Текст книги "Исполнитель желаний"

28. Что здесь происходит?

Взгляды присутствующих обратились к входной двери на веранду.

Там они обнаружили милицейскую фуражку и китель с капитанскими погонами. Обладателем этих безусловных признаков власти являлся участковый уполномоченный Николай Кудакаев.

Его светлые глаза с колючими зрачками-точками настороженно перебегали с одного возбужденного лица на другое, а ноздри втягивали атмосферу зала, до краев насыщенную электричеством конфликта.

– Все в порядке, капитан! Все в порядке! – белозубо улыбнулся поднявшийся навстречу участковому Борис Игоревич Тубальцев.

– Не вижу порядка, – не ответил на его улыбку участковый.

– Николай Ермолаевич! – выдвинулся из-за Ювеналовой горы Толя Кукарцев. – Мы зашли, никого не трогаем, а этот больной на нас бросился! – он указал на сотрудника, чьи лицо, рубашка и пиджак украшали белые разводы.

– Кто больной? – заиграл желваками дважды пострадавший профессионал.

– Ты – больной! Ты на кого руку поднял? Скажи спасибо, что милиция пришла! А то я мог бы с тобой и лично педагогикой заняться! Сразу бы поправился! – грозным голосом произнес Кукарцев.

Охранник начал терять самообладание. Еще секунда и он бросился бы на наглого бородатого недомерка.

Но тут вмешался Тубальцев.

– Ну-ка, тихо! – цыкнул он на своего подчиненного. – Тихо, я сказал!

Кудакаев внимательно посмотрел на пышущего злобой бойца.

– А вы в чем это, гражданин? – спросил он, показывая на остатки белой массы, украшавшие его лицо и пиджак.

Охранник сверкнул глазами и молча засопел.

За него ответил шеф.

– Это? – Тубальцев провел указательным пальцем по лбу охранника, понюхал палец и даже его лизнул. – Да это же мороженое! – весело сообщил он. – Ребята чуток из себя вышли… Ну, молодые, горячие! Возбудились! Сейчас вот все по маленькой выпьют, и мир на вечные времена! Ох, молодежь! Денег не давай, только дай друг другу физиономии раскрасить!

Анатолий Кукурцев задрал бороду и брезгливо произнес:

– Мы с вами пить не будем! Не дождетесь! Мы с кем попало не пьем!

Не сводя глаз с Тубальцева и его людей, капитан Кудакаев тихо бросил:

– Толя, помолчи! Будешь говорить, когда спрошу!

Тубальцев сделал шажок вперед.

– Никакого нарушения общественного порядка больше не будет! – сказал он. – Обещаю, капитан!

– А вы, вообще, кто такие? – не успокаивался Толя Кукарцев.

Но на этот раз участковый делать ему замечание не стал.

– Да, гражданин, у вас документы имеются? – покалывая колючими зрачками стоящего передним человека, спросил он.

– Мы – свои, капитан! Свои! – добродушным тоном, предназначенным гасить всякое напряжение, произнес Борис Игоревич.

– Своих я всех знаю! – не принял его тон капитан милиции. – А вот вас что-то раньше здесь не встречал.

Тубальцев дружески улыбнулся.

– Правильно, капитан! Очень правильно! – одобрительно произнес он. – Бдительность и наблюдательность! Давайте, отойдем в сторонку!

– Надо будет, отойдем. Может в сторонку, а может и подальше. Это я уж как-нибудь сам решу, – не поддался и на улыбку участковый. – У вас документы есть?

Поняв, что дружеский тон не срабатывает, Борис Игоревич сменил выражение лица со свойского на официальное.

– Есть документы, капитан! Есть! – серьезным голосом ответил он. Слегка нахмурившись, он достал из нагрудного кармана пиджака красную книжечку и протянул ее Кудакаеву: – Прошу.

Николай взял удостоверение, раскрыл и опустил взгляд в его разворот. Он долго изучал документ, время от времени, тыкая колючими зрачками в лицо Тубальцева.

