Текст книги "Прошка Лебеда и жезл некроманта"

Глава 16. Речною тропою

До реки к обеду дошли. Настроение у войска было хорошее. Народец, который Прошка с того света вытаскивал, почти всегда в благостном расположении духа пребывал. А как иначе? Из молчаливого забвения возвратили.

Вышли на лед. Крепкий оказался. Плотно река морозом взялась. Сначала Агафон со своей братией порезвился, тогда решили, что и остальным можно. Не провалятся. Со вчерашнего дня в боевом порядке еще одна повозка добавилась. Связанного лешего прямо вместе со столешницей катили. А как иначе? Часть дружинников из числа тех, кому в бою больше других досталось, спалить чудище предлагали, но мудрый воевода их осадил:

– Конвенция, – сказал. – Пленных казнить не дозволяется без суда и следствия. Вот домой вернемся, посудим, тогда и спалим.

На том и порешили. Запах на реке оказался немногим лучше, чем у Прошкиной избы. Оно и понятно. Водоем тот же самый был. В городе узкий, а здесь силу набирал. Расширялся на версту почти. Старые дружинники молодым строго настрого запретили воду из льда растопленного пить, рыбу ловить да лунки ковырять. А то просунет Водяной лаптю свою через дырку, да утащит на дно. Для того и пошли зимой, чтоб не баловал.

Про то, что пить воду из вонючки не следует, лучше всех помнил Яшка. До сих пор, при одном воспоминании о том своем приключении на берегу реки, когда жезл Прошкин искали, у дружинника диарея начиналась. А уж как он Водяного поносил, на чем свет стоит. Прошка шел, да все на лед под ногами посматривал. Чудно. Вонь немыслимая, а вода чистейшая. Вон как через стекло все видно. Водоросли, рыба, остовы погибших, должно быть, не без помощи Водяного лодок.

Внезапно, внизу подо льдом что-то дернулось. Темное, нарастающее пятно, рвануло со дна к поверхности и прямо перед копытами Шкоды врезалось в ледяную корку с той стороны. Прошка от неожиданности чуть с коня не свалился. Возмущенное такой наглостью животное засеменило на месте, поглядывая вниз. В воде проявилась, приняв четкие очертания, знакомая физиономия Водяного. Опухшая и злая. Он ощерился, продемонстрировал зубы и исчез также стремительно, как появился.

Прошка все смотрел вниз, стараясь понять, что это было, когда с ним поравнялась повозка Яги. Она сидела на телеге, поглядывая по сторонам и грызла, кто бы знал чем, орехи.

– Здравствуй, бабуля! – с тех пор, как старушка выручила его с любовным снадобьем, Прошка проникся к знахарке особым теплым чувством. Всегда здоровался и демонстрировал уважение. – Как дорога? Не трясет?

– Куда там, голубчик, – бабуля отвечала Прошке взаимностью. Разве что внучком не называла. – Телега у меня с амортизацией. Да и дорога нынче ровнее не придумаешь.

– Это точно! – согласился некромант. – Работы много после вчерашнего? – поинтересовался он. Одной из функций старушки было оказание первой медицинской помощи.

– Куда там? – отмахнулась Яга. – Ты сам всех вылечил. А я так… Мазь раздала, да пару синяков заговорила. А чего это ты в воду смотришь? – поинтересовалась она. Видела, как Прошка на одном месте топчется да вниз пялится.

– Тут водяной, – решил поделиться некромант. – Разогнался и в лед с той стороны… Думал треснет.

– Куда там? – улыбнулась Яга. – Старый алкоголик. Тоскливо ему от того, что здесь добычи столько, а все мимо него проходит. Главное дырки не колупать. Тогда до нас не доберется. А вообще, – она махнула рукой. – Не обращай на него внимания. Пусть себе бесится. Такая у него нынче участь.

Прошка кивнул, и они двинулись дальше, болтая о разном. Изредка о Марьяне речь заходила. Как не маскировал некромант свой интерес, а прозорливая бабка симпатию усекла. Подбадривать стала.

– Ничего, – говорит. – Будет и на твоей улице праздник. Сойдетесь. Нутром чую.

А скоро у старушки работа появилась. Несколько дружинников из числа молодых и глупых стали от строя отрываться, да на берег в кусты бегать. А путь не близкий. Пока туда, пока обратно. Терялись. Агафону поручили их собирать, да к Яге в повозку доставлять.

