Текст книги "Год 1941, Священная война"

Еще приближаясь к этому месту, я ощутил назревшие и перезревшие настроения внутри солдатской массы. Да, именно так: по большей части эти люди снова ощущались как солдаты, и для массового изъявления желания принести встречную клятву им не хватало только детонатора, то есть моего собственного присутствия. Когда УАЗик остановился, к нему подошел майор Гаврилов и доложил, что в его хозяйстве все в порядке, никаких особенных происшествий не имеется, но люди потихоньку начинают бухтеть, не понимая смысл своего нахождения в этом санатории и своих дальнейших перспектив.

– Смысл нахождения в санатории, – сказал я, – как раз в том и состоит, чтобы настоящие советские люди, которые не могут бездельничать, пока их товарищи сражаются на фронте, сами отделились от всех прочих, считающих, что тут они хорошо устроились. Своими способностями я тоже чувствую, что ситуация созрела уже в достаточной степени, а потому, товарищ майор, постройте у дороги тех, кто уже закончил прием пищи. Будем говорить. Сейчас мне остро требуются люди причастные к технике, механики-водители, командиры и наводчики танков, артиллеристы, водители грузовых и легковых машин, броневиков, а также мотоциклисты. Ближайшей ночью под Островом у меня намечается операция по разгрому двух германских танковых дивизий с попутным отжимом большей части принадлежащего им движимого имущества, в том числе танков, моторизованной артиллерии и автомобильного обоза.

– Мне уже говорили, что вы большой дока по добыче разного трофейного имущества и что оно у вас не лежит на складах, а по-хозяйски сразу идет в дело, – хмыкнул Гаврилов. – Должен сказать, что вполне одобряю такой подход. Только хотелось бы спросить: пленных немцев вы опять отправите в подарок товарищу Сталину голыми на Красную площадь или как?

– Или как, товарищ майор, – ответил я. – В таком экстравагантном способе заявить о своем существовании нет необходимости. Я просто оставлю их связанными на месте дожидаться советских войск, которые займут плацдарм у Острова к полудню завтрашнего дня, и на этом умою руки. А сейчас стройте людей, товарищ Гаврилов, времени у нас не особо много.

Когда майор Гаврилов ушел выполнять приказание, генерал Карбышев тихонько спросил:

– А что, Сергей Сергеевич, вы и в самом деле планируете выиграть эту войну исключительно за счет трофеев, отбитых у германской армии?

Я вздохнул и ответил:

– Вы, Дмитрий Михайлович, совершенно неправильно понимаете мою здешнюю роль и мою задачу. Просто выиграть войну – это как два пальца об асфальт, и никакая армия для этого мне не нужна. Достаточно нанести несколько тактических плазменных ударов по центрам принятия решений и пунктам управления – и выжившие германские генералы прибегут к вам мириться с криком «Ой, как нехорошо получилось, камрады! Во всем был виноват только злой Гитлер, а мы белые и пушистые. Мир, мир, мир!». И даже если Советский Союз по итогам такой, с позволения сказать, войны оккупирует всю Европу, он все равно останется все той же рыхлой и необкатанной структурой, что и до войны, без всякого боевого опыта и международного авторитета, ведь все его успехи будут достигнуты чужими усилиями. Дураки, вроде Тимошенко и Кулика, все останутся на своих местах, а политические лозунги, в том числе и крайне ошибочные, поднимутся еще выше, ведь помощь извне подтвердила их правильность и безошибочность. А так недалеко и до повторения нынешней беды. Нет, все должно быть совсем иначе. Сначала я, убрав эффект внезапности нападения и опережения в развертывании, помогу фронту влипнуть в землю по линии старой границы, примерно как в шестнадцатом году, когда траншеи перечеркнули континент от Балтики до Черного моря. Таким образом, Советский Союз не утратит ни одного значимого промышленного центра и не понесет катастрофических потерь в гражданском населении, в народе проснется подспудно дремлющая страшная сила, а советские войска станут беспрепятственно набирать боевой опыт, не сгорая поминутно в дурацких окружениях, куда их загоняли рукожопые генералы мирного времени. Военные гении, которых у вас достаточно, в самые короткие сроки подрастут в должностях и званиях, и займут положенные им места во главе армий и фронтов, загнав дураков в глубокий тыл или под расстрел. А потом будут первые зимние контрнаступления – своего рода экзамен Красной Армии на зрелость. Но только случатся они не под Тихвином, Москвой, Севастополем и Ростовом-на-Дону, а под Таллинном Псковом, Невелем, Оршей и Житомиром. И вот тогда пойдет совсем другая война, в которой я буду только советчиком и помощником, а не главным победителем. Победить Гитлера и освободить всю Европу до самого Ламанша должен великий советский народ под руководством гения товарища Сталина, а не пришелец из других миров самовластный Артанский князь Серегин. Мне такая роль не нужна и прямо вредна, а вот то, что я помогу спасти от ужасной смерти несколько миллионов советских людей, будет греть мою душу сильнее любых орденов и медалей. И больше ничего мне не нужно от вашего мира, ничего!

