Текст книги "Чернокнижник"

– И как создать эту пропасть? – спрашивает Катя.

– Есть два способа: можно очень низко опустить отрицательного героя и очень высоко возвысить положительного.

– А если взять, и всё перепутать, – начинает рассуждать Катя, – если в конце положительный герой превращается в отрицательного, и притом, гораздо хуже того, которого мы опустили на самое дно.

– А это уже называется интрига. Читатель должен всё время находиться в напряжении, и никогда его догадки не должны увенчаться успехом.

– Надо так взволновать читателя, – продолжает Катя, – чтобы он, сволочь, в обморок упал или инфаркт хватанул!

– Что-то ты не очень-то жалуешь своего читателя, – смеётся Пётр, – слишком всё черно получается.

– А за что мне их любить? За то, что они предпочтение отдают ему, а на тебя даже не смотрят? Читатель существует только для одной цели – отдать свои деньги нам. А насчёт чёрного – тут всё логично: ты же чернокнижник, будь любезен соответствовать своему псевдониму.

Молодые люди смеются и улыбаются. Наконец-то они ясно увидели свою цель. И цель эта прекрасна. Эта цель состоит из денег: рублей, долларов, фунтов, и их так много, что начинает захватывать дух.

Видимо, захлебнувшись своей мечтой, Пётр приземляется на нашу грешную землю.

– Всё это очень хорошо, – говорит он, – остаётся только выяснить, откуда столько сюжетов взять. Ну выдумаем десять, двадцать, а дальше?

– Надо вытащить сочинение из РОНО. У него много сюжетов.

– Завтра же пойду и начну вытаскивать его оттуда, – обещает Пётр. – Но, ведь и он не бесконечен.

– А твоя формула?

– Поясни! – Пётр наливает в рюмки остатки спиртного.

– Тот Сапожников нужен нам только до той поры, пока имя Чернокнижника не затмит его. А дальше мы нанимаем молодых, талантливых писателей, у которых нет имени, с которыми в редакциях никто не хочет разговаривать, и начинаем использовать их.

Пётр шарит по столу глазами в поисках бутылки.

– Я не понял, это что, всё?

– Что, всё? – не понимает Катя.

– Вот это, всё? – Пётр показывает на пустые бутылки.

– Петенька, тебе уже хватит. Ты еле сидишь.

– Обожди, обожди, ты что, забыла, что мы празднуем? Тебе не нравится формула, которую я изобрёл?

– Мне нравится, но ты уже…

– Никаких но! Мы даже не выпили за мою формулу! Ты хочешь, чтобы у нас всё сорвалось?

– Я не хочу, но…

– Тогда никаких но!

Катя выходит из-за стола и нехотя подходит к серванту. Она засовывает куда-то руку и достаёт бутылку коньяка.

– Так это же другое дело! – радуется Пётр. – Откуда ты её достала?

Он пытается сосредоточиться, но очертания серванта и рук хозяйки расплываются. Пётр всматривается и удивляется:

– Так у тебя сколько сервантов, два или три?

– Ну всё, что называется, напился! У тебя уже двоится.

– Да я трезв, как никогда!

Пётр, качаясь, подходит к хозяйке и отбирает бутылку.

– Петя, хорошо, давай за формулу по одной, и всё. Ты же сегодня даже с Жу-жу не виделся.

– Согласен, по одной, и едем к Жу-жу.

Пётр наливает коньяк в маленькую Катину рюмку, а свою отодвигает в сторону.

– По последней, так по последней. – Вместо рюмки он наливает коньяк в фужер, который предназначен для лимонада.

– Что ты делаешь?! – кричит Катя.

Увы, она ничего не успевает сделать. Пётр залпом выпивает фужер и заваливается на диване.

– А теперь поехали к Жу-жу, – еле выговаривает он.

Катя подходит к своему гостю, который со счастливым и придурковатым лицом спит на диване, заливая свою белоснежную сорочку слюнями.

– Не нужна тебе больше Жу-жу, – печально говорит Катя. – Бутылка водки тебя теперь больше устраивает.

Искать старое школьное сочинение в стенах такого солидного учреждения, как РОНО, это всё равно, что искать маленькую иголку в стоге сена.

– Посудите сами, – говорит заведующий РОНО писателю, сидящему в его кабинете, – этих сочинений тысячи. Скорее всего, его вообще нет.

– Раве их не сдают в архив? – спрашивает писатель.

