорт, а потом я готов дать вам все требующиеся по ходу дела ответы…

Недоверчиво хмыкнув, Ямамото начал читать рапорт, написанный по-английски, но почти тут же отложил в сторону первую страницу и внимательно посмотрел на капитана 1-го ранга Ямагучи, наблюдавшего за адмиралом затаив дыхание.

– Так вы сумели проникнуть в тайну так называемой эскадры адмирала Ларионова? – спросил он.

– Да, Исороку-сама, – кивнул Ямагучи, – в своем рапорте я изложил все, что мне удалось выяснить о происхождении и боевой деятельности так называемых Эскадры Особого Назначения адмирала Ларионова, а также Тяжелой Механизированной Бригады Особого Назначения сначала полковника, а потом и генерала Бережного.

– Вы полагаете, что эти два русских соединения представляют угрозу нашим интересам на северном направлении? – спросил адмирал Ямамото.

– Не совсем так, – покачал головой Ямагучи. – Обладая совершенно несвойственной для русских боевой эффективностью, они коренным образом переменили весь характер вооруженной борьбы на советско-германском фронте. Теперь уже речь идет не об исчерпании воли к сопротивлению у русских, а о том, сможет ли вермахт снова переломить ситуацию в свою пользу, или и дальше будет терпеть поражение за поражением. В то же время подтверждается политическая линия советского вождя Сталина на нежелание таскать каштаны из огня для Англии и США. С его стороны было бы совершенным безумием предпринимать что-то против нас до того, как закончится его противостояние с Германией. Также совершеннейшим безумием было бы наше вторжение на Север. Да, кадровые части Сибирского военного округа отправлены на Восточный фронт. Но казармы у русских в Сибири не пустуют, поскольку с фронта в Сибирь на отдых и пополнение прибывают части, получившие боевой опыт во время успешной для русских зимней кампании. Наступление Квантунской армии в таких условиях может иметь лишь весьма ограниченный успех, после чего война перейдет в затяжную фазу. В то же время с открытием нами боевых действий русские безо всякого сомнения предоставят свои аэродромы для американской стратегической авиации, и под ударами янки окажется сама Метрополия.

– Мысль верная, – кивнул головой Ямамото, – у нас здесь сложилось примерно такое же мнение. Госпожа Армия не в состоянии выделить двадцати тысяч солдат для захвата и оккупации Гавайев, и в то же время рвется на Север, чтобы начать войну с Россией, где для успеха потребуются миллионы штыков. Мы уже представили свое мнение по этому вопросу Императору и совету Гэнро. Думаю, что оно нашло там полное понимание. Главная наша задача сейчас – нейтрализовав остатки американского Тихоокеанского флота, закрепиться на Юге, рассечь морские коммуникации, связывающие Австралию с внешним миром, и путем осуществления полной блокады вывести ее из войны.

– Исороку-сама, – стараясь быть бесстрастным, сказал капитан 1-го ранга Ямагучи, – именно полученная мной секретнейшая информация, касающаяся предстоящих событий на Юге, и побудила меня, бросив все, прибыть для личного доклада вам. После того, что мне удалось узнать, я не имел права доверять полученные мной сведения ни радио, ни даже дипломатической почте.

Адмирал понимающе кивнул и, больше не задавая ни одного вопроса, дочитал до конца рапорт капитана 1-го ранга Ямагучи. Закончив чтение, он отложил в сторону аккуратно сложенные листки бумаги и минут пять сидел, глядя невидящим взором в пространство прямо перед собой. Ум его в это время бешено работал, пытаясь сопоставить уже известную ему информацию. В рапорте военно-морского атташе в Советском Союзе он увидел грядущую катастрофу. Но, как понял адмирал, есть был шанс ее предупредить.

– Господин капитан 1-го ранга, – нарочито спокойным голосом произнес адмирал Ямамото, – скажите мне, насколько надежен и достоверен источник полученной вами информации?

– Исороку-сама, – ответил Ямагучи, – эту информацию я получил от русского офицера, капитана 2-го ранга Чернецкого Владислава Петровича, знакомого мне еще с 1916 года, когда я был еще гардемарином и участвовал в передаче русским проданного им броненосца «Танго» – бывшего русского броненосца «Полтава». Он достался нам после захвата Порт-Артура, и после ремонта вошел в состав флота Империи. Можно сказать, что тогда мы были не просто союзниками по Антанте, но и друзьями. Русские к таким вещам относятся крайне сентиментально – мужская дружба для них свята. Поэтому, когда мы случайно встретились с ним в Куйбышеве – его родном городе, куда он прибыл в отпуск после ранения, мы разговорились, и Чернецкий был со мной до предела откровенным. Из беседы с ним я узнал, что по роду своей нынешней службы в береговых частях Северного флота ему приходилось встречаться в частной обстановке с офицерами из эскадры адмирала Ларионова, которые в общем-то не скрывают своих антиамериканских и антибританских настроений. А с одним из них он после ранения даже лежал в одной палате госпиталя, и именно от него узнал о том, что американцам удалось раскрыть ключ нашего военно-морского кода Ro, и адмирал Нимиц читает все наши сообщения и приказы чуть ли не раньше нас самих. Думаю, что он рассказал мне все это, поскольку эта информация не наносит ущерба России.