Текст книги "Чернокнижник"

Владимир Петрович выпил целый стакан с таким видом, будто он не пил водку, а исполнял интернациональный долг далеко за пределами Родины.

– Она баба! – с гордостью сказал Виктор.

– Ну и что?

– А то, что адреса лежали у неё в пакете, а она думала, что выбросила их. Так бывает.

– А причём тут баба?

– А притом, что голова дырявая.

Друзья выпили ещё и аргументы Виктора показались Владимиру Петровичу вполне убедительными.

– Теперь мы, а не она, будем шантажировать этих порнозвёзд, – размечтался Виктор. – Представляешь, какие бабки можно с них снять?! Баба-то богатая была?

– Не знаю. Я издалека за ней наблюдал. Судя по прикиду, там с бабками всё в порядке.

– Вот завтра и пойдём, – принял решение Виктор.

– А почему завтра?

– Потому что сегодня уже ночь и все нормальные люди ложатся спать. Кстати, нам перед таким важным делом тоже не помешает выспаться.

Друзья допили водку, постелили на толстые трубы центрального отопления тряпки и окунулись в безмятежный сон.

Во сне Владимиру Петровичу приснилось, что в парткоме завода ему вручают партийный билет. Секретарь партийной организации долго пожимал Владимиру Петровичу руку и улыбался.

– Вот теперь тебя точно утвердят начальником отдела технического контроля, – говорил он.

– Значит, я теперь снова инженер? – не верилось Владимиру Петровичу.

– Директор уже приказ подписал, – обнадёжил секретарь. – Иди переоденься.

Владимир Петрович пошел в раздевалку. При выходе из парткома его за рукав дёрнул главный энергетик завода.

– Прикид сменить надо, – посоветовал он. – В таком прикиде идти нельзя.

Владимир Петрович и сам понимал, что в таком прикиде к директору за приказом ходить нельзя. Он поблагодарил главного энергетика за совет кивком головы и хотел продолжить свой путь, но тот не отпускал его рукав.

– Я как раз и иду переодеваться, – объяснил Владимир Петрович, но главный энергетик продолжал трясти его за рукав.

– Вовка, мы теперь с тобой такие богатые будем!

– Богатые? Почему? Разве тебя тоже в партию приняли?

– При чём тут партия? Вставай, на дело пора.

Владимир Петрович открыл глаза и вместо заводского парткома увидел грязный подвал. Главный энергетик тряс его за рукав и улыбался своей небритой физиономией.

– Проснулся? Вот и хорошо! Сейчас надо помыться, побриться и отправляться на дело.

– Помыться, побриться? – удивился Владимир Петрович.

– А ты как думал? В таком прикиде идти нельзя. Если докуда и дойдём, так только до первого мента.

Владимир Петрович слез с тёплых труб, подошёл к осколку зеркала, который стоял на металлических трубах и посмотрел на своё отражение.

– Ну и рожа! – вырвалось у него.

– Вот-вот. Я же говорю, что в таком прикиде идти нельзя, – отреагировал Виктор. – Сейчас побреемся, помоемся, приоденемся и на дело.

Виктор достал откуда-то бритву, отыскал огрызок мыла и подошёл к радиатору отопления. Хозяин подвала отвернул гаечным ключом какую-то гайку, и из трубы вырвалась тонкая струйка воды.

– Так у тебя даже горячая вода есть? – удивился Владимир Петрович.

– И не только вода. У меня есть два вполне приличных костюма и утюг.

– Жалко, если тебя выгонят из таких хором.

– Не выгонят. Сейчас всё продаётся и покупается. Я немного прикармливаю мастера из жилконторы.

– Неужели, всех можно купить?

– Абсолютно. Всё, что вчера называлось спекуляцией, сегодня называется предпринимательством, а то, что называлось шантажом, теперь зовётся предприимчивостью. Тебе жалко этих передовиков перестройки, которых мы хотим потрясти?

Владимира Петровича коробило от одного только слова «перестройка». В одно мгновение в сознании пронеслись все события, начиная от работы на заводе и кончая существованием на городской свалке.

– Нет, – решительно сказал он.

