Текст книги "Финансовый кризис 2009. Как выжить"

Должники…

Мы задолжали всем. За период 1985–1991 годов общая сумма внешнего долга СССР западным странам возросла почти с 22,5 до 65,3 млрд долларов. Если в застойные годы проблемы погашения задолженности не существовало, то уже весной 1990 года ряд советских внешнеторговых организаций допустил просрочку платежей. Начались переговоры об их переносе и отсрочке, но положение с каждым днем становилось всё хуже.

В конце 1991-го валютный кризис завершился фактическим банкротством: были не только приостановлены выплаты зарубежным кредиторам, но и заблокированы средства на валютных счетах. Произошло это одновременно с развалом Союза, и потому новообразованные страны долго не могли решить, кто же все-таки должен, что еще более усугубляло кризис.

Россия, на долю которой формально приходилось около 61 % долгов Западу, взяла на себя ответственность за выплату долга всего СССР. Унаследованные долги имели крайне неблагоприятную структуру: они состояли в основном из среднесрочных и краткосрочных кредитов и подлежали погашению в 1992–1995 годах.

Россия начала процесс «реструктуризации долга», т. е. урегулирования и переоформления банковских кредитов, полученных Советским Союзом. Отказаться от этого было нельзя – иначе страна оказалась бы в международной изоляции, и экономическое положение стало бы еще хуже. Международные банки, пользуясь реструктуризацией, получили мощный канал влияния на страну, попавшую в их сети.

Российская сторона пыталась добиться списания хотя бы части задолженности, но ей было отказано. Хотя банки все-таки пошли на уступки и согласились на вариант отсрочки погашения, притом довольно длительной.

Многие эксперты считают, что такая уступчивость связана с потоками денег, которые шли тогда из России по неофициальным каналам в западные банки. Если бы на российское правительство надавили, то оно, скорее всего, начало бы искать источники валюты внутри страны, и бегство капитала (суммы, по некоторым оценкам, были сопоставимы с российским бюджетом) было бы прекращено. А так оказались и волки сыты, и кредиты целы – на них продолжали набегать проценты.

В апреле 1996 года было заключено генеральное соглашение относительно погашения кредитов Парижскому клубу, на сумму около 38 млрд долларов. Общий срок погашения был определен в 25 лет (до 2020 г.); предусматривался 6-летний льготный период, когда погашению подлежали только начисленные проценты.

Примерно таким же образом была проведена реструктуризация долгов и банкам – участникам Лондонского клуба. Долг в размере 33,1 млрд долларов (25,6 млрд основного долга плюс 7,5 млрд накопленных процентов) будет погашаться в течение 25 лет с 6-летним льготным периодом.

В минувшие годы высоких цен на нефть Россия стала отдавать долги западным банкам досрочно. Но беда в том, что договоры составлены с указанием штрафных санкций за более ранее возвращение. Поэтому особой экономии из ранней отдачи не выходит. Но, как мы сейчас видим, решение было принято правильное: долги лучше возвращать, когда есть стабильная прибыль.

Весьма печально обстоит дело с теми деньгами, которые должны нам. Получить назад их весьма сложно, к тому же, по утверждению журналистов, на этот процесс нередко влияет коррупция. В качестве примера приводили реструктуризацию долга Никарагуа. Числящуюся за этой страной задолженность в 2,2 млрд инвалютных рублей пересчитали по официальному курсу Госбанка СССР (0,64 руб. = 1 долл.), а с полученной суммы в 3,44 млрд долларов списали 90 %. Теперь долг в размере 344 млн долларов Никарагуа будет погашать в течение 15 лет, т. е. в среднем по 23 млн долларов ежегодно.

МВФ и Мировой Банк: контролируем деньги мира

После Первой мировой войны, которая испугала людей своей жестокостью и масштабами, международные банкиры объявили, что только международное правительство способно противостоять мировым войнам, и они готовы его создать. Это был очень важный момент мировой истории.

