Текст книги "Год 1941, Священная война"

А затем был обратный путь пешком к Гродно в общей колонне советских военнопленных; германский конвой пристреливал всех ослабевших и отставших от строя, вне зависимости от пола и возраста. В лагере детки вместе со своей вожатой пробыли всего несколько дней, а далее явился Серегин и в священном гневе принялся бушевать так, что только клочки полетели по закоулочкам. Приказ обожаемого командующего «пленных не брать» – и солдаты бородинской выучки закалывают уцелевших в сутолоке скоротечного боя раненых германцев ножевыми штыками своих «арисак» как каких-нибудь нехристей-турок. А это тоже страшно, как и излюбленная скользящая атака «Шершней», в хлам расстреливающих пулеметные вышки и бараки охраны. Как только охрана лагеря умерла, открылся эвакуационный портал, и суровые гренадеры былых времен бегом погнали ничего не понимающих штатских к новой жизни и будущей свободе.

И это еще товарищи пионеры не видели наших няшек-демок и княжеско-королевско-царского бомонда: выводка рязанских княжон, семейства королевы Виктории (мал-мала меньше) и такого же семейства царей Николаев из пятого и четырнадцатого годов. Среди второго комплекта Романовых дееспособны только старшая пара из Ольги с Татьяной, а младшие, включая Алексея, совсем еще дети, и находятся на моем попечении. Алексей, кстати, молодец, и, хоть Господь не даровал ему лидерских качеств, он тянется за Митькой, сделав адъютанта Серегина образцом для подражания. Впрочем, советские пионеры не узнают в этом ладном мальчике-красавчике давно убиенного в их мире бывшего наследника царского престола.

Однако впечатлений им хватает и без того, потому что Митя с Асей сейчас распекают их за то, что за время пребывания в Тридесятом царстве те даже не удосужились искупаться в речке, возле которой был разбит лагерь, и простирнуть свои вещи. А еще пионеры… И хорошо, что еще сейчас в Тридесятом царстве отсутствует Ника-Кобра – от нее грязнулям досталось бы гораздо сильнее. Но вот Митя строит свой партизанский, то есть пионерский, отряд и уводит его на окраину города, где расположены купальни для помывки и постирушки. Волшебная вода там уже слабая, так что ее совершенно не жалко использовать даже в самых утилитарных целях. Это потом им будут помогать невидимые слуги, а сейчас все сами, сами, сами.

Ну а пока мои гаврики с позиции более старших и опытных воспитывают Зининых деток, мне требуется успокоить и вразумить ее саму, ведь она, если и не в истерике, то близка к этому. А это нехорошо. Меня тут бояться не надо, я не кусаюсь.

– Садитесь, Зиночка, – говорю я, – не стойте столбом посреди комнаты, как памятник самой себе. Меня зовут Анна Сергеевна Струмилина, я тут работаю главным магом разума и вытирательницей сопливых носов, помогаю разным хорошим людям разобраться в самих себе, а также прощаю всех согрешивших по малолетству и без злого умысла.

– Но я не грешила! – густо покраснев, воскликнула моя собеседница, приняв последние слова на свой счет и совершенно определенным образом.

– А причем тут вы? – вздохнула я. – Это я так, в общих чертах о своих должностных обязанностях в местном обществе. К тому же то, о чем вы подумали, грехом у нас тут не считается. Амазонки, как и остроухие, с невероятной легкостью прыгают из одной мужской постели в другую, и никто их за это не порицает, ибо такое поведение входит в их права свободных воительниц. Вот в Аквилонии все наоборот: семейная дисциплина жесточайшая, девушки выходят замуж вдесятером за одного мужчину и остаются ему верными всю свою жизнь.

– Вдесятероооом?! – округлив глаза, переспросила Зина, присаживаясь на краешек стула. – Это как у мусульман?