– Понятно, товарищ полковник. – наконец, сказал он, закрыл удостоверение и протянул его Борису Игоревичу. – Извините. Служба.

– Все правильно, капитан! Все правильно! – в голосе Тубальцева появились покровительственные ноты. – Не извиняйся! Служба есть служба. Все мы служим государству. Ты – на своем посту. Я – на своем.

Кудакаев кашлянул и показал глазами в сторону тубальцевских сотрудников:

– А эти, товарищ полковник, прошу прощения, ваши?

Борис Петрович солидно кивнул:

– Они со мной.

– Ясно… А вы, товарищ полковник, к нам в поселок по делу или… навестить кого-нибудь, а? Я здесь участковый, всех знаю и, если что нужно, готов оказать помощь…

Тубальцев дружески хлопнул участкового по плечу:

– За желание помочь – спасибо! Но пока не требуется. Сами справимся! Но, ты – молодец! Я в вашем управлении шепну, кому следует, что сидит в Академическом поселке ха-а-арошый участковый! – он подмигнул Николаю левым глазом. – В капитанах только задержался! Майора надо давать! Чего стоящего человека мариновать? Ну, а мы тут пока со связью разберемся. Что-то у вас тут со связью не в порядке! – теперь он подмигнул правым глазом. – Ясно, капитан?

– Ясно, товарищ полковник. – отозвался капитан Кудакаев. – Но, вроде, нормальная у нас в поселке связь. Может, я чего-то не знаю?

Тубальцев стал серьезен:

– Не все всем и знать положено, капитан! Ты человек, опытный, с головой, в органах не первый год! Сам понимать должен!

– Так точно, товарищ полковник! Теперь понял. Ну, желаю вам успехов! А я дальше пойду… Вечерний обход, – произнес участковый и обернувшись к Ювеналову, спросил:

– Евгений, ты остаешься?

– Мне курицу забрать надо! – прогудел Евгений.

– Так, забирай, да пошли! Ты ж мне с забором обещал помочь! – сказал мудрый капитан, решивший разъединить враждующие стороны.

– С каким забором… – начал было Женя, но оборвал себя на половине фразы. Женя тоже был человеком совсем не глупым: – Ну, да. Точно. Вспомнил. Иду!

Буфетчица Ксения открыла стоящий за ее спиной холодильник и вытащила оттуда пузатый пластиковый пакет.

– Слушай, Женя, ты Марату его курицу не занесешь? – спросила она. – А то он свою курицу забыл взять…

– Давай. Занесу, – кивнула покладистая гора.

Ксения вручила ему второй пластиковый пакет.

Капитан Кудакаев, Ювеналов и сопровождающий его Толя Кукарцев ушли.

– Слушайте, Эмма Петровна! – обратился Тубальцев к своей спутнице. – У меня есть предложение.

– Да? – вскинула на него свои блестящие глаза белка.

– Давайте сменим место нашей беседы. Здесь стало как-то неуютно… По-моему, мы привлекли излишнее внимание…

Борис Игоревич обвел взглядом большой зал, где можно было насчитать человек пять не слишком трезвых жителей поселка «Академический».

– Да, действительно… – недовольно буркнула критикесса.

– Прошу прощения за невольную бестактность, но, может быть, вы найдете возможность пригласить меня к вам… Или едем ко мне в гостиницу? И там продолжим нашу беседу?

– Да, нет, зачем же в гостиницу… – пошевелила бровями женщина. – Это далеко. А уже поздно. Пойдемте ко мне. Я с удовольствием напою вас чаем с жасмином.

Борис Игоревич белозубо улыбнулся:

– Ну, вот и отлично!

Тубальцев, Эмма Панеш и оба охранника покинули кафе. К счастью, через главный вход. Если бы они выходили через дверь, ведущую на веранду, Ефим, наверняка, оказался бы обнаружен. В принципе, в этом не было ничего страшного. Но майору этого не хотелось. Кто-то услышал его мысленную просьбу, и все вышло так, как он пожелал.

Майор подошел к бару, взял себе стакан томатного сока и сел за стол, где только что вели свои беседы Борис Игоревич Тубальцев и Эмма Панеш.