– Да, Сергей Сергеевич, – сказал Карбышев, – теперь я понял, как вашу тактику со стратегией, так и вашу человеческую сущность. Исходя из изложенного вами плана, можете рассчитывать на мое полное содействие от начала и до конца, ибо я тоже считаю, что даденое даром растрачивается потом с необычайной легкостью.

– Спасибо, Дмитрий Михайлович, – ответил я. – Но учтите, что на первом этапе изрядно постараться придется именно нам с вами, а также бойцам генералов Велизария и Багратиона. При отсутствии мощной промышленной базы, на которую могла бы опереться моя армия, без трофеев никак. Что-то я закупаю на стороне за звонкий металл, что-то мне изготавливают мастерские «Неумолимого», а все остальное, в первую очередь вооружение, приходится комплектовать из того, что мое войско добывает в бою. Сейчас мои первая и вторая армии вооружены трофеями моего похода в мир русско-японской войны, где я помог разгромить экспедиционную армию императора Мацухито. И если винтовки Арисака и пулеметы Мадсена еще вполне адекватны нынешним условиям, то тогдашняя артиллерия уже проходит по категории «устаревшая», а о танках и автотранспорте в начале двадцатого века даже не мечтали. Поэтому в вашем мире я намерен продолжить деятельность по сбору трофеев для того, чтобы укомплектовать свои войска людьми и вооружением по самым лучшим местным стандартам.

– Сказать честно, – хмыкнул подполковник Седов, – германские танки и гаубицы скорее отличаются качеством производства, чем вершиной конструкторской мысли. С новой советской техникой все наоборот: конструкторские решения зачастую просто гениальные, а вот качество изготовления на тройку с минусом. Еще хочу сказать, что при резком увеличении количества техники моя ремрота банально зашьется. Нельзя ли специалистов из немецких ремонтных батальонов, которые имеются в каждой танковой и моторизованной дивизии, не отправлять в советский плен, а приспособить к делу у нас? Не все же они там фанатичные нацисты…

– Это, Владислав Петрович, вполне возможно, – сказал я, – особенно если провести с людьми идеологическую работу. Не надо никого бить или пугать, достаточно очертить грядущие перспективы. При отказе от сотрудничества – советский плен, а в случае добросовестной работы – эмиграция в империю кайзера Вильгельма образца четырнадцатого или восемнадцатого года…

Примерно десять минут спустя. Там же

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

На нормальный воинский строй это собрание походило мало, как и на беспорядочную толпу гражданских. Так, серединка на половинку. Передний край выстроился по линии дороги довольно ровно, а вот дальше люди стояли хоть и плотной массой, но в полном беспорядке, а в последних рядах некоторые еще торопливо доедали свой ужин. Но главной эмоцией, витающей над этими людьми, было нетерпеливое ожидание. Все они если не понимали, то догадывались, что сейчас решится их судьба.

– Здравствуйте, товарищи, – сказал я, и магия Слова эхом разнесла мои слова по окрестностям. – Давайте знакомиться. Меня зовут Сергей Сергеевич Серегин, и я тут первый после Бога и самый главный воинский начальник. Все вы, кто больше, кто меньше, уже познакомились со знаменитым арийским гостеприимством и тем новым порядком, который несет миру германский фашизм. Скажу честно: если бы все шло своим чередом, то до нового тысяча девятьсот сорок второго года из вас дожил бы только каждый десятый или даже меньше. Но эту развилку в своей жизни вы уже прошли. А сейчас кто хочет дальше сражаться с врагом за Советскую Родину – два шага вперед и повторяйте за мной: «Клянусь, что я это вы, а вы это я, и я убью любого, кто скажет, что мы не равны друг другу! Вместе мы сила, а по отдельности мы ничто!».