– Вот и мне нет, – согласился Виктор.

Владимир Петрович посмотрел на своего приятеля и остолбенел от неожиданности. Перед ним стоял не бомж, а представительный мужчина. Единственное, что отличало его от так называемых «новых русских», так это грустные глаза, которые излучали тоску, даже когда Виктор пытался шутить.

– Одевайтесь, ваше благородие, – сказал Виктор, – мундир ждёт вас.

Он указал на отглаженные костюм и рубашку.

Стратегия двух детективов не отличалась оригинальность. Имея всего два адреса, они устроили два наблюдательных пункта и стали дежурить каждый у своего адреса. Поздно вечером они встречались в подвале и обсуждали дальнейшие свои действия.

– По-моему, я сегодня видел мужика с первой кассеты, – докладывал Владимир Петрович.

– А я бабу, – сказал Виктор.

Они вставили кассету в видик и начали внимательно просматривать материал.

– Вот этот мужик, – указал пальцем Владимир Петрович на мужчину, – стало быть, его баба – та, которую видел ты.

Виктор внимательно посмотрел на женщину и отрицательно помотал головой.

– Нет, моя была симпатичней.

После короткого совещания было решено продолжить наблюдение.

Однако одного наблюдения оказалось мало. Пришлось прибегнуть и к агентурным данным, которыми с радостью делились старушки, сидящие целыми днями на скамейках, и до самых корней стирающие остатки своих зубов, пережёвывая дворовые сплетни.

– Итак, ситуация складывается следующим образом, – докладывал Владимир Петрович. – Вячеслав Ворошилов спит с женой Николая Семёнова – Верой.

– …а тот, в свою очередь, спит с женой Вячеслава Ворошилова.

– … по моим сведениям, Николай Семёнов знаком с Вячеславом Ворошиловым, следовательно, если мы будем шантажировать одного, то невольно натравим на него другого.

– А тебе не всё ли равно, кто с кем стравится? – спросил Виктор. – Нам надо определить, сколько можно с каждого снять бабок. Чтобы это сделать, надо знать, сколько они имеют.

– У каждого хорошие квартиры. Если продадут, денег будет много.

– Из-за баб не продадут, – уверенно сказал Виктор.

– А почему из-за баб? Тут так всё выходит, что изменяют и бабы, и мужики. Так что, в нашем случае совершенно без разницы, кто изменяет – мужчина или женщина.

– Ну, не скажи, – возразил Виктор, – измена измене рознь. Когда мужик изменяет, то это расценивается, как шалость, а если женщина, то как преступление.

– Тогда ставку делать надо на баб, тут можно взять больше, – заключил Владимир Петрович.

* * *

Принеся очередной материал Сапожникову, Шурик и Юрик впервые были удостоены похвалы.

– Вот это другое дело! Это действительно взято из жизни, – хвалил их заказчик. – Один недостаток – очень однообразно. Посудите сами: кроме секса ничего нет.

– Но ведь это то, что заказывали!

– Верно, но читатель кроме секса любит кровь.

– Где же я вам возьму кровь? Не убивать же нам их самим?

– Самим не надо, – подтвердил Сапожников.

Шурик и Юрик испуганно переглянулись.

– Ты хочешь сказать, чтобы мы…

– Я ничего вам не хочу сказать. Это вы должны всё сказать читателю.

Обескураженные писатели вышли от заказчика, так и не поняв, что им теперь предстоит сделать.

– А я понял! – вдруг воскликнул Шурик.

– Что ты понял?

– Мы будем продолжать съёмки.

– Неужели тебе не понятно, что этой порнухи достаточно?

– Это для издательства достаточно.

Юрик заинтригованно посмотрел на своего товарища.

– А для Славки Ворошилова и для Кольки Семёнова не достаточно.

– Точно! – наконец понял Юрик. – Если они узнают эту информацию, то точно до кровянки дойдёт. Успевай только снимать и описывать.

– А я ещё лучше придумал: мы их с тобой на бабки ещё разведём.

– Точно. А если откажутся, пригрозим, что эти кассеты покажем жёнам.

