Текст книги "Война, которую назвали «странной»"

Пораженческая политика французского правительства

Совсем по-иному сложилось положение во Франции.

В последнее пятилетие перед войной Франция стала ареной острого политического и социального конфликта.

Едва оправившись от разрушительных экономических и политических последствий Первой мировой войны, Франция в 30-х годах попала в полосу острого экономического кризиса. Беззастенчивые махинации банков и трестов, их попытки использовать экономические затруднения для собственного обогащения и как результат этого– резкое снижение жизненного уровня рабочего класса и всех трудящихся; страх и озлобление мелкой буржуазии, отчаяние крестьянина, карликовый участок которого уже не мог прокормить целую семью, коррупция во всех звеньях государственного и административного аппарата и решимость трудящихся, и прежде всего рабочих, спасти страну от грозящей ей катастрофы – все эти процессы все более углублялись, угрожая существованию буржуазного общества.

Буржуазия все чаще обращается к мысли о сильном человеке, с мечом в одной руке, плетью в другой. В 30-е годы там и тут возникают фашистские и полуфашистские организации, лиги, общества. Они вооружаются, они грозят и грезят о приходе «сильного человека». «Боевые кресты», «Патриотическая молодежь», «франсисты» – полувоенные организации – деятельно готовятся похоронить Третью республику. Захват власти германскими фашистами вызывает у них бурный восторг. Им не терпится по примеру гитлеровцев учинить всефранцузский погром: уничтожить коммунистов, евреев, интеллигентов, разгромить рабочие организации и установить террористическую диктатуру. За кулисами стоят руководители банков и трестов, – готовые платить и платить щедро, владельцы заводов Шнейдер-Крезо, регенты Французского банка, директоры банков «Лионский кредит» и «Братья Лазар».

6 февраля 1934 г. вооруженные фашистские отряды попытались захватить власть. Но парижский пролетариат– носитель и хранитель славных традиций многих революций – разбил фашистов. Угроза фашизма всколыхнула миллионные массы. Из отпора фашизму родился Народный фронт, одержавший блистательную победу на выборах в феврале 1936 г.

Народные массы поддерживали программу Народного фронта и те мероприятия правительства (созданного в результате выборов), которое эти преобразования так или иначе проводило в жизнь: введение 40-часовой рабочей недели, коллективных договоров, оплачиваемых отпусков, реформы Французского банка. Наиболее последовательными борцами за осуществление программы были коммунисты, опиравшиеся на рабочий класс, выступившие за единство действий с социалистами и радикал-социалистами за преодоление раскола в рядах рабочего движения.

Хотя коммунисты и не входили в состав правительства Народного фронта, но они поддерживали все прогрессивные мероприятия и выступали с решительной критикой непоследовательных действий правительства и капитулянтских тенденций в нем. Руководители социалистической партии и партии радикал-социалистов, вынужденные на первых порах под нажимом народа провести ряд прогрессивных мероприятий, в дальнейшем стремились подорвать единство трудящихся, достигнутое в ходе борьбы с фашистской опасностью. Нерешительность и колебания, ненависть к коммунизму, страх перед разраставшейся активностью народных масс постепенно вели верхушку социалистической партии и партии радикал-социалистов к поискам соглашения с реакцией, а затем и капитуляции перед ней.

Против Народного фронта объединялись все силы реакции. Чувство ненависти и страха сплачивало эти зачастую разнородные и враждебные друг другу группы и партии. Ненависть к коммунизму, к демократии, страх перед народом толкали их на действия, находившиеся в вопиющем противоречии с национальными интересами государства. Постепенно Народному фронту было нанесено поражение.

Буржуазная пресса не гнушалась никакими измышлениями, подтасовками и фальсификациями для того, чтобы опорочить социальные завоевания трудящихся и требовать отмены их. Неустанно, день за днем, широкой публике внушалась мысль о том, что страна будто бы идет к разорению и катастрофе.

