Текст книги "Год 1941, Священная война"

О том, насколько все в нашем мире серьезно, мне рассказала моя недавняя знакомая – местная библиотекарша Ольга Васильевна. Значительная часть книг в ее библиотеке – о нашей войне, с окончания которой в ее мире успело пройти целых сорок пять лет. Это огромная уйма времени, и все мы для своих потомков уже успели поделаться седой историей. Но еще больше шокируют меня встречи с людьми из далеких прошлых времен. Короля Генриха Четвертого я еще не видела даже издали, как и молодого князя Александра Ярославича, будущего Невского, но вот участники Бородинской битвы в тысяча восемьсот двенадцатом году и герои обороны Севастополя в Крымскую войну – тут самое обыденное явление. Идет тебе навстречу вполне обычный молодой человек, красавчик, вся грудь в орденах – и ты не знаешь, быть может, он с Багратионом и Кутузовым встречался, живого Нахимова лично видел, и все такое. Но не это тут самое главное и страшное…

Я тут всего несколько дней, но мне кажется, что прошла уже целая вечность: настолько много впечатлений приходится испытывать каждый день. Поначалу меня все это просто ошеломляло, порой повергало в шок, но потом я поняла, что если буду бурно реагировать на все необычное, то могу и с ума сойти. И тогда я решила относиться ко всему так, словно попала в сказку. Ведь как мне мечталось в детстве о таком чуде! Помнится, у меня над кроватью висела картина с изображением сказочного леса: тропинка уводила в чащу, а там, вдали, за лесом, на холме, высился таинственный замок… И перед тем, как заснуть, я фантазировала о том, что очутилась в этом замке, а там меня встречают удивительные существа… Я уже плохо помню свои фантазии, но под них засыпалось сладко и крепко.

И вот подобное чудо со мной произошло. И я, словно ребенок, с интересом изучала этот новый, ни на что не похожий, мир, ежечасно дарящий мне открытия. И мир этот был дружелюбен ко мне. Тут как-то исподволь ощущалось, что я, как и все подобные мне, под надежной защитой. А вот к тому, что это место насквозь пропитано магией, я привыкнуть все еще не могу. Мне, воспитанной в духе сурового материализма, трудно верить своим глазам, и я еле избавилась от привычки щипать себя всякий раз, когда сталкиваюсь с проявлениями волшебства. Они, эти проявлениями, всегда неожиданны… и иной раз даже меня пугают. Тут все, как в сказке «По щучьему велению»: стоит только чего-то захотеть, и это будет исполнено невидимыми слугами – застегнуть-расстегнуть застежку на платье на спине или почесать перед сном пятки. Но я понемногу уже начинаю привыкать к такому, как тут говорят, сервису. Первое правило этого места: «Каждый сам определяет пределы своей изнеженности» – вот и я стараюсь поручать невидимым слугам только то, что не смогу сделать сама.

Но Бог с ними, с проявлениями. В этом месте обитают МАГИЧЕСКИЕ СУЩЕСТВА! Да вот хотя бы тот самый Дух Фонтана, о котором так интересно рассказывала Анна Сергеевна, вгоняя меня в краску. Я хорошо запомнила ее слова, и обхожу этот фонтан стороной. Однако частенько вижу, как под покровом ночи в его сторону бегают всякие неизвестные мне особы женского пола… Мне, конечно же, хотелось бы взглянуть на этого Духа, посмотреть, как он выглядит. Но – нельзя. А то еще заворожит меня, затащит к себе – и прощай, добродетель… Уж лучше обратить внимание на мужчин из плоти и крови. А их тут великое множество, самых разных, на любой вкус – была бы я кокеткой, сказала бы, что у меня глаза разбегаются. Так-то они у меня не то чтобы разбегаются, но не-нет да и упадет мой взгляд на какого-нибудь бравого воина, что идет навстречу… А он заметит, улыбнется в ответ, кивнет приветственно – и на лице появляется довольно выразительный вопрос: «А почему бы нам не познакомиться, девушка?» Но я поспешно пробегаю мимо, потому что… жутко стесняюсь. Да и не хочу прослыть легкомысленной и ветреной особой, которая знакомится с первым встречным. Я ж все-таки учительница, как-никак, человек серьезный и ответственный…

