Текст книги "Война, которую назвали «странной»"

После роспуска компартии коммунисты создали в парламенте рабоче-крестьянскую группу, но она была вскоре распущена правительством, а ее члены были лишены депутатской неприкосновенности, арестованы и осуждены.

Несмотря на свирепые репрессии, рабочий класс Франции продолжал борьбу против антинародной и пораженческой политики правительства. В противовес официальным профсоюзам был создан «Комитет за независимость и единство профсоюзов», который сплачивал трудящихся, на борьбу за улучшение положения рабочего класса и семей мобилизованных, за сокращение рабочего дня и налогового бремени.

Вскоре возникли и начали действовать подпольные коммунистические организации почти во всех крупных городах страны.

Преследование демократических элементов и борьба против трудящихся внутри страны представляла странный контраст с задачей объединения всех сил нации для борьбы против гитлеровской Германии.

В первые дни мобилизации среди народа царил некоторый подъем. Однако энтузиазм начал быстро угасать. Отправленные в форты линии Мажино мобилизованные находились в бездействии. Казалось, нет никакой войны. Проходила неделя за неделей и положение не менялось. Оторванные от привычного уклада жизни, от своих семей, солдаты с недоумением спрашивали, зачем собственно их сюда пригнали. Изредка спокойствие нарушалось столкновениями патрулей. Бездействие рождало сомнения, ради чего ведется война, нельзя ли ее прекратить. Сомнения рождали настроения ненужности войны, слабел боевой дух. Казалось, нет никакой опасности, в действительности же опасность быстро надвигалась. В этой атмосфере «ни мира, ни войны» и родилось выражение «странная война», «сумеречная война», «смешная война».

Вот как описывает реакционный французский публицист Фабр-Люс эволюцию настроений во Франции: «В первые дни на улицах царствовало братство. Незнакомые обменивались мнениями; подобного не наблюдалось с времен июня 1936 г.

На лицах можно было прочесть одни и те же переживания. Теперь же они снова становятся загадочными. В случайных обмолвках можно различить эволюцию общественного мнения. В первый день говорили: „Надо же было с этим покончить“. На десятый день слышны замечания: „В такого рода делах известно, когда они начинаются, но неизвестно, когда они кончаются“. На двадцатый же день ограничиваются, качая головой, словами: страннная война…»[90]90
  Alfred Fabre-Luce. Journal de France. Mars 1939 – Juillet 1940. Paris, 1941. P. 120


[Закрыть].

На фронте царило затишье. Но внутри страны шла война, и не только война реакции против рабочего класса. Пораженцы и тайные агенты врага делали все возможное, чтобы подготовить катастрофу.

Во всех звеньях государственного аппарата гнездилась измена. Странным образом на фронт были отправлены десяти тысяч рабочих высокой квалификации, которые были необходимы для нормальной работы промышленности вооружений.

Известный французский писатель Андре Моруа писал: «На заводах Рено, на которых в мирное время работало более тридцати тысяч рабочих и которые должны были занимать исключительно важное место в производстве танков и тракторов, личный состав с начала войны уменьшился на 6–8 тыс. человек. Это было фантастично»[91]91
  D. N. Pritt. Op.cit. P. 130.


[Закрыть].

Правительство всеми мерами способствовало распространению чувства самоуспокоенности.

Бездействие Германии объявлялось чуть ли не победой союзников. После ложной воздушной тревоги в Париже в середине ноября 1939 г. появилось, как пишет Фабр-Люс, «чувство большого успокоения и оптимизма. Гитлер не посмел! Этот рефлекс оказывает свое воздействие на нашу пропаганду: с этих пор каждый месяц Германии приписывается какой-либо проект, если он не осуществляется, то славословят победу союзников.

…Во второй половине ноября только и говорят о предстоящей революции в Германии и о последующем за этим переустройстве Европы. Произошло ли что-нибудь по ту сторону Рейна? Нет. Это Франция стала видеть все в розовом цвете, подобно человеку, который только что избежал опасности. В кафе и салонах никто не знает средства как прорвать линию Зигфрида, но все изощряются в искусстве произвести раздел Германии за столом конференции. Сторонники войны и пораженцы единодушно отдыхают на этой подушке из иллюзий. Кто посмеет отказаться от победы без пролития крови?»[92]92
  Alfred Fabre-Luce. Op. eit. P. 148.


