Текст книги "Другая школа. Откуда берутся нормальные люди"

Появление духа

Из одной комнаты доносятся какие-то странные звуки: что происходит, не понимает даже Лотта. Мы заходим в темное помещение, в котором дети сидят полукругом. Учитель то повышает, то понижает голос и что-то шепчет. Дети радостно хохочут, завороженно смотрят на преподавателя и хором отвечают на вопросы. Прикрыв голову чем-то вроде ковра, учитель уходит за дверь. И возвращается «обычным человеком». «Каждую пятницу к детям приходит новый «дух», – объясняет он мне позднее. – Он изображает чувства, а мы в школе много говорим о них с детьми. О том, что испытанное тобой может пугать или заставлять смеяться. И я использую образ духа, чтобы показать это. Вообще-то я должен был надеть костюм, но дети купились и так».

В Egalia нет уроков: дети создают «проекты», отражающие их увлечения. Предсказать тему не могут даже учителя. Всё наоборот: здесь все стараются следить за довольно спонтанными детскими увлечениями. И да, ничего похожего на общение учителя с учеником здесь нет вообще. «Дети понимают, что мы все равны, что у нас нет больше авторитета или знаний, – говорит Ана. – Мы просто очень заинтересованные люди. В прошлом году дети увлеклись кактусами, и я честно сказала: я ничего о кактусах не знаю, но давайте составим карту, на которой запишем всё, что хотим узнать о них в будущем. И мы находим знания вместе. Показываем им способы найти информацию, вместе обнаруживаем, что есть неверная информация. И, возможно, они уважают нас как учителей именно потому, что мы не пытаемся изобразить себя умниками».

Когда меня окончательно принимают в «круг доверия» и мы садимся обедать, я интересуюсь у Аны, что привело ее из Испании в шведскую школу равенства. «Я здесь по тем же причинам, что и вы, – говорит она. – По моему мнению, школьная система устарела: недостаточно просто учить детей считать и читать. Во всяком случае, я здесь учу не этому». Тогда чему? «Социальным навыкам. Демократии. И политике». Я чувствую, что начинаю уточнять каждое последнее слово. Политике? «Когда мы ставим корзинку с хлебом на стол во время обеда и говорим детям, что они должны разделить его на всех и что еду не должны забирать самые бойкие и проворные, – разве это не политика? – спрашивает в ответ Ана. – Думаю, что самый главный навык, который можно приобрести в дошкольном образовании, – самооценка и знание своих прав. Что ты можешь и чего не можешь делать. Как иначе ты можешь изменить систему? Самооценка важнее навыка писать, читать и считать. Криминал и радикализация происходят как раз из-за неуверенности в себе, которую ты пытаешься чем-то прикрыть».

Почему они другие?

Слово «демократия» я услышу за этот день не раз и от Лотты, и от Аны: в уважении и равенстве эти учителя видят способ решения большинства проблем этого мира. «Пятнадцать-двадцать лет назад в шведских школах дети тыкали пальцем в своих одноклассников и говорили: «Мне он не нравится, какой-то он странный», – рассказывает Лотта. – Сейчас мы много над этим работаем и видим, что у нас получилось. Дети больше не задают вопросов, если знают, что у ребенка два папы или его воспитывает только мама. Им это уже неинтересно, это просто норма. А приходящие к нам учителя и родители сразу замечают, что у нас меньше драк. Они ведь тоже происходят из-за неуверенности: «я недостаточно хорош», «у меня никогда не будет такого велосипеда», «она пишет лучше меня». Учителя нам часто говорят, что дети из Egalia сильно отличаются, они их даже могут раздражать. Потому что эти дети достаточно смелые, чтобы заявить учителю о своих правах, они защищают свои чувства. Они говорят то, что думают, и негодуют, если учитель к ним не прислушивается. Одна десятилетняя выпускница Egalia как-то зашла в нашу школу и пожаловалась, что ее нынешняя учительница «очень глупая». Мы спросили: почему? «Потому что каждый день она говорит нам в классе: «Выполнив домашнюю работу, покажите ее маме и папе». Хотя знает, что у меня нет мамы, у Греты две мамы, а у Мохаммеда приемные родители. Но каждый день она продолжает говорить про «маму и папу». Разве это не глупо?»