В это правительство, призванное хранить мир во всем мире, должны были войти три подразделения: международный центральный банк под названием Банк по Международным Расчетам, Международный суд с расположением в Гааге (Нидерланды) и мировой исполнительный и законодательный орган под названием Лига Наций.

Кэролл Квигли, историк из Джорджтаунского университета, а позже советник президента Клинтона, писал в книге «Трагедия и надежда»: «Воротилы финансового капитализма имели далеко идущий план, направленный не меньше как на сосредоточение международной финансовой власти в частных руках. Она должна была довлеть над политической системой каждой отдельной страны и мировой экономикой в целом. Эта система должна была управляться в старой феодальной манере центральными банками всего мира, действующими согласованно, с помощью секретных соглашений, достигаемых на периодических встречах и конференциях. Стержнем системы должен был стать Банк по Международным расчетам, базирующийся в Базеле, Швейцария, – частный банк, принадлежащий и управляющийся мировыми центральными банками, которые сами по себе являются частными корпорациями. Каждый центральный банк… стремится доминировать над своим правительством с помощью управления кредитной системой, манипулировать курсами иностранных валют, влиять на уровень экономической активности страны и на склонных к сотрудничеству политиков с помощью последующих экономических вознаграждений в деловом мире».

В Америке, одном из инициаторов создания нового мирового правительства, оказалось, однако, достаточно много его противников, и США в Лигу Наций не вошли. Без участия крупнейшего мирового игрока Лига Наций оказалась обречена… Отказались США и от участия в Банке по Международным Расчетам, но Федеральный резерв проигнорировал решение американского правительства и все-таки послал своих представителей в Швейцарию.

Мы уже говорили о том, что через банки Тиссена, связанные перекрестным владением с банками Heremon в Нью-Йорке, международные банкиры помогали «восстановлению» Германии, и это привело к новой войне.

Эта стратегия себя оправдала, и еще до окончания Второй мировой международное правительство было возрождено. В 1944 году было одобрено создание МВФ и Мирового Банка с полным участием США. Лига Наций стала называться ООН, и была учреждена в 1945 году. Вскоре возник и новый международный суд.

Придумать в финансовом мире что-либо новое сложно, да в этом, как мы видим, нет и нужды. Новые организации просто стали повторять то, что было воплощено в Федеральном резерве, только уже на международном уровне: из центральных банков мира был создан международный банковский картель, постепенно присвоивший себе право диктовать кредитную политику банкам всех стран.

Закон о Федеральном резерве, например, позволял ему выпуск банкнот, а МВФ получил право на эмиссию международных денег под названием Специальные Права Заимствования (SDR). Эта валюта якобы «не является ни валютой, ни долговым обязательством» и имеет только безналичную форму в виде записей на банковских счетах. Используется она обычно для регулирования сальдо платежных балансов, пополнения резервов, расчетов по кредитам МВФ.

На участников МВФ оказывается давление с целью, чтобы они сделали свои валюты полностью конвертируемыми в SDR. В 1968 году американский конгресс ратифицировал ряд законов, позволяющих Федеральному резерву принимать SDR в качестве резервов и выпускать под их обеспечение американские банкноты. В итоге эта «не валюта» стала фактически частью американской национальной валюты. SDR частично даже обеспечена золотом, поскольку ²/₃ мировых запасов золота сейчас находится в руках центральных банков.

МВФ управляется Советом Директоров, которые выбираются из числа функционеров центральных банков, а влиятельное представительство в Совете Директоров МВФ позволяет США и Великобритании (т. е. Федеральному резерву и Банку Англии) практически полностью контролировать этот орган.

Как Федеральный резерв управляет количеством денег в США, так и эти три организации – Банк по Международным Расчетам, МВФ и Мировой Банк – контролируют денежную массу во всем мире. В 1988 году они потребовали от банкиров всего мира к 1992 году повысить свои резервы до 8 % от суммы обязательств. То есть фактически печатать деньги или сократить предложение кредитов, что могло привести к кризису в их странах.

