Текст книги "Господин Великий Новгород – расцвет и трагедия"

Но разорение Орды в XIV веке стало бы страшным бедствием для… Москвы. Еще ни один историк не попытался хотя бы приблизительно посчитать, сколько фирма «Калита и К^о» содрала в виде дани с Руси, сколько выплатила в Орду и сколько прилипло к рукам жадных московских князей. В любом случае, суммы огромные. Зачем ломать батог, возвышающий Москву? Я уж не говорю о том, что успехи ушкуйников возвышали Господин Великий Новгород, на который постоянно, начиная с Ивана Даниловича, покушались московские князья.

Москва не столько по окрику из Орды, сколько по своей инициативе начала борьбу не на жизнь, а на смерть с ушкуйниками. Причем сладить с дружинами ушкуйников московским воеводам было не под силу, и они действовали в стиле современных рэкетиров. Устроят ушкуйники погром в Орде, а москвичи схватят во Владимирской Руси какого-нибудь новгородского боярина или богатого купца и требуют выкуп, а то и пойдут в новгородские земли грабить мирных жителей.

Вот, к примеру, в 1386 г. Дмитрий Донской решил наказать Новгород за очередные походы ушкуйников на Волгу и Каму, а заодно пополнить свою казну, и пошел на Новгород войной. Большая рать подошла к Новгороду и стала грабить окрестности, «много было убытку новгородцам и монашескому чину, – говорит летописец, – кроме того, великокняжеские ратники много волостей повоевали, у купцов много товару пограбили, много мужчин, женщин и детей отослали в Москву». Дело кончилось тем, что новгородцы выплатили Дмитрию 8 тысяч рублей, только чтобы он оставил их в покое.

Естественно, что такие бандитские меры резко уменьшали, по крайней мере на время, активность ушкуйников.

Новгород погубила близорукость его бояр и богатых купцов – лучше откупиться, пронесло сегодня, и ладно. Не поняли они простой истины, что если волк узнал дорогу в овчарню, то он не успокоится, пока не перетаскает всех ягнят. Чем платить очередные 8 тысяч Дмитрию, не проще ли было нанять германских или французских ландскнехтов, от одной вести о приближении которых Дмитрий поехал бы по делам не в Кострому, как при Тохтамыше, а драпанул бы до Сарая, а то и до Астрахани. Причем 8 тысяч рублей – это был бы аванс ландскнехтам, а остальное они вместе с ушкуйниками получили бы в Москве. Но история, как говорится, не терпит сослагательного наклонения.

Тем не менее, несмотря на шантаж московских князей, ушкуйники продолжали свои походы. В 1392 г. они опять взяли Жукотин и Казань. В 1409 г. воевода Анфал повел 250 ушкуев на Каму.

Несколько слов стоит сказать и о воеводе Анфале Никитиче. Вятский историк и краевед А.С. Верещагин (1835–1902) утверждал, что Анфал был сыном новгородского боярина и посадника Никиты Матвеевича из рода Мишиничей. Ряд других историков с ними не согласны. Тем не менее в летописях Анфал именуется новгородским боярином.

В конце XIV века Анфал был новгородским наместником в Двинской земле. В 1397 г. Двинская земля отделится от Господина Великого Новгорода. Имел ли место поход в Заволжье войска князя Василия Дмитриевича или двиняне отделились от Новгорода в инициативном порядке, понять трудно.

Однако в следующем 1398 году трехтысячное новгородское войско появилось в Двинской земле. Двиняне были разбиты, а их предводители взяты в плен. Брата Анфала Ивана Никитича, Герасима Расстригу и других двинских воевод привезли в Новгород и торжественно утопили в Волхове. А вот Анфал удрал по дороге.

Анфал собрал большой отряд ушкуйников и на Верхней Каме устроил Анфалов городок. О его месте до сих пор спорят историки. По одной версии – в окрестностях села Бондюк Чердынского района Пермской области. Там нашли остатки кольчуги, русский меч и клад монет XV века. По другой версии, Анфалов городок находился в 400 м к юго-востоку от села Кольчуг, там, где располагался древний волок с Камы на реку Колву.