Он густо посолил темно-красную поверхность, вытряс половину керамического грибка с черным перцем, размешал все это чайной ложечкой и попробовал.

Ему понравилось: сок слегка обжигал рот и бодрил.

Майор Мимикьянов сидел и думал.

Но получалось у него не важно.

29. Захват

Когда Ефим вышел из кафе, было уже совсем темно.

На верандах горели лампы. Возникшие вокруг них лимонные шары света висели в черно-синем пространстве, словно маленькие, уютные вселенные. Там люди ужинали, рассказывали друг другу накопившиеся за день новости и играли в карты. Шла жизнь, такая же, как и в остальном городе. Но, Ефим почему-то думал, что не совсем такая. Ему всегда казалось, в старых домах бывшего дачного поселка, кроме обычных вечерних занятий, происходит что-то еще.

Например, пишутся стихи, от которых шевелятся на голове волосы, рисуются пейзажи странных земель, которые непонятно где и находятся, или варится в подвалах таинственный эликсир всезнанья. Разумеется, об этих своих смутных ощущениях майор Мимикьянов никому не рассказывал. Репутация мечтательного фантазера – не самая лучшая для офицера службы безопасности.

Майор подошел к дому профессора. В окнах кабинета Вулканова и спальни Аршавской дрожали слабые отражения света – горели настольные лампы или торшеры. В оконном переплете флигеля, где обитал Евгений Ювеналов, тоже мелькнули неяркие световые блики.

Мимикьянов решил зайти к племяннику заслуженной артистки.

Он собирался выяснить, с какой целью Женя морочил голову театральной критикессе Эмме Панеш фантастической историей о Золотом числе. И правда ли, что он с помощью этого выдуманного числа на самом деле выиграл десять тысяч долларов и даже получил их в кассе казино на руки. С точки зрения майора Мимикьянова, последнее, уж точно, являлось хитрым вымыслом лукавой женщины, желающей втравить его в свои дурацкие планы.

Он прошел мимо пустой веранды и направился к флигелю.

К его двери вела невысокая деревянная лестница с маленькой площадкой наверху.

Оказавшись на ней, майор нажал тугую кнопку звонка.

Никаких звуков за дверью он не услышал. Видимо, звонок не работал.

Мимикьянов пожал плечами и постучал в дверь костяшками пальцев. Дверь, чуть скрипнув, плавно отъехала внутрь на ширину ладони. Она была не заперта.

Ефим шагнул в непроглядную темноту.

Пошарив правой рукой по стене рядом с входом, он натолкнулся на выключатель и зажег свет. Перед ним находился маленький коридорчик. Дверь, ведущая из него в комнату, была наполовину открыта. Света в комнате не было.

– Есть кто? – негромко произнес он.

Ответа не последовало.

Майор осмотрелся.

Перед ним на полу лежала смятая куртка защитного цвета. Рядом – раскрытая книга страницами вниз.

Это ему не понравилось. Какую бы странную жизнь не вел Женя, но человеком он был по-военному аккуратным.

Майор миновал коридор и осторожно вошел в комнату. Он поискал ладонью выключатель и нажал пластмассовую клавишу.

Вспыхнул свет.

Помещение оказалось не безлюдным.

В кресле перед ним сидел широкоплечий мужчина с короткой стрижкой и укатанным лицом боксера.

– Здорово, рогач! Не ждал гостей? Нет? – улыбаясь, произнес он.

Ефим удивленно помотал головой:

– Не ждал.

Он сделал осторожный шаг назад, в коридор.

И тут же почувствовал, как ему в затылок уперся жесткий стержень.

– Стоять! – скомандовал мужской голос за спиной. – Голову прострелю!

Майор замер.

– А, чего ты такой тупой? – спросил сидящий в кресле боксер. – Или ты думал, хапнул бабки, и тебя никто искать не станет? Это ж бабки – не твои, понял, обсосок?

– А, чьи? – поинтересовался майор.