[Закрыть] Таков был дух «странной войны».

Франция испытывала острую нужду в танках и авиации. Не хватало сырья. Между тем тяжело груженные бокситом и железным ломом составы беспрепятственно пересекали бельгийскую и люксембургскую границу и направлялись в Германию!

Французский промышленник месье де Вандель отправлял из Бриэ через Бельгию железную руду своему немецкому кузену герру Ванделю!

В парижских салонах шла пропаганда пораженчества. Открыто говорилось о необходимости прийти к соглашению с Гитлером и выступить против Советского Союза.

В парламенте была создана организация под названием «Комитет связи для защиты мира». Здесь группировались открытые пораженцы, ставшие позднее активными участниками Виши – группа Деа, Бернари, Скапини, Тиксье-Виньянкура, Монтаньи, Кейрел[93]93
  См.: Germaine Willard. Op. eit. P. 37.


[Закрыть].

В первые дни войны Деа был арестован за распространение пораженческих листовок, но вскоре был освобожден.

Пораженцы оказывали давление на правительство для того, чтобы побудить его к быстрейшей капитуляции. Анри де Кериллис в статье в «Эпок» от 22 декабря 1939 г. определенно утверждал, что составлен заговор с целью заключить сепаратный мир с Германией после того, как Петей станет премьером.

Разнузданная антисоветская пропаганда удесятерилась в связи с начавшейся советско-финской войной. Крайне правые во главе с Луи Мареном, газеты «Тан», «Фигаро», «Журналь», «Матэн», «Журналь де деба» требовали объявления войны Советскому Союзу. Следует оговориться, что с такими требованиями они выступали еще и до финского конфликта. Снова раздавались призывы к организации крестового похода капиталистического мира против советской страны. В передовой статье от 9 января 1940 г. «Тан» призывала к блокаде Мурманска, операциям против СССР на Черном море. Эта кампания была, как мы увидим ниже, поддержана и французским правительством[94]94
  См.: The Initial Triumph of the Axis. P. 178–182.


[Закрыть].

В начале марта вопрос о посылке экспедиционного корпуса в Финляндию стал вопросом дней. Однако заключение советско-финского мирного договора 12 марта 1940 г. сорвало антисоветские планы. Мечты о крестовом походе против СССР были разбиты вдребезги. В то же время слухи о предстоящем наступлении Германии на Западе стали быстро распространяться, вызывая тревогу у народа и смятение правящих классов.

20 марта правительство Даладье пало. На смену ему пришло правительство Поля Рейно, в которое вошли также социалисты и правые республиканцы. Весьма характерно для настроения правящих кругов тех дней, что во время парламентских дебатов, когда решалась судьба правительства Даладье, многие депутаты упрекали Даладье не за пассивность в войне с Германией, а главным образом за то, что возглавляемый им кабинет не объявил войны Советскому Союзу.

Правительство Рейно состояло из разнородных элементов и не имело в парламенте прочного большинства. При первом же голосовании в палате депутатов правительство получило 268 голосов «за», 156 «против» при 111 воздержавшихся. Против выступали все правые и значительная часть радикал-социалистов. За правительство голосовали социалисты и радикал-социалисты. В новом правительстве Даладье получил пост министра национальной обороны.

В новом кабинете министров также не было единства. Старинная вражда между Рейно и Даладье сказывалась на принятии важнейших решений. Попытки Рейно сместить Гамелена с поста верховного главнокомандующего наталкивались на решительное сопротивление Даладье. Пораженцы в правительстве не прекращали своей подрывной деятельности, а вне правительства они откровенно заявляли, что у Франции нет причин для продолжения войны. Особенно активизировали свою вредоносную деятельность пораженцы из крайне реакционных кругов. Франция катилась к катастрофе.