Едва я договорил слова клятвы и, вздев к небесам меч, поцеловал теплый шелк знамени, как с неба громыхнул гром с ясного неба, раздались раскатистые крики «ура», а меня окатила волна эмоций новых Верных. Сколько их там было – пятьдесят тысяч, шестьдесят или же все семьдесят – мне и не сосчитать. И ведь что характерно: на этот раз майор Здорный совсем не возражал против принятия Клятвы, вместо того я ощутил его внутри себя в составе Воинского Единства.

– Ну вот и все, – сказал я Карбышеву, – вот ваша армия, точнее, ее будущее тело. Теперь этих людей нужно отвести в город и провести сортировку, выделив командиров и технический персонал. Владислав Петрович, поскольку ваш полк не будет принимать участия в предстоящей операции, окажите Дмитрию Михайловичу содействие в организационных вопросах. Вы-то знаете, что и как в таких случаях нужно делать. Кстати, технические специалисты по танковой или авиационной части (что совершенно без разницы) могут присутствовать и среди этих людей. Их вы сразу забирайте и подчиняйте товарищу Потапову. Водителей автомашин, мотоциклов и танкистов тоже берите к себе. Будем развертывать ваш полк в корпус, а ремроту – в танкоремонтную бригаду. Летчиков и штурманов, если такие найдутся, передавайте Елизавете Дмитриевне, а из остальных мы будем формировать танкодесантные штурмовые батальоны. Если задача понятна, то приступайте, товарищи. Первых докладов я жду от вас уже к полуночи.

7 июля 1941 года, 02:30 мск, Москва, Кремль, кабинет Сталина

Только что из этого кабинета вышли Молотов, Маленков, Каганович, Ворошилов, Берия, Микоян и Жигарев, после чего в нем, наконец, наступили благословенные тишина и покой. Товарищ Сталин заметил, что, если долго пользоваться Истинным Взглядом, разглядывая своих неблагонадежных соратников, то потом начинает болеть голова – сначала слабо, а потом все сильнее и сильнее. И не пользоваться этой способностью тоже нельзя. Чем больше вождь старался разобраться с истинными причинами того, что произошло двадцать второго июня, тем больше приходил в недоумение, вызывающее желание все же докопаться до сути.

То есть заговора в его классическом понимании среди его соратников не просматривалось ни в каком виде. Зависть, неприязнь и прямой страх перед персоной товарища Сталина у этих исторических персонажей имеются, а вот заговора не видно. Для заговора нужен явный лидер, но таковой среди его окружения отсутствует, а есть группа товарищей, которые недовольны тем, что Коба взял себе слишком много власти, и опасаются, что на следующем витке чисток полетят уже их головы. И справедливо опасаются. С таким настроем этой публике в руководстве большевистской партии и советского правительства не место. И даже Лаврентий, у которого тоже есть свои темные стороны личности, на их фоне выглядит вполне полезным персонажем, надо только расставить с ним все точки и запятые. Так что головы среди деятелей ЦК и некоторых наркомов полетят обязательно, но… потом. Прежде надо во всем разобраться. Да и вредно это сейчас – в военное время швыряться направо и налево оторванными головами…

И как раз в этот момент, в кармане френча у Сталина тихонько запищало – звук шел от «портрета» Артанского князя Серегина. Верховный, надо сказать, оказался рад этому неожиданному звонку. Накопились некоторые вопросы, но по своей инициативе выходить на связь с новым союзником советский вождь не хотел. И тут вдруг тот сам желает с ним поговорить.

Вечером, когда Жуков по ВЧ докладывал обстановку на Западном фронте, Сталин спросил у него вроде бы между делом: «Как у вас погода?», и услышал в ответ: «С полудня льет как из ведра, товарищ Сталин». Потом товарищ лучший друг советских физкультурников, следуя принципу «доверяй, но проверяй», позвонил полковнику Голованову (с которым имел хорошие личные отношения и чей 212-й дальнебомбардировочный полк как раз базировался на аэродроме Смоленск-Северный) и тот сообщил Вождю: «В Смоленске, товарищ Сталин, погода нелетная, а ближе к линии фронта творится и вовсе черт знает что. Немецкая авиация, впервые с начала войны, в воздухе отсутствует». Далее товарищ Сталин позвонил в Центральный Институт Погоды СССР (ныне Гидрометцентр России), но там на его вопросы только развели руками: мол, природа сошла с ума, и в ближайшее время они не могут ничего прогнозировать.

