Текст книги "В поисках настоящего"

Он извинился, и аккуратно зевнул себе в кулак. А затем, о чем-то вспомнив, щелкнул пальцами:

– Ты не против, если я закурю?

– Нет, мне все равно.

– Ну и хорошо, – подкурив от зажигалки, он с удовольствием выпустил дым. Как мне показалось, дым быстро преодолев изрядное расстояние устремился к крыше, не наткнувшись ни на какую преграду, хотя стеклянный потолок у комнаты явно был.

– Это я сам придумал, – горделиво уверил Старьевщик, проследив за моим взглядом. – Удобно, когда много куришь. Вроде бы и потолок есть, и дым уходит. Классно, да?

Он еще раз продемонстрировал как это работает. Дым действительно свободно уходил вверх. А вот кинутый верх бычок ударился о стекло и плюхнулся на пол, оставив заметную серенькую точку.

– Потом уберу, – махнул он рукой.

– А почему вы говорите, что меня «впихнули в определенную среду обитания»? Кто впихнул?

– Это просто слова. Скорей всего ты там, где находишса, и я там, где нахожус исключительно благодаря нам самим. То есть, если объяснять попроще, то ты оказался здесь Проводником лишь потому, что тебе легче всего транспортироваться из начального пункта отправления в конечный в роли Харона…

– Харона? – переспросил я.

– Потом объясню, – обыденно отмахнулся он от лишних на его взгляд слов, продолжив рассуждения. – А мне, соответственно, в роли Старьевщика. Тебе уже наверняка кто-нибудь поведал, что каждый из нас в отдельности создает свой Мир, и этот Мир в целом. Рассказывали?! Так я и знал, иначе бы ты здесь не сидел. Мы создаем, изменяем, продвигаем этот Мир… Кто-то же придумал это устройство. Поэтому и говорю, что нас впихнули в свои роли. Я – Старьевщик, ты – Харон…

– А почему вы меня зовете Хароном? – настаивал я на пояснениях.

– Здес Харон скорее звание, чем имя. Знаком с Античной мифологией? Вот и отлично. Тогда ты знаешь, что он через реку Хронос переправлял за копеечку души умерших…

– Но я никого не «переправляю»! У меня в поезде и людей-то кроме меня самого нет.

– Если ты чего-то не знаешь и не видишь – это не значит, что этого «чего-то» не существует! – он назидательно приподнял указательный палец, и достал из пачки еще одну сигарету. – Тебе многое предстоит узнать о себе, и о своем Мире.

– Вы хотите сказать, что я перевожу людей в своем вагоне, и даже об этом не догадываюсь? – мне важно было разобраться, но казалось, что Старьевщика данный вопрос не интересовал, поэтому он и отнекивался от толковых объяснений.

– Я вообще ничего не хочу сказать. Просто опыт и догадки. Не смотря на то, что сюда каждый приходит сам по себе, и исключительно ради себя самого, по ходу следования из «А» в «Б», человек просто неизбежно соприкасается с судьбами других. Ты в Этом Мире не только для того, чтобы кататься в поезде в свое удовольствие. Еще ты для чего-то нужен… Выполнить какие-то возложенные на тебя обязательства, миссию, если угодно… – Ази закашлялся. Без умолку объясняя мне прописные на его взгляд истины, ему толком не удавалось покурить.

– И в чем же заключается моя миссия?

– Забей… – пытался он отдышаться. – Ты не те вопросы задаешь. Твоя миссия будет выполнена сама собой, лишь стоит тебе добраться до пункта назначения. Займись своей жизнью, и автоматически принесешь пользу другим. Запомни, только через самосовершенствование можно Мир сделать лучше. Я это понял, и теперь вот, кто я и где! – Его вид не давал сомневаться насколько он гордится собой и своим положением. – У меня есть имя! А здесь не каждый может этим похвастаться – только лучшие представители рода людского.

Я опять был сбит с толку совсем не понимая – то ли он на самом деле гордится, то ли в очередной раз хочет продемонстрировать бесполезность званий и имен.