Со страниц таких газет, как «Матэн», «Либерте», «Эко де Пари», потоками лилась клевета и распространялись инсинуации. Наиболее черносотенная газета монархиста Шарля Морраса «Аксион франсез» призывала к кровавой расправе с прогрессивными деятелями.

Реальных, фактических доказательств «зловредности» новых социальных законов не было, да и не могло быть. Надо было их создать. Экономический саботаж – вот то «деловое» средство, к которому стали прибегать сговорившиеся между собою предприниматели и управляющие заводов, хотя он наносил не малый ущерб их собственным интересам. Классовые интересы брали верх над всеми остальными.

Франция отчаянно нуждалась в усилении производства самолетов, танков для того, чтобы противостоять угрозе Германии. Реакционеры же организовывали саботаж на предприятиях.

Уже после Второй мировой войны бывший президент республики Лебрен в своих показаниях перед парламентской комиссией, созданной для расследования событий, происшедших во Франции с 1933 по 1945 г., утверждал, что в поражении Франции в 1940 г. были виноваты рабочие, которые пользовались «двумя воскресеньями» (40-часовая рабочая неделя). Ему пришлось взять обратно свои необоснованные обвинения, когда член комиссии, престарелый председатель Лиги прав человека Эмиль Кан, показал ему, на основании бесспорных статистических данных, что за период действия закона о 40-часовой неделе, с 1-го июля 1936 г. по 30 июня 1938 г. (по сравнению с соответствующим периодом 1934–1936 гг.), произошел рост производства по всей линии, в частности по тем отраслям продукции, которые связаны с работой на национальную оборону: по железу – на 9,73 %, по чугуну – на 18,75 %, по стали – на 14 %, по калийной соли – на 39,5 %, по бокситам – на 24,18 %[75]75
  См.: Les évènements survenus en France de 1933 à 1945. Paris, 1950. T. II. P. 986.


[Закрыть].

Преступный саботаж реакционеров принял особенно широкие размеры на предприятиях, работавших на оборону. Премьер-министр Даладье, подхватив кампанию клеветы против рабочих, занятых на военных заводах, издал декрет об отмене 40-часовой недели в оборонной промышленности, обвинив при этом рабочих в недостатке патриотизма.

В ответ на это оскорбительное обвинение главы правительства 31 августа 1938 г. по инициативе компартии была созвана большая конференция[76]76
  Cm.: Comment remettre la France au travail. Paris, 1938. Все выступления на конференции цитируются по этой брошюре.


[Закрыть], на которой выступали рабочие с мест, по преимуществу представители трудящихся военных заводов. Каждый из них приводил конкретные, наглядные примеры саботажа, действительно чудовищного, проводимого не ими, рабочими, бдительно оберегающими интересы родины на предприятиях через своих делегатов при дирекциях, а самими управляющими и владельцами заводов. Вот несколько типичных фактов, иллюстрирующих различные методы саботажа предпринимателей.

На одном авиационном заводе сотни машин подолгу стояли в ожидании военного контролера, а он приходил на завод утром и вечером на 5 минут. Не хватало рабочих для ускоренного монтажа. А их не брали на работу. На предприятии работали не более 32–35 часов в неделю. Так преднамеренно затягивалось выполнение заказов.

На другом авиационном заводе без всяких оснований ввели 45-часовую неделю. Рабочие не возражали, поскольку дело шло о работе на оборону, а врагом мог быть только фашистский агрессор. Дирекция же проводила всякие манипуляции и провокации с целью толкнуть рабочих на забастовку. Были уволены 30 квалифицированных рабочих, сотням других были разосланы предупредительные (о предстоящем увольнении. – А. Н.) письма, администрация демонстративно нанимала охранников. А для увеличения производства не делалось ничего. Дошло до того, что рабочие послали своих делегатов протестовать и требовать восстановления 40-часовой недели: «не хотим, чтобы нам платили за ничегонеделание».