Впрочем, тут не могу не вспомнить слова своей тетки, говоренные ею, когда я поступала в педагогический институт: «Это, конечно, замечательно, но как ты собираешься устраивать личную жизнь, голубушка? В школе мужчин – раз-два, и обчелся, да и то они все уже обычно заняты. Где мужа-то искать будешь, спрашиваю? Если в институте замуж не выскочишь, можешь крест на себе ставить, правду тебе говорю. Не найдешь ты никого путевого с такой работой. Да и некогда тебе будут знакомиться да на свидания бегать: то уроки, то тетрадки проверять, свободного времени ноль. Так что подумай, красавица моя, тысячу раз…»

Тогда я лишь посмеялась и отмахнулась. Но тетка, увы, оказалась права, и слова ее я потом вспоминала не раз. Я так старательно училась, что было не до кавалеров, а потом… Потом я просто перестала видеть вокруг себя тех, кого можно было бы рассматривать в качестве потенциального спутника жизни. Не могу сказать, что ухажеров совсем уж не было, но все это было не то, а мне нужен был только ТОТ САМЫЙ…

И как-то незаметно пролетело время, и вот уже мне двадцать пять, двадцать семь… К этому времени, очевидно, была пройдена какая-то роковая черта: желающих за мной поухаживать заметно поубавилось – все подходящие по возрасту «кавалеры» к этому времени женились… И в итоге я осталась одна, без всяких видимых перспектив на замужество, и уничижительный термин «старая дева» все чаще приходил мне на ум, когда я задумывалась о своей жизни… И это вводило меня в легкую панику и заставляло налегать на гимнастику, чтобы поддерживать себя в форме. А то вдруг ТОТ САМЫЙ встретится, а я уже буду старая, дряблая и никому не интересная.

И вот я оказалась в том месте, где условности отсутствуют, а мужчин очень много, и все они хороши как на подбор. Можно сказать, что я немного… растерялась. И проклятая робость не дает мне раскованно общаться с представителями сильного пола, особенно с происходящими из прошлых рыцарственных времен. Среди поручиков-подпоручиков тут попадаются даже довольно молодые и симпатичные генералы. Они, здешние мужчины, совсем не такие, как там, в моем мире. Я просто не знаю, как выстраивать с ними отношения – хоть дружеские, хоть какие-либо другие. Не покажусь ли я им сухарем? Не сочтут ли они меня «синим чулком»?

Прослыть холодной и равнодушной к плотским радостям мне бы очень не хотелось. Здесь, под этим жарким солнцем, среди удивительной природы и невиданных чудес, кажется, дышит сама страсть, пробуждая смутные, долго подавляемые желания. Я с некоторым испугом чувствую, что здесь я становлюсь другой… Или, может быть, это во мне восстает моя женская сущность, зовущая выполнить свое Предназначение? У меня сердце замирает порой в предчувствии чего-то необыкновенного… Но я не знаю, что мне делать. Я пока еще в растерянности… Я пока еще приглядываюсь, изучаю этот мир и людей, здесь живущих. Ну и не только людей… хотя товарищ Серегин всех считает людьми – и местных остроухих, составляющих костяк его армии, и даже краснокожих рогатых-хвостатых деммов.

Есть здесь некая госпожа Зул бин Шаб, деммка – и она потрясла мое воображение. Выглядит эта особа устрашающе, на непривычный взгляд – как настоящий демон в женском обличье, и, увидев ее, можно запросто грохнуться в обморок (со мной этого, к счастью, не произошло). Но на самом деле никакой она не демон, и преспокойно носит на груди крупный православный крест на серебряной цепочке. Она, конечно, особа своеобразная, но совсем не злобная, и опасная только для наших врагов. Меня лишь смущает ее манера обсуждать пикантные темы так, словно речь идет, ну, скажем, о бутерброде с колбасой или о стакане воды. Впрочем, пресловутый «стакан воды» занимал еще Александру Коллонтай… Так что ничто не ново под луной. Однако следует отметить, что у госпожи Зул рассуждения на тему соединения мужского и женского выглядят довольно изящно, хотя и заставляют меня неизменно краснеть. Кроме того, посыл этих рассуждений несколько другой. Госпожа Зул никого ни к чему не призывает и признает индивидуальные склонности и личные моральные принципы (что весьма мне импонирует) но рекомендует отделять здоровые принципы от ханжеских предубеждений.