Среди историков до сих пор нет согласия в целях похода 1409 г. Одни считают, что Анфал со своими ушкуйниками действовал в инициативном порядке, другие – что по приказу московского князя Василия I Дмитриевича.

Не будем забывать, что в 1408 г. хан Едыгей ходил на Русь. Он сжег города Переславль, Дмитров, Серпухов, Нижний Новгород и Городец. Причем последний уже более не восстанавливался.

Войско Анфала было разделено на две части: 150 ушкуев пошли через систему волоков на реку Кострому, а далее на Волгу. А еще 100 ушкуев вместе с самим Анфалом пошли вниз в верховья Камы.

Однако волжский отряд ушкуйников «шел не спеша». Они «взяли корм в Костроме» (то есть грабили город?), затем пошли в разоренный татарами Нижний Новгород. А тем временем камский отряд ушкуйников был разбит татарами под городом Жукотиным. Сам Анфал с сыном Нестером попал в плен. Через 9 лет им удалось бежать в Вятку. Но там 3 (11) июня 1418 г. произошел бой дружины Анфала с отрядом ушкуйников под предводительством Михаила Розсохина. В ходе него погибли Анфал и его сын Нестер.

В 1410 г. Василий I решил покончить с ушкуйничеством на Верхней Волге и заодно взять под жесткий контроль восточную торговлю Господина Великого Новгорода.

Для этого в 1410 г. он приказал заложить крепость Плес на 60-метровом крутом холме над Волгой. Стены ее представляли две 6-метровые деревянные вертикали, а между ними в полость шириной около полуметра засыпали каменные валуны и кирпичи.

Река Волга перед Плесской крепостью тогда имела порожистое русло длиной около 3 км. Ну а Василий I повелел еще поднасыпать камней, дабы совсем сузить судовой ход и иметь возможность контролировать проход судов.

С тех пор нет информации о походах ушкуйников на Волгу, через реку Кострому.

Между тем в начале 70-х г. XIV века опорным пунктом ушкуйников сделался Хлынов[99]99
  В 1781 г. императрица Екатерина II переименовала Хлынов в Вятку, а в 1934 г. большевики переименовали его в Киров.


[Закрыть] – крепость на реке Вятке. Высшая власть в Хлынове принадлежала вечу. В отличие от Новгорода и Пскова хлыновское вече никогда не приглашало к себе служилых князей. Для командования войском вече выбирало атаманов (ватманов). Географическое положение Хлынова облегчало его жителям походы как в Предуралье и за Урал, так и на булгар и Золотую Орду.

«Малочисленный народ Вятки, – писал Карамзин, – управляемый законами демократии, сделался ужасен своими дерзкими разбоями, не щадя и самих единоплеменников, за то что стяжал себе не особенно почетное название – хлынские воры».

Надо ли говорить, что золотоордынские ханы мечтали стереть Хлынов с лица земли. В 1391 г. по приказу хана Тохтамыша царевич Бекбут разорил вятские земли и осадил Хлынов. По уходу татар, новгородские ушкуйники вместе с устюжанами напали на принадлежавшие татарам булгарские города – Казань и Жукотин, и разорили их. Следствием этого стало новое нападение на Хлынов со стороны татар.

Посылаемых на Вятку с ратью московских воевод вятчане старались подкупить добрыми «поминками», давая в то же время крестное целование быть на всей воле московских князей, но это крестное целование им было нипочем: они не раз ему изменяли.

Поскольку московские воеводы не могли покорить Хлынов, то в дело шли замполиты, пардон, московские митрополиты, которые слали в Хлынов грозные послания, где пугали вятичей геенной огненной, бесами и прочей нечестью. Но напугать ушкуйников было непросто.

Окончательно покончить с Хлыновым Москве удалось лишь в 1489 г., когда Иван III двинул на Вятку 64-тысячное войско под началом воевод Данилы Щени и Григория Морозова. Были в войске и казанские татары под предводительством князя Урака. 16 августа московская сила появилась под Хлыновым. Сопротивляться было невозможно. Вятчане попробовали прибегнуть к прежнему средству – подкупить воевод и заискать их милость. С этой целью они выслали воеводам хорошие поминки. Воеводы эти поминки приняли, но дали лишь день отсрочки штурма города.