– Вот! – сообщил дружинник толкая в спину очередного дезертира, который топтался на месте, придерживая рукой зад. – Те же симптомы. Что за напасть такая? Чары?

– Да какие там чары? – отмахнулась теряющая терпение Яга. – Следить за ними надо. Как дети, ей богу. Говорили же, лед не жрать. Пронесет. Нет же… Жрали, жрут и будут жрать. Плохая здесь вода. Гиблая.

Старушка до вечера отпаивала любителей пососать ледышки целебными отварами. Потом, то ли доходить стало, а то ли все, кто с головой не дружат льда уже нажрались, поток засранцев иссяк.

С закатом на обширной поляне у берега реки разбили лагерь. Разожгли костры. К полуночи армия, ведомая своим героическим воеводой, расставив патрули, захрапела. Прошке не спалось. Он вертел в руках подаренный Марьяной платок и размышлял о том и о сем. О своей жизни и на что потратил предыдущие сорок лет. Зато теперь, кажется, появился, настоящий смысл. Марьяна. И что она в нем нашла? Захотелось выпить, и Прошка выудил из походной сумки подаренную зазнобой фляжку с самогоном. Открыл. Сделал глоток. Вкус у пойла был приятный. Не то, что армейский. Тот портянками отдавал, а этот… Ландышами. На душе потеплело

«И все-таки, что она во мне нашла?» – размышлял малость охмелевший Прошка. – «Толстый, невзрачный…»

Чтобы убедиться в своей неказистости, Прошка подошел к берегу и уставился на застывшую воду, пытаясь разглядеть в ней свое отражение. Было темно. Отошел от берега, туда, где глубже. Снова ничего не видно. Даже на колени встал. Морду опустил, чтобы разглядеть и… Решил, что отражение свое увидел. Шарахнулся даже. Но нет… Из воды, через толстую корку льда на него жалобным взглядом пялился Водяной.

Прошка сначала осерчал. Потом еще раз посмотрел на речного жителя. Присел. Только тут обратил внимание, что флягу в руках держит. Вот от чего у Водяного чуть не слезы на глазах. Жалко стало мерзавца. Огляделся по сторонам. На берегу чадил небольшой костерок.

– Погоди! – буркнул он Водяному, не будучи уверенным, что тот его услышал.

Подбежал к костерку. Выудил из ножен меч, стал греть. Когда ощутил, как вместе с лезвием и ручкой начинает нагреваться стальная рукавица, выбежал на лед. Стал ковырять корку. Пока меч горячим был, дело шло, потом стопорилось. Снова грел, снова ковырял. Наконец, пробил лунку, оттуда фонтанчиком вырвалась вода, но быстро иссякла. Тут, как тут появился Водяной.

– Только чур не чудить, – предупредил Прошка и стал лить самогон из фляжки в лунку. Вылил чуть не половину, сел рядом. Водяной не спешил уплывать. Тоже устроился, только по ту сторону льда.

– Понимаешь? – стал рассказывать не пойми зачем, скорее всего, чтобы выговориться, Прошка. – Она такая… Такая… А я. Нет. Мужик я, конечно, хороший. Ничего не скажешь. Но не ее поля ягода. Чувствую, что не ее.

– Да ты не куксись, – услышал Прошка справа от себя и вздрогнул. Повернул голову и обомлел. Водяной сидел рядом на поверхности льда и мечтательно смотрел в небо.

– Ты это как? – только и смог произнести некромант.

– А, – махнул рукой Водяной. – Для меня через ледышку эту просочиться не проблема. Могу сломать ее к чертовой матери, если надо. Дай выпить!

Ошалелый Прошка протянул Водяному фляжку. Тот сделал глоток и крякнул.

– Хорошая. Лет пять такую не употреблял. Жалко, что мало, – он перевернул опустошенный сосуд. Потряс в воздухе. – Еще есть?

– Только армейская! – пожал плечами Прошка.

– Армейская горчит, – со знанием дела заметил Водяной.

– Горчит, – согласился некромант.

– Ладно, давай.

Прошка сходил за очередной фляжкой.

– А вообще бабы зло, – заметил Водяной, пригубив. – Эх. Сколько у меня их было?