– Не совсем, – ответила я, – там от женщины требуется желание вступить в брак, а от мужчины – только согласие. Женщины там – активное начало общества, а их семьи – это плотные коллективы подруг, нацеленные на совместное ведение хозяйства, воспитание детей и проявление любви к своему мужу, ревность же и семейные ссоры запрещены и преследуются по закону. Больше нигде я не видела общества с таким низким уровнем негативных эмоций. Впрочем, мы с тобой сейчас не в Аквилонии, а в Тридесятом царстве. У нас тут ты можешь делать все, что пожелаешь, лишь бы это не мешало другим: спать ночью одна или с кем-то, принять предложение руки и сердца или отвергнуть его и остаться незамужней, лишь бы это не вызывало склок и скандалов.

– Но я не собираюсь делать ничего… такого… – снова покраснела Зинаида.

– Сейчас ты сама еще не знаешь, что собираешься делать, а чего нет, – парировала я. – Воздух свободы способен ударить в голову ничуть не хуже стакана водки на голодный желудок. Еще понесет тебя сдуру купаться в нашем Фонтане, потом греха не оберешься. Вот я и забочусь о том, чтобы ты не натворила глупостей.

– А почему вы, Анна Сергеевна, так обо мне заботитесь? – спросила Зина и уже совсем тихо добавила: – И чего такого страшного в этом вашем фонтане?

Я вздохнула и пояснила, как говорится, в порядке поступления вопросов:

– Забочусь я о тебе, Зина, потому что мы с тобой коллеги. Я ведь тоже была вожатой в лагере, которая однажды летом две тысячи шестнадцатого года пошла с детьми погулять в горы и влипла в смертельно опасную историю с путешествием по мирам. Только нам повезло, так как рядом оказались капитан Серегин и его люди, и поэтому на все дальнейшие ужасы мы смотрели из-за спин настоящих мужчин. С тех пор прошло уже почти два с половиной года, отряд из восьми бойцов вырос в почти полумиллионное войско, позади осталось одиннадцать воистину страшных миров, этот двенадцатый, но все это время мы смотрели на происходящее из-за спин своих защитников. Что касается нашего Фонтана, то это не просто архитектурное украшение, а могущественный источник Силы, дарующий этому миру настоящую Живую Воду, исцеляющую любые раны. Но и это еще не все. В этом фонтане живет его Дух, мужская сущность страшной соблазнительной силы, для которого нет большего удовольствия, чем заманить в свои объятья засидевшуюся в девственницах наивную деревенскую дурочку. Как специалист тебе заявляю, что непосредственное знакомство с Духом Фонтана – худший способ начинать половую жизнь. Обычно к нему бегают хронически неудовлетворенные нимфоманки да прожженные воительницы-амазонки, которые и спят-то с мужчинами только для того, чтобы те зачали в них хорошую дочь. А тебе такое зачем?

– Да, вы правы, – вздохнула моя собеседница, – мне такое приключение совершенно ни к чему, поэтому теперь я на всякий случай буду обходить этот ваш фонтан самой дальней стороной. А-то вдруг и в самом деле случится что-нибудь… эээ… неприятное… Однако должна сказать, что ваши слова про две тысячи шестнадцатый год и другой мир меня не убедили – уж слишком вы обыкновенная, только одеты несколько экстравагантно… Я сейчас будто сплю, вижу страшный сон и все никак не могу проснуться. Поэтому скажите же, наконец, где мы оказались, кто вы на самом деле такие и что со всеми нами будет дальше?

Ум товарища Басовой как мог защищался от жестокой реальности, причем страшным сном ей казалось не только наше Тридесятое царство, но и вся эта ужасная война. Но это опасно, потому что так и до «ку-ку» недалеко. Елизавета Дмитриевна рассказывала, что тамошняя Александра Федоровна после убийства мужа внушила себе, что он только что вышел и вот-вот вернется. Так и провела остаток жизни в этом святом убеждении.