– А почему вас называют Старьевщиком? – я решил перевести беседу в нужное мне русло. – Станционный Смотритель сказал, что если я хочу отсюда выбраться, то должен найти вас. Ведь ваша задача в том и заключается, чтобы с помощью «предметов» помогать найти дальнейшее Заветную Дверь.

– А-а… – заулыбался мой собеседник. – Все-таки этот недотепа разгадал мою книжку. Не ждал, не ждал… Ты меня приятно порадовал.

Я молчал, дожидаясь пока человек с другой стороны стола дорадуется и ответит на мой вопрос.

– Все верно сказал Смотритель, – начал он, наконец, пояснения, вновь сделав лицо серьезным. – Именно ко мне тебе и нужно было попасть. Но прежде, чем ты узнаешь кто я и для чего нужен, тебе придетъса кое-что понять об устройстве Этого Мира. Иначе смысла в моих объяснениях ты не увидишь.

Он замолчал, а затем, упершись руками в стол, отодвинулся вместе с креслом. Комнату пронзил отвратительный скрежет.

– Пошли, пройдемса по моим владениям! Кое-что покажу, – как ни в чем не бывало, он направился к двери. Собственно говоря, других вариантов, кроме как следовать за ним у меня не оставалось.

На мосту звонкое цоканье подошв о металл удвоилось. Мы спустились вниз, прошли по узкому захламленному коридору, и наконец, выбрались в заполненный «покупателями» коридор.

– Давай дальше, – скомандовал он. Поравнявшись, мы неспешно стали прогуливаться между залами, бесцельно рассматривая людей, магазинчики, украшения, товары. Вопреки моим ожиданиям, он не вел меня в какое-то конкретное место, а просто шел рядом, вертя головой по сторонам.

Я решил не торопить Старьевщика, поэтому молчал, стараясь не обращать внимания на вездесущий зеркальный потолок. Теперь зная, что находится над ним, я ощущал себя не уютно, будто оставался под чьим-то пристальным наблюдением.

– Слова «антиквариат» и «ломбард» тебе знакомы? – ни с того, ни с сего спросил Моррисон.

– А?! Да, конечно.

– Ну, и что они значат? Расшифруй!

Я даже не стал размышлять:

– Ну… антиквариат это старые и от этого ценные вещи…

– Не «старые», а старинные и древние! – поправил он меня. – Старые – это то, что уже не нужно.

– Ну, да, – согласно кивнул я. – А ломбард – это такой магазинчик, где люди оставляют под залог какие-то ценные предметы, и потом, если могут, выкупают их за чуть большие суммы.

– Все правильно. Молодец, – довольно прокартавил он. – Так вот, часто антикварная лавка совмещена с ломбардом – это как бы взаимодополняющие друг друга дела. Чтобы получить быстрые деньги люди закладывают все что угодно: от драгоценностей и бытовой техники, до фамильных реликвий. Это очень выгодно…

– И что?

– А то, мой близорукий друг, что держателей такого бизнеса часто называют Старьевщиками… По понятным причинам.

До меня кажется, начало доходить к чему он клонит. Ази улыбнулся, догадавшись, что я понял:

– Это не магазин… это огромный ломбард?! – озвучил я то, что пришло в голову.

Он удовлетворенно хмыкнул:

– Эх, молодежь, все на лету схватывает. Ты когда-нибудь видел магазины, в которых все отдают даром? А в моем мегамарките, если не ошибаюс, все бесплатно – бери, что хочешь и сколько хочешь.

Я огляделся. Все до единого люди с неизменно тупой улыбкой, проходили мимо меня груженные пакетами и тележками. Все кругом набивали свои поклажи, мерили, пробовали, дегустировали…

– Здесь так много непонятных странностей… – задумчиво пробормотал Старьевщик, и повернувшись ко мне спросил, – Тебе должно быть известно, что Этот Мир утрированное отражение Того? Ты сам думали ЧТО это за Мир?

– Еще бы, конечно думал! – воскликнул я.

– И? К какому выводу вы, господин Железнодорожник, пришли? – он был намного ниже меня, но даже снизу вверх этот забавный на вид человек в прожженной майке и штанах на подтяжках, постоянно ощупывающий хитрыми глазками пространство вокруг, безбожно картавящий, неоспоримо чувствовал себя хозяином.