– Кого? – удивился Прошка, внимательно оглядев собеседника. Рыбий хвост, как-то не очень вязался с образом мачо.

– Кого? Кого? – разозлился Водяной. – Баб, конечно. А что ты думал? Бабы они на все необычное падки. Тем более, что я не просто так… А царь.. Хоть и речной. Приходят, бывало, сядут на бережку помечтать да закат поглядеть, а я тут, как тут. Слова за слово… Ты не смотри, это я сейчас такой. А раньше, по молодости хоть куда был.

– А дети у тебя есть? – решил приколоться Прошка, которого позабавил рассказ Водяного.

– А то как же? – отозвался тот, не почуяв подвоха. – И не счесть всех. Правда… – речной царь замялся. – Не горят они желанием со мной общаться. Сам видишь, где обитаю. С тех пор, как дрянь всю ко мне из города сливать стали, так и подходить к воде противно. А рыбы какие плавают? Такие скрюченные, что даже я их побаиваюсь. Вот и кукую тут в одиночестве. А от этого характер портиться стал. Ты думаешь я раньше народец топил? Не топил. Добрый был. Теперь другое дело.

– И я от одиночества дурею, – признался Прошка. – У меня же здесь никого. Ни семьи, ни друзей.

– Семья – это наживное! – со знанием дела заметил Водяной. – Мужик ты не старый. Баба то на примете имеется?

– Имеется, – вздохнул Прошка. – И ты не поверишь. До сорока лет дожил, а влюбился, как мальчишка в первый раз. Даже по ночам сниться.

– А она как? – поинтересовался Водяной. – Взаимностью отвечает?

– Да хрен ее разберет, – Прошка задумался. – Сначала нос воротила. По мордасам даже выгребал. Не без того. А перед походом ко мне домой приперлась. Сама.

– Ну ты ее и… – весело предположил Водяной.

– Да куда там? До свадьбы говорит ни, ни. Даже целоваться не может. Там еще одна проблема имеется?

– Это какая? – заинтересовался Водяной. – Пьет?

– Нет, – помотал хмельной головой Прошка. – Шестерка. Разряд такой. А у меня пять. Пока что…

– Да это за разве проблема? Помниться мне, когда разрядов этих и в помине не было, проще жизнь была. Бывало, купец бабу безродную замуж возьмет. Бывало и наоборот. Любовь на первом месте была. В ней вся сила.

– Любовь, – повторил Прошка. – А ты кого-нибудь любил по-настоящему? – поинтересовался некромант, чтобы перевести разговор на Водяного. Про себя говорить было уже тошно. Расстройство одно.

– Было! – Водяной как-то сразу загрустил. – Есть еще? Я расскажу.

Спать все равно не хотелось, а потому Прошка предпочел сходить еще за одной фляжкой. Благо, запас имелся. Дружинники расходовали алкоголь экономно. Берегли до возвращения с войны. Откупорив крышку и сделав глоток, Водяной заговорил.

– Было это лет тридцать назад. Как сейчас помню. Я тогда и сам был молод и горяч. Любил пошутить. То на мост заскочу, когда по нему караван торговый идет. Наши ничего, а заморские чудища верблюды, бывало, от неожиданности и в воду валились вместе с грузом да погонщиками. Случалось, баб таскал. Ради шутки. Зазевается какая с коромыслом, я ее хвать и к себе. Мокну несколько раз, да на берег. А одежда к телу прилипнет, все видно. Зрелище, закачаешься. А иногда, это самое веселое, высмотрю, что бабы на мелководье, юбки закатав, белье поласкают. Стелюсь тогда по дну змеей. А промеж ними с ревом выныриваю, да так, чтобы столб воды всех накрыл. Бабы, в рассыпную. И вот, как-то раз решил такой номер исполнить. Все, как всегда. Подкрался. Шуганул. Все на берег повыпрыгивали, а одна возьми, да корытом меня, в котором белье стирала и приложила. А главное, спокойно так. Ни один мускул на лице не дрогнул. Зато у меня аж искры из глаз. Рука тяжелая. Оправился я, да всплыл, чтобы посмотреть, кто это меня так лихо оприходовал. Увидел, да обомлел. Барышня красоты неописуемой. Носик курносый, взгляд строгий, бровки нахмурила. «Шалишь», – говорит. – «Водяной. Еще раз выпрыгнешь, вместо рыбы в печке запеку». А сама росту небольшого. Раза в два меня меньше. Смешная. В общем, влюбился я в нее. По-настоящему. С первого взгляда. «Как звать тебя?» – говорю. – «Сердечная». «Глафира», – отвечает. Я тогда прошу: «Вмажь-ка мне, милая Глафира, своим корытом еще разок». «Это зачем?» – удивляется она. «Чтобы забыть тебя раз и навсегда» – говорю. – «Чувствую, что покой отныне потерял». Засмеялась. С тех пор часто на берег ко мне ходить стала. Прогуливались. Она по суше, я по реке. Говорили обо всем. И не было в эти моменты на свете человека счастливее меня. Радостнее.