– Зиночка, – сказала я как можно более ласково, – это совсем не сон. Там, в вашем мире идет, быть может, самая страшная война в истории России со времен нашествия монгольского хана Батыя. Но ничего, Серегин Батыю рога поотшибал, судил и посадил на кол, он и с Гитлером сделает то же самое, надо только немного потерпеть, и все будет хорошо. Главное, что и вы, и ваши детки живы, почти здоровы и находитесь в безопасности, а все остальное неважно. Тут вас приняли как родных и никогда не бросят на произвол судьбы. Дети будут учиться в школе, да и вам мы найдем работу по специальности… вы же учительница?

Моя собеседница хотела что-то сказать в ответ, но тут дверь в мой рабочий кабинет раскрылась и на пороге появилась Зул бин Шаб, во всей своей рогато-хвостатой красе. Как всегда, вовремя.

– О, Аннушка, – сказала она своим глубоким голосом, – я вижу, что у тебя новый брошенный котенок?

В обморок Зина не упала: видимо, нервы у советских учительниц и пионервожатых были все же покрепче, чем у средневековых царевен. Она только побледнела и, посмотрев на Зулю расширенными глазами, спросила заплетающимся языком:

– А… это кто еще, скажите, пожалуйста, Анна Сергеевна?

– Это, – торжественно произнесла я, – Зул бин Шаб, графиня-изгнанница из одного такого далекого мира, что из нашей ветви Мироздания он кажется адом. У нас Зулечка – очень уважаемый член общества, специалистка по соединению мужского и женского во всех позах, икона дамского стиля и гроза разных нехороших людей, которых она просто обожает пугать внезапными появлениями среди ночи.

– Да, я такая! – гордо вскинув голову и взмахнув хвостом, ответила рогатая-хвостатая. – Но сейчас, Аннушка, разговор не обо мне, а о твоей гостье. Она испугана, но разумения не утратила, и это мне в ней нравится. Не то что некоторые принцессы на горошинах и без. А не нравится мне ее одежда, которая уродует такую прекрасную фактуру. Эй, невидимые слуги, разоблачите нам эту особу, чтобы стояла она тут в таком же натуральном виде, как и в миг своего рождения!

– Постой, Зуля! – попыталась я урезонить свою деммскую подругу. – Может, не надо?

– Нет, надо! – строго ответила та. – Разве ты не видишь, что девушка так неестественно напряжена и воспринимает все в штыки, потому что чувствует свой диссонанс с этим местом? Сначала следует привести в соответствие внешние данные, и только потом заниматься ее душой. Это, скажу я тебе, так же точно, как дважды два равно четырем. Ну, начали!

Тут на испуганную Зину налетели невидимые слуги и принялись раздевать девушку стремительно, но без особой грубости. Минута – и вот уже она стоит перед нами с рассыпавшимися по плечам пшеничными волосами, полностью обнаженная, послушно опустив руки по швам и не пытаясь прикрыть ни пышные перси, между которыми притаился нательный крестик, ни мохнатое лоно. При этом ее глаза с тоской провожают бесформенный ком одежды, который по воздуху выплывает в дверь, чтобы упокоиться в накопителе для разного мусора. Уж в Тридесятое царство после процедуры экстренного раздевания она поверила окончательно и бесповоротно.

Тем временем Зуля обошла свою жертву по кругу, придирчиво рассматривая ее во всех подробностях, как Фидий заготовку для будущего шедевра, и слегка шлепнула ладонью по плотной попе, которая даже и не подумала реагировать на эту провокацию. Звук при этом был такой, будто ударили по манекену из плотной резины, а сама Зиночка только тихонько ойкнула.

– Ну вот, – сказала чрезвычайно довольная рогатая-хвостатая, – это, я понимаю, женское тело. С таким не стыдно ни в постель к императору, ни на подиум, ни в модели к скульптору – изображать хоть девушку с веслом, хоть богиню Венеру. А ну-ка, невидимые слуги, поднимите девушке руки, удалите с ее тела весь ненужный мех и оботрите с ног до головы розовой водой. Ни в каких особых корректировках это тело не нуждается, поэтому мы можем сразу переходить к завершающей процедуре – одеванию. Наряд для Зинаиды Басовой в студию!