Уже после начала штурма вятичи вступили в переговоры о капитуляции. Это позволило бежать значительной части осажденных. По приказу Ивана III с Хлыновым поступили, как раньше с Новгородом: большая часть жителей была выселена в московские города, а вместо них поселены жители московских городов, а главных «крамольников» казнили.

1 сентября повезли пленное население Хлынова в московские пределы. Великий князь велел их расселить в Боровске, Алексине и Кременце, где им были даны усадьбы и земли, торговых же людей поселили в Дмитрове.

Часть вятчан была поселена даже в подмосковной слободе: нынешнее московское село Хлыново свидетельствует об этом поселении.

Так было покончено с последним оплотом ушкуйников. Однако спасшиеся из Хлынова ушкуйники обосновались на Волге в районе современного города Камышина. Как писал в 1915 г. известный историк казачества Е.П. Савельев: «Вот в этих-то местах, согласно памяти народной, выраженной в песне волжско-донской вольницы – “Как пониже-то, братцы, было города Саратова, а повыше-то было города Камышина, протекала Камышинка река…” и нужно искать первые становища хлыновцев, бежавших от порабощения московских князей. Торговые караваны давали случай этой вольнице приобретать “зипуны”, а пограничные городки враждебных Москве рязанцев служили местом сбыта добычи, в обмен на которую новгородцы могли получать хлеб и порох.

Иван III, зная предприимчивый характер этой удалой вольницы, поселившейся за пределами его владений, вблизи окраин враждебного ему княжества Рязанского, зорко следил за движениями этой горсти людей, не пожелавших ему подчиниться. Чтобы предупредить сношения рязанцев с этой вольницей, Иван III напоминал своей сестре, вдовствующей рязанской княгине Агриппине, не пускать ратных людей дальше Рясской переволоки, “а ослушается кто и пойдет самодурью на Дон в молодечество, их бы ты, Агриппина, велела казнити”.

<…>

При движении на Дон с Днепра черкасов, белогородских и старых азовских казаков новгородцы спустились вниз по этой реке до самого Азова, смешались с другими казацкими общинами и таким образом положили основание “Всевеликому Войску Донскому”, с его древним вечевым управлением.

Казаки-новгородцы на Дону – самый предприимчивый, стойкий в своих убеждениях, даже до упрямства, храбрый и домовитый народ. Казаки этого типа высоки на ногах, рослы, с широкой могучей грудью, белым лицом, большим, прямым хрящеватым носом, с круглым и малым подбородком, с круглой головой и высоким лбом. Волосы на голове от темно-русых до черных; на усах и бороде светлее, волнистые. Казаки этого типа идут в гвардию и артиллерию.

Говор современных новгородцев, в особенности коренных древних поселений, во многом сходен с донским, жителей 1-го и 2-го Донских округов. Как те, так и другие звук щ не выговаривают, а заменяют его двойным ш, например, ишшо, ишшобы, пешшаный, пешшинка, што (что), пишша и пишта (пища) и проч. Вместо жд всегда почти употребляют: Рожество, одежа, надежа (надежда), дож и проч. Вместо к всегда х, в словах: хрешшенье, дохтур и др. Также: скусно, свиток и твиток (цветок), сумлеваться, сусел, укунуться, анагдась, глыбоко, быдто, кружовник, ослобонить, некрут, антиллерия, дака (дай-ка), ухи, польга (польза), слухать, верьх, и верьхи (верхом), молонья (молния), женьшина, болесть, ужасть, жисть, скупердяй, панафида (панихида), трухмал, лясы точить, ну те к ляду, сиверка, сивер, исть (есть) и др. Новгородцы лучше, чем москвичи, знали древние сказания о начале Руси и ее славных витязах-богатырях. Язык их деловых бумаг, как и старых донских казаков, чище московского и отличается от последнего как чистотой, так и образностью выражений.

Новгородцы также занесли на Дон названия: атаман, стан, ватага, ильмень (общее название большого чистого озера) и др.»[100]100
  Савельев Е.П. Древняя история казачества. М.: Вече, 2002. С. 261.