Авиапромышленности не хватало алюминия. Поставщики бокситов требовали отсрочки в 6–9 месяцев. Между тем поезда, груженные бокситом, ежедневно направлялись в Германию. Французские же заводы ждали алюминий долгие месяцы.

«На моем заводе, – рассказывал рабочий металлургического предприятия в Париже, – работающем на 98 % для обороны, бригады были перед июнем 1936 г. удвоены и работали дополнительные часы. Но немедленно после завоевания новых социальных законов началось наступление хозяев: вопреки многочисленным заказам, было уволено 20 квалифицированных рабочих…

Персонал этого завода, который насчитывал 1200 человек до июня 1936 г., сократился до 800. Некоторые бригады работали только 35 часов, несмотря на многочисленные заказы, в частности на изготовление оборудования для двух крейсеров… Эта работа была рассчитана на два года; сюда следует добавить многие заказы для заграницы (Польши). Для важного заказа подводных мин работали только по 35 часов в течение нескольких недель. Из 50 машин работало только 30, и те устаревшие. В этом цехе в декабре 1937 г. было уволено большое число рабочих. Затем завод потребовал отсрочки, отказавшись перед тем принять обратно уволенных, как требовали делегаты в соответствии с коллективным договором. Предлог – нежелание принять обратно вожаков, т. е. членов профсоюза…

Вот как, – заключил рабочий, – дирекция завода понимает национальную оборону; излишне будет говорить вам, что мы не так понимаем это».

В тот самый день, когда Совет министров принял решение о возврате к 48-часовой неделе, дирекция одного из химических заводов вывесила объявление, в котором указывалось, что работа будет производиться 35 часов в неделю. Завод выпускал продукцию, из которой вырабатывался порох, но замедление работ нисколько не беспокоило дирекцию. На заводе производились также кислоты, нужные заводам Рено (производство танков, автомобилей, тракторов); затормаживание производства по распоряжению дирекции привело к замедлению работ у Рено.

«Как рабочий завода, работающий на 80 % для национальной обороны, – говорит другой делегат, – я считаю нужным, прежде всего, ответить г. Даладье, обвиняющему нас в том, что недостаточно работаем для защиты нашей страны. Около двух лет наш завод имеет крупные заказы военного министерства – автомобили, тяжелые и легкие грузовики, газогенераторы. Подобные заказы могли создать процветание нашему заводу. Так вот в ноябре 1936 г., когда были даны эти заказы, 150 рабочих и 97 техников были уволены, несмотря на стачку против увольнений, а остальных рабочих вынудили работать только 30 часов в неделю. Только после двух месяцев частичной безработицы и обращения нашей профсоюзной организации к арбитру, дирекция согласилась установить рабочий день в 40 часов. Работают ли с тех пор в соответствии с заказами армии? Простые цифры доказывают, что не работают. В то время, как до 1929 г. на нашем заводе было 2900 рабочих, нас сейчас всего 2200; из 500 сотрудников в 1936 г. осталось только 350».

На другом военном предприятии к выполнению заказа артиллерийской службы приступили лишь спустя почти полтора года, после того как заказ был получен.

Работник большого авиационного завода в Парижском районе заявляет: «Первым делом мы можем засвидетельствовать, что со времени национализации произошло значительное улучшение в производстве благодаря деятельности профсоюзных отделов предприятия, которые шаг за шагом борются против отсталого руководства». Оратор приводит пример: отсутствие контроля со стороны министерства и саботаж дирекции привели к тому, что сборщикам машин пришлось колоть дрова, делать дыры в цементе (восклицания!), собирать лом, разрушать по приказу свыше форму капотажа для самолетов; когда на следующий день котельщикам понадобилась эта форма, они были вынуждены сделать ее ручным способом. Это привело к потере примерно 500 часов работы, к неоднократной переброске целых бригад и т. д. и т. п.