– Казино! Ты понял – ка-зи-но! Ты их не выиграл! Ты их украл! Ты же настоящий костяной шарик на стальной подменил и снизу к колесу магнит приделал! Нам же крупье все рассказал! Он сам в милицию хотел идти сдаваться и тебя сдавать. Совесть у мужика проснулась! Еле его удержали! Не надо, сказали мы, в милицию идти! Подельник твой сам деньги отдаст!

– Да, вы что? Ничего я такого не делал! И магнит никуда не цеплял! – возмутился майор. – Может, этот ваш крупье все сам и сделал, а на меня теперь валит?

– То есть ты, друг дорогой, деньги по-хорошему отдавать не хочешь, да? – вкрадчиво спросил боксер.

Майор помолчал.

– Не то, чтобы не хочу… – медленно произнес он. – Но, понимаете, какая вещь… Нет их у меня.

– И куда же ты их дел? В банк положил? – заинтересовался странный визитер.

– Нет… Украли.

– Да? Не повезло тебе, дружочек! – посочувствовал боксер. – Ну, ничего, ты мне сейчас имя вора назовешь, а я его сам найду!

– Да, откуда же я его имя знаю? – слегка возмутился майор. – Вы что, смеетесь? Оставил я их вон там, на столе! Только в магазин отлучился… Ну, минут на пятнадцать, не больше! Прихожу, а их нет! Видно, в окно бродяга какой залез…

– Да? Жалко! – посочувствовал боксер.

– Я особенно не жалею, – оценивая ситуацию, тянул резину майор. – Что деньги? Мусор, бумага… От них вред один.

На последних словах майор понял, что плохо подумал над тем, что произносил.

Услышав эти слова, собеседник вдруг напрягся до синевы на щеках.

– Деньги – мусор? Деньги – бумага? – раздувая ноздри, злобно прошипел он. – Ты о них не жалеешь?

– Жалею, конечно, – поправился майор.

Но собеседник эту поправку не принял.

– Ты сейчас о них пожалеешь! – с угрозой выдавил он. – Очень даже пожалеешь! Деньги для него – мусор!

Боксер резко оборвал себя, несколько секунд подумал, обшаривая глазами потолок, и медленно произнес:

– Мы вот как сделаем! – он вытащил из оперативной кобуры, скрытой под пиджаком, пистолет. – Если ты в течение одной минуты не говоришь мне, куда бабки спрятал, то я стреляю тебе в правое колено. Потом, даю еще минуту. Если опять не припомнишь, то – в левое. Затем, если ничего в башку твою не придет, в левую руку. А только после – в правую… Как человеку без правой руки? Особенно безногому инвалиду? Не удобно ведь, правда?

– Да, неудобно, – согласился майор.

– Так, ты очередность запомнил? Все! Время пошло! У тебя одна минута! – деловым тоном заключил собеседник.

Он демонстративно вскинул руку и посмотрел на часы, тускло блеснувшие в свете торшера золотым корпусом.

Ефим лихорадочно соображал:

«Вот ситуация! Удостоверение показать? Так, скорее всего, не поверят… Подумают – фальшак, отмазаться пытаюсь, на испуг взять хочу. Стрельнет еще со злобы. Силовой вариант тоже не проходит: два ствола – это не шутка… Что же делать?..»

– Вспомнил! – громко произнес он.

– Ну, вот видишь! – с радостью произнес боксер. – Говорил, деньги – му-у-усор! А сам в надежное местечко их положил! В помойное ведро не выбросил! Не-е-т! Не бумага, выходит, для тебя денежки-то! Вот то-то и оно! Они не для кого не бумага! – в голосе собеседника неожиданно появились учительские интонации. – Так, куда ты их дел, а?

– У Пахома на складе спрятал… – вздохнул Ефим. – В контейнере…

Боксер на секунду окаменел. Ожив, он, внимательно посмотрел на Ефима и угрожающе выдохнул:

– Если врешь, хитробол, пожалеешь, что на свет родился.

– Да, что же теперь врать? – с горечью произнес майор. – Здоровье дороже. Контейнер – крайний по левой стороне.