Водяной замолчал, уставился на корку льда под собой.

– Ну? – не удержался Прошка. Очень ему захотелось узнать, чем дело закончилось. Как не крути, интрига. – Дальше-то что было?

– До нее у меня с бабами разговор короткий был. Затащу в воду так, чтобы не захлебнулась. Помилуемся, да поминай, как звали. А с Глафирой дело иное вышло. Не хотел я так. Да и она лишнего не дозволяла. Все про жениха какого-то твердила, которому ее обещали. Последняя наша встреча в ночь на Купалу состоялась. Молодняк хороводы поводил, через кострище попрыгал, да пришли на берег венки со свечками пускать. Как водится, огоньками полюбовались и разошлись. А Глафира веночек в речку пустила, да на бережку осталась. Присела, как будто ждет чего-то. Ну я тогда и организовал. Закрутил, завертел огоньки, из венков цветок выложил…

– Файер шоу, – догадался Прошка.

– Ась? – не понял Водяной.

– Я говорю, у нас это файер шоу называется.

– Пусть так, – согласился речной царь. – Только после этого она и растаяла. Закрутилось у нас с ней. Завертелось. Только вот беда. Я в воде. Она на суше.

– Не вышло ничего? – предположил Прошка.

– Не вышло! – кивнул Водяной и осушил очередную фляжку. – Ты это, – он встрепенулся. – Своим скажи, чтобы не боялись. Не трону я ваш обоз. Идите с миром. Хороший ты мужик, Прошка-некромант. Хороший.

– Да и ты, Водяной, парень, что надо!

Они обменялись рукопожатиями.

– Поплыл я, – грустно сообщил речной царь. – Отдыхать. Весь день вас стращал. Устал.

– Погоди! – остановил его Прошка. – Сгонял к спящему на берегу Шкоде, достал из сумки еще одну фляжку с самогоном. – Не на ландышах, но что есть, – сообщил он, протянув подарок Водяному.

Тот расчувствовался, но пить сразу не стал.

– На утро оставлю, – буркнул он, прижимая фляжку к груди и, обратившись в бесформенную водянистую массу сиганул в организованную Прошкой лунку. Фляжка брякнула об лед и осталась лежать на поверхности.

«Не помещается» – догадался Прошка и, повздыхав, отправился на берег за мечом, чтобы расширить отверстие.

На следующий день дошли до владений амазонок. Вековой лес по берегам реки сменился степью. Воевода предупредил:

– Дальше двигаться осторожно. Кто знает, что у этих баб на уме? Пока не встретимся с королевой, никаких лишних движений и провокаций. Баб не щупать. С предложением руки и сердца не соваться.

– А до столицы амазонской далеко? – поинтересовался Прошка у Яги. Ему почему-то казалось, что она знает все, или почти все.

– А бог его знает, – пожала плечами старушка. – Они же ведь кочевницы. Сегодня у них там столица, завтра здесь.

– Кочевницы? – удивился Прошка.

– А то как же? – Яга улыбнулась. – Мы женщины существа непостоянные. То хочу жить на берегу, то у леса, а то в долине. Вот и мигрируют.

Воевода на разведку Агафона с его отрядом отправил. Как полагается. А войску приказал лагерем стать. Долго ждали, пока воины с новостями вернуться. Уже стемнело, когда одинокий, едва живой всадник въехал в лагерь. У воеводы осадил коня. Дружинники помогли вытащить товарища из седла. На земля сняли шлем. Это был Агафон.

– Беда, – произнес он и замолчал.