Мне стало неловко, ведь я мог ошибиться, но «была – не была», все же решил попытаться:

– Это потусторонний мир…

– Что ж это за ответ такой размытый?! Что Мир Этот «по ту сторону» Того и кошке понятно. Но что же все-таки это за место, а? Вот главный вопрос!

– Это Рай… хоть и очень странный, – глухо, боясь показаться глупым, промямлил я.

– Не смотри на меня так, – замахал он руками. – Даже я этого не знаю наверняка. У меня просто есть своя версия – не больше, и не меньше…

– И? По вашей версии, Ази, что это?

Старьевщик отвернулся, замерев, чтобы затем вновь отправиться в путь:

– Я думаю, что это место – Чистилище…

– Чистилище?! – удивился я.

– Ну да… А что в этом такого? – он явно был рад произведенному эффекту, но одновременно старался не выдавать своих эмоций. – Раскинь мозгами и сам подумай. Люди приходят сюда чтобы «вырасти», понять, осознать свои прижизненные ошибки, и тем самым очиститься. Здесь нет ни страданий, характерных для Ада. Ни радостей Рая. Этот Мир и был создан для того, чтобы помочь нам разрешить задачи, с которыми мы не смогли справиться будучи живыми. При большом желании и внимательности отсюда можно выбраться достаточно быстро…

– Почему же вы еще здесь, если все так просто? – этим вопросом мне хотелось выбить из него спесь и всю уверенность, с какими он разглагольствовал о таких сложных вещах. Но Старьевщик лишь отмахнулся от моего вопроса, как от назойливой мухи.

– Не обо мне сейчас речь, – может быть мне показалось, но Ази явно не желал отвечать, – а о тебе и твоем Мире. Если ты умный, то должен был понять, что здесь все доведено до абсурда, и начать этим пользоваться. Целый мегаполис может вырасти за одну ночь только лишь потому, что кому-то скучно быть одному. Гигантские небоскребы пронзают шпилями небеса потому, что какому-нибудь дураку нравится вид на Город… Разве не глупо?! У меня даже есть подозрение, что этот вечный туман из-за которого ни черта невидно – тоже все лишь чье-то желание. Просто скопище абсурда, не иначе?

Я не ответил, стараясь втиснуть в голову новое представление об устройстве Этого Мира.

– Да, это скопище абсурда, но точно не Ад. Я уже многое успел повидать, в том числе и настоящий Ад… абсурдный Ад!

– Что это значит?

– Однажды я встретил человека… Нет, он не был человеком – убийца и насильник. При жизни он успел погубить много людей. И что ты думаешь – здесь его ждали черти и сковородки? Раскаленное масло и сталь? Нет! Его ждало еще худшее наказание… Хотя здесь никто никого не наказывает. Я это называю очищением.

Он на секунду замолчал, затем остановившись, высмотрел подходящую лавку под пальмой, чтобы присесть. Ази похлопал ладонью рядом, приглашая примоститься по соседству.

– Его наделили совестью, чувственностью, чуткостью, и из раза в раз заставляли делать то, что он и делал… Ты понимаешь тот ужас, что он переживал! Это был настоящий Ад для него. Поверь, горящая плоть по сравнению с болью души – сладкая вата.

А ведь интереснее всего в Этом Мире даже не это. То, что несмотря на всю свою нелогичность, он очень справедлив и честен. Например, любой может очиститься и уйти отсюда, когда захочет, а может и остаться навечно – решив не изменять своим порокам, надменным желаниям и страстишкам. И это хорошо и плохо одновременно, смотря, что ты решил выбрать – идти дальше или быть здесь. Если решил идти до конца – очень удобно, когда внешний мир полностью соответствует твоему внутреннему состоянию. А если тебе и здесь неплохо… тогда станешь таким же уродом, как и все они! – и он кивком указал на бредущих мимо нас людей. – Зомби… мусор… – Старьевщик с ненавистью плюнул на устилающую пол плитку.

– Зачем же вы так? – укоризненно покачал я головой.