– А как же это ты не побоялся такие деньги среди желтозубых без надзора оставить? – в голосе вооруженного спортсмена звучало недоверие.

– Почему без надзора? – Ефим даже слышал скрип собственных мозгов, работающих на полную мощность. – Я с одним казахом договорился… У него в этом контейнере лук лежит.

– Ну, и как зовут этого твоего казаха?

Майор задумался лишь на секунду.

– Серсенбаев… Ермек. – сказал он.

Имя выскочило в голове майора само собой. Откуда оно взялось, он не знал. Ефим мог назвать любое имя. Но назвал это. И, как выяснилось очень скоро, это была – судьба.

– Он из Астаны. – для убедительности уточнил Мимикьянов. – Можете проверить.

– Из Астаны, говоришь? – с сомнением произнес боксер.

– Да. – уверенно кивнул майор.

– А где он здесь живет?

– Да, там же, у Пахома на складе. Там есть и гостиница. – пояснил Ефим.

Боксер смотрел исподлобья.

– Знаю. – процедил он.

Полубонцев размышлял. Он помолчал, щелкал пальцами по пистолетному стволу. Похоже, решение давалось ему не просто. Наконец, тяжело произнес:

– Ладно. Пойдем к твоему казаху. Скажешь, срочно понадобилось взять то, что оставил.

– Да, поздно уже… – засопротивлялся майор, но без нажима: раздражать вооруженных налетчиков он не хотел: – Давайте, завтра вместе и сходим! А то он уже спит, наверное. Они, казахи, рано ложатся… Им уже в шесть утра на базаре надо быть…

– Ничего. Разбудишь, – поводя пистолетом, посоветовал майору боксер.

– Понял, – кивнул Ефим. – Раз очень срочно надо, то идем, конечно.

30. Ворон бьет без промаха

Они вышли из флигеля.

У крыльца к ним присоединился еще один боец. Когда Ефим шел по двору, он, должно быть, прятался за акациевыми кустами.

Рядом с калиткой стоял американский внедорожник, похожий на хорошо ошкуренного и покрытого лаком носорога.

Мимикьянова ощутимо ткнули пистолетным стволом в поясницу:

– Залезай!

Майор забрался в темный салон.

– Ну, смотри, мутила, если задумал задом вильнуть, сразу ляжешь! – сказал боксер. – Пуля в печень и – навсегда отыгрался! Шутки для тебя кончились, понял?

– Понял, – грустно отозвался Ефим.

Через три минуты лакированный носорог затормозил у огромной каменной горы старого депо.

Его ворота были закрыты. Когда-то в них свободно въезжали высокие красноколесые паровозы. Теперь они впускали внутрь только нагруженные мешками и коробками ручные тележки.

Рядом с большими воротами, находилась маленькая дверь с навесом. Через нее вечерами и входили те, кто обитал в Пахомовской гостинице.

Размещалась она, как и склад, внутри депо. Вдоль одной из его гигантских стен были возведены двухэтажные антресоли. На металлических антресолях лепились небольшие комнатки, разгороженные между собой фанерными листами. Туда вела железная лестница с перилами.

Хозяева привезенных овощей, фруктов и китайских игрушек селились прямо над своими товарами: они лежали на асфальтовом полу депо или хранились в стоящих тут же трехтонных контейнерах. Это очень устраивало владельцев товара. В любое время дня и ночи они могли успокоить свои торговые сердца. Стоило только выйти из комнатки на антресолях и взглянуть вниз: вот он товар внизу, целехонький!

Хорошо все придумал хитрый Пахом. Оттого никогда и не пустовали места в этой, так называемой, гостинице, где в номерах не было ни душа, ни ванны, да и туалет-то – один единственный на этаж. Не просто так текли слюнки у местных олигархов при мыслях о доходах, что приносил старый железнодорожный тупик.

В депо пахло южным базаром и угольной гарью давно уехавших паровозов.

– К кому? – спросил их серолицый морщинистый мужичок, когда они вошли.