«Мирное наступление» гитлеровской Германии. Секретные переговоры

Быстрое крушение Польши оказалось неожиданным для всех, в том числе и для правящей клики гитлеровской Германии. Теперь гитлеровцы попытались спекулировать на молниеносной победе в Польше, для того чтобы извлечь из этого как можно большие политические и стратегические выгоды. Одним из первых шагов, предпринятых Гитлером, явилось «мирное наступление». 19 сентября 1939 г., выступая в Гданьске, Гитлер заявил, что Германия не имеет никаких претензий к Франции и Англии. Германская пропаганда подхватила заявление Гитлера и затрубила на весь мир о «миролюбии Германии». Реакционная печать в западных странах услужливо помогала германской пропаганде вводить в заблуждение общественность.

Две главные цели преследовал Гитлер, открывая «мирное наступление». Во-первых, после окончания германо-польской войны германскому командованию было необходимо время для перегруппировки войск, переброски их и сосредоточения на Западном фронте. «Мирное наступление» было удобным камуфляжем для прикрытия военных планов Германии. Во-вторых, демагогическая пропаганда мира, ненужности войны была рассчитана на внесение деморализации в ряды союзников. Особенно большие надежды возлагали гитлеровские пропагандисты на успех «мирного наступления» во Франции, в чем они не ошиблись. Своей пропагандой гитлеровцы оживляли деятельность пораженческих элементов во Франции и в Англии, подрывали моральную устойчивость армий союзников, искусно разжигали рознь между французами и англичанами. Хотя предложения Гитлера и были формально отклонены Даладье и Чемберленом, они посеяли ядовитые семена. Гитлеровцы это учитывали и настойчиво продолжали трубить о мире. «Мирное наступление» продолжалось. В речи, произнесенной в рейхстаге 6 октября, фашистский главарь повторил, что Германия не имеет претензий к Франции, а от Англии ожидает лишь возвращения колоний, а также урегулирования экономических проблем. Между тем в Англии правительство Чемберлена упорно уклонялось от четкого формулирования целей войны. Так, например, 28 ноября 1939 г. премьер-министр Чемберлен заявил в палате общин: «…Никто из нас не знает, как долго протянется эта война. Никто из нас не знает, в каком направлении она будет развиваться, никто из нас не знает, когда она окончится, кто будет на нашей стороне и кто будет против нас, и в этих обстоятельствах, говорю я, было бы совершенно бессмысленно, было бы хуже, чем бессмысленно, было бы вредно, если бы мы попытались сейчас выдвигать условия, при которых должен быть установлен новый мир»[95]95
  Parliamentary Debates. House of Commons. Vol. 355. Col. 27.


[Закрыть].

Такого рода заявления указывали на то, что Чемберлен не исключает возможности переговоров, что он не выдвигает условий, которые могли бы в будущем помешать переговорам с гитлеровской Германией или сорвать их, что, наконец, многие члены английского кабинета были против того, чтобы связывать себе руки для возможных политических комбинаций и осуществления антисоветских планов, с которыми они никак не желали расставаться.

Во Франции влиятельные реакционные группировки почти открыто требовали заключения мира с Германией и связывали воедино вопрос о мире с планами фашизации Франции, ликвидации Третьей республики и установления авторитарного режима. Сильны были пораженческие настроения и среди социалистов. Лидер английских лейбористов Клемент Эттли, участвовавший во встрече лейбористов и социалистов в Париже в феврале 1940 г., пишет в своих мемуарах: «Это было собрание с весьма подавленным настроением. Большинство из тех, кого мы встретили, были либо пацифистами, либо пораженцами»[96]96
  C. Attlee. As it happened. London, 1954. P. 111.


[Закрыть].

В «мирную» кампанию Гитлера активно включились всевозможные реакционные организации капиталистического мира, выступавшие под лозунгом «консолидации сил Запада против опасности большевизма». Многочисленные предложения посредничества между воюющими сторонами следовали одно за другим. Некоторые из них не имели никакого практического значения, другие указывали на определенные тенденции в правящих кругах некоторых государств, но были и такие попытки, которые заслуживают более детального рассмотрения, так как они отражали намерения весьма влиятельных кругов и лиц.