* * *

Вечером Катя попросила Петю расстелить на столе скатерть, которая выполняла роль карты военных действий. Она взяла в руки фломастер и провела две дуговые стрелки, которые брали в окружение два квадратика. Внутри первого квадратика было написано «Ворошилов», а внутри другого «Семёнов».

– Я тебе обещала, что у тебя будут сюжеты для романа? Вот они! Здесь хватит на две книги. В первой наши друзья разберутся с бомжом, а во второй они будут разбираться друг с другом.

– Почему ты считаешь, что это нельзя соединить в одной книге? Мне кажется, будет лучше.

– Ты же у нас провидец. Сначала должна выйти книга, а после в криминальной хронике должно быть подтверждение твоего божественного дара.

– Твоего, – поправил Чернокнижник.

– Да, моего, – с гордостью сказала Катя.

– Так ты так и не объяснила, зачем нам две книги вместо одной.

– Затем, чтобы наши герои не успели поубивать себя раньше, чем книга выйдет в свет.

Пётр посмотрел на разрисованную скатерть и почесал затылок.

– Да, судя по этой схеме кровищи здесь будет много. – Он опять почесал затылок и добавил: – И секса тоже. Кстати, гонорары платить больше никому не надо.

– Да уж какие там гонорары? Им бы шкуры свои уберечь, но это навряд ли. – Катя злобно улыбнулась. – Я скатерть не убираю. Гляди на эту схему и пиши. Я не буду тебя отвлекать.

– А чем займёшься ты? – спросил Чернокнижник.

– Я? Ничем. Теперь за меня работать будет Жу-жу.

– Жу-жу?

– А ты как думал? После выхода книги в свет пресса должна быть готова подтвердить пророчества гения.

После слов Кати Петру вдруг почудилось, что над его головой появилось нечто, похожее на нимб. Он искоса посмотрел на своё отражение в зеркале, но ничего не увидел. Писатель сел за стол, покрытый скатертью с планами боевых действий и окунулся в работу.

Глава 20

Вероятно, каждый писатель хоть раз слышал вопрос: «По сколько листов вы пишете каждый день»? И каждый раз задавший этот вопрос оставался неудовлетворён. И совсем не потому, что в вопросе содержится профессиональная тайна, не потому, что писатель боится поделиться с собеседником своим божественным даром. Всё гораздо проще: писатель сам не знает ответа на этот вопрос. Задумав тему своего будущего произведения, он может ходить неделю, другую, а то и месяц и не знать, с чего начать. Потом, начав с грехом пополам, он опять натыкается на невидимую стену и работа останавливается.

Если рассуждать эмоционально, то объяснение простое – писатель ждёт вдохновения. Если же рассуждать логически, то мозг должен придумать несколько сотен сюжетов, которые не только раскроют поставленную тему, но и будут связаны между собой логической цепью. И не просто логической: цепь должна целиком состоять из интриг, то есть, логическая цепь связей должна быть устроена так, чтобы читатель не мог догадаться, какой сюжет последует за только что прочитанным. И это естественно. Если читатель сможет предугадать, что он прочтёт на следующей странице, он просто отложит книгу. Ему будет неинтересно. Мало-мальски приличный роман охватывает лет пять, десять. За такой период в нём должны пройти сотня или две героев. Каждый герой имеет свою собственную историю и связан сюжетными линиями с остальными, не нарушая, а подчёркивая их собственные линии. А теперь попробуем подсчитать, сколько связей нужно иметь в более-менее приличном романе, чтобы читатель использовал книгу для чтения, а не для разжигания (к примеру) печки, что стоит на вашем дачном участке.

Подсчитали? Нет?

У меня тоже не выходит. Калькулятор зашкаливает. А ведь мозг есть ничто иное, как калькулятор. Только гораздо мощнее и надёжней, чем те, которые продаются в магазинах.

