Текст книги "Исполнитель желаний"

25. Капитан Акраконов желает знать

Впервые Судьба близко свела их всех троих на берегу моря.

Тем летом для проведения экспериментов по проекту «Атомос» привлекался Черноморский флот.

Разумеется, в суть экспериментов, ни экипажи судов, ни их командиры, ни даже штаб флота, не посвящались. Перед командующим флотом главкомом была поставлена задача: выделить для обеспечения оборонных исследований, проводимых Объектом «17-17», необходимое число вымпелов и организовать их действия в соответствии с планом, утвержденным представителями обеих сторон. Все.

Капитан Акраконов приказом начальника Особого отдела Объекта полковника Левковца был назначен ответственным за обеспечение режима секретности серии испытаний, проводимых с участием флота. Артур отбыл в Новороссийск за месяц до их встречи и сидел там безвыездно.

А старшему лейтенанту Мимикьянову было поручено личное сопровождение в Новороссийск профессора Вулканова, который являлся научным руководителем этих исследований.

Эксперименты с участием флота проводились пятое лето подряд. С точки зрения контрразведчиков, это была обычная рутина. Летние эксперименты на море рассматривались личным составом Особого отдела, как хороший повод слетать на море, поплавать, попить вкусного и дешевого виноградного вина вдали от начальственных глаз, и свести максимально тесное знакомство с темпераментными южанками. С таким настроением Ефим и летел в Новороссийск.

Но в тот раз все пошло не так гладко.

Леонид Иванович, обычно любивший поговорить, весь четырехчасовой полет на военно-транспортном борту был непривычно молчалив. А, прибыв на базу сторожевых кораблей, вдруг решил изменить утвержденный план.

Эксперимент состоял в серии залпов кормового орудия малого сторожевого корабля по размещенной в открытом море мишени – небольшой старой барже. Стрельбы проводились в присутствии изделия «С». Специальная группа офицеров накануне доставила его на базу сторожевых кораблей. Было оно совсем небольшое и размещалось в специальном футляре, размером с обычный портфель-дипломат.

За день до выхода в море Вулканов неожиданно потребовал, чтобы во время стрельбы в броневой башни отсутствовал боевой расчет, и огонь велся в автоматическом режиме. В принципе, корабль был оборудован системой дистанционного управления, замкнутой на командирскую рубку. Но, как часто бывает: когда техника необходима, тогда она и выходит из строя.

Отказывался работать электромотор лифта автоматической подачи снарядов. Обнаружились неполадки в электронике. Вышел из строя блок целеуказания, и отсутствовали запасные детали для его ремонта. Не мог помочь в отладке капризничающего компьютера управления огнем эскадренный электронщик. Как раз накануне он подхватил простуду с высокой температурой и слег.

Но профессор упрямо стоял на своем.

Естественно, командир корабля и штаб эскадры сторожевых кораблей выразили недовольство таким изменением плана, согласованного обеими сторонами. В нем ни слова не было о дистанционном управлении орудийной стрельбой.

И неожиданно они получили поддержку в лице представителя Объекта – капитана Акраконова.

Во время последней беседы начальник артвооружений эскадры, после Вулкановского нажима, нехотя, пообещал через день-два довести систему дистанционного управления на сторожевике «Отважный» до рабочего состояния. Но напоследок сказал:

– Вы бы, дорогие товарищи ученые, определились сразу, что вам надо… А то получается – сегодня одно, завтра – другое, послезавтра – третье! Это у вас там, в науке такая эквилибристика возможна. А у нас – режим боевой подготовки и дежурства! Мы на каждый ваш чих реагировать не можем. Вы же план совместной работы подписывали? Подписывали! А там о дистанционном управление стрельбой – ничего нет! – и вздохнув, добавил. – Даже особист ваш, и тот против…

Вечером этого же дня они втроем сидели в комнате гостевого домика, предоставленного сотрудникам Объекта командованием базы.

Ефим с профессором уже побывали на местном базарчике, расположенном рядом с базой сторожевых кораблей, купили местного домашнего вина в оплетенной бутыли и очень дешевых по Сибирским меркам винограда и абрикосов.