15 сентября 1939 г. американский бизнесмен Вильям Родс Дэвис, торговавший в Германии мексиканской нефтью, был принят президентом США. Он заявил Рузвельту, что, как он слышал от одного из сотрудников Геринга, последний рассчитывает на посредничество президента. Дэвис сообщил также, что отправляется в Рим для встречи с высокопоставленными германскими чиновниками. Президент просил Дэвиса информировать его, если он узнает что-либо интересное. Поданным архива государственного департамента США, Дэвис 1, 2 и 3 октября 1939 г. встречался с Герингом. Дэвис составил для президента два доклада[97]97
  См.: Documents on German Foreign Policy. Series D, vol. VIII, № 242. P. 270. Меморандум германского министерства иностранных дел о предложениях посредничества для мирных переговоров. См. также: Dr. Hans-Günther Seraphim. Das politische Tagebuch Alfred Rosenbergs aus den Jahren 1934/35 und 1939/40. Göttingen, 1956. S. 83.


[Закрыть].

26 сентября шведский промышленник Биргер Далерус, о посреднической деятельности которого накануне войны довольно много написано, был принят Гитлером в присутствии Геринга. Далерус сообщил, что в Осло он беседовал с бывшим советником английского посольства в Берлине Огильви-Форбсом. Форбс высказал мнение, что в нынешней обстановке английское правительство могло бы вести переговоры о мире, если будет найдена формула, которая уверила бы европейские народы, что их территориальная целостность и их свобода будут гарантированы посредством заключения договора между европейскими государствами. Что касается Польши, заявил английский дипломат, то она уже потеряна…[98]98
  См.: Documents on German Foreign Policy. Series D, vol. VIII, № 138. P. 140. Меморандум Шмидта о беседе Гитлера с Далерусом в присутствии Геринга. Берлин, 26.IX.1939.


[Закрыть]

Далерус высказал мнение, что для предварительных, строго секретных переговоров мог бы приехать в Германию, например, генерал Айронсайд. Гитлер заявил Далерусу, что при переговорах следует исходить из того, что Польши больше не существует. К Англии и Франции Германия никаких претензий не имеет. На Балканах Германия желает сохранить свои коммерческие интересы[99]99
  Ibid. Р. 145.


[Закрыть].

1 октября голландский посланник в Анкаре Виссер заявил германскому послу Ф. Папену о готовности голландского правительства посредничать в случае официального приглашения. Виссер беседовал по этому вопросу и с английским послом в Анкаре Натчбоул-Хьюгессеном, который сказал Виссеру, что английское общественное мнение будет рассматривать любое предложение о мире, как капитуляцию и отвергнет такое предложение. Поэтому «только конфиденциальный дипломатический демарш через посредство третьей державы может привести к успеху. По тактическим соображениям первое предложение должно быть сделано в общей форме, не вдаваясь в детали, для того чтобы уступки, которые Германия подготовлена сделать, могли быть использованы для психологического воздействия на общественное мнение»[100]100
  Ibid. № 242. Р. 269.


[Закрыть].

Гитлеровская клика, стремясь внести разложение в стан союзников, широко использовала слухи о мире. Активную деятельность в этом направлении развивали Геринг и Шахт. В октябре 1939 г. Геринг принял президента «Дженерал моторе оверсис корпорейшн» Джеймса Муни и обратился с просьбой организовать его встречу с послами США в Париже и Лондоне Буллитом и Кеннеди. Крайне антисоветские взгляды Буллита были широко известны. Их пытался использовать Геринг. Он утверждал, что не верит в длительный мир между Германией и Советским Союзом и доверительно говорил своему американскому собеседнику, что был бы рад прийти к соглашению с Францией и Англией, для того чтобы развязать себе руки в борьбе с большевиками. Узнав от Муни о предложении Геринга, Буллит, достаточно искушенный политикан, занял уклончивую позицию, заявив, что он и Кеннеди не могут вмешиваться в это дело[101]101
  См.: Foreign Relations, 1939. T. I. P. 519–520, Буллит – госдепартаменту. Париж, 23 октября 1939 г.