[Закрыть].

В XIV–XV веках московские летописцы пытались всячески очернить ушкуйников и новгородцев вообще, называли их разбойниками, крамольниками и т. д. А вот потом о деяниях ушкуйников было велено просто забыть. Упоминаний о них нет ни в школьных, ни в университетских учебниках XIX–XX веков. Тот же С.М. Соловьев в своем огромном труде «История России с древнейших времен» отводит ушкуйникам лишь несколько абзацев и без всяких комментариев. Авторы множества романов о временах Дмитрия Донского, как, например, Ю. Лощиц, М. Каратаев, зло и оскорбительно отзываются об ушкуйниках: мол, мешали генеральной и прогрессивной линии товарища Ивана Калиты и его героического внука.

Но вот в 1924 г. об ушкуйниках вспомнили организаторы русского эмигрантского движения. В Англии и США часть скаутов стали называть себя «Роверами». В английской традиции этим словом обозначали пиратов, корсаров, отличавшихся своей лихостью и предприимчивостью. Тогда наши эмигранты решили называть русских скаутов «ушкуйниками». Несколько лет в 1920-х гг. этот термин использовался, а затем исчез.

Итак, на Руси ушкуйники были забыты окончательно. Но их никогда не забывали татары. Другой вопрос, что при царе и большевиках писать об этом было нельзя. Но вот с 1991 г. практически ни один труд татарских историков не обходится без проклятий по адресу ушкуйников. Татарские художники рисуют полотна, где изображают схватки их предков со злодеями ушкуйниками. Вот, к примеру, монография Альфреда Хасановича Халикова («Монголы, татары, Золотая Орда и Булгария», Академия наук Татарстана, Казань, 1994). Ох, как не нравятся автору «разбойные походы новгородских ушкуйников, например, в 1360, 1366, 1369, 1370, 1371 гг.». «1391–1392 гг. – массированный поход новгородцев и устюжан на Вятку, Каму и Волгу, взятие ими Жукотина и Казани».

«Грабительские походы русских ушкуйников, начиная с 1359 года постоянно снаряжаемые против Булгарского улуса, привели булгарские земли на грань опустошения и разорения. Так, на надгробии 55-летнего Инука, найденном в Булгаре, хотя и невозможно разобрать, от чьей руки он погиб, но вряд ли вызывает сомнение, что это были ушкуйники. Такие камни характерны и для времен Казанского ханства, там прямо указано, что покойник был убит во время “нашествия русских”»[101]101
  Марсель Ахметзянов, кандидат филологических наук «Турусы на колесах, или о новых фальсификациях в истории татарского народа» (Журнал «Идель» № 5/1993).


[Закрыть].

На реке Каме татарские археологи обнаружили город Кашан, состоявший из двух городищ. Кто его разрушил? Конечно, ушкуйники в 1391 г., как утверждает тот же Халиков.

Из трудов казанских историков можно составить длинный список булгарских городищ, уничтоженных русскими в XIV веке.

Почитаешь казанских историков и видишь, что ушкуйники просто жить не давали миролюбивым труженикам Золотой Орды. Ну что ж, каждый историк волен по-своему оценивать те или иные события. Но почему у наших надутых и важных историков с Воробьевых гор память отшибло в вопросе об ушкуйниках, как, впрочем, и во многом другом?

Глава 11
Новгород и усобицы потомков Дмитрия Донского

Господин Великий Новгород не по своей воле был втянут в 30-летнюю феодальную войну (1425–1453) потомков Дмитрия Донского.

19 марта 1389 г. в Москве умер великий князь Дмитрий Иванович. В завещании он благословил своего старшего сына Василия на великое княжение владимирское, которое назвал своей отчиной. Донской уже не боится соперников для своего сына ни из Твери, ни из Суздаля.

Принципиально важным в завещании является передача власти в Москве и Великом княжестве Владимирском сыну Василию, а в случае смерти Василия – следующему сыну Юрию. Позже историки объясняли это тем, что у Василия еще не было детей. Но Василию исполнилось всего 18 лет, и он был обручен с Софьей, дочкой князя Витовта. Что же, Дмитрий Донской заранее решил, что у молодых не будет детей, или он и его бояре были безграмотны и не могли написать в завещании, что престол переходит к старшему сыну Василия, а при отсутствии такового – к брату Юрию?