В связи с нарастанием угрозы войны, министерство авиации сделало заказ по одному типу самолетов на 370 единиц. В течение нескольких недель надо было изучить проекты, установить цифровые данные, снабдить склады, пустить в ход оборудование и т. д. Эта почти сверхчеловеческая работа была выполнена благодаря преданности всего персонала предприятия. Однако дирекция и здесь проявила нерасторопность и безынициативность.

Некоторые приводили сведения о рационализаторских предложениях, поступавших от рабочих, которые позволяли сократить время технических операций при производстве отдельных частей машин. В одном месте дирекция предлагала на производство какой-то операции сократить время на 11 часов (66 вместо 77); рабочие делегаты предлагают установить 52 часа для выполнения данной работы, т. е. сократить его на 33 %. В других случаях рабочие предлагали провести сокращение времени на обработку деталей, хотя хозяева вовсе не выступали с подобными предложениями.

Один из выступавших сообщил: «Управляющий нашего завода заявил на собрании Координационного комитета: „Я доволен работой моего персонала; мы производим больше, чем в 1936 г.“».

Подобный же пример приводится другим выступавшим на собрании: «В феврале 1937 г. начальник производства предприятия заявил рабочей делегации в присутствии дирекции, что благодаря хорошей организации и дисциплине рабочих, производство увеличилось на 10 % со времени введения закона о 40-часовой неделе».

Отмена 40-часовой недели, как показали дальнейшие разоблачения предпринимательского саботажа, вовсе не была вызвана необходимостью «вернуть Францию к работе». Это был саботаж крупного капитала, граничивший с национальной изменой, который надо было пресечь. Но именно этого и не было сделано. Поход против рабочего класса, провозглашенный французской реакцией в 1934 г. и особенно после 1936 г., и был, собственно говоря, первым этапом войны гитлеровской Германии против Франции. Французская реакция первым делом атаковала Коммунистическую партию, ибо отчетливо сознавала, что именно эта и только эта партия последовательно выражает интересы рабочего класса, подымает народ на борьбу против угрозы фашизма и войны, является наиболее инициативной в своих действиях. Французские коммунисты цементировали Народный фронт, неустанно боролись за объединение всех здоровых сил нации на платформе борьбы за демократию, против фашизма, против войны, за решительное улучшение жизни всех трудящихся, рабочих, крестьян, мелкой буржуазии, средних слоев. Свой второй удар реакция направляла против рабочего класса как массовой антифашистской силы – основы Народного фронта, – как класса наиболее заинтересованного в последовательном проведении общенациональных социальных преобразований. Ради этих целей французская крупная буржуазия не жалела ни сил, ни средств.

Так создавалось опасное положение, когда Францию изнутри атаковали враги родины и народа – французские реакционеры, а извне – германские фашисты. Обе эти силы, враждебные французскому народу, быстро находили общий язык. На протяжении ряда лет во Франции действовал так называемый франко-германский комитет. Его возглавлял, с германской стороны, гестаповский агент Отто Абетц, а с французской – граф де Бринон, позднее превратившийся в платного гитлеровского шпиона. Франко-германский комитет вел разлагающую тлетворную пропаганду. Под дымовой завесой рассуждений о франко-германской дружбе, взаимопонимании западных стран, необходимости объединения против «варварского большевизма» франко-германский комитет сеял семена пораженчества, которые дали столь гибельные всходы в 1939–1940 гг. Пропаганда нацистов падала на благодатную почву. Французская буржуазия готова была вступить в союз хоть с самим дьяволом, лишь бы надеть смирительную рубашку на народ. Расправа, учиненная гитлеровцами над демократами в Германии, вызывала в реакционных кругах бурное восхищение и одобрение. Вот союзник, которого они искали, вот мессия, прихода которого они ожидали!