Но, как это ни странно, несмотря на жару, как будто чувствовали легкий озноб. Наверное, причина была в том, что у них на юге Западной Сибири погода стояла такая же жаркая, но, в отличие от черноморского берега, очень сухая. Здесь же воздух был до предела насыщен влагой, она пробиралась под одежду и постоянно охлаждала привыкшую к сухому воздуху кожу.

Вулканов с Ефимом были совсем не загорелыми. На их фоне Акраконов, успевший за месяц пребывания в Новороссийске поджариться до ярко шоколадного цвета, смотрелся, как морской волк.

– Ты, что это, Артур, решил работой отдела поруководить? – спросил Вулканов, наливая в бокал местного «Каберне». – Решил меня учить, как исследования строить?

Акраконов сидел в кресле, спокойно щипал кисть черного винограда. Но Ефим его напряжение почувствовал.

– Зачем вы так, Леонид Иванович? Я свое место знаю, – спокойно произнес Артур.

– А чего тогда акт согласований не подписываешь, а? – склонил голову седой лис.

Подпись контрразведчика едва ли не со времен Лаврентия Павловича была обязательной под актом изменения условий выездного эксперимента.

В принципе такие изменения были скорее правилом, чем исключением. Жизнь всегда вносила какие-то поправки в первоначальные планы, да и в научных головах непрерывно что-то рождалось. Но повредить соблюдению режима секретности эти изменения не могли.

Выездные опыты, всегда проходили на закрытых, строго охраняемых территориях. Возможности предполагаемого иностранного разведчика или – не дай бог! – террориста проникнуть на малый сторожевой корабль «Отважный» никак не возрастали в связи с тем, что управление огнем будет вестись не из самой орудийной башни, а из командирской рубки.

Подпись контрразведчика в данном случае носила формальный характер. Обычно курирующие эксперимент офицеры подмахивали такие акты, не глядя.

Но в этот раз капитан Акраконов акт почему-то подписывать не спешил.

– Леонид Иванович, прошу понять меня правильно. – официальным голосом произнес он. – У вас – своя работа, у меня – своя. Вы хотя бы в общем виде объясните мне, что за эксперимент мы проводим, и зачем нужно это дистанционное управление… И я подпишу! Я уверен, для изменения условий у вас есть самые серьезные основания! Но я должен хотя бы приблизительно их знать… Я же не резиновый штемпель, в конце концов! Надо, не надо, поставил подпись и дело с концом! Я должен понимать, за что я, собственно, расписываюсь, и, значит, беру на себя ответственность!

Старый лис внимательно посмотрел на капитана, опустил глаза и задумался. Странное у него было лицо. Наблюдая за профессором в течении уже достаточно долгого времени, Ефим пришел к выводу, что Вулканов прекрасно владеет собой. Чтобы не происходило, лицо у него всегда имело добродушное выражение. А что творилось у него внутри, понять было не возможно. И вот Мимикьянов, едва ли не физически, ощутил – в душе Вулканова бурлит гнев. И он вот-вот вырвется наружу.

– Да, ладно тебе, Артур, чего ты вдруг заупрямился? – пытаясь разрядить обстановку, мирным тоном обратился к Акраконову Ефим. – Чего ты заговорил, как на аттестации? Наше с тобой дело – внешнюю защиту научных исследований обеспечить. А защиту чего – не наше дело. Ты же – не первый год в органах!

– Товарищ, старший лейтенант! – неожиданно жестким командирским голосом рубанул Акраконов. – Не надо меня учить, как мне поступать. Тем более, что я старше и по опыту работы в органах и по званию!

Мимикьянов даже растерялся. Они с Артуром находились, не в товарищеских, но в нормальных доброжелательных отношениях, и никогда таким тоном друг с другом не разговаривали.

Разница в званиях между старшим лейтенантом и капитаном на иерархической лестнице была ничтожна: и тот и другой являлись младшими офицерами. Качественный скачок в должностях начинался только с майора. Это звание позволяло занимать в отделе руководящие должности. В органы Артур пришел, самое большое, на пару лет раньше. Так что, объективно говоря, изображать из себя опытного наставника у Акраконова не было никаких оснований.