Кто-то из воинов дал воды. Промочив горло, Агафон нашел в себе силы продолжить:

– Отряд мой у амазонок в заложниках. Пытают страшно…

– Вот тебе и союзнички, – покачал головой воевода. – Что они хотят?

– Парламентеров хотят для переговоров. И чтобы некромант там обязательно был…

– Парламентеров говоришь? – воевода почесал затылок. – Значит так, пойдет Яга и Прошка.

– Ишь, шустрый какой! – возмутилась Яга. – Ты тут око и глас государев, ты и иди.

– Нельзя мне никак собой рисковать, – пожал плечами вояка. – Случись что, вся миссия без меня рухнет. Тебя, бабуль, они не тронут, потому как ты – баба. Своя значит. А некроманта… – воевода с сочувствием посмотрел на Прошку. – Жалко, конечно, но если именно его просили…

Делать было нечего. Решили на бабкиной повозке ехать. Шкоду сзади привязали, на всякий случай. На возки сели. Хотели еще Агафона с собой взять, чтоб дорогу показал, но тот не в силе был. Температура поднялась. Бредил.

– Я вам, – сказал. – Лучше карту нарисую. И нарисовал. По ней и поехали.

Глава 17. Визит в Амазонию

Найти стольный при этом мобильный амазонский град было несложно. Как на четвертый холм взошли, так и обнаружился. Стоял себе в долине, огороженный частоколом. Сверху подробно рассмотреть можно было. В центре большая, уже знакомая Прошке королевская палатка, дальше по мере убывания. Чуть меньше, еще меньше, а возле забора бабы уже без крыши над головой вокруг кострищ сидели. В отличие от летнего варианта, были они в шерстяных накидках, на манер шуб, да в унтах. Такая вот зимняя форма одежды. Две палатки из общей массы выбивались. Были они, в отличие от иных розового цвета. А у входа столпотворение наблюдалось, очередь. Прошка счел, что это столовая, или что-то в этом роде.

К деревянным воротам, таким же временным, как все остальное, подходили осторожно. Старались не таиться, чтобы за лазутчиков не приняли. Амазонки, что вход охраняли даже спрашивать не стали, кто пришел и зачем. Прошка на тот момент уже шлем свой рогатый снял. Чтобы народ не пугать. Признали.

– А! – радостно заверещала одна из них. – Какие люди! Никак некромантушка пожаловал.

Такому приему Прошка обрадовался. Опасался, что пращей встретят, или еще чем. Кто знает, что у этих баб на уме?

– Приветствуем дорогого гостя в нашем лагере! – подхватила вторая. – Позвольте проводить Вас и вашу прекрасную спутницу к нашему начальству для серьезного разговора?

Конечно, позволил. А как иначе? Только вот мулька с серьезным разговором как-то не очень зашла.

«Как бы снова на эротический подвиг не потащили» – забеспокоился он, а Яге на ухо шепнул:

– У тебя средство для любви с собой? Как бы не понадобилось.

Бабуля развела руками.

– Прости, Прошка, не думала, что пригодиться. На войну ехали…

– На войну, на войну, – передразнил ее некромант. – Можно было догадаться. Через землю амазонок прорываться приходится.

Прошли мимо одной из розовых палаток, перед которой выстроилась очередь из девиц всех возрастов. Они о чем-то весело переговаривались. В какой-то момент Прошке показалось, что он услышал из-за тряпичной стены тихий мужской стон.

– Слышала? – обратился Прошка к Яге шепотом. – Кажись, там наших держат.

– Слышала? – ухмыльнулась старушка. – Ты когда на ухо мне орешь, я не все слышу. Токмо по губам и читаю. Триста тридцать лет недавно справила. Это тебе не шутки.

– Мадам, – набравшись храбрости, Прошка обратился к провожатой. – Не подскажите ли, где тут у вас содержаться мои коллеги? И нельзя ли их отпустить?

– Все вопросы к начальству! – холодно заметила девица. – Скоро уже дойдем.

И действительно, королевский шатер был уже близко. Прошка вспомнил, как обедал на этой жилплощади, и ему стало не по себе. Затем в памяти всплыло свидание с красавице-Марьяной, пусть и не настоящей, и сразу потеплело.

– Ладно! – он взбодрился. – Веди к вашей Фриде Зеленоокой. Беседовать будем.