Так появились лозунги: «Лучше Гитлер, чем Народный фронт», «Лучше немцы, чем коммунисты», «Лучше жить немцем, чем умереть французом, лучше рабство, чем война». Изо дня вдень вливался этот яд в сознание французов через многочисленную реакционную печать. Изо дня в день вели профашистскую пропаганду газеты «Матэн», «Фигаро», «Аксьон франсез», «Пти паризьен». Реакционный еженедельник «Гренгуар», зачастую отражавший мнение министра иностранных дел Жоржа Бонне, довел свой тираж к 1939 г. до 700 тыс. экземпляров. В Тулузе, Ницце выходили газеты, щедро субсидируемые итальянскими фашистами.

Французская реакция требовала «сильной власти». Вслед за мятежом де ля Рока в 1934 г. последовал мятеж фашистской организации кагуляров в 1936 г. Но правительство поспешило замять это дело, ибо нити заговора вели к весьма влиятельным лицам. В качестве кандидата в диктаторы называли маршала Франции Филиппа Петена. Петен был широко известен и пользовался большой популярностью как герой вошедшего в историю сражения при Вердене. Как то часто бывает в истории, действительная роль Петена и его заслуги под Верденом были куда меньше, чем ему приписывали. В мемуарах маршала Жоффра и бывшего премьер-министра и президента Реймона Пуанкаре можно найти немало нелестных слов по адресу Петена. «Из них явствует, что великая слава Петена как солдата была преувеличена; высказывалась даже мысль, что сражение под Верденом было выиграно не столько благодаря ему, Петену, сколько вопреки ему, выиграно людьми с более крепкими нервами, например, генералами Невиллем и Манженом. По словам Пуанкаре, Петен был пессимистом и пораженцем по натуре, и, если бы это зависело от него, оборона Вердена была бы прекращена»[77]77
  Александр Верт. Франция 1940–1955. М., 1959. С. 50.


[Закрыть].

Престарелый маршал был как бы олицетворением реакционного антидемократического духа, царившего в среде французского офицерского корпуса. Он был также и олицетворением той косности и рутины, которая сковывала французскую военную мысль. О безнадежной отсталости Петена как стратега свидетельствовало предисловие, написанное им накануне войны в 1938 г. к книге генерала Шавино «Возможно ли еще вторжение?». В этом предисловии Петей сводил к минимуму значение авиации и танков в будущей войне[78]78
  Там же. С. 51.


[Закрыть].

Его ученики генералы Вейган и Гамелей, а также подавляющее большинство французского генералитета разделяли его политические симпатии и стратегические установки. И это обстоятельство должно было оказать свое пагубное действие. Правительство Даладье, зная о профашистских симпатиях маршала, отправило его послом к мятежнику Франко в Бургос, предоставляя ему тем самым свободу действий, вместо того, чтобы ограничить ее. Пораженческие высказывания маршала быстро распространялись в армии и делали свое дело.

Правительство Даладье, пришедшее к власти в 1938 г. как правительство Народного фронта, вскоре повернуло против него и начало ликвидировать одно за другим завоевания рабочего класса, достигнутые им в результате деятельности Народного фронта. В ноябре 1938 г. сразу после заключения мюнхенского соглашения и в апреле 1939 г. правительство Даладье рядом декретов отменило 40-часовую рабочую неделю и другие социальные победы французского народа. Одновременно оно начало кампанию против компартии, исподволь подготовляя ее запрещение. Недаром позднее, когда воцарился режим Виши и вишисты начали беспощадное преследование демократов, они подчеркивали: «Не мы это начинали, начал Даладье»[79]79
  Там же. С. 54.


[Закрыть].

В области внешней политики наступили годы, когда позиции Франции сдавались одна за другой ее злейшему врагу – гитлеровской Германии. Усиление напора реакционных сил внутри Франции сопровождалось политикой умиротворения фашистского агрессора, курсом на изоляцию Советского Союза и организацию войны против него, на блокаду республиканской Испании. Практическим же результатом явилась политическая и дипломатическая самоизоляция Франции.