– Это же не документ, чтобы сдавать его в архив. Я вообще не понимаю, почему вы пришли к нам за школьным сочинением? Идите в школу, там их хоть пруд пруди. В РОНО сочинения попадают редко, только для проверки.

– Именно для проверки оно к вам и попало, – не успокаивался писатель. – Более того, оно стало основанием для возбуждения уголовного дела.

– Уголовного дела? – удивился начальник РОНО.

Его лицо вдруг стало задумчивым. Он как будто ушёл куда-то далеко-далеко.

– А ведь я помню это сочинение, – сказал начальник, выйдя из прострации. – Это сочинение Чернокнижника, оно наделало в своё время много шума.

– Так вы сами читали его?

– Я был непосредственным участником этого дела.

– Мне чрезвычайно повезло! – воскликнул писатель.

– Однако я не могу отдать его вам.

– Значит, вы знаете, где оно находится?

– Чего же здесь знать? Оно лежит у меня дома.

– Я вовсе не собираюсь забирать его у вас. Если оно дорого вам, пусть оно у вас и остаётся. Я прошу лишь копию.

– И копию не могу дать.

– Но почему?!

– Потому что люди, которые там описаны, живы и здоровы, у них есть семья и работа. Они прошли эту страницу своей жизни, перелистнули её. Возвращаться в прошлое нельзя, можно сломать людям их жизнь.

– О чём вы говорите? Никто не собирается что-то ломать. Более того, вы, как представитель высшего уровня образовательной системы страны, должны быть заинтересованы в этом.

– Я?

– Конечно. Какую литературу изучают ваши школьники сегодня? Они изучают произведения прошлого века.

– Мы изучаем и современных писателей.

– Ваши современные писатели полностью оторваны от жизни. А здесь – реальные события. Что касается имён, то их можно изменить.

– Нет, нет, и не уговариваете.

– Государство, – продолжал Пётр, – тратит на гонорары нам огромные деньги, чтобы мы отображали эту реальность, а вы нам мешаете, стало быть, и государству.

– Что-то вы зарапортовались, – улыбнулся начальник. – Государство гонорары платит не нам, а вам.

Писатель открыл свой дипломат и вытащил оттуда пачку ассигнаций.

– Нет, я не ошибся. Вот ваша доля.

– Уберите, уберите немедленно! – закричал начальник.

– Что вы так забеспокоились? Это не взятка, а гонорар. Вы же только сказали, что сами были участником этих событий, следовательно, определённая доля авторства ваша.

Начальник РОНО не был святым. За свою трудовую жизнь ему приходилось и брать, и давать взятки. Он видел и большие, и очень большие деньги, но такие! Взгляд его стал стеклянным, и он не мог отвести его от магической пачки, лежащей на столе.

– Вот и прекрасно, – говорит писатель. – Сейчас я заполню бланк договора, чтобы у нас всё было официально.

Однако начальник никак не отреагировал на эти слова. Он не мог отвести взгляда от денег.

Писатель не стал надоедать, положил свой бланк в портфель и встал.

– Итак, когда вы принесёте мне сочинение?

– Завтра, – ответил начальник, не отводя глаз.

На этом беседа с начальником районного отдела народного образования была закончена.

Тяжело попасть в водоворот, но ещё тяжелее из него вылезти. Ещё совсем недавно Пётр сетовал на свою горькую судьбу, что он никому не нужен, а сегодня он падал от усталости, потому что требовался сразу всем, и, причём, одновременно. То его ждали в типографии, где требовалось согласовать обложку, то срочно его вызывал к себе редактор, чтобы исправить что-то в тексте, то необходимо было всё проверить после вёрстки. Одним словом, началась обыкновенная монотонная и изнуряющая работа, о которой так много мечтают, и о которой почти никто не имеет ни малейшего представления.

Придя к Кате из редакции, Пётр падал от усталости на диван и лежал без движения часа полтора, после чего понемногу принимал снова человеческий вид.

– Зачем тебя опять вызывали? – спросила Катя.

– Редактор уже задолбал, – ругался Пётр. – Опять заставил изменить целую главу.

– Гонорар от этого не изменится? – испугалась Катя.

– Изменится.

Девушка скорчила недовольную физиономию.

– Он станет больше.

– Как это? – не поняла она. – Мы же его уже получили.

– Речь идёт о переиздании.

– Но ещё это не издали.