Он сидел за вахтерской стойкой с телефоном и настольной лампой. На столе светил зеленым кошачьим глазом и негромко мурлыкал пластмассовый электрочайник.

– Да, мы тут к Серсенбаеву, из Астаны… – не слишком уверенно сказал Ефим, прикидывая, что же делать дальше.

– К какому такому Серсенбаеву? – прищурился бывалый вахтер. – Не помню такого…

И тут майора осенило. Он поблагодарил Провидение за подсказанное имя.

– Ну, к Серсенбаеву, Ермаку… – повторил майор, делая ударение на имени. В нем он сменил одну букву в отличие от того, как произносил его для своих конвоиров. Сделал он это не случайно: Ермак – это было прозвище Пахома, которое употреблялось только между своими.

– К кому-кому? – мужичок на вахте что-то уловил обостренным чутьем уголовника.

– Да, говорю же тебе, к Ермаку! Ер-ма-ку! Он на третьем ярусе в двадцатой комнате живет… Там раньше мужик из Барнаула жил? Вспомнил?

В Барнаульской колонии усиленного режима Пахом отбывал последний срок.

Морщинистый мужичок быстрым и внимательным взглядом скользнул по Ефиму и троице за его плечами.

– А! Да, есть такой… – будто вспомнив, протянул он. – Точно. Запамятовал я. Только не знаю, на месте он или нет… Я сейчас по телефону на этаж звякну. У нас тут просто так ходить-то не положено. Сами видите, товару сколько! – он показал рукой на уходящие в темноту горы мешков, коробок и ровные ряды трехтонных металлических контейнеров. – Вдруг, что пропадет, а мне потом отвечай!

Ефим обрадовался. Кажется, вахтер все-таки его понял. Майор знал: никакого телефона на железных антресолях не было.

Бдительный охранник покрутил диск и сказал.

– Это – Гриша. А Ермак есть?

Ему что-то ответили.

– Ну, да! Гости. Нет, не могу… Встретить их надо бы. Что ж они без сопровождения по складу ходить будут? Не порядок это! Хозяин этого не любит! Кто привел? – переспросил вахтер и покосился на пришедших. – Так человек этот, что у Ермака вечерял… Да, он Ермака и просил найти. Что гостям-то сказать? Пусть чуток подождут? Сейчас он подойдет? Ну, добре!

Морщинистый мужичок осторожно положил телефонную трубку, посмотрел на борца и неожиданно улыбнулся, показав блестящие стальные зубы.

– Вот сейчас Ермак сюда к вам и подойдет! Самолично! А вы пока тут подождите! На лавку присядьте! – он указал рукой на длинную деревянную скамью у входной двери.

Майор и его конвой отошли к скамье. Но не сели. Боксер посмотрел на Ефима и спросил:

– Так, как твоего казаха зовут, я не понял: Ермек или Ермак?

– Он на оба имя отзывается. – ответил Ефим. – У себя в Казахстане – Ермек, у нас – Ермак, нам это привычнее.

– Значит, деньги здесь лежат? – спросил боксер. В его глазах Ефим видел беспокойство.

– Да. Вон там! – майор махнул рукой в темную перспективу депо. – У него контейнер в дальнем конце стоит. Деньги – в нем.

Они помолчали, потоптались на месте.

Прошло минут пять.

Мимо них прошли с улицы двое таджиков в тюбетейках и красивая черноволосая женщина в разноцветном атласном халате. В такт шагам качались ее тяжелые золотые серьги. Они подошли к железной лестнице, ведущей на антресоли и, стуча каблуками, стали подниматься вверх.

– Ну, где твой казах? – дернул шеей боксер. – Что он там, свой лук по штукам пересчитывает, что ли?

Майор пожал плечами:

– На востоке торопиться не любят.

В этот момент входная дверь открылась и вместе с волной свежего воздуха в депо вошла группа – человек в десять. Они встали живой стеной напротив Ефима, борца и двух его подручных. У каждого из вошедших в руках было оружие: двуствольные охотничья ружья, какие-то непонятные револьверы и просто ножи.