Василий I уже к 1423 г. предчувствовал приближение смерти и был крайне озабочен проблемой престолонаследия. Над ним «дамокловым мечом» висело завещание Дмитрия Донского, по которому, как мы знаем, Василию наследовал брат Юрий. Причем это была не прихоть Дмитрия, а норма древнерусского феодального права, существовавшего уже 600 лет.

Князю Юрию было 49 лет, и он показал себя опытным полководцем. Так, в 1392 г. он водил рати на Новгород и взял Торжок, в 1399 г., как мы уже знаем, воевал в Булгарии, и т. д.

К 1425 г. у Юрия Дмитриевича было четыре взрослых сына (20–25 лет): Василий Косой, Дмитрий Большой (Шемяка), Дмитрий Меньшой (Красный) и Иван. Таким образом, у Юрия Дмитриевича было кому продолжить династию и кому защищать княжество. Любопытно происхождение прозвища Шемяка. Судя по всему, он происходит от слова «шеемяка», то есть силач, способный любому намять шею. Дмитрий Шемяка при небольшом росте (около 168 см) был крепкого телосложения и обладал большой физической силой.

Согласно духовному завещанию Дмитрия Донского Юрий Дмитриевич в 1389 г. получил в удел города Звенигород, Рузу и Галич-Мерьский (он же Костромской). Столицей своего удела Юрий сделал подмосковный Звенигород. Точное время его основания неизвестно, но, во всяком случае, он существовал к началу XIII века и принадлежал черниговским князьям. В начале XIV века Звенигород был захвачен московскими князьями.

Кто же мог противостоять Юрию Дмитриевичу после смерти великого князя Василия I? Семилетний сын Василия I Василий и два иностранца – грек Фотий и литовка Софья Витовтовна? На кого мог положиться Василий I? На Орду? Конечно, ее нельзя было сбрасывать со счетов, но «замятня» там продолжалась.

По научению жены Василий Дмитриевич в 1420 г. отправил к Витовту митрополита Фотия со своей духовной грамотой, в которой отдавал своего сына Василия под покровительство великого князя литовского. Замечу, что этим актом сын Дмитрия Донского делал вассалом великого князя литовского не только своего сына, но всю Владимиро-Суздальскую Русь. Таким образом, Василий I из ревности, а может, и ненависти к брату готов был поступиться независимостью Московского княжества.

Витовт, естественно, согласился. «А сразу за Фотием в Литву отправилась великая княгиня Софья Витовтовна, привезшая восьмилетнего Василия Васильевича на свидание с дедом в Смоленске. Очень вероятно, что именно тогда все еще находившийся в Литве (поскольку Борак доминировал в степи по меньшей мере до лета 1423 г.) хан Улу-Мухаммед и выдал на имя сына великого князя ярлык. Инициатива в этом, можно полагать, исходила от Витовта, желавшего таким образом еще более оградить владельческие права внука от возможных притязаний со стороны его дядьев с отцовской стороны»[102]102
  Горский А.А. Москва и Орда. М.: Наука, 2003. С. 138–139.


[Закрыть].

14 августа 1427 г. Витовт пишет магистру Ливонского ордена: «…как мы уже вам писали, наша дочь, великая княгиня московская, сама недавно была у нас и вместе со своим сыном, с землями и людьми отдалась под нашу защиту». Итак, наступил звездный час великого литовского князя – ему покорилась Москва!

Русские летописи подтверждают факт обращения Софьи Витовтовны и московских бояр к Витовту. С 25 декабря 1426 г. по 15 февраля 1427 г. у литовского князя находился с дипломатической миссией московский митрополит Фотий, а затем прибыли и Софья с Василием. Тем не менее эту постыдную историю постарались забыть как монархические, так и советские историки.