К большому удивлению, граничащему с вселенской радостью, в палатку к королеве гостей не пустили. У входа дежурила воевода Гортензия – знойная женщина и некогда мечта теперь уже очень женатого Яшки.

– Ее величество принять вас не может! – отрезала воевода, поприветствовав гостей. – Я уполномочена провести переговоры вместо нее.

С трудом замаскировав вздох облегчения, Прошка напустил на лицо самое скорбное выражение, на которое был способен и, понурив голову, зашагал вслед за воеводой в другую, чуть поменьше, палатку.

– Королеве не здоровится? – вкрадчиво поинтересовалась Яга пока шли.

– Мутит! – не стала скрывать Гортензия. – Токсикоз.

– Стало быть, получилось! – радостно заметила старушка.

– А по-другому и быть не могло, – Прошка расправил плечи. – Уж если я за что берусь…

Амазонка договорить ему не дала.

– Странно все это! – на лице ее читалось беспокойство. – Двадцать шесть раз беременела и никогда… – она запнулась. На щеке заблестела слеза. Голос дрогнул. —Такого кошмара не было. А теперь даже от еды отказывается.

«Ей на пользу» – мысленно съязвил Прошка, – «Может похудеет?». А вслух стал успокаивать:

– Ничего это. У нее же раньше детей от некромантов не было? У нас всегда так. Маменьку рвало… не дай бог…

– А еще она рыбу не ест! – заметила амазонка. – От реки откочевать приказала, потому, как ее от одного запаха воды воротит.

– От воды воротит? – задумчиво произнесла Яга и посмотрела на Прошку.

Амазонка, кажется, на реплику старушки внимания не обратила. Откинула полог палатки, пропустила гостей внутрь. Присели на ковер.

– Теперь о деле! – взяла слово амазонка. – Как я понимаю, вам нужен проход через наши земли.

– Не только, – заметил Прошка. – Наши люди у вас в плену. Их пытают…

– Пытают, – ухмыльнулась Гортензия. – А не надо было лезть без разрешения в наш город. Их на стенах выловили. Эти двое уже перебрались почти.

– Идиоты! – мудро в пол голоса заметила Яга. – Ну и что им нужно было?

– Смотрели, как наши гвардейцы для бани дрова колют. Девчонкам жарко стало, они одежду и скинули…

– Ну не пытать же их за это? – возмутился Прошка, который, не мог гарантировать, что окажись он в подобной ситуации, не ломанул бы через стену. Когда бабы, такие, как рядовые амазонки одежду снимают, тут…

– Думаю, – заметила воевода. – Значительная часть вашей дружины от такой пытки бы не отказалась. Штраф они отрабатывают.

– Какой такой штраф? – не понял Прошка.

– Самый обычный. У нас в этом месяце три десятка воинов зачать должны. Обычно, мы осеменителей по степи ловим. Иногда по договору резервируем. А здесь сами пришли и накосячили. Пусть отрабатывают.

– Да как же это? – возмутился Прошка. – Тридцать женщин? Разве можно так много? Это им месяца два пахать нужно.

– К вечеру закончат, – махнула рукой воевода. – Делов то…

– К вечеру? – некромант округлил глаза. – Как?

– Обычно, – пожала плечами Яга. – Трава жевучка? – она посмотрела на воеводу. Та кивнула.

– У нас тоже свои знахарки есть. В общем так, – решила Гортензия. – Сейчас ешьте, пейте, обед мы вам устроим. А когда товарищи ваши штраф отработают, можете их забирать. Войско мы пропустим, но помощи не дадим. Не можем. Весной на юг в горы идем женщин тамошних от мужского гнета освобождать.

– А потяните? – поинтересовалась Яга. Она, в отличие от Прошки, местной географией владела и понимала о ком, или о чем идет речь.

– Попробуем сладить. Хотя задача не простая.

– Бог вам в помощь! – заметила старушка. Похоже искренне.

– Спасибо, – Гортензия чуть заметно поклонилась. – А сейчас, если не возражаете, мне нужно возвращаться на службу. Располагайтесь. Чувствуйте себя, как дома, обед вам скоро принесут.

– На счет обеда, – Прошка решился озвучить просьбу. – Нельзя ли в вашем меню обойтись без звериных гениталий?