Единственный, кого я за весь день поразил своим визитом, – это даже не ребенок, а один из учителей. «Вы работаете на российский муниципалитет?» – неуверенно уточняет он. Моего рассказа о книге явно недостаточно. «И вы… это опубликуете в России? И вы… можете открыто говорить о местах, как эта школа? И вы… сможете выпустить такой материал?» После окончания разговора учитель еще долго поглядывает на меня издалека: так смотрит на стоящего перед ним йети скептик, уверенный, что снежного человека никогда не существовало.

Что по-настоящему удивляет, так это то, как учителя Egalia продолжают следовать принципам школы в общении с детьми беженцев. «Приоритет тот же – дать им уверенность в себе. На деле всё гораздо сложнее: в этих детях очень много гнева, неуверенности и страхов, – говорит Ана. – Так что у них гораздо больше потребностей. Но ты можешь рассказывать те же истории о двух мамах, которые пошли в супермаркет. Почему нет? Это просто контекст, на котором ты не делаешь упора. В таких случаях у нас больше проблем с родителями, чем с детьми. Как мы их решаем? Говорим с ними о демократии и правах человека. Понимают ли они? Да. Те, кто не был согласен, просто пошли в другую школу».

Самооценка важнее навыка писать, читать и считать

Таких в истории школы было немного – разве что когда «Эгалиа» по требованию муниципалитета переехала и делила одно здание с обычной школой. Нежелание мам и пап детей из муниципальной школы видеть поблизости радужные флаги привело к конфликтам и уходу некоторых семей из Egalia. «Обычно родители знают: мы никого не заставляем быть геем или транссексуалом, – говорит Ана. – Максимум, они считают нас немножко странными. Но до тех пор, пока не увидят всё вживую. Просто мы говорим с детьми о гендерной принадлежности, а люди считают, что дети об этом знать не должны. Хотя малыши знают. Так же, как знают об отношениях и любви между двумя людьми. Некоторые родители не до конца понимают нашу философию, но видят, что мы хорошо относимся к детям, что у их детей здесь много друзей. То, что ребенок хочет пойти на следующий день в школу, важнее, чем-то, что у кого-то из детей в его школе две мамы».

Что с ними теперь будет

Если оставить в стороне тему влияния на умы детей, то следующий закономерный вопрос – это: не готовят ли в Egalia к идеальному миру, которого не существует? В шесть лет из атмосферы абсолютного приятия дети попадают в куда менее демократичный и дружелюбный мир начальной школы. Но в Egalia считают, что всё как раз наоборот – эти дети готовы создавать новый мир вокруг. «Я думаю, иметь смелость задавать вопросы системе и открыто говорить о своих правах и чувствах – то, что необходимо нашему обществу сегодня и в будущем, – говорит Лотта. – Мира, в котором жила когда-то я сама, больше не существует. Он стал гораздо более разнообразным, мы иначе живем и иначе создаем семьи. Но школы в Швеции и во многих странах мира выпадают из развития общества. Нам, учителям, нужно делать сложную работу – менять себя и развиваться. Тебе нельзя работать преподавателем, если ты не заинтересован в изменениях. Потому что твоя роль – помочь самым разным людям оставаться вместе и искать пути решения конфликтов. У нас у всех одна планета, и нам нужно научиться жить друг с другом».

И вдруг, в этот самый момент, снова вспоминается Россия. «Когда мы начинали, мы много общались с учителями, – говорит Лотта. – И один из русских преподавателей сказал, что мы проводим «эксперимент» над детьми. Но мы меняем не детей, а себя. Мы позволяем детям быть теми, кем они являются, и не пытаемся их изменить. И это то, что многие не понимали». Наверное, ради того, чтобы это понять, сюда и приезжают люди со всего мира: в прошлом году – премьер-министр Афганистана, при мне в школе находятся учительницы из Германии и Словакии, а неделю спустя после меня должны будут приехать преподаватели из Саудовской Аравии. «Я считаю, каждому нужно здесь побывать», – скажет мне немецкая учительница.