Ефим понял, что Артур злится. Он спросил себя: почему? Посмотрел на Акраконова, и как-то внезапно ему стало ясно, – почему.

Капитан смертельно хотел знать, в чем состоит сущность оружия, разрабатываемого по проекту «Атомос». И настойчиво пытался выведать хоть что-нибудь у руководителя ведущего отдела.

Слово «смертельно», непонятно почему родилось в сознании Ефима. Как оказалось впоследствии, оно очень точно характеризовало желание капитана Акраконова. Но тогда, разумеется, оба они знать этого не могли.

– Ну, извините, господин генерал! – нарочито насмешливым тоном произнес Ефим, сожалеюще развел руками и потянулся к графину с рубиновым вином. – Позвольте вам винца-с налить?

– И не надо здесь, ерничать! – совсем уж по-строевому зазвенел голос Артура. – Не то место и не то время! Не забывайте, каким делом занимаемся!

На последних словах Вулканов поднял седую голову, посмотрел на Акраконова и коротко и сухо спросил:

– Не будешь подписывать?

– Леонид Иванович, – совсем другим в сравнении с тем, каким он только что разговаривал с Ефимом, уважительным тоном произнес Артур, – вы поймите, я совсем не против предложенных изменений… Я – за! Но – я не могу…

– Ты скажи прямо: будешь или нет? – с непривычной резкостью, прервал Артура старый лис.

– Буду, конечно! – поднялся со своего места Артур. – Только сначала я должен…

Вулканов махнул рукой:

– Ладно, – тяжелым голосом произнес он. – Я понял. Не надо! Без тебя, Артур, обойдемся! Я сам с твоим начальством свяжусь и все согласую! Помогу тебе, чтобы твоя совесть была спокойна! Чтоб ты себя резиновым штемпелем не чувствовал!

Леонид Иванович замолчал. Повернул голову и с минуту смотрел в синее окно. Потом выпил пол бокала рубинового вина. Закрыл глаза. А когда открыл, это был снова доброжелательный, улыбчивый, хорошо всем знакомый профессор Вулканов. Своим обычным мягким тоном, без всякого следа только что бушевавшего внутри гнева, сказал:

– А вот я, ребята, честно говорю, иногда очень бы хотел побыть, как ты говоришь, Артур, резиновым штемпелем! Чтобы ничего от меня не зависело. Не так-то это сладко, ребята, когда все от тебя зависит. Да!

Напряжение между ними спало. Но не до конца. Нет.

26. Неудачные испытания

«Отважный» отходил в море в шесть утра.

Крепкий стальной кораблик, негромко постукивая двигателем, отвалил от причальной стенки, стрельнул в утреннюю свежесть пресным нефтяным дымком и уверенно пошел в светло-сиреневый сумрак, в котором не было ни моря, ни неба.

Но через несколько минут мир пришел в порядок: перед стальным носом корабля внезапно, как будто его провела чья-то гигантская рука, возникла идеально ровная черта горизонта. Прошло еще несколько мгновений, и из моря показался празднично-алый краешек солнца.

Оно всходило уверенно и радостно.

Оно всходило, как Сбывшееся Желание.

Море выровнялось, выглаженное гигантским, невидимым утюгом, и заблестело, будто облитое судовым лаком. Сырой воздух сразу перестал пахнуть нашатырем, а дохнул в лицо сладкой арбузной свежестью.

К месту стрельб они добежали за тридцать минут.

Баржа стояла здесь на канатах уже несколько дней.

Кроме командира «Отважного» в рубке находился первый помощник, профессор и Артур с Ефимом. Из всех присутствующих лишним здесь был только Ефим. О чем Артур ему и сказал. Но Мимикьянов сделал вид, что его слова не расслышал.

Профессор в штурманском уголке, раскрыв крышку кейса, возился с изделием «С». Ефим сделал пируэт по рубке и попытался заглянуть за откинутую крышку. Частично это ему удалось. Он увидел обычный пульт с рядом циферблатов и переключателей. Такая приборная доска могла управлять чем угодно: автомобилем, самолетом, радиостанцией.