Лицо воеводы осталось серьезным, но глаза заметно повеселели.

– Конечно, – кивнула она. – То самое меню, о котором вы говорите, мы готовим к особым случаям. Сегодня не такой.

Прошка облегченно выдохнул. Подали местную дичь, сыр, кашу. Вкусную, не ту, что совали тройкам в столовой у Марьяны. Даже Яга повеселела.

– Ну учудили, гаврики, – посмеивалась она. – Теперь долго на баб даже смотреть не смогут. Если выживут.

– Ты то чего радуешься, бабуль? – Прошке вдруг стало жалко залетных дружинников. – Это у тебя бизнес на мужских потребностях построен. Не будет их, и все… Загнется бордель.

– Мои бабы, любого раскачают! – уверенно заявила Яга. – То есть почти любого. – она вспомнила, как в свое время промашка у самой опытной Марфы вышла именно с Прошкой.

Пока обедали и ждали дружинников, которые доматывают срок, говорили о разном. Прошку интересовала геополитическая ситуация на окраинах государства. Ягу – то, почему он, дундук, об этом ничего не знает. Из пещеры что ли вылез?

– Из тайги! – уклончиво сообщил он. – Старовер я!

Последним утверждением он окончательно запутал старушку, которая предпочла не вникать, а переключила разговор на другое. Цветы, огород и прогнозируемый будущей осенью урожай бздычки. Что это такое, Прошке в очередной раз выяснить не удалось.

Часов в шесть вечера в палатку заглянула незнакомая амазонка.

– Воевода Гортензия просит вас забрать дружинников из палаток жизни. Они свободны.

Прошка поднялся с гостеприимного амазонского ковра стремительно. Надоело без дела сидеть. Старушке пришлось помочь. Он готов был поклясться, что слышал, как хрустели кости Яги, которым, если не врет, недавно исполнилось триста тридцать лет. Сначала хотели идти пешком, но на улице стало понятно, что куда идти представления не имеют. Стали расспрашивать случайную амазонку.

– Палатки жизни? – повторила она и загадочно улыбнулась. – Там они. Розовые. Отдельно стоят.

Догадка подтвердилась. Принятые Прошкой за столовую тряпичные помещения были ни чем иным, как местом, где отдавали долг амазонкам провинившиеся дружинники. Там он действительно слышал мужской стон. А очередь – это…

Вспомнив, сколько народу топталось у входа, Прошка зацокал языком.

– А ведь я так и не спросил у Агафона, кто именно в плен угодил, – раздосадовано заметил некромант, когда они отвязывали лошадок от стойла.

– Не все ли равно? – мудро заметила Яга. – Спасать надо вояк наших. Как бы не померли от истощения.

И действительно, из палаток амазонки вынесли два завернутых в что-то навроде простынь бесчувственных тела. Они были бледны, как мумии. Под закрытыми глазами выделялись огромные синяки. Казалось, воины не дышат. И только слабый стон, вырвавшийся из уст одного из них, давал основания предположить, что если и померли, то не все. Вслед за осужденными, на повозку бросили их доспехи. Изрядно деформированные. Похоже, во время задержания.

– У тебя посох с собой? – поинтересовалась старушка, когда они выехали за ворота амазонской столицы. – Боюсь, можем не довезти.

– С собой! – буркнул Прошка и повернул голову, чтобы еще раз поглядеть на несчастных. – Что за трава такая, которой их поили?

– А… У нас ее жеребцам дают, чтобы производительность повысить. Тут главное не перестараться. А то так ведь и умертвить можно. Сколько раз такое было? Силы уходят, а желание остается. Вот и гибнут…

Прошка еще раз посмотрел на бойцов и… Его как громом ударило. В полутрупах он узнал своих приятелей Даздрацаря и Казимира. Это они, в свое время, притащили его к бабуле в бордель. Они же слыли самыми заядлыми гуляками. Не признавали серьезных отношений, смеялись на теми, кто решил связать себя узами с одной единственной женщиной и оставаться верным ей до конца жизни. Хвастали, что будь их воля, не одна баба не осталась бы ими непокрытой…

«Ирония судьбы, или чего хотели, то и поимели» – решил Прошка.

– Слышь, бабуль, – обратился он к Яге. – А ты, похоже, двух постоянных клиентов лишилась. Признала этих?