Получив задание от своего хозяина, эта самая мощная в мире вычислительная машина начинает свою работу. При этом она не беспокоит человека до тех пор, пока задача не будет решена хотя бы частично. Человек может заниматься чем угодно: спать, есть, пить водку, ловить рыбу – запущенная машина будет работать. И никто, даже сам хозяин не в состоянии выключить её. Но когда появляется промежуточное решение, когда на определённом этапе все герои выстроены и связаны сюжетами, мы говорим – пришло озарение, или вдохновение. Здесь важно не потерять время, важно срочно записать на бумаге всё, что рассчитала машина. И писатель, который уже месяц или два не мог написать ни одной строчки, садится за стол и начинает строчить с такой скоростью, с которой вряд ли бы вы смогли поспеть за ним, даже если бы вы летели на крыльях. Он не ест, не спит, а пишет до тех пор, пока выданный мозгом сюжет полностью не ляжет на бумагу. Затем мозг приступает к следующему сюжету, а тело писателя лежит распластанное на столе, не в силах от усталости даже пошевелить головой.

Работа Чернокнижника полностью подчинялась приведённой выше схеме, с той лишь разницей, что общая концепция его произведения не была спрятана в голове, а была нанесена на скатерти, разрисованной кружочками, квадратиками, треугольниками и стрелочками. Писатель, как пулемётчик, барабанил по клавиатуре, превращая обыкновенную картинку с изображением плотских утех своих однокашников в душераздирающую историю, от которой у самого леденило сердце. Описав этот сюжет, Пётр отбрасывал картинку, смотрел на скатерть и приступал к новому сюжету.

Что это, если не вдохновение?!

Катя, понимая писателя, ходила возле него на цыпочках, боясь побеспокоить даже дыханием. Иногда она подносила своему гению тарелку с едой. Гений автоматически, даже не понимая, что он делает, опустошал её, не переставая писать ни на секунду. Ночью, когда голова писателя не выдерживала нагрузки и отключалась, Катя, как фронтовая медсестра, выносила с поля боя израненное тело и укладывала его на кровати, чтобы, отдохнув несколько часов, утром оно снова могло взяться за перо или, выражаясь языком современным, за клавиатуру.

Изредка Катя заглядывала Петру через плечо и читала его рукопись.

Прочитав однажды несколько листов, она отошла от Петра, ушла на кухню и вернулась с тушкой куры, которая лежала на разделочной доске. В другой руке она сжимала кухонный нож.

Неожиданно Пётр вздрогнул и отшатнулся от клавиатуры.

– Пиши! – строго сказала Катя.

– Не могу, – простонал Пётр.

Катя положила на стол разделочную доску и ударила куру ножом.

– Слышишь, как кости хрустят?

– Не могу, – повторил Пётр.

Катя вставила в руки Чернокнижника нож, сжала в своей руке кулак писателя, размахнулась и ударила куру.

– А теперь сам, – скомандовала она.

Рука робко опустила нож на куру и не только не проткнула её ножом, но даже как следует не порезала.

– Сильнее!

Рука ударила сильнее.

– Ещё сильнее!

Рука ударила так, что от куры полетели ошмётки.

– Вот так, так надо бить, – «заводила» Чернокнижника Катя. – Ты чувствуешь хруст костей? Бей его, бей!

Рука всё чаще и сильнее стала наносить удары. Наконец она, войдя в экстаз, измолотила куру в порошок.

– Вот, так хорошо! Теперь опиши всё это.

Руки вновь легли на клавиатуру и продолжили работу. Катя убрала куру.

Мишель положил последний лист рукописи на стол и посмотрел на Наташу.

– А что будет потом? – спросил он.

– Он сам ещё не знает. Не придумал, – ответила она.

* * *

После того, как Геннадий Малышев отпустил на свободу грабителя и уничтожил все доказательства преступления, начальник некоторое время ждал визита молодого сотрудника для объяснений. Шеф даже подсылал к нему капитана, чтобы тот растолковал лейтенанту существующие порядки. Капитан доложил, что выполнил приказ шефа.

– Почему же он тогда не пришёл ко мне? – не понимал начальник. – Может быть, он не понял?

– Да я ему прямым текстом сказал, что у нас принято делиться! – возмутился капитан.

– Не кричи ты! – осадил его начальник. – Мне, слава богу, ничего объяснять не надо. Просто моё начальство уже задавало мне вопрос.

– А может быть он жадный и не хочет делиться? – предположил капитан.