Лотта Райялин советует каждому провести эксперимент: на следующие двадцать четыре часа отказаться от слов «он» и «она» и посмотреть, что изменится за это время в вашем восприятии мира. Примерно то же самое происходит, если попробовать дать собственной волне эмоций пройти и попытаться ненадолго посмотреть на школу Egalia без оценок. Под конец дня все дети выбегают на танцпол, и под заводной хит Джастина Тимберлейка один мальчик проявляет интерес к розовой балетной пачке без страха быть осмеянным другими. И я думаю об одном: если в этой школе ты становишься счастливым, уверенным в себе и своих правах человеком, то, возможно, не так уж и важно, каким именно способом учителя этого добились?

Глава 10
Ørestad: внутри школы без стен

«Прежде всего запишите ваш пароль для Wi-Fi», – говорят мне. И дело не в том, что в моих трясущихся от нетерпения руках смартфон, а в глазах – надежда.

Просто так принято встречать в датской гимназии Ørestad: одной из самых инновационных школ в мире.

Это как первый раз оказаться в Венеции. Во-первых, благодаря спискам «самые удивительные места на планете» всё кажется неуловимо знакомым. Во-вторых, фотографам тут вообще не нужно напрягаться: достаточно фиксировать обстановку, а удивительная структура Ørestad сделает всю «грязную работу» за тебя. С момента открытия в 2005 году эта школа успела войти во всевозможные списки «самых-самых», но это только обертка: настоящие инновации – это не только сферические конструкции и отсутствие стен. А то, какой эффект на тебя это оказывает.

Возможно, датчане изобрели самый гениальный способ поменять школьную систему. В моем детстве школа была изолированным миром: прямо как в Лас-Вегасе, всё случившееся там никогда не выходило за ее пределы. Зная об этом, учителя могли позволить себе накричать, оскорбить или за излишний шум ударить по голове классным журналом (как это было со мной). Как заставить их вести себя иначе? Отправить переучиваться? Записывать на видео и выкладывать на YouTube? В этой гимназии решили иначе: нужно создать такое пространство, чтобы учителя просто не смогли работать, как раньше. «Много лет назад кто-то написал статью под названием «Виртуальная школа», – вспоминает преподаватель Ørestad Клаус Виттельт, вызвавшийся стать моим гидом. – Там было сказано: через десять лет ученики будут приходить в школу со своим ноутбуком, на территории школы будет Wi-Fi и дети смогут всё время быть в Интернете. Люди тогда сказали: «Что это еще за бред?» Но были и те, кто в это поверил. Например – основатели этой школы».

Создание по-настоящему поразительного здания Ørestad началось с анархических призывов: давайте уничтожим все стены, все классы и начнем всё заново. В итоге стен здесь действительно практически нет: редкие перегородки выполнены из почти невидимого стекла. «Вот тот учитель преподает английский, – говорит мне Клаус. – А вот этот – испанский». Только после этого я осознаю: это не группы ребят расселись рядом друг с другом со своими ноутбуками – так в Ørestad проходят все занятия. Учитель дает задания, а школьники работают над ним самостоятельно. Всё вместе напоминает футуристичный коворкинг. «Я бы назвал это компромиссом между радикальным представлением об образовании и требованиями датского правительства, – говорит мне директор школы Аллан Кьер Андерсен. – Строение здания заставляет преподавателей менять форму преподавания. В открытом пространстве без стен невозможно повышать голос на учеников и пытаться таким образом стать лидером – ты попросту будешь мешать другим ученикам. Поэтому школа больше напоминает открытый офис, в котором делятся знаниями».

Сразу после интервью с Алланом я увижу подтверждение услышанного. «Мне нужно сделать пару ваших портретов», – говорю я. «Отлично, пойдемте в мой кабинет», – отвечает Аллан и проходит в комнату с рядами компьютеров, где сидят еще несколько человек. Видя мой непонимающий взгляд, Алан объясняет: если политика школы – полная открытость, разве не странно быть единственным человеком с личным пространством? Так что первым же директорским решением Аллана было лишить себя отдельного кабинета.