Яга посмотрела на свой груз. Отрицательно покачала головой.

– Не признаю.

– Так это же Даздрацарь и Казимир.

– Ух, мать моя, – забеспокоилась Яга. – Действительно. Эх, как же угораздило вас? Вы же мне половину выручки делаете, любвеобильные мои.

– Теперь не скоро к тебе явятся, – заметил Прошка.

– Если вообще придут, – старушка грустно покачала головой.

К лагерю подъезжали глубокой ночью.

– Стой, кто идет? – сонным голосом поинтересовался часовой.

– Мы это! – огрызнулась Яга. – Как будто сам не видишь.

Часовой подошел ближе, посветил себе факелом.

– Теперь вижу. Проезжайте. Велено сразу к воеводе. Ждет очень.

Воевода в ожидании новостей сотрясал свою походную палатку диким необузданным храпом. Яшка, призванный быть этой ночью его глазами и ушами, тепло поприветствовал возвращенцев, которых все уже были готовы записать в небоевые потери.

– Ну что? Война с бабами будет? – задал он интересующий всех в лагере вопрос.

– Кто его знает? – решил не обнадеживать раньше времени Прошка. – Воевода решит. Будить его, кстати, будем? Или пусть до утра отсыпается?

– Разбудим, разбудим! – засуетился Яшка. Велено было.

Дожидаться пока посыльный растолкает воеводу, Яга не стала. Как будто знала, что процесс этот долгий и неприятный. Главком матерился на чем стоит свет, рычал и мычал. А через двадцать минут его заспанная физиономия все-таки вылезла из палатки.

– Как там? – спросил он вместо приветствия. – Вояк наших отбил?

– Вернул, – кивнул Прошка.

– Слава богу! – обрадовался воевода. – Значит, не придется с этими бестиями биться. Капитулировали бы, к гадалке не ходи. Не привыкли наши мужики на женщин руку поднимать.

«А еще эти женщины со ста метров в лоб камнем из пращи попадают» – мысленно добавил Прошка.

– Как наши?

– Тяжело, – честно признался некромант. – Но жить будут.

– А точно не помрут? – заволновался воевода. Отчитываться за двух замученных до смерти амазонками дружинников перед царем-батюшкой не хотелось.

– Помрут, так оживим! – заметил Прошка, и воевода облегченно выдохнул.

– Забыл! – произнес он. – Ладно. В палатку ныряй, расскажешь, что да как основательно.

И Прошка за кувшином вина рассказал, как все случилось. Про королеву Фриду, воеводу Гортензию. Про то, как переговоры вел, и как ждали пол дня пока дружинники штраф натурой выплатят.

– Досталось, мальчишкам, – покачал головой воевода. – Хотя бабы они красивые. Другой бы и радовался. Главное, ребятам нашим про пытку эту не рассказывать. Неровен час, ломанет туда молодежь всем скопом, да через стены полезет. А нам потом расхлебывай. Скажем всем, что у разведчиков наших кровь пили, на манер вурдалаков. Бабы они такие. А королеве плохо говоришь?

– Да! Мутит. У беременных такое бывает. А еще она воду и все, что с ней связано на дух не переносит. Потому столицу и отодвинули.

– Дела! – заключил воевода. – Значит пустят через свои земли?

– Пустят! – кивнул Прошка.

– Славно. Тогда завтра утром выдвигаемся. Только разведчиков надо новых назначить. Эти выбыли. Агафон чуть живой. Квасом отпаиваем. Славно ему по балде прилетело. Шлем в дугу. Эти двое, говоришь, тоже…

– А до Кощея далеко? – поинтересовался Прошка. Теперь, когда путь до зловещего замка был открыт, в груди ощущалось легкое, переходящее в душевный трепет, волнение.

– К ночи завтра дотопаем. Главное раньше времени себя не обнаружить. В таких делах эффект неожиданности на первом месте.

Когда Прошка вышел из палатки воеводы, уже светало. Шкода мирно посапывал у дерева. Лагерь дружно дрых. Некроманту тоже страсть, как хотелось притулиться куда-нибудь и закрыть глаза. А прежде умыться. Смыть с себя водой весь этот прошлый длинный день. Визит к амазонкам, который еще утром казался серьезным испытанием, теперь выглядел чуть не детской игрой. Основные события должны были развернуться позже.