В кульминационные моменты международных кризисов – захват Австрии, Мюнхен, обострение германо-польских отношений – пораженцы поднимали истошный крик, доказывая, что Франция не должна выступать на защиту малых государств. В снискавшей позорную известность статье лидера неосоциалистов Марселя Деа «Умереть за Данциг?», опубликованной 5 мая 1939 г., «Эвр» откровенно высказывался за непротивление фашистской агрессии.

В последние дни мира один из «могильщиков Франции» министр иностранных дел Жорж Бонне прилагал все усилия для того, чтобы через посредничество Муссолини умиротворить «фюрера». Уже тогда, когда германские армии глубоко вклинились в Польшу, Бонне предлагал переговоры, обещая настаивать лишь на символическом выводе германских войск с польской территории. Практически это означало признание захвата Польши Германией. Однако события, как мы видели выше, развернулись по-другому, и Франция была вынуждена 3 сентября 1939 г. объявить войну Германии. Французские правящие классы делали это скрепя сердце. Известная французская журналистка Женевьева Табуи так описывает сцену, происходившую во французской палате депутатов накануне объявления войны: «Трусливые и запуганные, многие депутаты не понимают создавшейся обстановки! Обращение председателя Совета министров представляется как требование об увеличении военных кредитов. Оно подтверждает сомнения, еще существующие в умах депутатов, которые в кулуарах со скучающим видом говорят об «обязательствах по отношению к Польше».

В маленькой группе, где стоят Пьер Лаваль, Мистлер, Марсель Деа, можно слышать странные высказывания.

Надо всегда помнить, что Гитлер не требует от нас Эльзас-Лотарингии, а следовательно? – говорит один из них.

Один из них, очень взволнованный, повторяет громким голосом, выделяющимся из всего этого гула разговоров спорящих между собою и пребывающих в нерешительности депутатов: „Враг номер один – это большевизм, не забывайте об этом, не забывайте“»[80]80
  Женевьева Табун. Двадцать лет дипломатической борьбы. М., 1960. С.460.


[Закрыть].

Правительство, объявившее войну Германии, состояло из различных элементов. Среди них были откровенные карьеристы, как например Камилл Шотан, чьим руководящим принципом было сохранение интересов его многочисленных друзей в банковском и деловом мире Парижа, независимо от того, какой режим могут принести события[81]81
  The Initial Triumph of the Axis. P. 170.


[Закрыть]. Шотан, известный своей реакционной политикой по отношению к трудящимся Франции, целиком поддерживал группу «умиротворителей» в правительстве, таких, как Бонне, де Монзи, Кэй, Маршандо, Бодуэн. Среди членов кабинета был и Поль Рейно, решительно правый по своим убеждениям, связанный с США деловыми интересами и достаточно проницательный, чтобы понимать невозможность нового Мюнхена.

Глава кабинета Эдуард Даладье, радикал-социалист, был широко известен в политических кругах Парижа как германофил, сторонник франко-германского сближения. В первой половине тридцатых годов он был связан с фашистом де Бриноном. Антисоветские и антикоммунистические воззрения Даладье были широко известны. После заключения франко-советского пакта о взаимной помощи от 2 мая 1935 г. Даладье был одним из инициаторов саботажа этого пакта. Занимая пост министра обороны в правительстве Леона Блюма, Даладье выступал против подписания советско-французской военной конвенции, которая только и могла придать действенную силу этому важному соглашению. Во время событий в Чехословакии в 1938 г. Даладье выступал как сторонник капитуляции ее перед требованиями Германии. Один из четырех участников позорного сговора в Мюнхене Даладье и в критические месяцы осени 1939 г. оставался на прежних мюнхенских, антисоветских позициях.

Патриотическую позицию в правительстве занимал Жорж Мандель – министр внутренних дел. Выходец из известной семьи финансистов – Ротшильдов, Мандель был в свое время секретарем «тигра» – Клемансо. Правые убеждения Манделя не мешали быть ему патриотом Франции. Он хорошо видел смертельную угрозу, нависшую над страной, но верил, что Франция, пройдя сквозь тяжелые испытания, победит. Жорж Мандель был после поражения Франции расстрелян немцами.