– Не издали, но уже практически всё реализовали.

– Я не понимаю, как это можно?

– Я сам ничего не понимаю. У них там своя кухня. Ты знаешь, после этих редакторских правок скоро в моей книге ничего моего не останется: половина будет его, – Пётр кивнул куда-то в сторону, – а половина редактора.

– Да хоть чёрта рогатого, лишь бы деньги платили. Ты обедать будешь?

Пётр лениво встал с дивана и сел за стол.

– Скоро вся эта напряжёнка кончится, и ты сможешь сесть за следующий роман. Я уже подсчитала, чтобы жить более-менее прилично, мы должны писать по два романа в год. Это без учёта переизданий.

– Мы? – удивился Пётр.

– А ты как думал? Забыл, с чего всё началось? Я вижу, ты очень устал, и кое-что стал забывать? Так я тебе напомню. Всё началось с того…

– Перестань, я всё прекрасно помню.

– Ничего страшного, если выслушаешь ещё раз. – Катю, что называется, понесло.

– Ну, я не подумал, – попытался загладить свою вину Пётр.

– Ещё неизвестно, кто больше в этом деле сыграл роль, ты или я!

– Ну я прошу у тебя прощения! – Пётр встал перед Катей на колени и обнял её.

Хозяйка сразу сменила гнев на милость.

– Ты забыл не только мой вклад в это дело, ты стал забывать меня.

– Я никогда не забываю тебя.

– А когда ты вспоминал про Жу-жу?

Пётр хотел оправдаться, он уже открыл рот, чтобы сказать, когда в последний раз они с Катей были близки, но почему-то не мог сразу вспомнить.

– Вот видишь, ты даже вспомнить не можешь.

– Сейчас столько много работы с этим романом…

– А ведь она живая! – обиженно сказала Катя.

– Кто живая?

– Жу-жу, кто же ещё?

С хозяйки слетели передник, кофточка, юбка, и вскоре Жу-жу, как и прежде, предстала во всей своей красе.

Напрасно молодые люди думали, что после издания книги свободного времени станет больше. Всё оказалось совсем не так. Литературная общественность была взорвана этим трудом молодого писателя. Одна группа литераторов поносила автора самыми последними словами, другая возносила его до высот гениальности.

Одни считали, что человек, так легко и свободно критикующий самого эталона отечественной литературы – Пушкина, достоин только одного названия – варвар.

Другие полагали, что в стране родилась новая звезда, по своей яркости если не превосходящая Пушкина, то, во всяком случае, не уступающая великому поэту.

Ни одно периодическое издание, имеющее хотя бы отдалённое отношение к литературе, не выходило в свет без статьи, очерка или интервью, направленных либо на поругание, либо на поддержание Чернокнижника. Это стало настолько модным, что вскоре даже технические издания стали обсуждать эту тему. Эстафету критических статей подхватило радио и телевидение. Петра просто разрывали на части, приглашая принять участие то в телепередаче, то приглашали приехать в радиостудию. Особую часть в этом звёздном ливне приглашений занимали встречи с читателями: сюда люди стекались не для того, чтобы выслушать автора, они просто хотели своими глазами увидеть настоящую звезду, увидеть, чтобы хоть немного почувствовать самим божественное тепло, исходящее от нимба гения.

Нет, в Советском союзе не было слова «пиар», в Советском союзе было только само явление.

Глава 10

Как бы ни радовали лавры и медные трубы, а думать о хлебе насущном приходится всем: и неудачникам, и баловням судьбы. Ведь все понимают, что стоит только остановиться в этом безумном беге, и толпа, ослеплённая какой-нибудь новой звездой, забудет про своего недавнего кумира, и даже не посмотрит, как тот, подобно поверженному гладиатору, истекает кровью на арене Колизея. Что делать! Таковы правила игры: не мы писали их, не нам их отменять.

Чернокнижник попытался отказываться от интервью и выступлений, ссылаясь на занятость, но это привело только к увеличению гонораров. Отказаться от таких денег, которые ему предлагали, не было никакой возможности.

Наконец выход был найден. Вместо модного и известного писателя интервью стала давать его, как это теперь называли, гражданская жена. Толпа была в восторге: вместо одной игрушки она обрела две. Чернокнижник получил возможность сесть за стол и приступить к своему следующему роману.

Придя домой после очередного выступления по телевидению, Катя, поужинав и отпустив служанку, зашла в кабинет Петра.