Приблизившись к барже на расстояние примерно в одну морскую милю, корабль принял самый малый ход.

Баржа хорошо просматривалась в открытые смотровые щели рубки.

– Цель взята! – раздался в динамике голос командира орудия.

В этот раз он находился не в своей орудийной башне, а в отсеке под бронепалубой.

– Первый выстрел, – произнес командир корабля.

У капитана второго ранга было молодое крепкое лицо с прозрачными, как оптические линзы глазами.

– Есть – первый выстрел! – деловито ответил динамик.

Через мгновение носовая артиллерийская башня вздрогнула, в рубку ворвалась звуковая волна, а из короткого ствола орудия вырвался снопик рыжего пламени и легкий пепельный дымок.

Взгляды всех присутствующих впились в черный силуэт баржи.

На ощутимом расстоянии перед ней вырос белый пенистый взрыв.

Командир корабля чуть заметно поморщился.

– Недолет. – обронил он.

Ефим видел: не замечая ничего вокруг, профессор что-то настраивает на своем пульте. В другом углу рубки Артур Акраконов что-то шептал в ухо старшему помощнику. Тот, не отрывая глаз от баржи в море, согласно кивал головой в синей пилотке.

– Второй выстрел, – приказал в микрофон командир корабля.

– Есть – второй выстрел! – сразу ответил динамик.

Орудийная башня снова вздрогнула.

Всем показалось, что разрыва не было слишком долго.

Наконец, далеко позади за баржей вырос большой молочный цветок.

– Перелет! – констатировал командир корабля. Теперь к недовольству в его голосе прибавилось и удивление. – Что это у нас с Кондаковым, а, Борис Петрович? – обратился он к старшему помощнику. – Из башни, всегда тютелька в тютельку бил, с первого раза мишени на дно опускал, а тут? С такого смешного расстояния и – два промаха. Электроника что ли барахлит, а?

Старший помощник изобразил на лице гримасу недоумения:

– В порядке была электроника. Два раза программу прогоняли. Сам не пойму, что это с ним!

Ефим оглянулся: профессор едва не уткнулся длинным лисьим носом в пульт изделия «С».

Командир корабля наклонился к микрофону, хотя это было не нужно: чуткий микрофон улавливал его голос с любого расстояния и громко скомандовал:

– Третий выстрел!

– Есть третий выстрел! – ответил динамик.

Всем показалось, что стальной пол под ногами вздрогнул. Орудийная башня на носу, будто подпрыгнула. Ее сизый грибообразный корпус сполз набок. Из открытых смотровых щелей ударили струи темно-бурого дыма.

Находящиеся в рубке оцепенели.

Как выяснилось позже, третий снаряд разорвался прямо в зарядной части орудия. К счастью, никто не пострадал. Согласно измененным по настоянию профессора Вулканова условиям эксперимента, штатного боевого расчета в башне не было. Управление огнем велось дистанционно из центрального отсека, расположенного под бронепалубой.

Акраконов торжествовал. Уж он-то к плачевным результатам эксперимента никакого отношения не имел: он даже отказался подписывать лист согласований.

Однако, как это ни странно, сам профессор Вулканов отнюдь не горевал. Более того, его живые лисьи глаза прямо-таки лучились радостью.

Дело дошло до того, что, не объясняя причину своего хорошего настроения, он вечером притащил в жилой домик бутылку марочного коньяка и кастрюлю люля-кебабов из близлежащего армянского ресторана.

Артур пил коньяк, смотрел на довольного профессора, и на его лице проступало растерянное выражение человека, чувствующего, что его обманывают, но не понимающего, в чем.

Ефим тогда тоже еще не все понимал до конца.

Но о многом уже догадывался.

Когда Артур ушел, они с профессором вышли на балкон подышать сырым морским воздухом.

Невдалеке дрожали огни портовой окраины Новороссийска.

– Профессор, а чему вы, собственно, так радуетесь? – спросил Ефим. – Стрельбы пришлось прервать… Испытания прибора сорвались.