Правительству Даладье, антидемократическому по своему духу и по политическим воззрениям, колеблющемуся и нерешительному, предстояло руководить страной в величайшей из войн, в которую когда-либо оказалась втянутой Франция. В парламенте правительство опиралось на радикал-социалистов, социалистов, часть правого крыла национальных республиканцев.

Коммунисты выступали против этого правительства, ибо в правительстве были те же люди, которые привели страну к «Мюнхену», которые выступали против Народного фронта и показали себя как откровенные защитники интересов финансовой олигархии. Может ли народ в такой ответственный момент доверять такому правительству, спрашивали коммунисты. И отвечали – нет. И их точку зрения разделяли трудящиеся.

Известный английский общественный деятель Д. Н. Притт писал в одной из своих книг: «В зиму 1939/40 г. английские обозреватели во Франции должны были отметить, что серьезные беседы велись в салонах только о том, что рабочий класс является более опасным врагом и что германская оккупация предпочтительнее власти рабочих»[82]82
  D. N. Pritt. The Fall of the French Republic. London, 1942. P. 125.


[Закрыть]. Обозреватели сравнивали настроение правящих кругов в Париже с настроениями русской буржуазии в Петрограде в 1916–1917 гг. и в этом настроении заключалась одна из главнейших причин «странной войны», приведшей Францию к грандиозной катастрофе.

Правящие классы Франции и правительство, их представлявшее, видело перед собою двух врагов: внешнего – Германию и внутреннего – свой собственный народ. И второй представлялся им куда более опасным, чем первый.

С первых же дней войны началось наступление против рабочего класса. 3 и 7 сентября 1939 г. был отменен на время войны выходной день и разрешено увеличение рабочей недели до 72 часов. Были отменены коллективные договоры. Предприниматели, которые на протяжении трех лет вели борьбу против реализации завоеваний Народного фронта, достигли своей цели.

Чтобы сломить сопротивление рабочего класса, правительство обрушило удар на коммунистов. 26 сентября 1939 г. деятельность коммунистической партии была запрещена по всей территории Франции. Были распущены муниципалитеты, возглавлявшиеся коммунистами. Были арестованы депутаты парламента – коммунисты. Одновременно были произведены аресты среди профсоюзных активистов. Изданные правительством декреты против «подозрительных» были использованы для того, чтобы лишить рабочий класс его авангарда[83]83
  См.: F. Bonte. Le chemin de l’Honneur. Paris, 1946. P. 67 etc.


[Закрыть].

19 марта 1940 г. министр внутренних дел Альбер Сарро с гордостью заявил в сенате: «Мандаты, полученные коммунистами на выборах, аннулированы». (Коммунисты были представлены в парламенте 75 депутатами и 2 сенаторами. – А. Н.) Коммунистические муниципальные советы были распущены. Коммунисты числом 2718, избранные городскими или окружными советниками, были отстранены от своих должностей. Были также приняты меры против 443 государственных служащих и чиновников, принадлежащих к коммунистической партии. Многие другие коммунисты были смещены с занимаемых ими разного рода должностей.

Компартия выпускала газеты «Юманите» тиражом 300 тыс. экземпляров (воскресный выпуск 500 тыс. экземпляров) и «Се суар» тиражом 240 тыс. экземпляров. Эти газеты были запрещены. Также запрещены и другие 159 изданий. Коммунисты не имели больше возможности выступать легально. 620 профсоюзов было распущено и приняты меры к тому, чтобы воспрепятствовать их реорганизации. На помещения, которые могли служить для митингов коммунистов, было совершено 12 тысяч полицейских налетов. 675 коммунистических политических групп было распущено.