[Закрыть]. Госдепартамент одобрил поведение Буллита. В ноябре 1939 г. гитлеровский министр Шахт через американского финансиста Леона Фрезера выразил желание отправиться в США якобы для чтения лекций, а на самом деле для переговоров. В США поняли, что этот визит планируется не по инициативе Шахта[102]102
  Ibid. Р. 521; Кирк – госдепартаменту. Берлин, 5 ноября 1939 г.


[Закрыть]. Однако в Вашингтоне не желали в тот момент принимать на себя какие-либо обязательства, которые могли бы связать им руки в дальнейшем, и понимали, что визит Шахта в США ослабит политические позиции Англии и Франции и усилит вес Гитлера.

Поэтому госдепартамент занял такую позицию: тот, кто приглашает Шахта, делает это на свой страх и риск, но никаких официальных или неофициальных переговоров с Шахтом США вести не собираются[103]103
  Ibid. Р. 529; Мессерсмит – Моффету. Вашингтон, 9 ноября 1939 г.


[Закрыть]. Однако в Берлине не успокоились. Уже после официального окончания «мирного наступления», в конце декабря 1939 г., Геринг, используя посредничество известного норвежского летчика Трюгве Грена, пытался наладить контакт с США через американского посланника в Осло Гарримана[104]104
  Ibid. Р. 535–537; Гарриман – госдепартаменту. Осло, 22 декабря 1939 г.


[Закрыть].

Кроме того, свои услуги в качестве посредников предложили 3 и 10 октября испанское правительство, 9 октября – Италия. В Норвегии, Финляндии, Голландии, Бельгии в это же время разрабатывались мирные посреднические предложения.

Попытки договориться последовали непосредственно со стороны некоторых английских и французских кругов.

17 сентября, когда Польша находилась в агонии, к германскому посланнику в Люксембурге явился французский подданный Анри Бланш, имевший при себе паспорт французского дипломатического курьера. Анри Бланш, сын заместителя начальника департамента торговли французского министерства иностранных дел и зять германского генерального консула в Калькутте Подевилса, получил от французского министерства иностранных дел 16 сентября поручение установить непосредственный контакт с Радовитцем, минуя французского посланника в Люксембурге Камбона. Бланш заявил немцу, что французское министерство иностранных дел подготавливает заключение почетного мира между Францией и Германией. «Его миссия, – предупредил Бланш, – строго секретна». 25 сентября Бланш вновь посетил Радовитца. Соответствующие сообщения были посланы Радовитцем в германское министерство иностранных дел[105]105
  Documents on German Foreign Policy. Series D, vol. VIII, № 87. R 88–89. Меморандум германского посланника в Люксембурге Радовитца. Люксембург, 17 сентября 1939 г.


[Закрыть].

За две недели до нападения Германии на Польшу глава внешнеполитического отдела гитлеровской партии Альфред Розенберг принял английского офицера, сотрудника министерства авиации, барона Вильяма де Роппа.

Политическое лицо Роппа было достаточно определенным: натурализовавшийся в Англии выходец из Прибалтики, он на протяжении ряда лет занимался подрывной деятельностью в Англии в пользу фашистов. Редакторы дневника А. Розенберга называют де Роппа «посредником внешнеполитического отдела национал-социалистской партии в Лондоне». Однако в данном случае Ропп прибыл к Розенбергу не как единомышленник к единомышленнику и не как агент к шефу. Его приезд в Германию был инспирирован руководителями министерства, в котором он работал.

Розенберг в своих заметках, предназначенных для доклада Гитлеру, пишет о цели визита де Роппа следующее: «Он сказал мне, что в последние несколько дней имел беседы с офицерами Британского воздушного штаба и министерства авиации, которых мы знаем. Точки зрения в этих кругах оставались точно такие же, как были до сих пор. Было бы абсурдом для Германии и Англии ввязаться в смертельную борьбу из-за Польши. Результатом может быть лишь временное уничтожение воздушных сил, а итогом такой войны – уничтожение всей европейской цивилизации, в то время как Россия, с ее нетронутыми силами, останется единственной страной, оказавшейся в благоприятном положении»[106]106
  Ibid. № 74. Р. 81–83. Заметки А. Розенберга о визите барона де Роппа. Берлин, 16 августа 1939 г.