– Генка жадный? – усмехнулся шеф. – Это ты уж через край хватил. Да он последнее отдаст, если с кем беда случится!

– Ну, тогда не знаю, – развёл руками капитан. – Может быть, он преступника пожалел, раз такой жалостливый?

– А что, у преступника беда случилась?

– Да, он не просто так в эту сберкассу полез. Ему срочно нужны были деньги на лекарства жене.

– А что с женой?

– Уже ничего. Она умерла.

– О Господи! – Начальник закатил глаза и мысленно перекрестился. – А вот это похоже на Малышева.

– Что же теперь с ним делать?

– Да ничего не делай. Должен же в нашей конторе хоть один сотрудник быть с человеческими чувствами.

Капитан непонимающе пожал плечами и уже хотел выйти из кабинета, но начальник остановил его.

– Дай ему вот это дело. – Шеф протянул папку. – Здесь одного бомжа убили.

Капитан забрал папку.

– Тут жалеть некого, – сказал шеф.

Капитан вышел из кабинета.

Шеф ошибся, когда сказал капитану, что в этом деле жалеть некого. Стоило Малышеву посмотреть на фотографию убитого, как на лице следователя отразилась нечто большее, чем жалость.

– Ну, что опять не так? – спросил капитан.

– Вы знаете, кто это? – Малышев показал пальцем на фотографию убитого.

– Личность ещё не установлена. Документов при нём не оказалось. Вот ты и разбирайся.

– Это Иванов Владимир Петрович, – тихо сказал следователь.

– Тот самый? – переспросил капитан.

– Тот самый.

Капитан ничего не ответил. Он торопился к шефу, чтобы доложить сенсационную новость.

– Вот почему он не пришёл ко мне, – догадался шеф, после полученной информации. – Его подопечный просто не успел отблагодарить своего освободителя: оказался в бомжах, а теперь и вовсе…

– А мы чуть было плохо не подумали о своём товарище, – сказал капитан.

– О ком? – не понял шеф.

– О Малышеве. Подумали, что он из-за жадности своей делиться не хочет.

– Нет, нет, Малышев не жадный.

Начальник о чём-то задумался. Через несколько секунд он посмотрел на капитана.

– Малышеву надо помочь в этом деле.

– Не беспокойтесь, – с готовностью ответил капитан. – Мы этого урода найдём и так оформим, что никому не повадно будет на наш кусок свой рот разевать.

Однако Геннадий Малышев не думал ни о каком куске: ни о своём, ни о чужом. Его голова отказывалась понимать происходящее. Почему человек с высшим образованием, начальник отдела завода, семьянин, законопослушный гражданин, был лишён всего, чего только можно было лишить? Теперь от него отняли и жизнь. Почему государство не защитило его? Где они, офицеры милиции, присягнувшие на верность Родине, поклявшиеся защищать вот таких граждан, как Иванов? Неужели они изменили своей присяге? Неужели выродились, превратились в таких же бандитов, как тамбовцы, кудряшовцы, кумаринцы? Нет, он, Геннадий Малышев, обязан защитить если не жизнь, так хотя бы честь Владимира Петровича.

Геннадий раскопал в архиве дело, где Иванов написал в милицию заявление о том, что его квартиру обокрали. Как такового, следствия не было. Милиция представила дело так, что потерпевший сам пропил деньги. Поэтому дело было закрыто в связи с отсутствием состава преступления. А вот заявление потерпевшего о том, что риэлторская фирма обманула его и в результате её работы Иванов лишился не только квартиры, но и паспорта. И снова отписка. На этот раз потерпевшему посоветовали решать свои проблемы в суде. Никому, разумеется, не пришло даже в голову, что ни один суд не примет заявления от человека, у которого отсутствует не только место регистрации, но и сам паспорт.

Следствие привело Геннадия на городскую свалку. Оборванный бомж, гордый тем, что к нему за помощью обратились правоохранительные органы, упоённо рассказывал и показывал следователю своё хозяйство.

– Вот здесь он и жил, – показал бомж на сооружение из картонных коробок.

– Здесь? – не поверил своим глазам Геннадий.