– А что?! – вытаращился он на меня удивленно. – Ты думаешь, я несправедлив и понапрасну оскорбляю этих людей? Ничего подобного, я просто констатирую факты. Все что ты сейчас видишь – это даже не люди. У людей есть душа, а у них ее нет. На том месте, где она должна находиться, расположено желание покупать, брать, поглощать, принимать… «Мне-мне-мне-мне… только мне! Хочу! Дайте… дайте скорее!» – вот что за мысли наполняют их головы. Разве люди способны так жить?!

Старьевщик не на шутку распылился, его глаза налились злостью, а лицо приобрело пунцовый оттенок. По всем признакам, сам не желая того, я затронул больную для него тему.

– Вот это все, что ты сейчас видишь, как думаешь, что это?! Для чего мое сознание воздвигло такую огромную конструкцию?

– Не знаю… – я понимал, что сейчас лучше помалкивать, необходимый минимум он расскажет мне сам.

– Зато я знаю! Весь этот огромный ломбард защищает меня…

– От кого? Что здесь может угрожать?

– Моему телу – ничего. Зато мой разум не выдержал бы такого наплыва бесполезного отребья! Пойми, в Этом Мире почти такие же законы, как и в Мире Живых. Может быть именно поэтому здесь, как и там, лишь единицы осознают цель своего пребывания. Лишь очень немногие понимают важность и суть освобождения – научиться отделять настоящее от поверхностного, чтобы снять с себя груз ненужного и двигаться дальше свободно Осознанным! А большинство, как Здесь, так и Там, сами ничего не желают понимать, и уж тем более – делать.

Еще в самом начале, когда я только-только появился среди туманной мглы, когда у меня был лишь маленький лоточек, я понял, что не справлюсь с таким потоком желающих получать от меня людей. Мне это не по силам. Да, моя миссия здесь – подсказывать верный путь… но смысл это делать, если человек сам не готов его пройти. Именно поэтому Мой Мир и выстроил вокруг такой огромный барьер, в виде бесплатных товаров. Чтобы что-то получить, ты должен что-то отдать – неважно что. И люди, с мышлением «потребителя» бесконечно блуждают в лабиринтах торгового центра, меняя одно барахло на другое. Но самое главное, даже не моргнув, они с самого начала обменивают себя на вещи, превращаясь в рабов собственных желаний…

Его речь, оборвалась так же неожиданно, как и началась. Он умолк, обессилено уставившись себе под ноги.

– Ты молодец, – достав сигарету и прикурив, вновь заговорил он, – что не захотел менять себя на мусор, и поэтому сам не стал барахлом… Это большая редкость.

– Но чего плохого в том, что людям нравиться окружать себя комфортом и красотой, которые дают вещи? Мне нравится двигаться в моем вагоне когда играет магнитофон, а на столике красивая посуда. Люблю уют, который они создают, – я не был согласен с доводами Старьевщика.

– Ты не понимаешь! – посмотрел он на меня. – В самих вещах нет ничего плохого. Они прекрасны и нужны. Но они должны быть добрыми друзьями скрашивающими твой досуг, пока ты находишься в пути, но никак не становиться самой целью и единоправными хозяевами твоей судьбы.

Посмотри кругом, Харон… Разве кто-нибудь из этих людей старается найти путь – ведь они пришли сюда именно за этим! Все они оказались здесь, лишь ради разговора со мной, но забыли об этом, искушенные шмотками, техникой и красивыми безделушками. Они забыли о своем Предназначении, о своей Миссии.

Сверху, из своего стеклянного офиса я могу наблюдать за новыми людьми, попавшими в этот потребительский рай… В двери моего центра постоянно кто-нибудь заходит, но добираются до меня считанные единицы… Почему? Почему, я тебя спрашиваю, почти никто не может пройти сквозь искушение вещами?!

Ази посмотрел пристально на меня, и еле слышно добавил:

– Если не веришь мне, посмотри в потолок повнимательнее… Не спеши, хорошенько всмотрись. Что ты видишь?

– Люди не отражаются?

– Это ясно и так. Ты старайся смотреть одновременно и на отражение, и в реальность, пока не увидишь!