Кроме того, Зул бин Шаб – счастливая мать трех дочерей, и я уже успела с ними познакомиться. Прекрасные девочки, очень похожие на маму. Младшие дочери еще маленькие, и любят пошалить, а вот старшая уже почти взрослая, а потому служит у Серегина солдаткой. Все деммы обладают сильными магическими способностями. Но Зул бин Шаб и ее дочери применяют их исключительно так, чтобы не навредить своим или случайным прохожим, а о том, что станет с врагами, тут беспокоиться не принято. Говорят, что иной раз получаются довольно веселые шутки, но не для всех.

Ну а самое главное, что здесь я могу запросто познакомиться с историческими личностями – с теми, которые в моем мире давно умерли. И это неизменно поражает меня. Среди них – короли, полководцы, писатели, художники, ученые… Хочется подойти к кому-нибудь из них и задать кучу самых разных вопросов. Ведь я очень любознательная, как, наверное, и любой советский человек. Но я робею. Может быть, когда я совсем освоюсь здесь, тогда и решусь…

Что самое удивительное – все эти люди как-то между собой уживаются. А ведь у каждого из них наверняка имеются свои взгляды и жизненные установки, продиктованные происхождением и положением в своем мире… Тем не менее я ни разу не наблюдала здесь конфликтов. И еще на одну вещь я не могла не обратить внимания. Здесь нет никакого социального расслоения, а только служебная иерархия. А это не одно и то же. Вне службы и солдат и генерал равны между собой, и все они равны товарищу Серегину, потому что принесли ему страшную встречную клятву «Я – это ты, а ты – это я, вместе мы сила, а по отдельности мы ничто». Все дети и из царских и королевских семей и подобранные этой армией сироты учатся вместе и дружат между собой. Тут так положено – тем самым прививается дружелюбие ко всем, кто обладает разумом, пусть те и не очень похожи на обычных людей. Так что вполне вхожи в это детское общество и маленькие остроухие девочки, и дочери Зул бин Шаб, несмотря на особенности внешности. Их принимают, и даже любят, хотя всем известно, что дети часто отвергают того, кто на них не похож. Я вижу, какой упор здесь делается на воспитание в таком духе. И если выходцы из времен СССР, хорошо усвоившие понятия дружбы и принятия, легко адаптируются в этом обществе, то с детками королей и вельмож, набитыми массой классовых предрассудков, на первых порах возникали затруднения, которые, впрочем, с легкостью разрешает Анна Сергеевна. Она тут считается главной воспитательницей – как говорит она сама, «вытиратильницей сопливых носов». Ведь дети – они как сырая глина: какую форму придашь, такая и будет.

Поэтому мне так нравилось всегда работать с детками. Нет ничего отраднее, чем наблюдать, как под воздействием коллектива в лучшую сторону меняется хулиган и задира, ябеда перестает жаловаться, а плакса обретает уверенность в себе. Коллектив – это действительно лучший воспитатель, и за здоровую атмосферу в нем отвечает как раз педагог, от него зависит практически все. Эта профессия – одна из самых важных на свете, потому что педагог формирует личность, значительным образом предопределяя общество будущего. И если в советских школах иной раз встречались горе-учителя, не способные вложить ничего полезного ни в голову, ни в душу ученика, то здесь такого не могло быть по определению, потому что иного не допустили бы ни товарищ Серегин, влияние которого тут повсюду, ни товарищ Струмилина.