«Но банки не могут эмитировать бесконечное количество денег, это лишь приближает следующую депрессию!» – скажете вы. Затрудняемся предположить, что ответит вам международный банк. То, что Россия ощутила в 1990-е, и было последствиями этих законов.

Но пострадали, впрочем, не только мы. Япония, например, в 1988 году имела самые низкие требования к резервам и обеспеченности собственным капиталом. Эта система, как можно увидеть в любом учебнике, работала весьма эффективно. Но в 1989 году эта страна пережила кризис, вынужденная, чтобы соответствовать требованиям международного банка, продавать акции, что привело к 50-процентному обесценению рынка и 60-процентному падению рынка недвижимости.

Чем больше МВФ создает SDR, тем больше стран вынуждены всё глубже залезать в долги для выплаты процентов по своим растущим долгам, попадая таким образом в заколдованный круг, умело созданный международными банкирами.

И чем сильнее мировая депрессия, тем больше у этой организации прав казнить или миловать страны-задолжники. Именно она решает, какой народ получит дальнейшие кредиты, а какому придется пережить голод.

Понятно, что всё это преподносится как забота о низкоразвитых странах и ликвидация бедности. Но, однако, частенько страны «третьего мира» – должники Мирового Банка – выплачивают в качестве погашения долгов в год денег значительно больше, чем получают за этот же период кредитов. Для уплаты процентов берутся новые кредиты, и это может продолжаться до бесконечности. Бедность преодолевается разве что в среде международных банкиров, в Африке же нет денег на медицинское обслуживание, и люди умирают в больницах, правительства же, понимая, что в случае объявления дефолта окажутся в международной изоляции, продолжают выплачивать проценты.

Один известный бразильский политик сказал: «Третья мировая война уже началась. Она идет без применения военной силы. Однако от этого не становится менее ужасной. Война разрывает на части Бразилию, Латинскую Америку и почти все страны „третьего мира“. Вместо солдат погибают дети. Это война за долги и выплату процентов „третьего мира“, с применением оружия более смертельного, чем атомная бомба, более разрушительного, чем лазерный луч».

Приватизация: продать дорого на Запад или отдать своим за копейки?

Для большинства россиян приватизация происходила с такой ошеломляющей скоростью, что они даже не успели ее заметить. Промелькнула – и нет её!..

Очнулись и «заметили» приватизацию слишком поздно, когда какие-то люди начали, пользуясь плодами приватизации, взвинчивать цены, банкротить еще недавно действовавшие производства и проводить массовые увольнения.

«В тяжелейших условиях Чубайс сумел разработать регулирование, которое позволило упорядочить процесс приватизации в России, – писал позже Гайдар. – Он очень четкий администратор, очень хорошо умеет ставить задачи и контролировать исполнение».

Местные князьки давно наседали на правительство: отдайте нам право распоряжаться предприятиями, и мы выведем страну из кризиса. Но Чубайс придумал систему, по которой в приватизации всенародной собственности должен был участвовать весь народ. Насколько эта система была рабочей – мы уже можем судить.

Всем российским гражданам был разослан 151 миллион ваучеров, и предполагалось, что за два года основная часть российской промышленности перейдет в частные руки.

Общий сценарий приватизации был такой: 29 процентов компании продавались за ваучеры на аукционе, 51 процент распределялся среди руководства и рабочих, остальное доставалось государству, чтобы впоследствии быть проданным за наличные или за обещания инвестиций.

Президент Ельцин летом 1992 года заявлял: «Каждый гражданин России, каждая семья получат свободу выбора. Приватизационный ваучер – это для каждого из нас билет в мир свободной экономики». Но, однако, выяснилось, что доля ваучера была ничтожна мала, а российский рынок ценных бумаг весьма жесток, и владелец ваучера, как правило, не мог на аукционе купить акции прямо за ваучер. Он был должен сначала инвестировать его в компанию, где работал, либо передать ваучер в один из чековых инвестиционных фондов.