И подобрала Зуля, надо сказать, то, что надо: белое, с голубой отделкой, легкое длинное платье с разрезами по бокам и высоким воротом, на который невидимые слуги со всем знанием дела повязали красный пионерский галстук. Зина осторожно разгладила его концы и удивленно спросила:

– А что… разве тут так можно?

– И можно, и нужно, – ответила я. – А теперь, Зиночка, садись-ка снова на стул, я сделаю тебе подходящую случаю прическу, после чего мы пойдем к отцу Александру успокаивать твою мятущуюся душу. Ты еще не представляешь, как тебе повезло в жизни…

7 июля 1941 года, около 18:00 мск. Юго-Западный фронт, воздушное пространство в окрестностях города Новоград-Волынский, штурмоносец «Богатырь»

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Убедившись, что на Северо-Западном фронте советские войска плотно оседлали русло реки Великой и что 4-й танковой группе (из состава которой разом были выбиты две танковые дивизии из трех) больше не светит легких успехов, я обратил непосредственное внимание на Житомирско-Бердичевское направление. Пора было вплотную заняться наглецом Клейстом. Но прежде, чем планировать что-то детально, требовалось, как говорится, потрогать ситуацию руками. С этой целью во второй половине дня по местному времени (ближе к вечеру) в сопровождении двух эскадронов «Шершней» я лично вылетел для рекогносцировки в район боевых действий на штурмоносце моей супруги. По данным орбитального сканирования, поступившим на энергооболочку, выходило, что картина, с одной стороны, не настолько ужасна, как предполагалось изначально, но и хорошей ее едва ли назовешь.

На северном фланге Новоград-Волынского укрепрайона идут тяжелые бои за сам Новоград-Волынский, прикрытый, между прочим, целыми двумя линиями ДОТов. Там сражается сводная группа частей пятой армии (артпульбаты, части потрепанной 228-й стрелковой дивизии (два полка из трех), 5-й артбригады ПТО, а также резерв из 40-й и 43-й танковых дивизий 19-го мехкорпуса) под командованием полковника Михаила Бланка, командира уничтоженной в приграничном сражении 87-й стрелковой дивизии. Там все по-взрослому, и солдаты германских 25-й моторизованной, 14-й танковой и 299-я пехотной дивизий хлебают собственную кровь ведрами. Генерал-майор Потапов – дельный командарм, и в этой тяжелой ситуации я не могу высказать ему ничего, кроме одобрения и поддержки.

А вот южнее в полосе ответственности 6-й армии, начинается то, что во времена «до без царя» деликатно именовали «полным афедроном». Там вдоль линии Новоград-Волынского УРа развернуты части 7-го стрелкового корпуса (206-я и 147-я стрелковые дивизии), а их соседом слева является 199-я стрелковая дивизия 49-го стрелкового корпуса, при этом остальные дивизии корпуса и штаб находятся значительно южнее. Как доложила энергооболочка, запах бардака в воздухе стоит страшный, штабы 7-го стрелкового корпуса (корпусной и дивизионные) так и не смогли установить связь со штабом 6-й армии, и то же касалось и 199-й стрелковой дивизии. Никто там не знает текущей обстановки ни справа, ни слева, и не имеет понятия о текущей задаче. На военном языке это называется утратой управления войсками, и в военное время должно караться по самой жесткой мерке.

Еще вчера, то есть шестого июля, 199-я дивизия (занимавшая позиции под Новым Мирополем) при приближении танков 48-го моторизованного корпуса бросила позиции и, открывая врагу дорогу на Бердичев, обратилась в безоглядное бегство, и впереди всех бежал штаб дивизии во главе с ее командиром полковником Алексеевым. В настоящий момент все сто километров шоссе Шепетовка-Бердичев битком забиты танками, бронемашинами, моторизованной артиллерией и грузовым автотранспортом, которые серым мутным потоком вливаются в разрыв фронта. Голова колонны уже входит в не готовый к обороне Бердичев, а хвост теряется где-то у Шепетовки.