Прежде в местной школе по совместительству учительствовали сержанты из танкового полка, родом из конца двадцатого века, которых забрали на службу с выпускных курсов институтов и университетов. А теперь, когда они воюют, им стараются подобрать адекватную замену, а потому и мне предложили поработать по своей основной специальности, учителем русского языка и литературы, для остроухих девочек от десяти до тринадцати лет возрастом. Таких тут довольно много, и товарищ Серегин называет их своим главным резервом. Как мне объяснили, в незапамятные времена местные злые колдуны вывели эту человеческую разновидность идеальных женщин-солдат, скрестив между собой обыкновенных людей, каких-то там нереид и человекообразные существа из параллельной ветви мироздания, где все не так, как у нас.

Каждый раз, входя в класс, я задерживаю взгляд на их трепетных заостренных ушках, невольно вспоминая скандинавские сказки об эльфах и троллях. Эти ушки, да, пожалуй, еще удлиненные глаза и выраженная скуластость, отличают их от обычных людей, но в целом они выглядят как обычные девочки, и ведут себя на переменах точно так же. Но едва начинается урок, эти детки становятся необычайно серьезными: нет ни шепотков, ни каких-либо других нарушений дисциплины. Они полностью отдаются учебе, впитывая в себя новые знания с каким-то даже удовольствием. Очень скоро я заметила, что эти девочки усваивают информацию намного быстрее среднестатистического ребенка, и это меня приятно удивило. Меня поразила их феноменальная память. Стихи они запоминают с первого раза! И когда читают их наизусть, то делают это с выражением – именно так, как показывала я. Правда, в силу того, что в прошлом их образ жизни, условия и окружение были довольно, как бы это получше сказать, специфическими, они многое не понимают в тех текстах, которые я им даю на уроках. Им трудно понять, что значит «буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя»: образное мышление у них в зачаточном состоянии. Как раз по этой причине им сложно пересказывать своими словами, так что они предпочитают запоминать и цитировать текст наизусть. Порой доходит до смешного… В таких случаях я вынуждена долго объяснять ту или иную аллегорию, чтобы донести до них красоту и выразительность русского языка. Да, в этом плане мне порой приходится тяжеловато. Но какой наградой бывает, когда они все же улавливают чудесные нюансы, перлы, которыми блещет русская литература! У этих девочек открытая душа, очень тонкая и восприимчивая. И огромное желание учиться. И отличные данные, свидетельствующие о том, что их мозг устроен особым образом. Если бы это были обычные девочки, я бы сказала, что они маленькие перфекционистки. Но моими ученицами руководит отнюдь не желание «стать лучше других». Они такие сами по себе. И, видя их потенциал, я совершенно отчетливо понимаю, что из этих девочек выйдет толк – из каждой, без исключений.

В силу всего этого мне очень понравилась специфика моей новой работы. Я иду на уроки, словно лечу на крыльях, и, когда занятия заканчиваются, мне не хочется расставаться с милыми ученицами. Я полюбила их, и они отвечают мне взаимностью. В их необыкновенных глазах я вижу обожание и признательность. А это и есть самая ценная награда за мои труды. Так что я почти сразу осознала, что мне выпала высокая честь, и стараюсь выполнять работу со всей ответственностью. Можно сказать, что я энтузиастка; впрочем, тут все такие: они воспринимают свои обязанности не как повинность, а как призвание. А что может быть лучше? Ведь именно любимая работа делает человека счастливым. А все остальное – это лишь приятные дополнения. Вот и мне хотелось бы наконец обрести эти «дополнения»…

Словом, я все больше прихожу к мысли, что мне придется обратиться к госпоже Зул… По правде говоря, мне, как комсомолке, называть ее «госпожой» язык с трудом поворачивается, но то же происходит и со словом «товарищ» – уж слишком она… великолепна, что ли. Впрочем, как я уже говорила, тут никто не придает значения условностям. Вот и Анна Сергеевна по большей части называет мою рогатую-хвостатую знакомую просто Зулечкой, и та не обижается.