Военнослужащие также были подвергнуты преследованию. На 7 марта было арестовано 3400 человек. Многочисленные иностранные соучастники были интернированы в концентрационные лагеря или высланы. Всего коммунистам было вынесено 8000 индивидуальных приговоров[84]84
  См.: Journal officiel de la République Française. Débats parlementaires. Sénat. Séance du 19 mars 1940. P. 265–266.


[Закрыть].

3 апреля 1940 г. 36 депутатов коммунистов были приговорены к 5 годам тюремного заключения, 5000 франков штрафа и лишению гражданских и политических прав. Пять других депутатов-коммунистов были отправлены в концлагерь.

Жертвами преследований стали не только французские коммунисты. «Соучастники», о которых говорил Сарро, были главным образом политические эмигранты, нашедшие убежище во Франции. Среди них было значительное количество республиканцев из Испании. На полях Испании они сражались за свободу мира, в том числе и Франции. А теперь их бросили в лагеря, чтобы завтра они попали в руки своих врагов – фашистов.

Декретом от 10 ноября 1939 г. избрание на выборные должности в профсоюзах требовало подтверждение министерства труда.

Французский коммунистический депутат Флоримон Бонт пишет: «Даладье вел войну, но вел ее не против Гитлера, а против французского народа и коммунистической партии Франции, партии, которую поддерживали около 1 500000 избирателей»[85]85
  Bonte. Op. cit. P. 34.


[Закрыть].

Правые социалисты по существу поддерживали реакционные мероприятия правительства. Они были застрельщиками антисоветской и антикоммунистической кампании. Пропаганда социалистической партии, с одной стороны, стремилась изобразить французских коммунистов как врагов Франции, с другой – пытаясь подорвать авторитет компартии среди народных масс, обвиняла коммунистов в измене социализму[86]86
  См.: Germaine Willard. La drôle de guerre et la trahison de Vichy. Paris, I960, P. 43.


[Закрыть]. Антикоммунистическая кампания в печати сопровождалась походом против коммунистов в профсоюзах. По существу была предпринята попытка уничтожить Всеобщую конфедерацию труда. В марте 1940 г. усилиями реформистов, захвативших руководство ВКТ, из нее были исключены 620 профсоюзов, в которых влияние коммунистов было исключительно велико[87]87
  См.: там же. P. 47.


[Закрыть]. Раскольническая деятельность привела к тому, что численность Всеобщей конфедерации труда резко сократилась. Из 5 млн членов профсоюза, насчитывавшихся в ВКТ перед войной, к маю 1940 г. осталось менее миллиона. Оказавшись целиком в руках раскольников, ВКТ заняла резко антисоветские позиции.

По предложению социалиста Сероля и при поддержке Поля Фора и Леона Блюма в апреле 1940 г. парламентом был принят закон о смертной казни, направленный против коммунистов[88]88
  Смирнов В. П. Деятельность Французской коммунистической партии во время «странной войны» (сентябрь 1939 – май 1940), «Новая и новейшая история», 1958, № 1. С. 84.


[Закрыть].

Во Франции повторилась история, весьма похожая на то, что произошло в Германии накануне захвата власти Гитлером. Правые социал-демократы поддерживали антикоммунистическую кампанию нацистов. Но как только Гитлер стал хозяином положения, он немедленно объявил социал-демократов врагами национал-социалистического государства и учинил кровавую расправу над ними.

Антикоммунистическая кампания во Франции, в которой голос правых социалистов был отчетливо слышен, начала постепенно обращаться и против социалистов. Полуфашистская «Гренгуар» – орган реакции – настаивала: «После коммунистов должна наступить очередь социалистов»[89]89
  Germaine Willard. Op. eit. P. 48.


[Закрыть].

Еще раз подтверждалась истина: реакция свой поход против демократии начинает с призывов к уничтожению коммунистов, а заканчивает полной ликвидацией демократических организаций любых направлений и оттенков, уничтожением демократических свобод, установлением террористической диктатуры.