– Как это сорвались? – повернулся к нему, блестя глазами Вулканов. – Напротив, они состоялись. И очень успешно! Я желал , чтобы ни один снаряд не попал в баржу. Мое желание исполнилось! Баржа осталась целой и невредимой. Изделие «С» обеспечило связь с Большим Сознанием и передало Ему мое желание. Большое Сознание выстроило события так, что ни один снаряд в цель по разным причинам не попал! – профессор пожевал тонкими лисьими губами и негромко добавил: – Испытания прибора «С» завершились успехом. Я бы даже рискнул сказать: полным успехом!

– Подождите, профессор! – упрямо возразил Ефим. – Но ведь это может быть простым совпадением! Обычные артиллерийские промахи в первых двух случаях, и бракованный снаряд в третьем! Причины того, что баржа осталась целой – вполне обычны. Для объяснения случившегося не требуется вмешательства какого-то Сознания Вселенной!

– В том-то и дело! – поднял палец Вулканов. – В том-то и дело, что Вселенная управляет событиями через обычные физические законы. В данном случае, скажем, законы баллистики и поведения взрывчатых смесей. И никак иначе! Чудес не бывает! Зря вы их от нее ждете! Никакой мистики! Одна скучная реальность!

27. В кафе «Наука»

Майор шел по поселку, погруженный в размышления.

Фиолетовый воздух густел. Вздымающийся над поселком силуэт водонапорной башни стал угольно-черным. На востоке еще неярко, бледной манной крупой высыпали первые звезды.

К дому профессора можно было попасть двумя путями. Мимикьянов почему-то выбрал длинный. И, как вскоре оказалось, поступил правильно.

Проходя мимо кафе «Наука», он заглянул в его ярко освещенное окно. И сразу увидел: за ближним к стеклу столиком сидела Эмма Панеш. А рядом с ней – человек, представившийся некоторое время назад, как полковник Тубальцев.

«Интересно! – сказал себе майор. – Очень интересно!»

Он не стал заходить в кафе в дверь с улицы, а сначала поднялся на веранду и проник в кафе через нее. Выгода этого входа состояла в том, что рядом с ним высилась решетчатая перегородка, покрытая вьющейся зеленью. За ней можно было оставаться невидимым для остальных посетителей «Науки».

Войдя в кафе, майор, кошкой проскользнул за перегородку. Ни Эмма, ни Тубальцев его не заметили. К счастью для майора, стоящий за перегородкой столик оказался пуст. Ефим тихо опустился на стул и посмотрел на зал сквозь решетку.

Интересующие его лица сидели совсем недалеко.

По иронии судьбы, за тем же столиком полгода назад закончился роман между ним и театральной критикессой.

В тот день они созвонились в обед и договорились встретиться здесь, в кафе «Наука», в восемь вечера.

Ефим пришел в кафе минут на десять раньше, но Эмма уже сидела за столиком.

Когда он попытался поцеловать ее в щеку, она демонстративно уклонилась.

– Я тебя уже час, как жду! – недовольным тоном произнесла она.

– Мы же договорились в семь. Сейчас без пяти! – начал оправдываться Ефим.

Эмма ничего не ответила и мрачно присосалась к соломинке, опущенной в высокий бокал с коктейлем.

– Что случилось, Эмма? – спросил майор.

Идя на свидание, он рассчитывал на приятный вечер, но понял, что ошибся. Причем, Эмма вела себя так, будто он был в чем-то перед ней виноват.

Она продолжала тянуть коктейль, словно не слышала вопроса. Наконец, не глядя на него, она раздраженным голосом сказала:

– Этот кретин, наш главный редактор, сказал, что я написала не театральную рецензию, а собрала бабские сплетни! Вот, что случилось!

Ефим попытался ее утешить:

– Ну и ладно! Чего ты так расстроилась? Такой вот ваш главный редактор грубый человек! Ты же не сегодня его узнала? Что он первый раз такое говорит? Забудь про свою работу! Все наладится! Давай, я закажу тебе коньячку!

– Да отстань ты со своим коньячком! Видишь, я не в себе! А ему – все шутки! – зло произнесла критикесса.

Мимикьянов почувствовал себя без вины виноватым.