Финансовый кризис и извечное недоверие к российскому государству подтолкнули граждан эти ваучеры не вкладывать, а продавать, пытаясь получить хоть какие-то крохи. Поэтому цена на цветные бумажки упала с 10 тысяч обещанных рублей до семи долларов, а всю российскую экономику можно было скупить на ваучеры стоимостью 5 миллиардов долларов. Примерно так и произошло.

Ошибкой ельцинского правительства стало то, что приватизацию следовало проводить до ценовой реформы Гайдара в 1992 году, и тогда кризиса во многом удалось бы избежать. Тем более, не стоило сразу переходить к приватизации всей страны, начать было необходимо с малого, чтобы люди могли ощутить, что это работает.

Явлинский, выступая против ценовой реформы Гайдара, считал, что приватизацию надо проводить до нее, и не за ваучеры, а за реальные накопления граждан, за деньги: «Собственность обязательно нужно продавать, только так возникают подлинные собственники. Даже если ты покупаешь кусочек компании за маленькую сумму, это все равно твои деньги – ты будешь этой компанией дорожить, будешь искать хорошего менеджера, будешь строить на этом дело. А когда людям прислали ваучеры по почте, вам все безразлично».

Позже Гайдар оправдывался, что у него с Чубайсом просто не было времени проводить приватизацию. Сначала, по его словам, нужно было срочно отпустить цены, чтобы заполнить полки товарами.

Еще одной ошибкой стал одновременный вброс на рынок тысяч объектов, а, как известно, именно предложение диктует цену. Если бы заводы и пароходы выставлялись постепенно, то и цены на них были бы высокими.

В любом учебнике экономики сказано о том, что сначала на рынок необходимо выбросить лишь малую часть акций, а когда станет ясным положение со спросом, можно продавать и остальное. Именно по такой схеме, кстати, были проданы в 1990-х множество интернет-компаний, которые еще только обещали приносить прибыль, а имущества и вовсе не имели практически никакого. Но, однако, их продажи стали сделками века, и зачастую созданные студентами в комнате общежития компании стоили дороже автозаводов.

Олег Давыдов, министр внешних экономических связей в 1994–1997 годах, говорил, что первыми объектами приватизации должны были стать магазины, рестораны и небольшие цеха. А потом правительство могло выставить на продажу, например, предприятия легкой промышленности. Рынок, как известно, начинается с самых малых предприятий. Но Чубайс провел приватизацию крупнейших и наиболее прибыльных российских предприятий, работавших на экспорт. Эти предприятия, по сути, необходимо было оставить у государства. Продать их никогда не поздно. Тем более что рынок бы развивался и цена на них поднималась бы с каждым днем. Появились бы в России и люди, способные их за эту цену купить.

Также ошибкой стоит признать номинальную стоимость приватизационных ваучеров – 10 тысяч рублей.

Получается, что по ценам начала 1992 года вся российская промышленность была оценена в 100 млрд долларов, что составляло лишь жалкие проценты от ее реальной стоимости.

Для инвесторов, действовавших в то время на российском рынке, ежегодная прибыль в 300 процентов казалась не слишком большой.

Пытались покупать акции российских предприятий и западные инвесторы, но вскоре они столкнулись с тем, что их воспринимают как незваных гостей и вставляют в колеса различные русские палки. Старший специалист по инвестициям в Международной финансовой корпорации Всемирного банка Клаудиа Моргенштерн сказала: «Как и во всем остальном в России, важно не то, что говорит закон, а кто и как его исполняет».

Серьезные инвестиции с Запада пришли в основном во второй половине 1990-х. Первых же инвесторов «красные директора» всеми правдами и неправдами выкинули из акционеров. Подобным образом, впрочем, выживали из акционеров и рабочих, задерживая им зарплату и одновременно скупая у них ваучеры и акции предприятия.