[Закрыть].

Далее де Ропп усомнился в том, что немцы желают уничтожения Англии и Британской империи. Его собеседник не замедлил подтвердить это.

Война из-за Польши в нынешней политической ситуации может вспыхнуть, продолжал Ропп, но даже в этом случае нужно стремиться к тому, чтобы конфликт не развился в войну истребительную для обеих сторон. Может случиться так, что Германия быстро расправится с Польшей, но несмотря на состояние войны, она может вестись обеими сторонами (Англией и Германией) как война оборонительная, без бомбежек открытых городов, которые могут привести к «необратимой ненависти»[107]107
  Ibid. Р. 82.


[Закрыть]. В случае быстрого окончания германо-польского конфликта (Ропп, разумеется, имел в виду разгром Польши) – откроется возможность быстрого окончания войны.

В конце беседы Ропп возвратился к исходному тезису: «…он сам отлично знает, что после утверждения Германии на Востоке – чему его друзья особенно сочувствуют, потому что в этом они не усматривают для будущего Англии не только вреда, но видят выгоду – Германия не будет в дальнейшем злоумышлять против Британской империи»[108]108
  Ibid.


[Закрыть]. Эта мысль, подчеркивал Ропп, распространена среди многих французов и англичан.

Таким образом, заявление де Роппа сводилось к следующим основным положениям: к желанию, чтобы Германия как можно скорее расправилась с Польшей; к предоставлению Германии свободы действий на Востоке в обмен на гарантию безопасности Британской империи и, наконец, к предложению о воздушном перемирии в случае возникновения англо-германской войны. Если первые два пункта вряд ли могли быть новыми для германской стороны, потому что в той или иной форме они неоднократно выдвигались англичанами, то последний пункт о воздушном перемирии должен был привлечь особое внимание, так как он вполне отвечал ближайшим стратегическим планам Германии.

Ропп сообщил Розенбергу, что в случае войны он будет назначен политическим советником министерства авиации по Германии или, как разъяснил он, – «офицером разведывательной службы, занимающимся политическим положением Германии и докладами о ее намерениях»[109]109
  Ibid. Р. 81.


[Закрыть], намекая на необходимость поддерживать контакт и в случае войны.

Розенберг считал предложения Роппа достаточно солидными и рассматривал их не только как его личное мнение, но и как точку зрения высших чинов английской авиации.

В конце заметок о беседе с Роппом Розенберг написал: «Я считаю своим долгом информировать фюрера об этих заявлениях, исходящих от английского министерства авиации и о точке зрения тех, кто находится на самом высшем уровне английского воздушного штаба, особенно потому, что эти взгляды совпадают с теми, которые они до сих пор публично высказывали в своих газетах»[110]110
  Ibid. Р. 83.


[Закрыть].

Спустя пять дней, 21 августа 1939 г., Розенберг вновь принял Роппа. По-видимому, к этому времени Розенберг сообщил Гитлеру о первой беседе и получил разрешение продолжить начатые переговоры. Розенберг изложил Роппу точку зрения гитлеровского руководства на сложившуюся ситуацию. «…Если круги, от имени которых он (Ропп. – А. Н.) говорил, действительно имеют какое-либо влияние, то они могут настоятельно требовать заявления (английского правительства. – А. Н.), что английская гарантия была предоставлена в условиях, отличных от тех, которые преобладают сегодня, когда Польша своими попытками истребить населяющие ее национальные меньшинства, уничтожила принципы, которые привели к признанию Польского государства. Я также добавил, что моя чисто личная точка зрения заключается в том, что доминионы имеют все основания заставить Англию отойти от ее нынешней политики. Поэтому возникает вопрос о том, чтобы убедить доминионы в рамках британской конституционной системы сделать в Лондоне совместное заявление, направленное против всей политики группы Черчилля и Идена»[111]111
  Ibid. Vol. VII, № 151. P. 163. Заметки Розенберга о визите де Роппа. Берлин, 21 августа 1939 г.