Он сидел, не зная, что сказать. И поймал себя на мысли: он вообще боится говорить. Вдруг его слова снова вызовут беспричинный взрыв раздражения. День у него тоже выдался не из удачных. Он поругался с Гошей по поводу отчета в Москву, и сил для нервных поединков у него не было.

«Ну, вот так! – сказал он себе. – Вот и хозяйка у бродячей собаки появилась! Улыбнется, – виляй от радости хвостом. Прикрикнет, – сиди, хвост поджавши. Хорошую ты жизнь себе выбрал, парень!»

– Давай прогуляемся! На улице – теплынь! Весной пахнет! – осторожно предложил он.

– Ты помолчать можешь, а? – не глядя на него, отозвалась Эмма, прижимая ладони к вискам.

Ефим посидел, потом поднялся и нарочито спокойно сказал:

– Ну, дело хозяйское! Наше дело предложить. Ваше дело – рассмотреть. А я так – прогуляюсь. Не нравится что-то мне здесь сегодня. Неуютно как-то…

Он направился к выходу, смотря только перед собой. Открывая входную дверь, он все-таки оглянулся.

На лице Эммы проступало удивление.

«Действительно, – подумал тогда Ефим, – собака посмела быть недовольной! Какая наглость с ее стороны!»

Этой встречей в кафе «Наука» их роман и закончился. Хотя остывал он уже давно.

Потом они несколько раз сталкивались в поселке, перебрасывались какими-то словами, но отношения распались. Общая нервная система разделилась на самостоятельные замкнутые контуры. Ничего их больше не связывало. Ничего. Разве, воспоминания? Но воспоминания, это, все-таки, не жизнь. Это – всегда прошлое, которое уже высохло.

Перед Эммой и Борисом Тубальцевым стояли высокие бокалы с воинственно торчащими пластмассовыми соломинками и низкие вазочки с шариками мороженого.

Один из охранников Тубальцева стоял у барной стойки и тихо беседовал с высокогрудой барменшей Ксенией. Второй смирно сидел в углу за вазочкой с мороженым.

Ефим прислушался. И сразу различил слова, произносимые знакомыми голосами.

– Поймите, Эмма, это – очень важно! – говорил Борис Игоревич.

Видимо, для убедительности, он положил свою руку на женскую ладошку.

– Я понимаю! – ответила глазастая белка и высвободила ладонь.

Сделала она это очень осторожно, вкладывая в жест двойной смысл. С одной стороны, безмолвно произнесла ее рука, я не из тех женщин, кто только и ждет, чтобы мужчина к ним прикоснулся, но, в тоже время, должна признаться, лично ваше прикосновение мне приятно.

– Ну, вот и отлично! – энергично произнес Тубальцев и присосался к пластмассовой трубочке.

«А, ведь Эмма вполне может быть агентурным внедрением главка в поселке… – сказал себя майор. – Вполне она для этого подходит… Вполне! Не замужем. Детей нет. Амбиций не меряно. Журналистка. Москвичи вообще в качестве информаторов любят иметь журналистов, а, особенно, естественно, журналисток… Да, это, и правильно. Журналист – по профессии человек с острым глазом, умеющий наблюдать. Он обладает и, хотя бы, зачатками аналитического мышления. Профессия дает предлог для того, чтобы совать свой нос куда угодно, не возбуждая подозрений. А молодая женщина к тому же приятна любому обществу, и подсознательно всегда вызывает меньше подозрений, чем мужчина… Что же может быть, лучше для роли информатора? Так что, очень возможно, как раз по сигналу критикессы москвичи сюда и прилетели… А чего она мне голову каким-то Золотым числом морочила? Или это ей, действительно, Ювеналов какую-то ерунду ей наплел?..»

В это время в полупустом зале появился недавно покинутый майором Марат Есаулов.

Блеснув в лучах огромной послевоенной люстры куполообразной лысиной, он подошел к барной стойке.

Гордо окинув зал, Марат наклонился к барменше и что-то ей сказал. Та оторвалась от беседы с охранником Тубальцева, но ничего не успела ему ответить. Ответил ее мужественный собеседник.