Аукционы очень часто также носили вполне «советский» характер – их организаторы, зачастую при поддержке правительства, сами решали, кому можно продавать акции, а кому и не стоит. Квинтэссенцией подобных приватизаций стало, пожалуй, акционирование первого канала телевидения, приносившего на тот момент, официально, одни убытки, но являвшегося, по сути, золотым дном.

«Приватизация первого канала состоялась зимой 1995 года, – вспоминал позже начальник службы охраны Ельцина и влиятельная политическая фигура той поры Александр Коржаков. – Никаких конкурсов – ни открытых, ни закрытых – по продаже 49 процентов акций не проводилось. Березовский сам решил, кому и сколько процентов он даст».

А точкой в этой приватизации стала гибель Влада Листьева, который решил разобраться, почему его телеканал не получает денег от рекламы. Подобные свинцовые точки, впрочем, были поставлены еще в истории множества приватизируемых предприятий России.

Но лучше всего схему приватизации многих российских предприятий объяснил большой специалист по этому вопросу Борис Березовский: «Приватизация в России проходит три этапа, – говорил он в 1996 году. – На первом этапе приватизируется прибыль. На втором этапе приватизируется собственность. На третьем этапе приватизируются долги».

Поясним. Сначала предприятие можно было даже не покупать. Находились «свои» люди в руководстве, и через посреднические кооперативы прибыль государственного предприятия уходила в частные карманы. Это в итоге приводило к разрушению предприятий и первоначальному накоплению капитала посредниками.

Далее, по словам Березовского, «люди, которые этими капиталами овладели, естественно задумались: как эти капиталы использовать. Одни скупали собственность за рубежом, другие поехали играть в Монте-Карло, а третьи стали вкладывать эти деньги для приобретения этих разваливающихся предприятий».

Американский журналист Пол Хлебников, весьма интересовавшийся Россией и застреленный в центре Москвы, писал: «<Березовский> и другие приближенные к власти капиталисты ничего не сделали ни для российских потребителей, ни для российской промышленности, ни для казны России. Не было создано никакого нового богатства».

Эпоху приватизации Хлебников характеризовал так: «Для русского народа это было самое большое несчастье (в экономическом, социальном и демографическом аспекте) со времени нацистского вторжения в 1941 году».

Как попасть в реку мировой экономики?

С началом развития в России свободной экономики сразу же возникла необходимость интеграции во всемирные финансовые учреждения. Нам нужно было стремительно войти в реку мировой экономики.

Подобные разговоры начались еще при СССР, и специалисты МВФ оценивали возможную квоту Советского Союза в диапазоне от 4 до 7 млрд долларов (3,5–6 % от капитала Фонда). Но после распада Союза МВФ разделил рассчитанную для него квоту между 15 бывшими советскими республиками.

Сегодня по величине квоты (5,9 млрд СДР, или 8,3 млрд долл. по курсу на конец января 1999 г.) Россия занимает девятое место вслед за Канадой. Такая квота не дает России право на постоянное место в Исполнительном совете.

Между тем в уже независимой России начинался финансовый кризис, и 5 августа 1992 года МВФ предоставил России первый кредит, потребовав выполнения нескольких условий, которые должны были «помочь России войти в мировой рынок». Кредитная линия была открыта на сумму 719 млн СДР (1,04 млрд долл.) из 7,5 % годовых со сроком расходования на протяжении пяти месяцев. Эти средства использовались для пополнения валютных резервов, осуществления платежей по внешнему долгу и интервенции на валютном рынке. Но последующие транши резервного кредита Россия в 1992 году не получила. Не были выделены и средства (в размере 6 млрд долл.), предназначенные для стабилизации рубля. Получается, что наиболее ценный компонент пакета помощи – средства, которые власти могли использовать для проведения экономических реформ и макроэкономического регулирования, остался практически нереализованным.

МВФ объяснил отказ тем, что российское правительство уклонилось от выполнения согласованной с ним стабилизационной программы. М. Камдессю заявил, что «вместо того, чтобы продолжить жесткую, ограничительную денежную политику, ориентированную на развитие рыночных отношений, власти обратились к совершенно иному варианту, который оказался ориентированным на инфляцию».