[Закрыть].

Ропп ответил, что он постарается провести беседы по линиям, указанным Розенбергом. Расставаясь, Ропп и Розенберг условились, что так как в случае войны вторая резиденция Роппа будет находиться в Женеве, Ропп в случае необходимости пошлет письмо, подписанное именем «Джордж», некоему германскому агенту и таким образом возобновит контакт с Розенбергом[112]112
  Ibid.


[Закрыть].

Едва успели отзвучать последние орудийные выстрелы в Польше, как де Ропп снова дал знать о себе. Теперь он занимал важную должность эксперта министерства авиации по германским делам и имел чин майора авиации.

23 сентября Розенберг получил сообщение от Роппа из Швейцарии, который предлагал встретиться в конце месяца с известным ему сотрудником Розенберга для частного обмена мнениями о намерениях Гитлера в отношении Англии и Франции, с одной стороны, и выслушивания точки зрения английского министерства авиации – с другой.

В памятной записке, предназначенной для Гитлера, Розенберг подчеркивал, что в связи с военной ситуацией роль английского «министерства авиации неимоверно возросла. Запрашивая дальнейшие инструкции, он писал: «Я могу заметить в этой связи, что лица, особенно близкие к Чемберлену, являются членами того же клуба, что и барон де Ропп»[113]113
  Ibid. Vol. VIII, № 134. P. 134.


[Закрыть].

В дневнике Розенберга от 24 сентября 1939 г. мы находим следующую запись: «Наконец вчера прибыла из Монтре открытка британского советника в английском министерстве авиации. Он просит, чтобы приехал Шидеканц (начальник штаба Розенберга. – А. Н.). Таким образом, он сдержал слово – еще сохранилась одна тонкая нить с Лондоном. Завтра уведомлю фюрера и Геринга. Напряженно жду, чего господа из Лондона ожидают от нас в качестве эвентуальной основы мира»[114]114
  Hans Günter Seraphim. Op. eit. S. 80.


[Закрыть].

29 сентября Розенберг был вызван к Гитлеру для обсуждения предложения Роппа. Гитлер заявил, что он даст Роппу разрешение на свободный проезд в Берлин и примет его. Пусть де Ропп запросит на это разрешение своего правительства[115]115
  Ibid. P. 80–81.


[Закрыть]. В Монтре был послан сотрудник Риббентропа Гардер, чтобы привезти де Роппа в Берлин[116]116
  Ibid. P. 82.


[Закрыть]. Ропп, который не ожидал, что его предложение вызовет реакцию, «на которую он вообще не рассчитывал»[117]117
  Documents on German Foreign Policy. Series D, vol. VIII, № 203. P. 224.


[Закрыть], ответил, что он должен предварительно запросить мнение министерства авиации.

Ответ, полученный из Лондона, гласил: в Англии преобладают настроения в пользу ведения войны. Позиция самого Чемберлена слабая. Вне власти министерства использовать сейчас представляющуюся возможность прекратить военные действия. Следует выждать более подходящий момент. «…Этот момент наступит только в результате значительных потерь со стороны английской военной авиации… Министерство авиации рассчитывает, что его взгляды будут все больше принимать в расчет, поскольку империя не может допустить, чтобы ее авиационная мощь упала ниже определенного уровня. По этим соображениям джентльмены из министерства авиации полагают, что только тогда они сумеют использовать авторитетное заявление о намерениях Германии»[118]118
  Ibid. Р. 225.


[Закрыть].

Из этого сообщения вырисовывается весьма показательная картина готовности определенных английских кругов заключить мир с Германией после серьезных поражений английской авиации, которые должны оказать психологическое воздействие на умонастроение народа в пользу сторонников сговора с фашистской Германией.

Спустя пять дней, 10 октября 1939 г., Ропп снова встретился с уполномоченным Розенберга. В обычной для гитлеровцев шантажистской манере представитель Розенберга рисовал де Роппу мрачную картину гибели Британской империи и раздела ее владений. Пока не поздно, следует воспользоваться расположением Розенберга и Гитлера, которые хотят спасти англичан как арийскую ветвь и договориться о прекращении войны.