А обратиться я к ней хочу с тем, чтобы она научила меня правильно общаться с мужчинами. Ведь я совершенно не умею флиртовать… Да, нас учили, что «строить глазки» – это пошло, но ведь наверняка есть некоторые приемы, при помощи которых можно без мучительного напряжения вести разговор с понравившимся мужчиной, ненавязчиво посылая ему эти, как же это называется… невербальные сигналы. Я вообще всегда догадывалась, что правильно примененная женственность – залог счастливого брака, но воспитана я была в духе скромности и стыдливости, и это мне изрядно мешает. Думаю, мало найдется двадцатисемилетних дев даже в мое время… И вот здесь, в этом удивительном мире, до меня стало доходить понимание, что я, возможно, многое упустила. Даже не в плане полового опыта, а вообще в отношениях с противоположным полом. Ведь я, как мне теперь стало совершенно очевидно, вовсе не умею строить отношения с мужчинами. Я всегда воспринимала их как товарищей, в силу чего они не видели во мне ни намека на кокетство. Я и одевалась соответствующе, стараясь скрыть свои формы… Но теперь все должно быть по-другому, и первый шаг уже сделан. Когда мне изменили стиль одежды, я стала очень нравиться себе. Я завела маленькое зеркальце и стала украдкой пробовать подкрашивать глаза… Потом я, правда, все смывала, убедив себя, что это выглядит вульгарно. И только с волосами я позволила себе некоторую вольность: я стала завивать их на ночь на папильотки и слегка подкалывать на затылке, вместо обычной косы – мне нравилось, как завитки обрамляют лицо и струятся по шее. Я стала следить за своей походкой. Теперь это был не размашистый, а плавный шаг, с выпрямленной спиной. Опять же вспоминалась моя тетка, говорившая так: «Девочка моя, наука быть прекрасной очень проста. Обо всем уже сказали классики. Вот, например: «А сама-то величава, выступает будто пава, а как речь-то говорит, словно реченька журчит…» Походка и речь – вот что главное. Всегда следи за этим, если хочешь нравиться мужчинам».

Но я тогда лишь посмеивалась в душе над этими словами. И вот теперь настало время вспомнить их…

Кажется, все мои робкие опыты с внешностью не остались незамеченными. В глазах Анны Сергеевны отчетливо читалось одобрение, а госпожа Зул одаряла меня своей характерной лукавой улыбкой. Правда, они при этом пока ничего не говорили. Наверное, ждали, когда я «созрею» окончательно для того, чтобы стать покорительницей сердец, или, точнее, одного самого главного для меня мужского сердца…

12 июля 1941 года, раннее утро, немецкие позиции к западу от Остропольского укрепленного района, направление главного удара 1-й танковой группы вермахта на Любар

К подготовке решающего удара на Любарском направлении Эвальд фон Клейст подошел со всей возможной серьезностью. Попытки штурма укрепленных позиций русских в течение восьмого, девятого, десятого и одиннадцатого числа показали наличие тут мощной противотанковой обороны и многочисленного, хорошо мотивированного пехотного заполнения с большим боевым опытом. 16-я танковая дивизия в этих атаках потеряла две трети боевых машин, ее пехотные полки и части подошедшей десятого числа 111-й пехотной дивизии сточились где на треть, а где и наполовину, а большевики и их неизвестные союзники на своих позициях так и остались непоколебимы. Ближние подступы к русским окопам, чудесным образом появившимся в чистом поле всего за одну ночь, заставлены обгорелыми коробками немецких танков и завалены трупами германских зольдатенов, из-за летней жары издающих жуткое амбре смерти и тления. Ни о какой работе похоронных команд не может быть и речи; мертвые будут разлагаться на глазах у живых, напоминая тем, что и они смертны.