Вахтер положил на бордюр своей стойки десантный вариант автомата Калашникова и припал щекой к его затворной коробке.

– Стволы на пол! – скомандовал стоящий в центре загорелый квадратный мужик.

Боксер развел руки в стороны и подчеркнуто доброжелательным тоном сказал:

– Да, вы что мужики? У нас к вам никаких дел! Нам Ермак нужен из Казахстана! Поговорим с ним и все! И уйдем!

– Стволы! Ну! – повторил квадратный и шевельнул стволом «ижевки».

Боксер обвел взглядом глядящие ему в грудь черные отверстия, сунул руку за борт пиджака, медленно вынул пистолет и, присев, осторожно положил его на асфальтовый пол.

– Все-все, мужики! Раз надо, так надо! Только не волнуемся! – успокаивающим голосом сказал он, поднимаясь.

Вслед за начальником, положили на пол свои пистолеты и два его бойца.

– Ермак нужен? – раздалось откуда-то из-за спин пришедших. Живая стенка раздвинулась, и перед строем своих солдат появился Ворон – Пахом Пантелеевич Панкрашин.

Боксер сделал шаг в его сторону. Но, заметив выражения лиц окружающих Пахома мужиков, замер на месте.

– Слушай, Пахом, мы тут случайно! Этот вот он нас привел! – кивнул он в сторону Ефима. – Нам тут один казах нужен… Просто поговорить, и все!

– Ты, Олежек, задом-то не крути! – негромко произнес Пахом, глядя из-под опущенных полей панамы нежными глазами, похожими на полевые васильки. – Тебе же было сказано – в поселок не ногой! А ты?

– Да, Пахом, да я-то что? – развел руки в стороны боксер. – Меня Извольцев послал вот с этого фраера должок получить! – начальник службы безопасности казино «Континенталь» Олег Полубонцев ткнул указательным пальцем в грудь Ефиму. – И все! А к тебе у нас никаких претензий нет! Ты же знаешь, мы тебя всегда уважали! А ты сразу с ружьями пришел!

– А казах тебе, Олежек, зачем понадобился? – мягко спросил Пахом.

– Так, этот фраер сказал, что ему деньги на хранение отдал.

Ворон улыбнулся и мелкие морщинки побежали к висками от его голубеньких глаз:

– Ты меня, Олежка, за дурака-то не считай! Казаха какого-то придумал! Человеком каким-то посторонним прикрываешься, как дешевка последняя! Говори прямо: на разведку тебя Извольцев послал? Подходы высмотреть? Так?

– Да, ты что, Пахом? Да, зачем нам подходы? Мы же воевать с тобой не собираемся! Мы же обо всем еще в марте договорились! – стараясь быть убедительным, сказал Полубонцев.

– Вот и я думал, что договорились, – удрученным тоном произнес Пахом. – А теперь не знаю, что и думать!

Он помолчал, подняв свои глаза-васильки к далекому потолку.

– Давай. Олежек, человека-то этого отпустим! – наконец произнес он, показывая рукой на майора. – Раз он посторонний, то нечего его в наши дела путать! Мы уж, давай, как-нибудь без посторонних разберемся!

Полубонцев молчал.

– Иди, мил человек! – не дождавшись ответа, обратился Ворон к Ефиму. – Гуляй своей дорогой! У тебя свои дела! У нас – свои!

Ефим повернулся к Полубонцеву и вопросительно посмотрел, дескать, как, – уходить?

Губы начальника службы безопасности сжались в узкую линию, а глаза ничего хорошего ему не пообещали. Но вслух он ничего не сказал.

Мимикьянов пожал плечами и, не торопясь, направился к выходу. Когда он проходил мимо Ворона, ему показалось, Панкрашин незаметно подмигнул ему левым глазом-васильком.

Обойдя колючую стенку Пахомовских солдат, Ефим потянул на себя дверь. Открываясь, она пронзительно взвизгнула. Майор на секунду задержался на пороге, на прощание окинул взглядом многолюдную сцену и покинул старое депо.