– Здесь. А что вы удивляетесь? Очень удобно. Посмотрите, у него здесь трёхкомнатная квартира.

Действительно, коробки были закреплены так, что образовывали три отдельные каморки.

– У всех по одной, – продолжал комментировать бомж, – а у него три.

– А для чего ему три комнаты? – спросил Геннадий.

– Тут дело не совсем обычное, – грустно улыбнулся бомж. – Он ведь перед перестройкой на трёхкомнатную квартиру копил. Короче, все деньги собрал, тут-то его государство и кинуло.

Бомж покрутил пальцем у виска и кивнул на картонную конструкцию.

– Но он всё равно себе трёшку построил.

– Вы полагаете, что у него не всё было в порядке, – следователь тоже покрутил пальцем у виска.

– А как же? Других у нас нет. Здесь у всех своя история и у всех своё ранение в голову.

– Я могу посмотреть его хоромы? – спросил Геннадий старшего.

– Смотрите, тем более, хозяин возражать не будет. Только испачкаться можете. У нас тут не очень чисто.

Геннадий залез в картонные хоромы и сантиметр за сантиметром обследовал последнее жилище Владимира Петровича.

– Ого! – донеслось из коробок. – Да у него здесь даже видик был!

Следователь вылез наружу и показал бомжу видеоплеер.

– Там ещё кассеты были, – пояснил бомж.

– Какие кассеты?

– Он порнуху смотрел.

– Порнуху?

– Да, а что тут удивительного? Вы думаете, что если человеку жить негде, значит, у него ничего человеческого не осталось?

– Я ничего не думаю, просто тот интеллектуальный уровень, который был у Владимира Петровича, не очень-то сочетался с порнухой.

– Что касается уровня, то здесь, на свалке, он быстро под один знаменатель приводится. По нашим-то законам Володя мне должен был этот видик принести… Но я не стал настаивать, сделал вид, что не заметил. Пусть смотрит. От этих фильмов кроме пользы для здоровья ничего нет.

– Пользы для здоровья? – удивился следователь.

– Да, да, не удивляйтесь. В момент оргазма, в организме человека вырабатывается так называемый гормон счастья, который защищает человека от всевозможных стрессов. А для наших пациентов стрессы – это самое страшное, что может быть.

– Почему пациентов?

– Это я по привычке. Не отвык ещё. Я ведь при советской власти доктором медицинских наук был.

У Геннадия у самого чуть не случился стресс. До сих пор он считал, что основной удар перестройка нанесла по правоохранительным органам, но то, что он увидел, не влезало ни в какие рамки. Он посмотрел на доктора, который, видимо, вспомнив свои лекции и заполучив аудиторию, хотя и из одного человека, отдавался без остатка своему любимому делу. У следователя не хватило сил прервать разговор. Наоборот, чтобы доктор хотя бы на мгновение снова почувствовал себя доктором, он всячески старался показать всем своим видом, что его очень интересует эта тема.

– Но позвольте, это же всего-навсего фильм. О каком оргазме может идти речь? Разве что…

– Да, да, молодой человек, вот это самое «разве что» им только и остаётся. У нас есть, правда, несколько дам, но у них женского вообще ничего не осталось.

Следователь пришёл в шок. То, что он увидел и услышал, привело его в исступление. Доктор увидел это и решил прийти на помощь.

– Не мы устроили в стране эту шоковую терапию, мы только стараемся выжить.

Однако эти слова не вывели следователя из оцепенения.

– Но как бы мы не старались, – продолжал доктор, – нам всем суждено умереть. Нам на смену народится новое поколение, которое будет адаптировано к современным условиям. Так, кажется, утверждают ваши реформаторы?

Доктор подумал немного и потом добавил:

– Если народятся, конечно. В чём я лично сильно сомневаюсь. Это я вам как врач заявляю.

Шок шоком, но надо было и дело делать. Если до реформаторов Малышеву было не дотянуться, то до убийц Владимира Петровича он обязан был достать.

– А кассеты где? – спросил он доктора.

– Кассеты? Не знаю. А разве вы их не нашли?

Геннадий показал видеомагнитофон.