В воздухе над полем боя господствует авиация чудовищных потусторонних союзников русских, в первую очередь охотящаяся за артиллерийскими позициями, а потому германские пушки или уничтожены или вынуждены бездействовать. Даже одиночные пушечные выстрелы с германских позиций приводят к появлению в воздухе относительно небольших пузатых летательных аппаратов, с невероятной меткостью поражающих свои цели лучами смерти. Немецкие солдаты прозвали эту напасть «адскими косильщиками» и уже выяснили, что единственное спасение от нее – это глубокие окопы полного профиля и блиндажи с перекрытием в несколько накатов и грунтовой обсыпкой, так как глубже, чем на двадцать сантиметров, луч смерти в землю не уходит. К тому же два дня назад в составе большевистских войск появилось большое количество дальнобойных пятнадцатисантиметровых гаубиц, превосходящих по своим показателям аналогичные германские орудия. А для танкистов истинной напастью стали приземистые клиновидные самоходки с длинноствольными пушками в семь с половиной сантиметров, прозванные «гадюками». Эти мерзкие творения безумных русских инженеров, в отличие от обычных орудий, неподвижно стоящих на своих позициях, появляются из-за укрытия или окопа, делают один-два метких выстрела на большую дистанцию, и тут же скрываются, чтобы выскочить и укусить уже в совсем другом месте. Вермахт будто специально вынуждают зарываться в землю, перечеркивая все надежды на быструю, маневренную и победоносную войну.

При этом «косильщики» оказались одинаково хороши как при атаке наземных войск, так и в борьбе с хвастливыми «экспертами» люфтваффе. Если не прилетают их копьевидные старшие братья, стремительные, как рассекающие небо молнии, то они тоже могут взять на себя труд разогнать стаю «юнкерсов» или очистить небо от настырных «мессершмиттов». Последнее – проще всего, потому что после первой порки, случившейся еще восьмого числа, их пилоты боя не принимают и стараются спастись по способности. По этой причине технику и войска в зону, которую «косильщики» считают местом своей ответственности, перебрасывать приходится преимущественно короткими летними ночами. Днем в немецких тылах все замирает, прячется в глубоких окопах и под маскировочными сетями, и надеется, что злобные «толстячки» с красными звездами на бортах пролетят мимо. При этом можно отметить, что непосредственно в отражении атак адские аппараты не участвуют: для этого у большевиков достаточно и других, более обычных средств.

Впрочем, в других местах перспективы прорыва линии Сталина, после того, как ее оседлала готовая драться насмерть русская пехота, выглядели еще более безнадежными. Тут, по крайней мере, перед большевистскими позициями нет хотя бы такого серьезного противотанкового препятствия, как река Случь, к которой германские саперы даже не могут подступиться из-за плотного ружейно-пулеметного огня. Выжить русских из прибрежных окопов можно было бы при помощи концентрированного артиллерийского огня и воздушных налетов люфтваффе, но два этих козыря уже аннулированы «адскими косильщиками», при этом люфтваффе понесло такие потери, что в ближайшее время вряд ли оправится. Пробная атака 168-й пехотной дивизией от Барановки в направлении на Дзержинск, осуществленная десятого числа через зону ответственности чисто большевистских стрелковых соединений из состава их 7-го корпуса, показала, что оборона там уже окостенела не меньше, чем под Новоград-Волынском, где пять дней о цепь дотов ломал зубы 3-й моторизованный корпус. Попытка штурма рубежа реки Случь там вылилась в подавление «косильщиками» 248-го артиллерийского полка и последующее истребление германской пехоты, бросающейся на доты и траншеи пехотного прикрытия с одной лишь голой грудью.

Если бы решать довелось самому Эвальду фон Клейсту, то он, наверное, бросил бы карты – и игральные, и тактические. Немыслимо вести игру, когда по другую сторону стола сидит некто, с одинаковой легкостью вытягивающий и тузы из рукава, и свежие дивизии из неведомого резерва, и летательные аппараты неведомой конструкции, неуязвимые и для зенитной артиллерии и для истребителей люфтваффе. Но в спину командующего 1-й танковой группой непрерывно колотят кулаками из ставки фюрера, требуя любой ценой прорвать фронт и опрокинуть большевистские армии… Да, между шестым и восьмым июля солнце успеха ярко сияло над группой армий «Юг». 11-я танковая прорвалась до самого Бердичева, 13-я танковая нашла неохраняемый пехотой участок дотов с неразрушенным железнодорожным мостом и вклинилась в большевистскую оборону, обозначив обход упорно сражающегося Новоград-Волынского. В большевистских тылах было пусто, а потому, расширив прорывы и разблокировав магистрали, германские танкисты имели шанс всего за несколько дней добраться до украинской столицы города Киева.