Впрочем, один отдельный офис в школе все-таки появился. «Как думаете, у кого? – между делом спрашивает меня Клаус. – У специалиста по ремонту велосипедов!» В Ørestad всегда наготове шестьдесят велосипедов, которые можно взять в любой момент. Это тоже часть политики «открытости»: преподаватели стараются как можно чаще вывозить учеников за пределы здания, чтобы учиться в условиях реальной жизни. Биологи могут взять велосипеды, чтобы поехать на озеро изучать с детьми виды рыб и растений, а историки – отправиться в мечеть, чтобы потом наглядно говорить с учениками об исламе. И я бы не ожидал ничего другого от Копенгагена – города, где недавно велосипедов стало официально больше, чем автомобилей.

Запрещенная литература

Ørestad стала одной из первых в мире полностью «цифровых» школ, вообще отказавшихся от бумаги. Ни книг, ни тетрадей, ни расписания: всё это в общей базе данных и ноутбуках учеников. «Учитель в любой момент знает, что делает ученик, и это дает обоим больше свободы, – рассказывает Аллан. – У меня нет ни малейших сомнений, что будущее образования – персонализированное обучение. Современные молодые люди – совсем другие: они хотят, чтобы к ним относились как к индивидуальностям. Уже нельзя говорить о «среднестатистическом» ученике, нужно фокусироваться на каждом в отдельности. Компьютерная основа школы позволяет нам это сделать: скажем, вы преподаватель английского и в классе у вас шесть учеников, которые совсем не понимают базовую грамматику. Вы даете им интенсивный курс, пока остальные работают самостоятельно в электронных книгах. Все материалы адаптивны: в конце разделов ученики выполняют тесты. И если ты ответил на какой-то вопрос неправильно, книга сама тебе сообщает: перечитайте эту страницу, и тогда сможете дать верный ответ».

Гимназия Ørestad. Как правильно спускаться с лестницы:

«А вот это – «музей», – говорит Клаус, показывая на книжную полку для преподавателей. На фоне окружающей обстановки она и правда выглядит почти нелепо. «Было много случаев, когда я давал своим ученикам бумажные издания, а они просто не знали, что с ними делать, – сообщает мне Клаус. – Мы подписаны на все учебные цифровые книги, которые выпускаются в Дании. Сейчас у нас единая система внутри школы: учителя могут оставлять пометки и идеи, исправлять ошибки, а ученики могут выполнять домашнюю работу прямо в книге. Та же единая система для отслеживания преподавателями прогресса своих учеников – кого нужно подтянуть, кто справляется, кто на какие издания подписался».

Мы долго можем вспоминать классную доску, учителя, книги и традиционный класс. Но мы романтизируем прошлое, если думаем, что тогда это помогало. Дети точно так же тратили время впустую – например, выглядывая в окно или украдкой перебирая вкладыши от жвачек

Клаус заходит в свой аккаунт, чтобы показать мне, как это выглядит: несколько столбцов – с датой, заданием и целями. «На моем уроке истории мы проходим новую тему: снос памятника генералу-конфедерату Роберту Ли в городе Шарлоттсвилль, – говорит Клаус. – Домашнее задание – сделать подкаст на эту тему. Цели обучения – несколько пунктов, которые ученик должен вынести для себя». В общем, шансов выкрутиться с классикой жанра «забыл домашнее задание дома» не выйдет. То, что еще в начале 2000-х выглядело эпизодом из романов Филиппа Дика, наконец-то стало реальностью.

Конечно, фото– и видеоматериалы по Второй мировой войне в учебнике истории – это куда интереснее сотен страниц убористого шрифта. Но глядя на учеников за ноутбуками, я думаю о другом: неужели все эти подростки занимаются сейчас исключительно уроками? «Могут ли они сидеть в социальных сетях? О да! – хохочет Клаус. – Мы уже выяснили: если подсчитать, на что у них уходит время в течение дня, то выяснится, что Facebook – самый популярный предмет в школе». Обеспокоенные таким побочным эффектом свободы, учителя в Ørestad однажды запретили доступ к социальным сетям на территории школы. Всё шло идеально до тех пор, пока кто-то из учеников не нашел способ выходить в «Фейсбук», используя IP Багамских островов. Теперь единственное, что официально запрещено в Ørestad, – смартфоны. Их можно оставить в одном из множества ящиков для хранения.