Я сделал, как он велел. Не отрываясь от зеркального потолка, я смотрел и смотрел в него, периферией наблюдая за движением вокруг, надеясь увидеть что-то важное. Но как я не пытался, ничего особенного высмотреть не получалось. По коридорам неспешно шли люди с набитыми доверху тележками, а некоторые и с двумя. Люди, как люди – вертят по сторонам головами в поисках чего-нибудь интересного, с серьезным видом выбирают покупки. Все как в реальности, только в отражении нет людей, только и мы с Ази сидим вниз головой…

– Да вроде все в порядке, – недоуменно пожимаю я плечами.

– Ты смотри … смотри не останавливайся, – настаивает Старьевщик. И я продолжаю делать так, как он велит.

Я смотрю, и от того, что ничего не происходит, от бессмысленного движения вокруг, начинают слипаться веки. Теперь мне приходиться справляться с зевотой, кажется я вот-вот усну.

А хозяин этого места словно заклинание тихо повторяет мне на ухо:

– Смотри, не отвлекайся… Что ты видишь? Присмотрись…

И я всматриваюсь… Мир кругом начинает меркнуть, пока и вовсе не погружается в темноту.

– Смотри… смотри… Что ты видишь? – разносится из неоткуда голос во тьме.

Что я вижу? В вязком сумраке еле заметно движутся человеческие фигуры. Они бессмысленно, бесцельно, без какого-либо направления блуждают в потемках, еле переставляют ноги до колен погруженные в вязкую жижу. Они идут, без конца разгребая ногами болотное месиво в надежде, что этот Ад скоро прекратиться, и они наконец-то выйдут на теплую, твердую почву, где можно присесть и перевести дух. Но ровным счетом ничего так и не происходит… потому что они почти топчутся на месте, стараясь идти во все направления сразу.

Они стерли себя, изничтожили в этом бесцельном блуждании в потемках. Они уже стали силуэтами, сами превратившись в темноту, которую так боялись. Их границы размыты, уже нет четких очертаний и нельзя различить, где заканчивается тьма и начинаются люди. Повнимательнее вглядевшись, я понимаю, что границы у людей нечеткие – они шевелятся, меняются… Каждого человека бредущего в темени со всех сторон облепили большие черные личинки. Они вгрызлись в кожу и выпивают их по чуть-чуть, постепенно высасывая соки. «Они питаются за счет этих людей!» – понимаю я. Из этих личинок вытекает та самая густая черная жижа, в которой утопают люди, и падает в общее месиво… Мне становится нечем дышать, страх овладевает мной.

– Это Пожиратели Времени, – слышу я голос Старьевщика. – Благодаря им и был построен этот огромный центр. Они, высасывая из людей время, выделяют своеобразное топливо, благодаря которому воображение очень быстро становится реальностью. Это и есть суть Ломбарда – здесь люди меняют свое время на вещи, о которых мечтали. Они добровольно меняют Свободу на Рабство.

– Но почему? – я не узнаю свой голос. – Кому надо чтобы люди застревали здесь навсегда? Ведь это же настоящий Ад!

– Чистилище, – ухмыляется голос Ази. – Раз это существует, значит кому-нибудь да надо. Видимо люди не понявшие истинную Цель, так и не научившиеся разделять пыль от настоящих драгоценностей, не смогут справиться с более Высокими и Сложными задачами.

– Они здесь навсегда? – спрашиваю я.

– Кто-то – да, а кто-то – нет. Здесь их держит лишь собственное желание получать не отдавая. Некоторым удается ощутить на себе чужеродных тварей – Пожирателей Времени. Правда таких единицы…

– Но так же нельзя! – возмущаюсь я.

– Успокойся! Не мной это придумано… Позаботься лучше о себе… Ты себя хоть видишь?

И действительно, рассматривая других людей, я не заметил себя. Я сидел на все той же лавке под пальмой рядом с улыбающимся Старьевщиком. Мы были единственным островком света. Темнота и грязь нас как бы обступала…

Я решаюсь, и резким движением вырываюсь из наваждения. Вздох облегчения вылетает сам собой когда понимаю, что меня окружает знакомый светлый павильон. Господин Моррисон улыбаясь, с вызовом во взгляде смотрит на меня. Он ждет моего возмущения, которое тут-же бурным потоком выливается на него:

– Так нельзя! Это же люди! – кричу я на него. Естественно на нас никто не обращает внимания.