Но потом немецкое счастье закончилось, и начались египетские казни. Тот, кто прежде сорвал наступление вермахта на Москву и Ленинград, решил, что теперь пора заняться прорывом на Житомирско-Бердичевском направлении. Результат налицо. Обе прорвавшиеся танковые дивизии погибли в полном составе, а соединения, что пытались восстановить положение, понесли в безнадежных боях тяжелые потери. И вот теперь остался последний шанс, и, поскольку в штабе Клейста нет никакой уверенности, что прорваться удастся при помощи силы, то решено применить… подлость.

В тылах 1-й танковой группы, как неприкаянная сирота, с самого начала войны с Советами таскается приписанный к 48-му моторизованному корпусу опытно-экспериментальный (минометный) полк на гужевой тяге, банально не успевавший за стремительным маршем механизированных частей. Тяжелые минометы 10 см Nebelwerfer 40[36]36
  10 см Nebelwerfer 40 является одним из самых ярких примеров тенденции немецкой инженерной школы к переусложнению техники: результатом чего было орудие вдвое большей дальнобойности, но восемь раз большей массы по сравнению с его предшественником. К сравнению, советский миномёт калибра 107-мм при аналогичной дальнобойности весил не восемьсот килограмм, а всего лишь сто семьдесят. Поэтому данное изделие имело только очень ограниченное применение, и было выпущено серией всего в 314 единиц (производство прекращено в марте 1942 года).


[Закрыть] (1-й и 2-й дивизионы) и шестиствольные пусковые установки реактивных снарядов 15,8 cm Nebelwerfer 41 (3-й дивизион) предназначены для постановки дымовых завес и, самое главное, применения химического оружия, мин и реактивных снарядов, снаряженных ипритом[37]37
  Промышленное производство табуна, первого в линейке нервно-паралитических отравляющих веществ, было развернуто в Германии только в сентябре 1942 года, хотя в лабораторных условиях он был синтезирован еще 1939 году. И к 1945 году выработано иприта было в два раза больше, чем табуна.


[Закрыть] и отравляющим веществом раздражающего действия адамситом. Этот дикий предок современных слезоточивых газов используется как раз в дымовых снарядах, так как является твердым кристаллическим веществом и в воздухе распыляется в виде дымовой аэрозоли, имеющей канареечно-желтый цвет и острый чесночный запах. При попадании в организм человека вместе с вдыхаемым воздухом это вещество вызывает раздражение слизистых оболочек глаз, дыхательных путей и лёгких, головную боль, тошноту, стойкую рвоту, что делает невозможным ведение боевых действий или участие в акциях протеста[38]38
  Применялся немцами на фронтах Первой мировой войны, британцами во время Гражданской войны в России во время интервенции в Мурманск и Архангельск; а также во время демонстраций протеста во время Великой Депрессии в столице США Вашингтоне в 1932 году. Имеются отдельные свидетельства о применении снарядов и даже трассирующих пуль к противотанковым ружьям, снаряженным этим ОВ, в первые месяцы Великой Отечественной Войны.


[Закрыть].

Первоначальный план прорыва большевистской обороны отличался скромностью и, можно даже сказать, пушистостью. В соответствии с ним экспериментальному туманометному полку следовало поставить самую обычную дымовую завесу, чтобы резко сократить дальность видимости для вражеских пулеметчиков и артиллеристов и тем самым перевести бой в клинч на короткой дистанции. Но потом штабные офицеры вспомнили случаи, когда и «гадюки», и стрелки-снайперы поражали немецких солдат в полной темноте или тумане, и хоть такие случае были необъяснимы с точки зрения современной им арийской науки, стало понятно, что одной только дымовой завесы для успешной атаки будет недостаточно.

От идеи обстрелять большевистские позиции снарядами с ипритом Клейст отказался сразу. Если ветер вдруг переменится, то эту дрянь понесет обратно на позиции его собственных войск, а германские одноразовые бумажные противоипритные накидки (полотно 2х1,5 м) не обеспечивают от нее надежной защиты. Вот снаряженные адамситом дымовые мины и реактивные снаряды – совсем другое дело. Для защиты от раздражающей дымовой завесы достаточно лишь противогазов, имеющихся у каждого германского солдата и отсутствующих[39]39
  Имеются сведения, что в полевых условиях тяжелые и неудобные в ношении противогазы красноармейцы просто выбрасывали.