– Ну как, начало положено?

– Собственно, в этом больших проблем нет, – ответил Пётр. – Мне нужно только изменить имена подлинных героев.

– Зачем?

– Затем, что я обещал, когда брал сочинение.

– Ты когда-нибудь считал деньги, которые мы получили за твою книгу.

– Ты имеешь в виду гонорар?

– Я имею в виду всё, что связано с романом.

Пётр задумался.

– А я всё подсчитала, – не стала дожидаться ответа Катя, – доходы, полученные от скандала, который был устроен тобой в прессе, в сто двадцать раз превышает гонорар, полученный за роман.

– В сто двадцать раз?!

– Так точно!

– А какой скандал я учинил?

– А кто убил Онегина вместо Ленского? Толпе нужен не роман, а скандал, – подытожила Катя.

– Что же ты предлагаешь?

– Имена должны быть подлинными, наверняка, корреспонденты будут всё проверять. Сюжеты, которые описаны в сочинении, никуда не годятся. Посуди сам, что, собственно, произошло? Взрослые люди дождались, когда дети уснут, и начали заниматься тем, чем занимается каждый взрослый человек. В чём, собственно, криминал? Безнравственно поступают не те, кто занимается, чем им положено заниматься в такое время, а те, кто подглядывает за ними. Образ должен быть раскрыт так, чтобы кровь застывала в жилах!

Пётр задумался. Его лицо стало мрачным и серьёзным. Но вот оно прояснилось, и уголки губ немного вытянулись в улыбке.

– Ты что? – спросила Катя.

– Я заглавие придумал.

Катя с интересом посмотрела на Петра.

– Лагерный роман.

– Я помню. Это слова Лены – физички, когда она говорила про отношения с вожатыми мужчинами.

– Никаких мужчин не будет, – сказал Пётр. – Будут две вожатые, две молодые самки, у которых крышу сорвало на почве секса.

– Во, во! Секса надо побольше, это гарантия успеха! Как говорится, кашу маслом не испортишь.

– И не просто секс, а целая оргия с несовершеннолетними! – вошёл во вкус Пётр.

– Петька, ты у меня гений! – похвалила писателя Катя.

Пётр склонился над столом, и его пальцы ловко стали отстукивать на печатной машинке дробь будущего романа.

* * *

«…В этом походе расклад получился хуже, чем в прошлый раз. Тогда двое вожатых были учителями физкультуры, и две молоденькие учительницы – одна русичка, а вторая физичка. А в этом вместо четырёх послали только двух. И эти двое были женщинами. Сразу после отбоя вожатые, не дождавшись, пока дети уснут, залезали в свою палатку и начинали вспоминать свои прошлогодние приключения.

– А помнишь, как в прошлый раз с нами были ещё двое вожатых – физкультурники? – с восторгом вспоминала Лена.

– Мне из-за этих козлов лечиться пришлось. – Таня сплюнула и скорчила недовольную гримасу.

– Мне тоже. Впрочем, это вполне естественно, ведь мы тогда менялись партнёрами.

– Всё равно, это было очень романтично, – восхищалась Лена. – Вылечили за несколько месяцев, а воспоминаний на целый год хватило.

– Считай, что на два, – поправила подружку Таня.

– Почему на два?

– Потому что в этом году мы с тобой пролетели, как фанера над Парижем.

– А жаль, – вздохнула Лена, – я бы ещё полечилась.

Далее шли такие интимные подробности, что описывать их нет никакой возможности. Однако девушкам эти подробности были необходимы, как воздух. Эти подробности доводили собеседниц до экстаза, что в какой-то степени позволяло компенсировать отсутствие мужчин. При этом рассказчицы не стремились рассказать правду, их целью было как можно сильнее возбудить свои натуры. Естественно, что рассказы сопровождались раздеванием и обниманием друг друга.

Неожиданно около палатки послышался какой-то хруст. Лена быстро накинула на себя халат и вышла из палатки.

Летняя ночь опустила на поляну кромешную тьму. Тёплый воздух, пропитанный запахом хвои и запахом лесных цветов, висел неподвижно, и как будто обволакивал соей бархатной сущностью всё тело. Невидимые тепловые лучи от недогоревшего костра, будто страстный любовник, покрывал жаркими поцелуями те участки кожи, которые не были спрятаны под халатом.