Вслед за малолеткой Василием II на поклон к Витовту кинулись удельные князья – вассалы и союзники Москвы. Вот, к примеру, договор рязанского князя Ивана Федоровича с великим князем литовским: «Я, князь великий Иван Федорович рязанский, добил челом господину господарю своему, великому князю Витовту, отдался ему на службу: служить мне ему верно, без хитрости и быть с ним всегда заодно, а великому князю Витовту оборонять меня от всякого. Если будет от кого притеснение внуку его, великому князю Василию Васильевичу, и если велит мне великий князь Витовт, то по его приказанию я буду пособлять великому князю Василию на всякого и буду жить с ним по старине. Но если начнется ссора между великим князем Витовтом и внуком его великим князем Василием или родственниками последнего, то мне помогать на них великому князю Витовту без всякой хитрости».

Вслед за московским князем в начале августа 1427 г. договоры с Витовтом заключили князь Иван Федорович, внук Олега Рязанского, и пронский князь Иван Владимирович. Согласно этим договорам оба князя «дались в службу» великому князю литовскому Витовту.

Оценив конъюнктуру, великий князь Витовт решил подчинить себе Новгород и Асков. Прозорливые псковские воеводы еще в 1414 г. в 130 км юго-западнее Пскова на излучине реки Великой построили деревянную крепость Опочку.

В 1426 г. Витовт, собрав целый интернационал – литовцев, поляков, чехов, валахов и татар, двинулся на Псков.

Первой на пути Витовта оказалась псковская крепость Опочка. На помощь ее гарнизону из Пскова прискакало только 50 всадников. Опочане устроили врагу ловушку – они подвесили въездной мост в ворота крепости на веревках, поставив снизу остро заточенные колья, а сами спрятались, сделав вид, что в городе никого нет. Когда ратники Витовта ринулись в крепость, оборонявшиеся обрезали державшие мост веревки. Часть нападавших погибла, упав на колья, другая часть была взята в плен.

Далее опочане вывели на стены пленных и произвели экзекуцию. Как гласит Симеоновская летопись, «режущи у Татаръ срамныя уды ихъ, имъ же въ ротъ влагаху, якоже бе и самому Витовту видети то, и всемъ прочимъ съ нимъ, а Ляхомъ и Чехомъ и Волохомъ кожи одираху. Витовтъ же видевъ то и срама исполнися поиде прочь, не учинивъ градку тому ничтоже…»

И действительно, через два дня Витовт ушел, решив не связываться с «крутыми» опочанами.

В 1328 г. Витовт двинулся на Новгород, но для начала решил взять новгородскую крепость Порхов. Об этом походе стоит рассказать подробнее. На месте Порхова еще в XIII веке существовало городище, окруженное валами с деревянной стеной.

Впервые в летописи Порховский городок упомянут под 1346 годом: «…князь Литовскыи Ольгерд с своею братьею с князи и со всею Литовскою землею, и ста в Шелоне, на усть Пшаги реки, а позывая новгородцов: “Хочю с вами видетися; лаял ми посадник ваш Остафеи Дворянин, назвал мя псом”. И взя Шелону и Лугу на щит, а с Порховского городска и с Опоки взя окуп».

Порховский городок, расположенный в 80 км к востоку от Пскова и в 131 км от Новгорода, играл важную стратегическую роль в обороне Новгорода. И вот в 1387 г. «благослови владыка Алексей всь Новъгород ставити город Порхов камен… и поставили город».

Под «всем Новгородом» следует понимать сбор средств со всех городских концов. Строительство велось ударными темпами, и в один сезон была возведена каменная твердыня. Для закладки крепости был выбран остров, находящийся в 1,3 км от городища, ниже по течению реки Шелони. По сравнению с прежним «городцом» новый был по площади примерно в 5 раз больше и более надежно защищен естественными водными преградами. С напольной стороны крепость защищали три каменные башни – Малая, Никольская и Средняя.

10 июля 1428 г. Витовт с отрядом польских рыцарей во главе с Винцентием Шамотульским двинулся на Новгород. Поход был хорошо подготовлен, через леса и болота прокладывались дороги, Витовт вез с собой большие орудия. Так, огромную бомбарду по имени «Галка» тащили 40 лошадей.