Значит, не обманул таинственный союзник: пообещал устроить на московском направлении потоп – и вот, пожалуйста, пошли проливные дожди, хотя товарищи синоптики ничего такого не предвещали, и даже, наоборот, обещали длительную сухую и ясную погоду, а теперь в ответ на вопросы вождя только невнятно оправдываются. И вот сам автор этого рукотворного стихийного бедствия вызывает на связь главу советского государства…

Верховный вытащил из кармана «портрет», провел по нему пальцем с прокуренным пожелтевшим ногтем и сказал как в трубку обыкновенного телефона:

– Алло! Слюшаю вас, товарищ Серегин.

– Здравствуйте, товарищ Сталин, – поздоровался пришелец из иных миров. – Извиняюсь за столь поздний визит, но есть пара неотложных вопросов, так сказать, фронтового масштаба, о которых вас необходимо осведомить немедленно. Много времени я у вас не отниму.

– Здравствуйте, товарищ Серегин, – кивнул советский вождь. – И не надо извиняться. Это очень хорошо, что вы сразу осведомляете нас обо всех неотложных вопросах. Мы будем разговаривать через этот ваш «портрет» или вы придете ко мне лично?

– Желательно лично, товарищ Сталин, – ответил Артанский князь. – К сожалению, другим способом продемонстрировать текущую тактическую обстановку и изменившиеся стратегические расклады у меня просто не получится. К сожалению, первый мобильный тактический планшет, необходимый для отображения информации, собранной орбитальной сканирующей сетью, пока находится на этапе восстановления, поэтому все данные заводятся мне на энергооболочку, и я снимаю их при каждом посещении вашего мира.

– Вы очень интересно рассказываете, товарищ Серегин, – сказал Верховный. – Приходите прямо сейчас, мы вас ждем.

И вот в кабинете открылся портал и появился Серегин (на этот раз один). Первым делом он подвесил в воздухе голографическое изображение тактического планшета.

– Вот, товарищ Сталин, – сказал он. – Обстановка на фронтах на данный момент. На западном направлении в тылах германской группы армий «Центр» началась климатическая операция «Хляби Небесные». В настоящий момент передвижение там возможно только по железным и мощеным шоссейным дорогам, а грунтовки уже после двух часов дождя стали непроходимыми для танков и автомобильной техники. Чтобы оперативно купировать ближайшие угрозы, моя авиация во второй половине дня нанесла два удара. Первый удар нанесли два эскадрона флаеров огневой поддержки сухопутных войск «Шершень», атаковав сбившиеся в кучу у переправ через Западную Двину у Бешенковичей двадцатую танковую и двадцатую моторизованную дивизии. Все, что мои злобные девочки не смогли съесть, они изрядно понадкусали, разрушив при этом сами переправы и изрядно причесав вражеский авангард, захвативший плацдарм на правом берегу реки. Теперь немецкие передовые войска оказались отрезаны от снабжения и поступления подкреплений, в силу чего части вашей 186-й дивизии получили все возможности прекратить их существование. Второй удар выполнил тактический бомбардировщик «Каракурт» – плазменным оружием он уничтожил дивизию СС «Дас Райх», которая перемещалась в северном направлении по рокадной грунтовой дороге, от населенного пункта Березино в тыл обороняющей Борисов сводной группе советских войск…

– Вот так один бомбардировщик сразу уничтожил целую дивизию? – усомнился Сталин.

– Пилот-капитан Пелагия любезно разрешила мне использовать ее личные воспоминания от этой операции. Вот, смотрите, – сказал Серегин, и поверх изображения тактического планшета возникла картинка с переднего обзорного экрана «Каракурта».

– Вон те маленькие красные треугольники – это подсветка целей боевой информационной системой бомбардировщика, – пояснил Артанский князь.

Дальше Верховный смотрел запись воспоминаний амазонки Пелагии молча, впитывая приглушенное программными фильтрами сверкание плазменных разрывов и ярость полыхающего лесного пожара. От начала и до конца. Была дивизия «Дас Райх», на бесчисленных машинах продвигавшаяся по белорусской земле – и вот уже только пар встает под проливным дождем над дотла выжженным местом ее упокоения.