Второй разрыв фронта возник на стыке позиций 7-го стрелкового корпуса и сводной группы полковника Бланка, в районе села Гульск, где сегодня утром немцам удалось продавить линию дотов и, наведя переправы через Случь, силами 13-й танковой дивизии выйти в район шоссе Новоград-Волынский – Житомир, поставив обороняющиеся севернее советские войска под угрозу окружения. В настоящий момент к нанесению контрудара сосредотачиваются части 40-й и 43-й дивизий 19-го механизированного корпуса, но перспективы у него самые пессимистичные. Обе дивизии сильно потрепаны предыдущими боями, и даже на начало войны в составе корпуса имелось только шесть Т-34 и шесть КВ-1, а остальной парк боевых машин состоял из Т-26 различных модификаций и плавающих танкеток Т-38/40.

«Каракурт» к этому времени с некоторыми интервалами два раза ударил плазмой по Львовскому железнодорожному узлу и по одному разу по железнодорожным узлам Ковеля, Ровно и Здолбунова (расположен в нескольких километрах южнее Ровно), приведя германскую логистику на этом направлении в неудобопредставимое состояние. Но срыв централизованного снабжения скажется на боевых действиях не ранее, чем через пять-семь дней, а пока германские танки рвутся вперед как наскипидаренные. Поэтому пора принимать самые судьбоносные решение, ибо незалеченный прорыв германской армии к Житомиру и Бердичеву создает предпосылки к будущему Уманскому котлу и краху всего левого фланга Юго-Западного фронта, со всеми вытекающими последствиями.

Первым делом я указал своим злобным девочкам в кабинах «Шершней» на дорогу Шепетовка-Бердичев, ставшую танковой магистралью для 48-го мехкорпуса, и приказал все, что находится на ней, если не съесть, то хорошенько понадкусать, в направлении с востока на запад. Нет большего счастья, чем видеть внизу горящие германские танки и грузовики. На следующий день вместо магнитоимпульсных пушек на флаеры огневой поддержки следует установить лазерные, ибо в них не может закончиться боекомплект. В завершение экскурсии я попросил свою супругу главным калибром вдребезги разнести все используемые немцами мосты и временные понтонные переправы через Случь, что она и исполнила с обычным артистизмом. Понтоны германские саперы починят уже к утру, но и несколько часов задержки тоже хлеб.

Восемьсот девятый день в мире Содома. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Вернувшись с рекогносцировки, я собрал в своем кабине в башне Силы Военный Совет. Помимо меня, здесь присутствовали моя супруга, как начальник всех военно-воздушных сил, полковник Половцев и командиры всех четырех кавалерийских дивизий, подполковник Седов, а также командующий вторым корпусом второй армии генерал-лейтенант Николай Тучков.

– Итак, товарищи, – сказал я, подвесив в воздухе голографический дисплей тактического планшета, – цель нашей следующей операции – купирование германского прорыва на житомирско-бердичевском направлении. Причиной столь бедственного положения на данном участке фронта стала нераспорядительность и криворукость командования 6-й армией и всего Юго-Западного фронта, а также патологическая трусость некоторых их подчиненных, в первых рядах убежавших с линии огня. Вот тут, у села Гульск, скорее всего, не были соединены фланги Новоград-Волынской группы войск и 7-го стрелкового корпуса, что позволило противнику найти участок обороны, не имеющий полевого пехотного заполнения, а вот тут, у Нового Мирополя, открывая путь врагу, в бегство по приказу своего командира обратилась целая стрелковая дивизия. На то, чтобы исправить положение у нас есть один день, максимум два, после чего изменить уже будет ничего нельзя.