– Это всё.

– Странно. Кассеты должны быть.

Доктор задумался. Но вот лицо его прояснилось, и он хлопнул себя рукой по голове.

– Всё правильно. Их и не должно быть. Скорее всего, он оставил их там, где просматривал. Здесь-то он просмотреть их не мог. У него ни телевизора, ни электричества не было. Сами понимаете.

– А где он мог их просматривать?

Доктор пожал плечами.

– Я только на своей территории всё знаю. Что творится за её пределами, мне неведомо. Остались же знакомые, у которых есть телевизор и электричество?

* * *

Даже обыкновенный бомж с городской свалки знает, что лучше всего помогает от сильных стрессов. Помогает, но вовсе не излечивает полностью. Если бы было всё так просто, то люди предавались бы любимым утехам и никогда не болели, так как болезни, как известно, все от нервов, за исключением тех, кои даруются самими утехами. Если стресс сильный, то, поверьте, его ничем не сбить.

Слава Ворошилов с Верой Семёновой в известной нам квартире занимались совсем не тем, чем должны были заниматься.

– Что-то ты сегодня какая-то взвинченная, – сказал Слава своей подруге.

Та хотела было возразить, но дрожащие губы выдавали её. Она посмотрела на своего партнёра и тоже заметила в нём перемены.

– Ты тоже сегодня не в духе?

– У меня неприятности.

– С романом?

– При чём тут роман?

– С чем тогда?

– Похоже, нас с тобой засекли, – сказал Вячеслав.

Как ни странно, но эта новость не удивила Веру.

– Мне предлагают заплатить приличную суму, иначе наши с тобой отношения будут известны моей жене.

В соседней комнате Шурик и Юрик, затаив дыхание, следили за любовниками.

– Он получил наше письмо, – прошептал Юрик.

– Отлично, теперь посмотрим, что он будет делать.

– Ко мне тоже обратились с этим предложением, – ответила Ворошилову Вера.

У Шурика и Юрика вытянулись физиономии.

– Зачем ты ей написал? – возмутился Шурик.

– Я? Ты с больной головы на здоровую не вали! – обиделся Юрик.

– А кто же тогда?

– Если не ты и не я, то тогда… – Юрик хотел предположить, кто мог это сделать, но на ум ничего не приходило.

– Пётр не мог, – твёрдо заявил Шурик. – Он деньги лопатой гребёт, ему такими делами заниматься просто западло.

Они переглянулись, но так ни до чего и не додумались.

– Надо за ней проследить, – предложил Юрик, – тогда точно узнаем.

Слежка за Верой была организована по классическому детективному сценарию. Сменяя друг друга, комсомольские активисты фиксировали практически каждый шаг объекта, разумеется, там, где это было возможно. Они не только наблюдали за ней, но и снимали всё на камеру, на всякий случай, как говорил Юрик.

Слежка – самое утомительное занятие из детективного жанра. Можно сидеть в засаде день, два, неделю, а то и месяц, и ничего в результате не получить, а можно только начать слежку и тут же оказаться в центре событий.

Слежка Шурика и Юрика протекала по наихудшему варианту. Шли дни, но ничего интересного сыщики не замечали. Впрочем, появились совершенно незначительные детали, которые Шурик рассказал своему приятелю просто так, для очистки совести, а вернее, потому, что больше рассказывать было нечего.

– У её дома какой-то бомж трётся, – невзначай сказал Шурик, даже не придавая значения своим словам.

– Бомж? Я тоже видел бомжа, – оживился Юрик.

– Мало ли бомжей болтается. У моего дома они у мусорных бачков дежурство устроили. Там своя иерархия, свои законы.

– Меня удивило другое, – продолжал Юрик. – У бомжей обычно физиономии соответствующие. Это люди полностью опущенные, а этот…

– Я тоже обратил внимание, – подтвердил Шурик. – У него лицо интеллигента. К тому же, он чистый и всегда выбрит. Если бы не одежда, никогда бы не подумал, что он бомж.

– К тому же, дежурил он не у мусорного бака, а у парадной, где живёт наш объект. Один раз, когда Верка вышла на улицу, этот бомж сразу же слинял. Похоже, он так же, как и мы пасёт её.