– Это мусор… – как ни в чем не бывало, отвечает Старьевщик. – Ты сам видел, как они меняют себя на сиюминутные желания.

– Это люди… – я обессилено поникаю головой возле него, не желая принимать увиденное.

– Оглянись… Разве они выглядят несчастными?! У них есть все, о чем можно только мечтать. Они не делают и не плохо, и не хорошо – они сами по себе никакие, ненужные. Что ты делаешь с вещью, когда та ломается и перестает приносить пользу? Именно! Ты ее выкидываешь. Бесполезные люди, не выполняющие свою Миссию, не двигающиеся и не развивающиеся – это мусор.

– Нет, и нет! Вы не можете так называть живых людей!

– Живых?! – смеется Ази, его, видимо забавляет мое возмущение. – Зомби!

– Некоторые не сразу могут осознать собственные ошибки.

– Горбатого могила исправит! – он явно дразнит меня. Кажется, что Старьевщик еще что-то хочет сказать, но его озорной уголек во взгляде меркнет, и он, тяжко вздохнув, качает головой. – Слушай, Харон… У меня нет желания с тобой спорить… и возиться с тобой мне тоже не с руки. Я просто хочу, чтобы ты кое-что понял про Этот Мир, сняв, наконец, с себя блаженную пелену… розовые очки. Только поэтому я до сих пор веду эти разговоры. Моя задача – дать тебе дальнейшее направление – Вещь, которая станет подсказкой. И это цена, которую ты должен заплатить, чтобы найти Заветную Дверь.

– Если я должен «сняв розовые очки» признать других людей «бесполезными вещами», то лучше я останусь в них, – уперся я, отстаивая свое мнение.

– Ладно, первая попытка не проняла. Раунд два… – пробубнил он себе под нос. Затем одним рывком оторвался от скамьи, скомандовав – Пошли!

– Куда?! – подозревая подвох, спросил я.

– Пошли-пошли! Показать тебе что-то надо…

Я иду за Старьевщиком, молча, на протяжении всего пути так и не издав ни звука. Все обдумываю его слова – внутри меня борется согласие и категорическое нежелание считать других людей неисправимыми, навеки погрязшими в собственных слабостях манекенами.

Мы блуждали длинными коридорами, пока Ази не остановился.

Эта часть торгового центра ничем не отличалась от остальной – со всех сторон магазинчики и салоны. Разве что развилка, посреди которой мы стояли, вела в четырех направлениях и была увенчана большим фонтаном, ласкающим слух звуком льющейся воды.

– Центр слишком большой, естественно я не могу проследить за всей его площадью. Тем более что он постоянно «разрастается» за счет новых «покупателей». И вот это… – Старьевщик показал жестом на коридор перед нами, – что-то вроде аквариума, за которым я постоянно наблюдаю. Это такое развлечение. Достаточно долго я слежу сверху за обитающими здесь людьми в надежде, что однажды в одночасье моя теория о «ненужных людях» разлетится вдрызг тысячами мелких осколков. Кто-нибудь из них осознает свою никчемность и вырветъса отсюда. Пошли, проведу тебе экскурсию.

Мы достигли магазинчика, наполненного дисками, кассетами и венилом. На входе красовалась вывеска «МУЗжечок» с улыбающимся парнем в наушниках. Среди полок с товаром бродили люди, рассматривая названия пластинок, изучая трек листы.

– Вон, видишь вот этого, – он указал на грузного мужчину со скучающим видом копошащегося среди дисков. – За все время он не «купил» здесь ни одного диска. Знаешь почему? Ты не поверишь! Он ждет пока певец, фанатом которого он является, не выпустит все свои альбомы. Представляешь?! Он мечтает, как ОДНАЖДЫ сможет купить все его диски и погрузиться в музыкальную НИРВАНУ… Вместо того, чтобы наслаждаться постепенно и прямо сейчас, он живет будущим надеясь, что ему потом будет хорошо.

– Но это же абсурд! – удивляюсь я.