– Таня, Таня! – воскликнула Лена. – Иди скорее сюда! Разве можно спать в такую ночь?

Из палатки вышла Таня, на ходу подвязывая халат.

– Кто это был? – спросила она.

– Наверное, зверюшка какая-то, – ответила Лена.

– А дети спят?

– Как сурки.

Лена нагнулась и, подняв с земли несколько сухих веток, бросила их на угасающие угли. Сноп искр моментально поднялся вверх, освещая причудливым светом всю поляну. Языки пламени тут же окружили ветки и под их треск заплясали в таинственном хороводе. Лена сбросила свой халат на землю, распростёрла руки и подставила своё тело волшебному теплу.

– Боже мой, какая прелесть! – прошептала она подруге. – Так хорошо, что и мужиков никаких не надо!

Таня тоже скинула халат и подошла к костру.

В детской палатке, где мальчики, у которых уже начали расти усы, по словам Лены должны были спать, как сурки, сном даже не пахло. Столпившись у маленького палаточного окошечка, они, спустив трусы и сжав в кулаках своё достоинство, наблюдали за сценой, которую не доводилось видеть даже во сне.

– Что там, что там? – пытались оттолкнуть от окошка счастливчиков другие ребята.

– Там Татьяна Александровна в таком виде!

– Какая Татьяна Александровна?

– Бахметьева, какая же ещё?

Наконец один из созерцателей испустил благодушный стон и, разжав свой кулак, отошёл от окошка. На его место стремились уже другие, да так резво, что чуть не уронили палатку.

Заметив это движение, вожатые отошли от костра и быстро накинули свои халаты.

– Где они? – спрашивали вновь пришедшие созерцатели.

– Сейчас выйдут. Они в тени.

Однако выходить в освещённый круг костра никто не собирался. Вожатые зашли в палатку, взяли фонарики и, обойдя жилище юношей с тыла, очутились у брезентовой двери. Лена наклонилась к самому уху подруги и прошептала:

– Давай!

Татьяна Александровна резко отдёрнула в сторону брезент и два луча фонариков осветили палатку.

Картина, открывшаяся двум педагогом, резко отличалась от тех лекций по детской психологии и физиологии, которые они изучали в своём педагогическом институте. Юноши поголовно все находились в состоянии детского грешка. Их безумные взгляды уже не реагировали на происходящее вокруг. Они занимались своим делом до тех пор, пока их лица не расплывались в счастливой улыбке и они не валились на кровать, испуская облегчённый стон.

Но вдруг, будто по команде кого-то невидимого, взгляды юношей были направлены на вожатых. Взгляды – это неверное слово, которым можно передать то состояние, которое руководило группой перевозбуждённых юнцов. Это были не взгляды, а острые пики, пронзающие насквозь вожатых. С глазами, налитыми кровью, они были похожи на свирепых хищников в период спаривания. Они смотрели на самку не как на предмет вожделения, а как на свою жертву. И самка прекрасно понимала, что у неё всего два выхода: либо подчиниться своему повелителю, либо погибнуть. Групповое изнасилование было бы безобидной шуткой по сравнению с тем, что могло случиться с двумя молодыми девушками, оказавшимися в окружении молодых перевозбуждённых самцов.

Нет, всё-таки физики гораздо лучше приспособлены к жизни, чем лирики. Пока Татьяна Александровна молилась о своём спасении, и, не найдя среди взглядов, окружающих её, ни одного человеческого, прощалась с жизнью, её подруга, трезво оценив обстановку, уже нашла выход из совершенно безвыходного положения. Отодвинув невзначай халатик и обнажив свою ножку, она нашла в себе силы посмотреть в глаза этого очумелого стада и улыбнуться.

– То, чем вы занимаетесь, называется детский грешок, – сказала она, – а я считала вас мужчинами.

После этих слов несколько взглядов превратились из звериных в человеческие. Они отражали уже не звериную страсть, а вопрос.

– Пойдёмте, мы покажем, как это надо делать.

При этих словах учительница физики показала пальцем на двоих подростков, которые, по её мнению, были не только сильнее остальных, но и пользовались определённым авторитетом.

– Только, чур, на этот раз не подглядывать.

– Пусть только попробуют! – Один из подростков показал своим сверстникам смачный кулак.

Этот кулак настолько вразумил остальных подростков, что от звериных взглядов не осталось и следа. Подростки немного отступили и вдруг, увидев, что стоят без трусов, покраснели.