В датской системе образования гимназия – как в России старшие классы школы, а по устройству обучения – как вуз. Ученики поступают сюда после девятого класса и проводят три года перед вступительными экзаменами в университет. Поэтому сколько времени они проведут в «Фейсбуке», в конце концов, их личная ответственность. К декабрю все в любом случае должны сдать личные проекты, а летом – экзамены. К слову, для поступления в Ørestad не требуется никаких дополнительных привилегий по сравнению с обычной школой: государство покрывает расходы на обучение, а ученики даже получают стипендию (что регулярно становится предметом споров – такая схема обходится датским налогоплательщикам в круглую сумму).

Изначально Ørestad считалась гимназией с уклоном в журналистику, но сейчас всё изменилось. Популярным направлением стала биохимия, а одной из тех самых «перспективных» профессий, которую мы должны были выбрать в нашем детстве, – инженер-химик. Каждый из учителей Ørestad преподает минимум три предмета, причем часто совершенно полярные. Так, Клаус ведет историю, IT и предмет со странным названием «инновации».

Добавьте вешалки

Знаменитые «сферы» для чилаута заполнены детьми, с явным удовольствием валяющими дурака между уроками. Но так было не всегда. «На десятилетие школы к нам пришел специалист по проверке оборудования, – рассказывает Клаус. – После осмотра он спросил: всё работает, как вы этого хотели? Есть какие-нибудь вопросы, пожелания? А мы как раз заметили одну вещь: ученики не остаются здесь после занятий, они сразу спешат домой. Мы же хотели, чтобы они использовали помещение школы по своему желанию и после уроков. Этот специалист сказал: «Они не могут почувствовать себя как дома, потому что ходят по школе со своей одеждой. Сделайте везде вешалки. А еще вам нужно больше мягкой мебели». Мы тогда опешили: мягкая мебель? Что курит этот парень? Но директор решил последовать этому совету. Десять минут спустя после установки мягких кресел дети уже делали тут «домашку», пили кофе и веселились».

Школьники прекрасно освоили необычную архитектуру гимназии. Официально им не разрешается съезжать с лестниц – но, как говорят преподаватели, вопрос не в том, «можно ли», а «как часто» они это будут делать:

Десятки окруживших меня интересующихся учеников в один голос рассказывают мне о строгости преподавателей. «Они такие скучные, мало обращают на нас внимания, – жалуется одна из учениц. – Некоторые требуют поднять руку, чтобы отпроситься в туалет. И они еще могут не отпустить! Представляете?» Спасибо десяти годам в школе, я представляю себе это слишком хорошо. Правда, через несколько минут нашего общения подростки сами же приходят к другому выводу: всё происходящее в школе стимулирует их быть взрослыми. Всё как в жизни: у тебя есть задача и дедлайн, а дальше выкручивайся сам. И все как один признают, что в обычной школе и традиционных классах учиться просто бы не смогли. «То, что в школе нет стен, должно тебя отвлекать, но удивительно, что всё на самом деле наоборот», – говорят они. Я пытаюсь выяснить, чем они занимаются на уроке: их задание – сделать собственный сайт. При мне они разрабатывают тестовую версию.

«Строгие преподаватели? – Клаус искренне хохочет, когда я интересуюсь у него, действительно ли тут все настолько помешаны на дисциплине. – Эти дети просто не учились в других странах. Датское образование очень демократичное. Сейчас в Европе измеряют успешность учеников результатами PISA, основанных на конкуренции. Мы в Дании культивируем нечто противоположное. Когда к нам приезжают преподаватели из других стран, они просто в шоке от того, что учителя и ученики тут на равных и могут называть друг друга по имени».