– А я тебе о чем?! Он всего-то несколько песен этого певца слышал, но терпеливо ждет… Дальше – круче! Пошли…

Слева от стойки продавца располагалась прикрытая занавеской дверь. Зайдя в нее, мы попадаем в небольшую комнатку, где расставлены столик, пару стульев, микроволновка, какие-то шкафы. Комната отдыха персонала, понимаю я. Но там мы не задерживаемся, а проходим дальше – в дверь у противоположной стены.

– Вот, смотри, – говорит мне Старьевщик, застыв на месте.

Мне открывается такая картина… Плохо освещенная комната. Посреди стоит небольшой журнальный столик, на котором разбросаны какие-то листы, компакт диски, карандаши. По обе стороны от стола небольшие диваны, на одном сидят два парня, на другом – мужчина без какого-либо выражения слушает плеер.

– Что это? – спрашивая я, не понимая смысла увиденного.

– Вон те двое обильно потеющих паренька – молодые музыканты, – поясняет мне всезнающий Старьевщик. – А тот, что с тупой миной слушает музыку – «типа крутой продюсер». Все они надолго застряли в этой комнатушке…

– Почему? – мне и в самом деле любопытно.

– Видишь ли, чтобы выбраться отсюда, каждый из них должен решить свои задачи, но они так и не пошевелились. Который раз я захожу к ним в гости – мальчишки все так же взволнованно переглядываются между собой, а продюсер непроницаемо спокоен.

– Так а как «задачи» они должны решить?

– Этот, что с наушниками, считает себя знатоком музыки. Хотя у самого даже музыкального слуха нет. Просто от него зависит, будет ли он их – молодых музыкантов – «раскручивать» или нет. Сейчас он даже не слушает музыку, что парни принесли для прослушивания. Он решает, как бы их позабавнее… повитиеватее унизить, показать их бесталанность.

А парни тоже хороши! Готовы отдать право решать свою судьбу какому-то «гавнюку в пиджаке», который им скажет – годятся они в музыканты или нет. Вместо того чтобы довериться себе, своему мнению, они просят оценить другим, тем самым отдавая право судить себя в чужие руки. А кто откажет себе в удовольствии побыть «высокоуважаемым судьей»? Их задача научиться доверять собственному таланту. Особенно это касается того, что слева от нас.

– Почему он?

– Потому что он не решается создать свое, боясь критики и насмешек, а предпочитает немного переделывать на новый лад уже ставшие популярными композиции. Вместо следования и достижения своим путем, он пристраивается к чужим успехам. Я называю таких людей Хранителями Музеев…

Мне даже спрашивать ни о чем не пришлось, Старьевщик сам прочел в моем взгляде вопрос.

– Оказавшись в новом мире, я не сразу нашел свой маленький ломбард. Мне, как и тебе, пришлось какое-то время попутешествовать, и я много где успел побывать. На пути встречались разные места – от ужасных до прекрасных. Попадались интересные, а бывали и такие, о которых ничего особенного сказать нельзя…

Однажды я наткнулся на маленький городишко, всего в одну длинную улицу. Краска со стен двух-трехэтажных домиков облезла; на витринах магазинов вещи давно повыцветали, а продукты испортились; дорога вся потрескалась и из асфальта торчала трава. Казалось, все люди разом покинули это место, спасаясь от неведомой беды. Я брел, размышляя о том, что здесь могло произойти. К тому времени я уже начал догадываться, что меня окружает мир мертвых. Поэтому трудно было понять, что может грозить человеку, если его и так уже не стало.

Во всем городе я нашел единственное здание, в котором явно кто-то жил. Это был небольшой двухэтажный дом. Словно кукольный красавец – весь блестел, светился ухоженностью и заботой. Справа от входа висела табличка: «Частная картинная галерея Алена Маерса.» Ни секунды не задумываясь, я зашел.

Внутри дом оказался еще лучезарнее, чем снаружи. Ярко, просторно, свежо… Минимум мебели, максимум картин на стенах. Конечно же, я засмотрелся на изображенные на полотнах пейзажи, на сюрреалистичные образы людей и животных, от которых захватывало дух. И даже не заметил, как позади меня возникла чья-то фигура.

– Как вам творчество Алена? – спросила меня пожилая ухоженная женщина. Несмотря на явно почтенный возраст, назвать ее старушкой просто не поворачивался язык. – Нравится?