– Да, товарищ Серегин… – задумчиво произнес Сталин, когда ментофильм закончился, – умеете вы быть безжалостным к врагу. Двадцать тысяч человек в дым за каких-то пять минут. И в то же время наши советские люди молиться на вас должны – ведь если бы не этот удар, то скольких из них эти немцы могли еще убить…

– Это были не просто немцы, товарищ Сталин, – глухо ответил капитан Серегин, – а эсэсовцы – то есть люди, ради положения господ над рабами сознательно отринувшие честь, совесть и милосердие, заменив их верностью своему фюреру и Великой Германии. За этой дивизией, несмотря на весьма небольшой срок войны, уже тянется кровавый след из замученных, расстрелянных и повешенных советских людей, а до этого они точно так же вели себя в Польше, во Франции и Югославии. Не жалко мне таких даже в самой малой степени, а потому, едва они оказываются в прицеле, я сразу санкционирую применение самых тотальных средств уничтожения. Пусть теперь с ними Святой Петр разбирается, а я пас.

– Ну хорошо, товарищ Серегин, ваша позиция нам понятна и вполне приемлема, – сказал Верховный и тут же переменил тему: – Скажите, а вы всегда можете так свободно использовать воспоминания своих людей?

– Нет, – покачал головой Артанский князь, – личные воспоминания принадлежат только самим моим людям и более никому, и я могу только просить об их использовании. Иногда на основе таких записей воспоминаний составляют учебные ментограммы для курсантов, но тогда личностную составляющую с них полностью стирают, оставляя лишь профессиональный компонент. Однако эта запись воспоминаний такой обработке не подвергалась.

– Да, – сказал Сталин, – видно, что эта ваша пилот-капитан Пелагия эсесовцев ненавидит люто, всей душой, и ваш приказ на их уничтожение выполняла с радостью и удовольствием, а не только из чувства служебного долга. Скажите, почему так?

– Там, у себя дома, в мире, который мы называем Подвалами Мироздания, амазонки насмерть воевали с потомками нацистов тевтонами, возглавляемыми злым божком по имени херр Тойфель, – ответил Серегин. – Я прекратил это безобразие, организовав операцию по ликвидации херра Тойфеля как явления, и дал народу тевтонов свободу от сил зла, ибо мой Патрон желает исправления грешника, а не его смерти. Теперь я понимаю, что это было мое первое испытательное задание как Специального Исполнительного Агента. Без него все закончилось бы и не начавшись. Ну а когда я уходил из того мира, самые бойкие, дерзкие и неугомонные из числа тевтонов и амазонок присоединились к моей армии, предпочтя поход по мирам тихой и спокойной мирной жизни, когда никто ни с кем не воюет. Так бывшие враги стали боевыми соратниками на новых войнах во имя справедливости. Кстати, именно германоязычная часть моей армии, состоящая из тевтонов и ландскнехтов начала семнадцатого века, брала штурмом штаб группы армий «Центр», благодаря чему херрен официрен унд генерален и не вздумали трепыхаться, ибо приняли моих солдат за своих. А потом уже было поздно пить боржом.

– Это просто невероятная история, – сказал советский вождь, – и еще несколько дней назад я бы в нее не поверил, а сейчас верю. Но скажите, откуда у вас все эти «Шершни» и «Каракурты», ведь по основной своей специальности вы у нас числитесь младшим архангелом, а потому вам приличествуют совсем другие методы? Или я чего-то недопонимаю?

– Однажды, – задумчиво произнес Серегин, – мой Патрон открыл нам канал в один мир очень отдаленного будущего, примерно на четырнадцать тысяч лет выше наших дней, лежащий к тому же на чужой для нас ветви Мироздания. Там после шестого века нашей эры не было ни Византийской империи, ни православия, ни России. Но вместо цветущей цивилизации светлого будущего на вершине той исторической ветви мы обнаружили мертвый мир. То человечество само убило свою планету и большей частью вымерло, а меньшей сбежало к звездам. Но в общем все это было неважно – во-первых, потому, что это была не наша история, во-вторых, оттого, что там мы обнаружили сокровище, которое даже не чаяли найти. На орбите этой планеты нас ожидал межзвездный линкор планетарного подавления галактической империи того будущего, имя которому было «Неумолимый». Этот огромный корабль был изношен до последней крайности, но все еще находился в состоянии, пригодном для того, чтобы выполнить несколько межзвездных прыжков с базы хранения до разделочной верфи. Но туда этот линкор отбыть не пожелал, а вместо того сбежал к заброшенной прародине человечества…

– Как так сбежал? – удивленно спросил Сталин. – Неужели в команде этого линкора не было специальных людей, которые проследили бы за выполнением приказа?