– Слушай, гриб! – негромко, но так, что даже Ефим услышал, произнес он. – Зайди ты за своей курицей попозже! Видишь, женщина – занята! Понял? Давай отсюда!

Профессиональный боец решил продемонстрировать провинциальной даме свою крутость.

Конечно, он не мог знать, что перед ним сокол.

В принципе соколы обидчивостью не отличаются. Их трудно оскорбить. Ведь почти все словесные оскорбления связаны с социальной лестницей. Обижающий утверждает, что кто-то не так уж высоко на ней находится или залез туда незаслуженно. Стоящему около социальной лестницы эти оценки безразличны.

Но, если уж сокол все-таки обиделся, его противнику не позавидуешь. В гневе сокол бесстрашен и границ для него не существует.

Но сотрудник Тубальцева не знал, кого он намеренно унизил перед женщиной.

Он даже не мог себе представить, что через пару секунд лысый мужик, вместо того, чтобы повернуться и уйти, поступит совершенно по-другому.

Ни слова ни говоря, Марат Есаулов взял в ладонь два шарика мороженного со стоящей на стойке вазочки и с силой бросил их в глаза обидчику. Вместо лица у того мгновенно образовалась белая бугристая маска.

Превосходство дилетанта над профессионалом в том, что просчитать поступки дилетанта профессионалу, в сущности, не возможно.

Теоретически, конечно, профессионал должен быть в любой момент готов ко всему. Но это теоретически. В жизни так не бывает.

Ослепленный сотрудник беспомощно топтался на месте, пытаясь счистить с ресниц застилающую взгляд холодную липкую массу.

Сидящий в углу партнер пострадавшего бойца оторвал взгляд от своей вазочки и пытался сообразить, что произошло. Тубальцев тоже повернул голову на шум. Увидев у своего подчиненного вместо лица нечто ужасное, он на некоторое время застыл в недоумении.

Тем временем Марат, с видом человека вдруг вспомнившего о важных делах, резко развернулся и с озабоченным выражением лица направился на веранду. Там он сразу растворился в темно-фиолетовом вечернем мире.

Однако события на этом отнюдь не закончились.

Почти тут же в кафе появились два новых посетителя – Евгений Ювеналов и Анатолий Кукарцев.

В этот момент, наконец, расчистивший, свои глаза, боец рванулся вдогонку за своим обидчиком. Но путь на веранду ему как нарочно перекрывал Евгений. Разъяренный охранник попытался просто отшвырнуть его в сторону. Но он опять не сумел верно оценить ситуацию. Гнев плохой советчик всем и профессионалу тоже.

Отталкивать с дороги Женю Ювеналова означало примерно тоже самое, что пинать лежащую на пути бетонную плиту.

Не шелохнувшись под ударом в плечо, Женя стремительно выдвинул вперед левую руку. Она очень походила на рычаг гидропресса. Бывший морпех захватил в кулак воротник нападавшего и слегка приподняли его тело вверх. И тут же основанием правой ладони коротко и резко стукнул охранника в лоб.

Боец мешком, одетым в хороший костюм, покатился по проходу между стульями.

Сидящие по разным концам большого зала немногочисленные и не слишком трезвые завсегдатаи кафе «Наука» были не столько испуганы, сколько изумлены. Такого в тихом поселке они никогда не видели.

– Господи, Женя! Прекрати немедленно! – закричала, вставая, Эмма.

– Да, я-то что? – виновато пожал плечами-балками Ювеналов. – Я за курицей зашел, а этот очумелый на меня наскочил, толкать начал…

– Вправду, мы-то что? – вынырнул из-за горообразной спины Евгения Толя Кукарцев. – Мы зашли, никого не трогаем! На нас нападают! Мы, защищаемся! – горячо пояснил он Эмме и тут же снова спрятался за своего друга: к ним быстро приближались поднявшийся с пола боец и вскочивший со своего стула его напарник.

Оказавшись чуть дальше расстояния прямого удара, тубальцевские сотрудники стали профессионально обходить Евгения с двух сторон.

События грозили развернуться с новой силой.

– Что здесь происходит? – неожиданно громко прозвучало в высоком зале.