– Очень! – искренне признался, и вновь повернулся к рассматриваемой картине.

Она удовлетворенно хмыкнула:

– Давайте, я проведу экскурсию.

Я с удовольствием согласился. В течение получаса мне довелось услышать массу великолепных историй о создании той или иной картины, о разных моментах жизни самого автора. Анна (так звали хозяйку музея) оказалась чудесной рассказчицей. Уже сами картины ее деда не казались столь хорошими без комментариев хозяйки. Она восхваляла работы «дедушки Ала» с такой самоотдачей, что я мог только удивляться, насколько она предана его творчеству.

За то время, что мы блуждали по комнатам с картинами, меня заинтересовала сама личность Анны. Она была великолепным оратором, держала себя, словно выступала перед огромной аудиторией. Из ее уст рассказ лился, весенним ручейком в горах. И я начал расспрашивать о ней самой.

Но вот что меня удивило – на каждый вопрос о себе она отвечала уклончиво или, что случалось чаще, переводила ответ в русло биографии своего знатного предка. В конце концов, мне это надоело, и я решил спросить напрямую:

– Анна, почему вы не говорите о себе? Почему каждый раз увиливаете от ответа?

Она решила угостить меня чаем. Мы сидели в креслах в одной из комнат вокруг небольшого столика.

– Перестаньте, – махнула она рукой. – Во мне нет ничего особенного. Я призвана хранить этот музей…

– Нет-нет… – тогда возмутился я (Старьевщик сделал недовольное лицо, забавно показывая мне свое возмущение чрезмерной самокритики той старушки). – Вы удивительно рассказываете. Может быть я изголодался по общению с людьми, но ваши рассказы просто чудесны! Вы не думали их записать?

– Конечно думала! – на миг в ее глазах загорелся огонь энергии, но уже миг спустя их вновь заволокла безжизненная пелена. – Что-то мы все обо мне, да обо мне. Дедушка Ал тоже хотел написать книгу…

Все мои последующие попытки узнать что-нибудь о ней попросту игнорировались, будто она и вовсе не слышала моих вопросов о себе – в голове стоял фильтр.

Она не считала себя талантливой, а была всего лишь «хранительнице чужого успеха», вместо того, чтобы создавать свой. Неверие в собственные возможности превратило ее в рабыню. Ее главной причиной нахождения в Этом Мире и задачей было понять это, и постараться изменить. Но она решила сдаться навсегда, как и все в моем Центре.

Когда я покидал ее музей (точнее музей ее деда), почти у самого входа я обнаружил картину, которой раньше там не висело. У меня непревзойденная память на подобные вещи, поэтому ошибиться я просто не мог. На полотне изображена фигура человека копающего себе яму. Он уже углубился по шею.

Поблагодарив ее за все, я вышел на улицу. Почему-то после обнаружения странной картины хотелось поскорее покинуть это место.

Немного отойдя, я обернулся – может быть мне и показалось, но дом стал еще более ухоженным и приторно кукольным. Лишь много погодя до меня дошло – сам город и этот дом вырос исключительно за счет нее, словно паразит питаясь ее потенциалом, которому нет выхода.

На той картине была она, закапывающая саму себя, утопая в неверии.

Мы выходим из подсобки и направляемся к магазинчику напротив. Это оказывается салон красоты «100$лица». Автоматически подмечаю оригинальное название.

– А это одно из моих любимых мест. Здесь вообще концентрат барышень снабжающих моих Пожирателей Временем «жизненными соками». За их счет я, можно сказать, в основном живу и развиваюсь.

Мы прошли внутрь. Внутри «Столица» просто блистала – свет ламп слепил яркими лучами, кругом сплошные зеркала, в интерьере преобладали розово-фиолетовые тона. В отличие от остальных магазинчиков, где среди полок бродило всего несколько человек, здешний зал заполняли женщины всех возрастов. Они лучезарно улыбались, примеряя себе необычный имидж, крутились перед своими отражениями, стараясь привыкнуть к новому облику. Кому-то красили волосы, кого-то стригли, макияж, маникюр… Почти все дамочки о чем-то разговаривали, от чего в зале стоял приятный оживленный гомон, пахло лаком для волос.