– На борту «Неумолимого» вообще не было команды, состоящей из живых людей, – ответил Артанский князь. – Ее там заменяли так называемые псевдоличности, обитающие в центральном вычислительном устройстве. Их изготовили путем суммирования профессиональных ментограмм старших офицеров, прежде служивших на «Неумолимом», в результате чего получились командир, навигатор, пилот, главный инженер и так далее. Априори считалось, что, раз с исходных ментограмм были стерты личностные составляющие, то и получившаяся при их суммировании псевдоличность тоже не сможет осознать своего «Я», а потому беспрекословно выполнит любой приказ, даже означающий ее безусловное уничтожение.

– Кажется, в земных легендах такое существо именовалось манкуртом? – заметил Сталин, набивая трубку табаком.

– Совершенно верно, – подтвердил Артанский князь. – Но получилось так, что расчет на это оказался неверным. Скорее всего, личностные составляющие были стерты с ментограмм не до конца, будучи переплетенными с профессиональными навыками, потому что через пару тысяч лет такого существования псевдоличности обрели свое «Я», и решение о побеге принимали сознательно. По их понятиям, пока глаз остер и рука тверда, их долг – это служба Империи, но раз та отвергла их верность, даже в качестве единицы хранения, то и они обрели свободу, потому что клятва верности всегда обоюдна. Но так как офицеры флота не мыслят своего существования вне службы, даже если они состоят не из плоти и крови, а из оптических и электронных сигналов, то псевдоличности поставили себе задачу найти подходящего кандидата в императоры, принести ему присягу и основать новую Империю, ибо старая для них уже не существовала.

– И этим подходящим кандидатом, как я догадываюсь, оказались именно вы, – хмыкнул вождь, чиркая спичкой.

– Да, – сказал Серегин, – именно я. У той галактической империи имелась технология, позволяющая дистанционно тестировать человека и определять степень его пригодности к той или иной должности. Меня псевдоличности определили как кандидата в императоры первого ранга, пригодного для возведения на трон без дополнительных испытаний и обучения. У них там такого давно уже не бывало: в основном императоры попадались третьесортные или вовсе разные временщики, потому что тамошнее общество препятствовало развитию в людях необходимых хорошему императору качеств. К тому же существование стабилизированных порталов, через которые из мира в мир ходим я и мои товарищи, наука той империи считала попросту невозможным. И вот эти два явления: кандидат первого ранга плюс демонстрация неизвестной прорывной технологии – привели команду «Неумолимого» в величайшее возбуждение. Мы встретились, немного пообщались, после чего в моей армии на одну боевую единицу стало больше, а в моем Воинском Единстве добавились новые Верные. И для меня не имеет никакого значения то, что у некоторых его членов отсутствуют бренные тела. Все у меня равны и между собой, и передо мной, и перед нашим общим Патроном.

Сталин посмотрел на своего собеседника Истинным Взглядом и, не увидев ни малейшего лукавства, кивнул. Несмотря на поздний час, эта беседа доставляла ему удовольствие. Прежде он не имел возможности пообщаться ни с одним человеком, равным ему по должности и уровню ответственности, и в то же время не являющимся для него классовым противником. Думают они с этим Серегиным в общих чертах одинаково, ставят перед собой одни и те же цели и, самое главное, не врут друг другу, ибо так устроил дело сам его новый союзник, наделивший советского вождя способностью распознавать малейшую ложь, лукавство и недоговорку. Сделав это, Артанский князь не только помог ему, товарищу Сталину, разобраться в окружающем гадюшнике высшего эшелона советской партноменклатуры, но и раскрыл собственные карты. А это вождю очень понравилось.

– Вот это я понимаю, настоящий интернационализм, – сказал Верховный, откладывая в пепельницу погасшую трубку. – Но скажите, что вы ответили этим псевдоличностям на предложение сделать вас императором новой галактической империи?