– Откуда у него компромат на Верку? – удивился Шурик.

– Мало ли. Почему ты исключаешь, что Верка имеет компромат только с Ворошиловым? У неё может быть и ещё какой-нибудь компромат. Баба она симпатичная. Я бы на её месте тоже не церемонился.

– Размечтался! – ухмыльнулся Шурик. – Тут дело не в Верке, а в том, что какой-то бомж уведёт наши деньги прямо из-под носа.

Опасение Шурка подтвердились, когда операторы снимали свои порно фильмы, где главные роли исполняли Николай Семёнов и Наташа Ворошилова. Сцена их свидания почти точь-в-точь повторила сцену свидания их супругов. Почти точь-в-точь, потому что были некоторые отличия: парочка была напугана так, что даже не сделала того, ради чего они приходили в эту квартиру.

На совещании в подвале у Виктора Владимир Петрович с удовольствием докладывал своему подельнику о своих успехах:

– …таким образом, и та и другая согласилась с нашим требованием купить у нас эти кассеты. Вот письма, которые они оставили в условленном месте.

Владимир Петрович подал Виктору письма и стал ждать, когда тот ознакомиться с ними.

– Значит, одна принесёт деньги в десять, а другая в десять двадцать? – уточнил Виктор.

– Я специально так сделал, чтобы получить все бабки одновременно и сразу свалить.

– Правильно, – одобрил Виктор. – Значит, завтра пойдём на дело.

– Вдвоём? – спросил Владимир Петрович.

– А как же? Неизвестно, какой сюрприз подготовят нам наши подопечные. Или ты думаешь, что они безропотно принесут нам в клюве деньги и ещё спасибо скажут?

Приятели рассмеялись. Они представили, как две нимфы приносят им на блюдечке с голубой каёмочкой деньги и при этом ещё благодарят своих шантажистов.

– Хватит, – прервал смех Виктор, – пора отдохнуть перед делом. Я так считаю, что тебе больше не следует ночевать у меня. И вообще, будет неправильно, если нас будут видеть вдвоём.

– Это разумно, – согласился Владимир Петрович. – Конспирация никогда не бывает лишней.

Владимир Петрович вышел от приятеля, когда начало уже смеркаться. Он хотел прямо идти на свалку и лечь спать в своей картонной квартире, но ноги не хотели туда идти. Его голова рисовала всевозможные фантастические картины, которые были объединены одной темой. Он, Иванов Владимир Петрович, вырывается из цепких лап нищеты и снова становится нормальным человеком.

Мечты мечтами, но дело остаётся делом. Владимир Петрович, понимая, что любая мечта хороша лишь тогда, когда она осуществима, отправился отдыхать перед предстоящем делом.

Дойдя до свалки, он осмотрел её грустным взглядом, как будто перелистывал страницу своей жизни. Он залез в свой картонный рай, накрылся тряпьём и закрыл глаза. «Как только получу деньги, сожгу эту чёртову квартиру, – подумал он. – Чтобы в моей жизни не было такого никогда».

Вскоре послышалось ровное сопение хозяина. Это была последняя ночь в картонных апартаментах.

Как только Владимир Петрович уснул, в соседней «комнате» послышалась возня. Зажёгся тусклый свет фонарика и появился Виктор. Он на четвереньках подполз к своему приятелю и посмотрел на его спящее безмятежное лицо.

– Извини, друг, – прошептал Виктор, – но у этих придурков денег хватило только на меня. Я всё сделаю так, что ты даже не обидишься на меня. Ты будешь просто спать и видеть красивые сны.

Виктор вытащил огромный нож и аккуратно, чтобы не разбудить приятеля, скинул тряпки, выполнявшие роль одеяла.

– Вот увидишь, ты даже ничего не почувствуешь.

Он приложил свою руку к груди, нащупывая стук сердца, потом отмерил такое же расстояние на гуди у приятеля и резким движением воткнул нож. Видимо удар был рассчитан верно, потому что Владимир Петрович оставался лежать с таким же счастливым и безмятежным лицом.