– Да-с, Сергей Сергеевич, – вздохнул Николай Тучков, – у меня в голову не укладывается, как это можно бежать с поля боя. В наши времена такое было невместно.

– В ваши времена непрерывных войн, Николай Алексеевич, командиры с пониженной боевой устойчивостью выбывали из армейских рядов еще в ранге младших офицеров и после расстреляния по приговору военно-полевого суда больше никого не беспокоили, – парировал я. – По науке такое называется естественный отбор. А тут имели место двадцать лет мира и соответствующие последствия, когда в командирах дивизий корпусов и даже армий оказывались и люди-кремни, и мягкое, простите, дерьмо. Впрочем, вы все видите сами. На одном участке, где командарм дельный, войска дерутся яростно, так что численно превосходящий враг плюется кровью, а на другом, едва завидев неприятеля, сразу убегают с поля боя. Кстати, как докладывает мне энергооболочка, части 7-го стрелкового корпуса, расположенные между полосами вражеского прорыва, боевой устойчивости не утратили, в Основном Потоке стойко дрались в полном окружении, и через три недели боев вышли к своим, сохранив костяк боевого состава и знамена. Так что опираться на их фланги мы сможем с полной уверенностью, что эти люди никуда не побегут и панике не поддадутся. А это само по себе стоит дорогого.

– Совершенно с вами, Сергей Сергеевич, согласен, – кивнул Николай Тучков. – После ваших слов о том, что тут с поля бегают целыми дивизиями, я было засомневался, но теперь уверен, что местные коллеги нас не подведут.

– Очень хорошо, Николай Алексеевич, – ответил я, – а теперь перейдем к деталям. Прорывы будем закрывать прямо у основания. У Нового Мирополя сегодня ночью высаживаются четвертая и пятая пехотные дивизии, при поддержке первого и второго батальона танкового полка, у села Гульск – шестая дивизия при поддержке третьего танкового батальона и зенитного дивизиона. С воздуха операцию прикрывают три эскадрона «Шершней» в лазерном обвесе. Два эскадрона поддерживают новомиропольскую группировку, третий эскадрон работает в районе Новоград-Волынского. Кавалерийский корпус пока в резерве, а то мало ли какие могут быть изменения ситуации.

– Ну вот, Сергей Сергеевич, – сказал подполковник Седов, – наконец-то настоящее дело. Там, у себя, я войну застал только мальчишкой, но потом всю жизнь мечтал вот так, гремя огнем, сверкая блеском стали, повести полк в яростный поход, чтобы враг был разбит в труху и вдребезги.

– Ничего особо яростного, Владислав Петрович, у нас пока не намечается, – сказал я. – Ваша задача – это активная оборона, с отрыванием голов всем, кто попытается на вас налезть. У Гульска за Случь прорвался пока только авангард вражеской 13-й танковой дивизии, который может быть относительно легко уничтожен, после чего фронт следует развернуть в сторону противника и приготовиться к отражению последующих атак. У Нового Мирополя все далеко не так благостно, и драться придется на обе стороны сразу: с восточного направления против частей прорвавшегося к Бердичеву 48-го мотокорпуса генерала танковых войск Кемпфа, а с запада против выходящего в район села Полонное из резерва 1-й танковой группы 14-го мотокорпуса генерала пехоты фон Витерсхайма. Еще до этого Военного Совета два эскадрона «Шершней» по моему приказу «причесали» колонну войск противника на дороге Шепетовка-Бердичев, что, конечно же, сбило частям 48-го мотокорпуса темп и нанесло потери, но не остановило их продвижения. В настоящий момент вражеские авангарды находятся на окраине Бердичева и с рассветом готовятся захватить город, но, скорее всего, сразу же, как мы перережем магистраль, германские танки развернутся на сто восемьдесят градусов, чтобы разжать руки, сцепившиеся у них на горле. Драка за Новый Мирополь будет страшная, но кто в ней выстоит, тот покроет себя неувядаемой славой.