Второй пакет помощи России объемом 43,4 млрд долларов, был согласован на встрече министров иностранных дел и финансов «семерки» (Токио, 14–15 апреля 1993 г.) и подтвержден на ее годичном совещании на высшем уровне в Токио 7–9 июля 1993 года.

Но вторая половина этого кредита в 1993 году также не была получена. Причиной послужила «неудовлетворенность руководства МВФ результатами проводившейся финансовой стабилизации».

17—22 марта 1994 года Москву посетил М. Камдессю, и были достигнуты новые соглашения о кредитах, которые позволили все-таки получить второй транш.

Осенью 1994 года произошел «черный вторник» (11 октября 1994 г.), и руководство России взяло курс на резкое ужесточение финансовой и денежно-кредитной политики, а главной целью стало подавление инфляции. Эти цели были поддержаны МВФ, и Россия получила новый кредит.

Собственно, одним из основных требований, предъявляемым МВФ в связи с предоставлением своих кредитов, является бездефицитный бюджет. И от России требовали прежде всего этого. Но в условиях глубокого экономического кризиса Ельцин не мог выполнить этого требования. Практически вся российская социалка была и так загнана в угол, а привести бюджет к бездефицитности означало практически полностью от нее отказаться. Деньги, безусловно, можно было найти, увеличив налоги на бизнес, но сначала было надо научиться эти налоги собирать, что в то время в силу множества причин вряд ли было возможным.

Результаты сотрудничества России с МВФ неоднозначны. Оценка их во многом зависит от экономических позиций оценивающего, но уже слишком многие, даже вполне либеральные экономисты признают, что политика МВФ загнала в экономический тупик не только Россию, но и еще множество стран с так называемой «переходной» экономикой. Признают это даже некоторые специалисты МВФ. Но главный вывод все-таки состоит в том, что, пока Россия находится в зависимости от кредитов МВФ, его воздействие продолжает оставаться существенным фактором формирования ее макроэкономической, структурной и социальной политики.

Что же касается попыток построения рынка, то можно сказать, что попытки механического копирования форм, развившихся в совершенно иной культурной среде, никогда не дают хорошего результата. Эффективность любой национальной экономической модели зависит от сочетаемости множества факторов, от сопряжения единых для всего мира институтов экономики с реальными природными и культурными условиями стран.

Увы, политика ельцинского правительства и международных банкиров привела нас к построению широко распространенной в слаборазвитых странах Африки и Азии модели, для которой характерны концентрация богатства у избранной группы населения и нищеты большинства. В этой модели уже распределены все богатства, чиновники плотно срослись с бизнесменами, и потому отсутствует важнейший признак рынка: конкуренция. А если нет конкуренции, то и нет стимулов к дальнейшему развитию экономики. Те, от кого это зависит, и так уже живут неплохо.

В подобной модели, собственно, всегда заинтересованы две стороны: местная коррумпированная власть и международные банки, которым обеспечивается полная свобода действий по освоению природных и человеческих ресурсов периферии.

Местная власть при такой модели экономики опирается на привлекаемый иностранный капитал, оборудование и технологии, одновременно рассчитывая на экспорт своих невоспроизводимых природных ресурсов и рынок дешевого труда.

Из стран с такой моделью постоянно происходит не только отток капиталов, но и отток мозгов, что перманентно ухудшает их положение.

Экономический рост в рамках данной модели не превышает 2–3 % в год при благоприятной конъюнктуре на мировых сырьевых рынках.

Для подавляющего большинства населения шансов сколько-нибудь заметно улучшить свое материальное положение нет. Все увеличивающееся отставание как в сфере машиностроения, так и в области высоких технологий, наслаивающееся на то, что природные ресурсы рано или поздно оканчиваются, делают прогноз для следующих поколений еще более мрачным.