Умение постоянно находиться с самыми разными людьми и не отвлекаться при этом от работы – возможно, первый навык реальной жизни, который необходимо освоить

Как я не раз слышал в других школах, датской системой образования могут быть недовольны только сами датчане. И Аллан подтверждает мою мысль. «Иногда я использую фразу «голод в раю», – говорит он. – Мы в Дании создали одно из самых успешных в плане благосостояния обществ. Однако на конференциях в Азии я вижу, что в этих странах дети учат гораздо больше, чем наши ученики. У наших школьников очень расслабленное отношение к учебе. С одной стороны, это хорошо: они не боятся учителей. И я бы совсем не хотел авторитарности в школе. Но они любили бы школу гораздо больше, если бы были полностью вовлечены в процесс. К примеру, у нас был совместный проект с ТВ-студией в Копенгагене. Стоило им заняться выпуском новостей – и они ушли в это с головой. Для учеников оказалось гораздо важнее видеть, что это не школьное задание, а реальная работа, которая имеет большое значение для людей. И я мечтаю, чтобы всё обучение в школе было таким: решение настоящих вопросов и проблем. Помимо подготовки к экзаменам мы должны готовить этих детей к реальному миру. Готовить не выпускников, а граждан».

Именно поэтому среди навыков, которые нам всем потребуются в будущем, Аллан называет не только коммуникацию или знание IT, но еще и эмпатию. «Я не знаю, можно ли назвать это навыком, но она нужна, чтобы понять, как другие люди видят мир, и быть способным вместе с ними работать», – говорит Аллан.

Осталось убедиться, что это также понимают преподаватели. «У нас было несколько учителей, которые решили уйти, – говорит Алан. – Но их было очень немного. И есть те, кому, возможно, стоит об этом подумать: им просто некомфортно в обстановке абсолютной открытости. Однако нужно воспринимать это не как вмешательство, а как помощь. Тебе нужно научиться быть коучем для учеников. Не важно, насколько много ты сам знаешь об астрономии. Важно, что ты способен поймать связь с молодым человеком и дать ему возможность почувствовать, что он может понять астрономию. Каждый педагог должен обладать таким умением мотивировать. Но обычно для учителей это нечто новое: они ограничивают себя предметом и программой, а не знанием психологии».

«Учителя как люди сейчас важны больше, чем когда-либо, – говорит Аллан. – Информация доступна повсюду, и без навигатора в виде учителя в ней легко утонуть. Я сказал «как люди» именно потому, что это не только вопрос твоих знаний или метода преподавания. Учителя важны как ролевые модели: ученику должны быть близки ценности учителя. Пока мы не достигли этого уровня. Но для будущего обучения личная встреча с человеком важна как никогда. И это для меня ответ на вопрос, для чего нам нужны школы в век электронного обучения и Интернета».

Пока все разбредаются и школа пустеет, я наконец-то занимаю свое место в чилаут-зоне. За день в Ørestad незаметно привыкаешь к тому, что практически в любом месте ты на виду у всех. Мимо проходит один из преподавателей гимназии, и я бросаюсь ему наперерез, чтобы узнать еще немного о гимназии изнутри. «Мне кажется, сегодняшние дети легко отвлекаются, но это касается и обычного класса, – говорит мне учитель физики Карстен Нилсен. – Интернет есть в любой школе, и неважно, насколько прозрачные в ней стены. Но если есть одна вещь, которой они учатся именно в этом здании, то это – умение адаптироваться к хаотичному окружающему пространству. Многие компании по своему строению похожи на Ørestad, и в их офисах тебя точно так же будут отвлекать. Так что, с моей точки зрения, это весьма разумно». Во время моего общения со всеми преподавателями Ørestad я услышал еще одну разумную вещь: мы долго можем вспоминать классную доску, учителя, книги и традиционный класс. Но мы романтизируем прошлое, если думаем, что тогда это помогало. Дети точно так же тратили время впустую – например, выглядывая в окно или украдкой перебирая вкладыши от жвачек.

Поразительно другое: все восхищающие нас школы – те, в которые мы хотели бы отдать своих детей, – на самом деле возвращают нас к тому, чем школа должна была быть изначально. Местом, «готовящим тебя к реальной жизни», как нам обещали первого сентября, когда мы стояли перед входом в незнакомое здание и незнакомыми детьми с букетом в руке. И в этом смысле умение постоянно находиться с самыми разными людьми и не отвлекаться при этом от работы – возможно, первый навык реальной жизни, который необходимо освоить.