– Мне и моим людям этого будет вполне достаточно, – подтвердил командир танкового полка. – Главное, чтобы враг не прошел, и чувство честно выполненного долга. Ну и отомстить за предков, дравшихся против «троек» и «четверок» на картонных Т-26 и БТ, тоже будет приятно. Посмотрим ради разнообразия на этих козлов, когда они поймут, что у нас и броня толще, и пушки больше, а у них даже люфтваффе не летает, потому что мальчики Геринга тоже ни разу не бессмертные.

– Да, кстати, о люфтваффе, – сказал я. – Елизавета Дмитриевна, когда у нас будет боеготов хотя бы один эскадрон «Стилетов»? А то возлагать задачи борьбы с авиацией противника на штурмовики как-то не по фэншую. Пусть в этой кампании «Шершни» с такой задачей вполне справляются, но на будущее нам нужны специализированные истребители.

– В настоящий момент, Сергей Сергеевич, – сухо произнесла моя супруга, – первое звено «Стилетов» уже переведено из парадно-эскортного в полностью боеготовое состояние, а подготовленные на них девочки-пилоты доучены до состояния твердых середнячек. Все остальное уже в небе, в боевых условиях. Если на то будет ваше разрешение, то мы испытаем их завтра, выпустив против германских «юнкерсов». Второе звено полностью технически восстановлено, но сажать в кабины этих машин нам пока некого. Должна сказать, что профессия пилота сверхзвукового истребителя – значительно сложнее, чем пилота штурмовика, требует больше наработанных навыков и, я бы даже сказала, врожденных талантов, которые у остроухих формируются в довольно раннем возрасте. Чем раньше начинается отбор и обучение, тем больше удастся найти подходящего человеческого материала. Взрослые половозрелые остроухие сравнительно легко обучаются владеть продвинутым клинковым и огнестрельным оружием, но на этом их возможности исчерпываются. Подростки по четырнадцать-пятнадцать лет могут быть обучены на пилотов транспортников, бомбардировщиков и штурмовиков, и только среди девочек десяти-одиннадцати лет от роду можно найти кадеток с нужными «истребительными» задатками. Поэтому надо ждать еще три-четыре года, прежде чем этот контингент по самым минимальным стандартам можно будет использовать в качестве пилотов для «Стилетов». Годных достаточно зрелых кандидаток на все остальные пилотские специализации у нас намного больше, и к тому же на эту профессию могут быть переучены почти три четверти из числа тех советских пилотов, что после освобождения из лагеря военнопленных принесли вам клятву верности. А вот потенциальных пилотов для «Стилетов» среди уроженцев этого мира пока нет ни одного.

– Понятно, Елизавета Дмитриевна, – сказал я. – Использование боеготового звена «Стилетов» в завтрашней операции я вам разрешаю. Посмотрим, как это будет выглядеть на практике. Только должен сказать, что три-четыре года – это очень долго. К тому времени мы должны быть уже на самых верхних уровнях, где боеготовые «Стилеты» станут для нас предметом первой необходимости в режиме «чем больше, тем лучше».

– В таком случае, – хмыкнула моя супруга, – нам требуется наловить своих собственных темных эйджел, которые неукоснительно соблюдают даже обыкновенные устные клятвы, не говоря уже о присоединении к Единству. Как мне поведал искин Бенедикт, в периоды великих войн грабительские набеги диких темных кланов на планету-прародительницу за свежим, а потому ценным человеческим материалом, несмотря на все запреты, дело совсем не редкое, а вполне даже обыкновенное. Главное – грамотно расставить ловушки в пригодных для того мирах и не упустить подвернувшийся случай.

– Хорошо, товарищ штурм-капитан, – сказал я, – этот момент мы впоследствии, когда схлынет вал неотложных дел, еще обдумаем и решим, что тут нужно сделать. А пока наш Военный Совет можно считать закрытым, расходимся и начинаем готовить войска к завтрашней операции.