Витовт осаждал Порхов 8 дней. При этом «Галка» сумела сделать только один выстрел по крепости. Летописец с необычной подробностью описал выстрел этой пушки. Ее снаряд повредил башню, пробил переднюю и алтарную степу каменной церкви Николая, построенной в 1412 г., и, сбив зубцы и кладку еще одной стены и, перелетев через всю крепость, угодил в осаждающих. Эта затея явно преследовала цель психологического устрашения, так как организовать прямой штурм Малой башни, отделенной от болотистого островка небольшой протокой, было весьма затруднительно. Этот выстрел произвел на осажденных неотразимое впечатление и подробно был описан в летописи.

Во время выстрела «Галка» или, по крайней мере, ее казенная часть, разорвалась. При этом буквально на части разнесло орудийного мастера «немчина Николая». В Новгородской летописи даже приведена иллюстрация, изображающая разрыв «Галки».

Однако новгородские посадники, подсчитав убытки от продолжения войны, предпочли откупиться от Витовта, дав ему 11 тысяч рублей. Мир был заключен 28 июля 1428 г. Витовт двинулся восвояси.

Ну а новгородцы через два года провели кардинальную реконструкцию Порховской крепости. В частности, была значительно увеличена толщина стен, поставлена четвертая башня и т. д.

27 октября 1430 г. Витовт умер. Скорей всего, причиной этому была старость, князю было уже 80 лет, хотя не исключено и отравление. Без особого преувеличения можно сказать, что смерть Витовта спасла Москву и всю Северо-Восточную Русь от включения в состав Великого княжества Литовского.

После смерти Витовта русские и литовские князья провозгласили великим князем литовским Свидригайло Ольгердовича, побратима и свояка Юрия Дмитриевича. Для начала новый князь занял литовские замки и привел к присяге их гарнизоны на свое имя, не упоминая Ягайло, тем обнаружив свое намерение отложиться от Польши. Надо ли говорить, что за этим последовала усобица между Ягайло и Свидригайло. Ляхам и литовцам стало не до Московской Руси. Смерть Витовта развязала руки Юрию Дмитриевичу Галицкому.

Однако из-за ряда московских и ордынских интриг первое сражение между дядей и племянником состоялось 25 апреля 1433 г. на реке Клязьме в 20 верстах от Москвы.

Князь Юрий Галицкий и его сыновья были искусными воеводами. Да еще накануне битвы Василий II устроил пир, как писал А.А. Зимин – «москвичи в дым перепились». Рать Василия II была вдребезги разбита, а сам он, не дожидаясь конца сражения, бежал в Москву. Однако готовить оборону столицы молодой князь не стал, а, собрав казну, жену и мать, бежал в Тверь. Однако великий князь тверской Борис Александрович держал строгий нейтралитет в усобицах потомков Дмитрия Донского и посоветовал беглецам ехать дальше.

Тогда Василий с родней собрался сесть на струги и отправится вниз по Волге в Кострому, а оттуда далее, до самого Сарая. Однако конная дружина Василия Косого сумела захватить Василия прежде, чем он добрался до стругов.

Между тем Юрий Галицкий въехал в Москву и стал великим князем. Дядя поступил с захваченным племянником Василием II великодушно, дав ему в удел город Коломну.

В августе 1433 г. великий князь Юрий Дмитриевич поссорился со своими сыновьями Василием Косым и Дмитрием Шемякой. Юрий Дмитриевич покидает Москву и уезжает в Звенигород. Василий II вернулся в Москву и снова стал великим князем. Через месяц дядя с племянником заключили мир.

Далее пошли усобицы внуков Дмитрия Донского Василия Васильевича с Василием Косым и Дмитрием Шемякой. В конце концов на помощь сыновьям пришел и Юрий Дмитриевич.

В начале 1434 г. Юрий Дмитриевич с сыновьями и вятчанами двинулся в поход. Противники сошлись 20 марта 1434 г. у горы Святого Николая в Ростовской земле. Вместе с Василием II был можайский князь Иван Андреевич и отряд рязанцев. В ходе жестокой сечи Юрий Дмитриевич наголову разбил москвичей и их союзников. Как и в предшествующих сражениях, Василий II бежал, не дождавшись конца боя. Он прибежал 1 апреля в Новгород, а Иван Можайский укрылся в Твери.