Ропп указал, что он целиком разделяет мнение относительно «арийской общности» Германии и Англии и заявил: «Английское министерство авиации придерживается той же ранее уже обсуждавшейся точки зрения. Оно никоим образом не желает участвовать в нынешней английской политике, направленной на то, чтобы вести войну до конца. В министерстве имеется слишком много специалистов по вопросам Британской империи, чтобы оно не понимало угрожающей ей опасности. Однако сейчас еще министерство недостаточно сильно, чтобы настаивать на своем. Нет практической ценности в том, чтобы убедить одного Чемберлена, поскольку он зависит от тех, кто желает сейчас вести войну до конца. Но министерство авиации рассчитывает, что его политический вес будет в Англии систематически увеличиваться. Оно убеждено, что исход войны будет решен германской авиацией. В свою очередь министерство авиации должно объяснить британскому правительству, что ввиду понесенных потерь министерство не в состоянии продолжать войну.

Но сперва необходимо подождать до первых столкновений и потерь от них. Он (Ропп. – А. Н.) надеется, что в интересах арийской расы германская авиация будет столь победоносна, что будет создана эта основа»[119]119
  Ibid. № 235. Р. 261–262.


[Закрыть].

Итак, эксперт английского министерства авиации, как видно из документов, фашист по убеждениям, сообщил немцам программу предательства и последующей капитуляции Англии, выработанную его хозяевами и друзьями, занимающими важные посты.

Ропп предложил возобновить контакт через 4–6 недель. Если «Фред» (условное обозначение министерства авиации) радирует, что чувствует себя достаточно сильным и созданы необходимые условия для поездки Роппа в Берлин, то он напишет об этом Розенбергу. Паролем будет условная фраза о снегопаде.

Следующая встреча де Роппа с гитлеровским уполномоченным произошла в том же месяце. Ропп заявил, что в результате усилий тех английских кругов, которые желают скорейшего заключения мира с Германией, ни один официальный орган в Англии не провозгласил целью войны свержение нынешнего германского режима. В ходе дальнейшей беседы Ропп несколько раз подчеркнул важность этого «успеха». Затем Роппом были поставлены два вопроса, которые, по его словам, сильно занимали умы англичан.

Первый вопрос касался отношений между Германией и Советским Союзом. Вопрос был сформулирован таким образом, чтобы выяснить, как обстоит дело с возможностью нападения гитлеровской Германии на СССР. Одновременно Ропп дал своему собеседнику понять, что стоящие за ним английские круги заинтересованы в создании единого антибольшевистского фронта. Немецкий представитель, по всей вероятности, не имел полномочий вступать в разговор на эту тему и, по сути дела, уклонился от откровенного ответа.

Второй вопрос касался будущего Польши. Ропп настаивал на получении какого-нибудь ответа, указывая, что разъяснение этого вопроса может усилить позиции сторонников соглашения с Германией в Англии (Ропп назвал их «английской партией»). Тогда ему было заявлено, что для польского народа на части польской территории будет создана самоуправляющаяся единица типа «конгрессной Польши» (т. е. Польши в границах, определенных Венским конгрессом 1815 г. – А. Н.). Этот ответ вполне устроил Роппа. Знание такого факта, указал он, представляет большую ценность для «английской партии», ибо поможет правительству «спасти свою репутацию перед лицом народа». Судьба самой Польши, признался Ропп, мало беспокоит Англию, ибо, «хотя это, быть может, звучит цинично, но Польша более полезна для Англии в качестве мученицы, чем в качестве существующего государства»[120]120
  Ibid. № 318. Р. 367.


[Закрыть].

Де Ропп призвал гитлеровцев оказать помощь пораженцам в Англии – так называемой «английской партии», для того чтобы они могли одержать победу над своими противниками (имелась в виду группа Черчилля – Идена). Он заявил буквально следующее: «Тяжелые военные столкновения будут, к сожалению, необходимы перед тем, как это может прийти», поясняя, «что английский народ в целом все еще уверен, что одержит победу над Германией»[121]121
  Ibid. R 364.


[Закрыть].