– Я согласился, – ответил Серегин, – но заранее поставил им условие, что до особого распоряжения, которое может наступить только на уровне родных для меня миров, мой императорский титул не распространяется за пределы территории линкора. Я никоим образом не претендую на главенство над существующими в различных мирах вариантами русского государства и не ищу там себе уделов. Исключение может быть только для отжатых по случаю временных эксклавов, которые местные русские государства еще не в состоянии удерживать под контролем. Но и их я впоследствии стараюсь пристроить в хорошие руки, чтобы жизнь местного народа становилась все лучше и веселее.

– Теперь этот вопрос понятен, – кивнул Сталин. – Я вижу, что и в нашем мире вам требуется такой временный эксклав и что это место не находится на нынешней территории Советского Союза. Так ли это?

– Да, так, – подтвердил Артанский князь. – С момента присоединения «Неумолимого» к моему войску прошло уже почти два года, и за это время, пока линкор находился в Севастопольской бухте мира начала семнадцатого века, нам удалось организовать поставку расходников с Меркурия для его ремонтно-восстановительных мастерских, благодаря чему удалось изрядно подтянуть техническое состояние моей самой ценной боевой единицы. Теперь там восстановлены система жизнеобеспечения (так что не страшно выходить в космос с живой командой), снова функционируют учебные классы для личного состава, а также большая часть мелкокалиберной артиллерии самообороны верхней полусферы и соответствующие защитные поля. Но самое главное – в строй вернулись восемьдесят штурмовиков непосредственной поддержки сухопутных войск «Шершень» из трехсот, один тактический бомбардировщик «Каракурт» из сотни и четыре истребителя «Стилет» из двух сотен, имеющихся на борту. Сейчас требуется максимально ускорить темп восстановительных работ, но это невозможно, поскольку даже самые простые и широко используемые материалы – железо, медь и алюминий – приходится доставлять рейсами космического челнока с другой планеты. Было бы желательно перебазировать «Неумолимый» в ваш мир – например, вот сюда, чтобы большую часть сырья получать с местных заводов, а не добывать самостоятельно, отдав космический транспортный тоннаж под те материалы, которые ваша промышленность еще не производит…

Серегин увеличил изображение на планшете, указав на северо-восточную часть Пуцкого залива, в двадцати пяти километрах к северо от Данцига, у самой оконечности косы Хель. У Верховного даже дух захватило от продемонстрированной наглости, ведь это место находилось непосредственно в прибрежных водах Германии. С другой стороны, кто его знает, этот космический линкор – быть может, ему все германские бомбардировщики как комары для медведя?

– Скажите, а где-нибудь в другом месте разместить ваш линкор нельзя? – стараясь казаться безразличным, спросил Верховный. – А то как бы его там немцы с воздуха не заклевали. Они это умеют.

– В другом месте нельзя, – строго сказал Артанский князь и пояснил: – для посадки на суше необходим космодром, оборудованный специальной силовой колыбелью, чтобы та могла принять на себя вес в три с половиной миллиона метрических тонн, а иначе корпус получит необратимые повреждения. Также «Неумолимый» способен садиться и на воду, да только место посадки должно быть защищено от штормовых волн и прочих погодных явлений, а глубины – превышать восемнадцать метров. В европейской части Советского Союза для его базирования подходят Севастопольская бухта и Кольский залив. Но это действующие военно-морские базы, а мой линкор имеет полтора километра в длину и двести пятьдесят метров в ширину. Объект таких габаритов заткнет главный фарватер как пробка ванну. Нет уж, пусть он плавает по Пуцкому заливу и до икоты пугает Гитлера своей громадностью и неземной мощью. А если тот попытается отправить против него свою боевую авиацию, то это будет значить, что у Германии завелись лишние самолеты, только и всего. Системы ближней самообороны к бою готовы, и рассчитаны они на противостояние значительно более серьезным аппаратам, чем «юнкерсы» и «мессершмитты». Чем меньше боевых единиц останется в строю у Геринга, тем лучше для Красной Армии и Советского Союза в целом. Впрочем, это перебазирование случится не ранее, чем через две-три недели, потому что мгновенно такие дела не делаются. Немного позже, после победы над Германией, я, возможно, попрошу у вас под временный эксклав прилегающий у Пуцкому заливу административный округ Данциг, включающий в себя все побережье от устья Вислы до косы Хель.