Вожатые с двумя юношами вышли из палатки и растворились в темноте, оставив всех остальных в полном недоумении.

Однако недоумение быстро закончилось: два подростка с сияющими лицами влетели в палатку и сели на свои кровати.

– Ну, что? – окружили их сверстники.

– Это просто сказка какая-то!

Восторженный первопроходец оглядел палатку, отыскивая своих друзей.

– Сашка, Мишка, давайте теперь вы!

Двое следующих выскочили из палатки.

– А мы? – послышался чей-то голос, похожий на скуление щенка.

– А тебе зачем? – ответил юноша, который уже мог гордо называть себя мужчиной. – Ты и так уже кончил.

Взрыв смеха обрушился на неудачника. Поняв, что ему ничего не светит, он, потупив взгляд и опустив голову, отошёл от счастливчиков.

– Да не огорчайся сильно, завтра мужчиной станешь. Татьяна Александровна сказала, что они всех научат.

После посвящения в «мужчины» юноши действительно спали, как сурки. Однако этого нельзя было сказать про вожатых. Они ещё целый час лежали и не могли прийти в себя от случившегося.

– Когда я увидела их звериные глаза, то поняла, что меня сейчас растерзают! – вспоминала Таня.

– Так бы и случилось, – подтвердила Лена. – В такие моменты они ничем не отличаются от зверей.

– Если бы не ты…

Таня с благодарностью посмотрела на подругу.

– Да чего уж там, я ведь не только для тебя старалась, но и для себя тоже. Главное – это результат. А в результате стая голодных волков вместо угрозы превратилась в защиту. Правда, за это пришлось немного поработать.

– Через тебя сколько прошло? – спросила Лена.

– Четверо. Правда, получилось только у двоих.

– Вот нам и предстоит их научить. Ведь мы же учителя.

– Всех?!

– А ты как думала? Представь, что с нами будет, если кто-нибудь из них расскажет про это своим родителям?

У Тани только при этой мысли задрожали руки.

– Не бойся. Если все через это пройдут, значит, будут молчать, как миленькие. Ты встречала хотя бы одного подростка, который сам признался бы родителям, что он курит? Молчат, как рыбы. Вот и здесь то же самое. Да и с медицинской точки зрения здесь всё хорошо. Лечиться не придётся – они все чистенькие, как слеза ребёнка.

К концу похода у подростков не осталось белых пятен в образовании. Даже те знания, которые советская школа давать отказывалась, были получены ими в полном объёме. Понимая, как рискуют учителя столь запрещённого, но очень приятного и необходимого предмета, юноши решили поклясться кровью, что приключения, произошедшие с ними в походе, останутся под покровом тайны на всю оставшуюся жизнь. Для этой цели была принесена в жертву наволочка, на которой шариковой ручкой написали слова клятвы. После того, как каждый вслух прочтёт клятву и подпишет её кровью, наволочку планировалось сжечь на костре, а пепел развеять по ветру. Мероприятие проводилось ночью, что придавало ему оттенок таинственности и загадочности. Юноша зачитывал клятву, брал нож и надрезал им указательный палец правой руки. Поставив кровавую подпись на наволочке, он передавал нож следующему.

Наверное, всё мероприятие прошло бы именно так, как и планировали его создатели, если бы не Вовка. Он не принял ножа от своих собратьев.

– Ты что? – удивлённо посмотрел на него только что поставивший подпись.

– Я ничего, – ответил Вовка. – А вы что?

Палатка, только что наполненная шёпотом и вздохами, моментально погрузилась в звенящую тишину. Слышно было лишь тихое дыхание мальчишек и стук их сердец. Но вот эти тихие звуки стали заглушаться каким-то зловещим воем. Этот вой становился всё громче и свирепей. Его сущность была направлена против Вовки, человека, отказавшегося не только подписать клятву кровью, но и просто произнести её.

– Значит, как получать сладенькое, так ты первый, а как отвечать, так ты в кусты?

– Мне не за что отвечать, – спокойно сказал Вовка.

– То есть, как это, не за что? Ты же был в той палатке.

– Нет.

– Как это, нет? Почему? – не поняли его товарищи.

– Потому что это против моих убеждений.

Этот аргумент был настолько непонятен всем жителям палатки, что последняя опять на несколько минут была поглощена тишиной.