[Закрыть] у подавляющего количества большевистских пленных.

В ночь с одиннадцатого на двенадцатого июля минометы и пусковые установки реактивных снарядов вытащили на огневые позиции на гужевой тяге, и к рассвету их расчеты приготовились к ведению огня. Каждый шестиствольный миномет был способен дать три залпа (восемнадцать реактивных снарядов) в течение пяти минут, каждый десятисантиметровый миномет за это же время мог выпустить сорок мин в четыре с половиной раза меньшей массы. Походные парки с дымовыми химическими минами подтянули непосредственно к огневым позициям: вести огонь предполагалось до полного исчерпания боезапаса, после чего в атаку пойдут танки и пехота.

12 июля 1941 года, раннее утро, Остропольский укрепленный район, окрестности села Онацковцы

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Мы с Коброй в полной готовности находились во втором эшелоне обороняющихся войск на вершине холма (отметка 274 метра) за восточной окраиной села Онацковцы. Отсюда прекрасно просматривались наши оборонительные позиции, заставленная горелым бронехламом и заваленная воняющей падалью нейтралка, а также передовые германские траншеи, частично проходящие по кромке лесного массива, расположенного примерно в восьми километрах к западу от нашего местоположения и в четырех с половиной километрах от позиций моих гвардейцев. Именно с той стороны германцы раз за разом пытались налезть на наши позиции пехотой, и ложились в землю сначала под градом низко рвущихся шрапнелей, а потом и под стрекот пулеметов. Танкоопасные направления были севернее и южнее того массива, и если северная дорога на Лабунь с вершины нашего холма наблюдалась до самого села, то есть на одиннадцать километров, то южнее лесного массива передний край немцев проходил по гребню небольшой возвышенности, за которой имелось значительное непросматриваемое пространство.

Тактический планшет орбитальной сканирующей сети говорил мне, что именно там германцы прячут свою 9-ю танковую дивизию, уже развернутую на исходных позициях. При этом в лоб нас будет атаковать дивизия СС «Викинг», с северо-запада, от Лабуни, на рубеж атаки выходит 14-я танковая дивизия, уже изрядно покоцанная в боях за Новоград-Волынский, а точно с севера, наступая от Полонного, с нами хотят познакомиться нехорошие парни из дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Такие, блин, люди к нам в гости – и до сих пор не под конвоем…

И вот, когда со стороны лесного массива, с полян, а может быть, и искусственных вырубок, истошно заорали шестиствольные «ишаки»[40]40
  В отличие от истошно орущих при стрельбе шестиствольных пусковых установок, реактивные снаряды которых к тому же оставляют отчетливый дымный след, стрельба из 105-мм минометов с расстояния в шесть километров не видна и не слышна.


[Закрыть], и в еще темное на западной стороне неба начали вздыматься дымные хвосты, то я почувствовал, что что-то упустил в своих расчетах. Энергооболочка сразу подсказала, что эти девайсы впервые достаточно массово применялись для стрельбы осколочно-фугасными снарядами во время Сталинградской битвы, а до этого их появление на поле боя было эпизодическим, только в качестве инструмента для постановки дымовых завес. Для моих гвардейцев-бородинцев инициированных Истинным Взглядом, оптическая непрозрачность атмосферы, вызванная дымом, туманом и пылевыми завесами, не является помехой, а потому мы с Коброй продолжали хранить спокойствие. Хоть с дымовой завесой, хоть без, но этих немцев мы сегодня тут укатаем, тем более что эскадрон «Шершней», также находящийся наготове, уже заходил на вражеские позиции в размашистую атаку, чтобы воспрепятствовать продолжению концерта. Дымовые там снаряды у этих «ишаков» или не дымовые, но в любом случае обстрел ими наших позиций – занятие запретное и подлежащее пресечению.