К этому времени в Новгороде служилым князем был Юрий, сын Семена (Лугвеня) Ольгердовича. Новгородцы попросили Юрия избавиться от незваного гостя. 5 июня дружинники Юрия подъехали к стану Василия II. До применения силы дело не дошло, поскольку московские беглецы собрали пожитки и отправились в Тверь.

31 марта, «в среду на Святой неделе», в Москве торжественно ударили в колокола. Ворота раскрылись, и народ радостно встретил дружину галицких князей. Воевода Роман Хромой поступил на службу к Юрию Дмитриевичу, а великие княгини Софья Витовтовна и Мария Ярославна под конвоем отправились в ссылку в Звенигород. Итак, Юрий Дмитриевич вторично стал великим князем московским.

Однако в ночь с 5 на 6 июня 1434 г. Юрий Дмитриевич внезапно умер. Вполне возможно, имело место отравление – любимый метод племянника Василия, но доподлинных подтверждений этому, увы, нет.

К этому времени Василий Васильевич находился в Нижнем Новгороде и собирался бежать в Орду.

В момент смерти Юрия Дмитриевича в Москве был его старший сын Василий Косой, а Шемяка и Красный гонялись за Василием II. Не мудрствуя лукаво, Косой объявил себя великим князем московским. Однако этому решительно воспротивились… его братья. Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный объявили Василию Косому: «Ащще не восхоте Бог, да княжит отец наш, а тебя и сами не хотим». Мотивы действия братьев мне абсолютно неясны.

Таким образом, братья Дмитрии Юрьевичи буквально «за ручку» привели двадцатилетнего Василия II в Москву и посадили его на престол. Факт, который тщательно обходили московские дьяки и царские историки.

Естественно, что Василий щедро вознаградил своих спасителей. Дмитрий Шемяка получил в дополнение к Рузе Углич и Ржеву, а Дмитрий Красный – к Галичу Бежецкий Верх. В докончании с двумя Юрьевичами (около 5 июня 1434 г. – 6 января 1435 г.) Василий II санкционировал их право на владение землями, завещанными им их отцом князем Юрием Дмитриевичем, а также подтвердил собственное им пожалование. Оно состояло из удела недавно умершего князя Константина Дмитриевича (Ржева и Углич) и Бежецкого Верха.

«Бежичами» жаловался Дмитрий Меньшой «по старине», то есть на условиях «сместного» (совместного) владения с Великим Новгородом. Положение Вятки определялось распоряжением Юрия Дмитриевича («по отца вашего последнему докончанью»), то есть Вятка должна была находиться в совместном владении Юрьевичей. В качестве компенсации за сожжение Галича зимой 1434 г. Василий II освободил этот город от уплаты «ордынского выхода» на три года («а галицькие ми выти не взяти в выход три годы»).

Между тем Василий Косой через Тверь бежал в Господин Великий Новгород, где он пробыл до октября 1434 г. Собрав войско, Косой двинулся в Бежецкий Верх, затем в вологодские земли, а оттуда – на Кострому. Пробыв несколько недель в Костроме, Косой двинулся на Москву.

6 января 1435 г., в самый праздник Богоявления, московское войско во главе с самим великим князем Василием II разгромило полки Василия Косого в кровопролитной битве на реке Которосль, между Ярославлем и Ростовом. (Современный город Козьмодемьянск в 15 км южнее Ярославля).

Зимой 1436 г. в Москву приехал Дмитрий Шемяка. Он пригласил Василия II к себе в Углич на свадьбу. Невестой Шемяки была дочь князя Дмитрия Васильевича Заозерского Софья. Однако Василий II велел схватить своего двоюродного брата, заковать в кандалы и отвезти в Коломну.

В войне между потомками Донского наступило почти пятилетнее затишье. Перемирие с Шемякой Василий II использовал для похода на Новгород. Почему? Может, республика отказалась от политики строго нейтралитета и стала помогать Шемяке? Ни в коем случае! Раз есть возможность, почему бы лишний раз не «сходить за зипунами»?