– Этого не может быть! – кто-то прервал тишину. – Убеждения могут быть у девчонок, а у парней их не бывает.

– А у меня они есть.

– Он просто импотент, – догадался кто-то.

Моментально несколько человек навалилось на Вовку, и подушка плотно закрыла рот.

– Спускай с него штаны! – скомандовал лидер.

Приказание было исполнено моментально.

– Так и есть – висит, – доложили лидеру добровольные помощники.

– Это ещё ничего не значит, – ответил тот.

Сразу несколько рук приступили к проверке выдвинутой гипотезы.

– Вот сволочь! – послышался чей-то выкрик. – Прямо в лицо попал. Никакой он не импотент.

Раздавшийся, было, смех тут же затих.

– Он заложит нас, если не сделает то же, что и мы, – сказал лидер.

– Ты сейчас же пойдёшь к вожатым и всё сделаешь, – послышался совет.

– Да пошли вы!

Лидер юношей, который на целую голову был выше остальных, подошёл вплотную к распластанному на кровати Вовке.

– В таком случае, нам придётся из тебя действительно сделать импотента.

При этих словах он сжал свой кулак и изо всех сил ударил свою жертву между ног. Жертва, рот которой был плотно зажат подушкой, скорчилась от боли, но тут же снова выпрямилась, потеряв сознание.

– Вы хотите, чтобы я это делал один? – спросил лидер.

Повинуясь воле вожака, серая масса навалилась на свою жертву и приступила к исполнению приговора.

– Хватит! – сказал вожак. – Насмерть не забейте.

Масса отпрянула от своей жертвы. На кровати лежал окровавленный Вовка без всяких признаков жизни.

– Это вы перестарались, – сказал вожак.

– Что же теперь нам делать? – На вожака уставилось несколько десятков глаз.

– Во всяком случае, оставлять его здесь нельзя. Сделаем так: ты и ты, – вожак показал пальцем на своих приятелей, – оттащите его подальше отсюда, километра на три, а дальше пусть догадываются, что с ним случилось.

Под покровом ночи тело несчастного Вовки унесли из палатки. Наволочку с клятвой по пути бросили на угли догорающего костра. Он вспыхнул, осыпал поляну снопом искр и, съев наволочку, снова успокоился.

Вовка очнулся от того, что рядом что-то ухало. Он открыл глаза и увидел огромную сову, раскинувшую свои крылья метра на полтора. Блюдца глаз хищной птицы отражали свет ночной луны, и, казалось, освещали этим светом лес. Вовка попытался подняться на ноги, но, почувствовав резкую боль между ног, снова опустился на землю. Посмотрев на источник боли, Вовка не поверил своим глазам: то, что совсем недавно могло уместиться в кулаке, сейчас не поместилось бы и в кастрюлю. Более того, боль, которую он испытывал, можно было сравнить только с пытками святой инквизиции в период средних веков. Вовка попробовал упереться локтями в землю и подтянуться. Боль прорезала своим острым лезвием всё тело, но сознания Вовка не потерял. Он сделал ещё несколько попыток двигаться, и они удались. Сова, видимо, удивившись противоестественному поведению человека, поняв, что ей здесь ничего не обломится, взмахнула крыльями и улетела.

Не зря человека называют венцом природы. Через два часа он уже не полз, а, еле переставляя ноги, шёл вперёд. Он не знал, куда он идёт, у него была только одна цель – идти вперёд и только вперёд. Вдруг Вовкины глаза увидели очертания проходной лагеря. В глазах сразу потемнело, в ушах засверлил противный свист, к горлу подкатил тошнотворный комок, и сознание провалилось в какую-то бездну.

Утром, когда отряд умылся, сделал зарядку и выстроился на линейку, выяснилось, что одного человека не хватает. Юноши испуганно и непонимающе смотрели на своих вожатых. По их взглядам безошибочно можно было предположить, что они не только не знают, но и не могут знать, куда ночью делся их товарищ.

Палатки были свёрнуты в течение часа. О завтраке даже никто не вспомнил. Группа юношей в сопровождении двух вожатых возвращались к месту своего основного базирования: лагеря «Буревестник»…»

Катя отложила в сторону рукопись и с удивлением посмотрела на Чернокнижника.

– А что дальше? – спросила она.

– Ты же читала сочинение.

– Но оно короткое.

– Приукрасим, разбавим водой, да и следователя не забывай.

– Это получится бестселлер! – размечталась Катя.