Текст книги "Разрубить гордиев узел"

Юля

– Все, милая, я окончательно исцелился, ты спасла меня! – глаза Юры светились, он привлек к себе Юлю и поцеловал. Вот только в этот раз она не ответила. Была немного отстранена и холодна.

– Так быстро? – удивилась она.

– Да, я же тебе говорил, это уникальная технология, гамма-нож. Одно вмешательство, и этой дряни у меня в голове нет. Отпразднуем? Я купил твое любимое шампанское.

Юля покачала головой и отошла к окну. Картина была чудесной – молодая изумрудная листва. Жизнь, полновесно вступившая в свои права. Скоро начнется время ягод и фруктов. Единственное, что любил Никита, – это поездки в лес за земляникой. Он с удовольствием пересчитывал все ягоды вначале на кустах, а потом в корзинке. Поэтому они всегда брали с собой две корзинки. По пути домой сын перекладывал ягоды из одной в другую. Дашка все меньше любила вылазки с родителями, но стоило немного настоять, как она сама увлекалась «тихой охотой», и потом ее за уши было не оттащить. Азартная натура брала свое. Грибы они тоже любили собирать. Неожиданно, когда семья вдруг исчезла из Юлиной жизни, прошлое вдруг начало представляться в удивительном свете.

Оказывается, у них были и хорошие моменты. Просто они проходили мимо нее в силу усталости. И еще она скучала по детям. Как бы она ни уговаривала себя, что Никита ее вообще не замечает, а у Дашки вот-вот начнется самостоятельная взрослая жизнь и мать перестанет ей быть нужной, ничего не получалось. Она все равно скучала по своим детям. Кажется, она недооценила силу своей привязанности.

Как это ни странно, но скучала она и по Алексею. Краткие свидания с Юрой всегда были праздником. А тут выяснилось, что тот не приучен класть носки в одно место, убирать за собой и мыть посуду. Теперь, когда Юля была рядом с ним все время, он с радостью все это ей делегировал. Алексей, воспитанный отцом-военным, был приучен держать все вещи в идеальном порядке (кроме ящика с инструментами, где царил «творческий» беспорядок). К этому же он приучил и Дашу. За годы совместной жизни Юля отвыкла от беспорядка. Но беспорядок ее сейчас беспокоил меньше всего. Гораздо больше ее волновало то, что Юра ей врал. Она была почти в этом уверена. Не лечатся люди от опухоли в голове за две недели. Какими бы магическими свойствами ни обладал гамма-нож. Это просто невозможно.

– Это в какой клинике такие чудеса творят? – как бы между делом поинтересовалась Юля, моя посуду, вытирая и аккуратно складывая на полку.

– Это пока экспериментальная программа, – буркнул Юра и похлопал по месту рядом с собой на небольшом диванчике. – Юлек, ну что ты как следователь? Иди сюда, я соскучился.

– А тебе можно пить?

– Мне теперь все можно, милая, – счастливо засмеялся Юра. – Ну, иди ко мне! Я соскучился!

И Юре, как обычно, удалось утянуть ее в спальню, где он, безусловно, давал фору Алексею. Чувствовался большой опыт, и Юле не хотелось задавать вопросы, откуда он взялся.

Тогда, в ее восемнадцать лет, родители Юры срочно увезли его в реабилитационный центр после того, как он, взяв без разрешения отцовскую машину, чуть не сбил насмерть ребенка. Отправке в центр поспособствовала мама Юры, прокурор. После чего вся семья переехала в другой город, не оставив никому адреса. Потом случились все эти кошмарные события в семье, когда погиб Андрей, Оля потеряла ребенка, мама умерла, а дед начал резко угасать.

Юля тогда поступила в институт, переехала в общежитие, познакомилась на дискотеке с Алексеем и вышла за него замуж. Не от любви, а скорее от безысходности. Алексей был хорошим парнем, и она даже чувствовала себя виноватой, что не может по-настоящему его полюбить и дать то, что он рассчитывал получить, женясь на скромной милой девушке.

Затем родилась Дашка. Вначале Юля была даже рада осесть в декрете, но вскоре семейная жизнь стала ее тяготить. Она постаралась как можно скорее выйти на работу и даже сделала неплохую карьеру, которая со временем позволила ей работать удаленно. Затем был Никита, чье рождение было незапланированным. Юля не хотела ребенка, но ее уговорил Алексей. Иногда в минуты отчаяния она даже упрекала его этим, но муж всегда стоял на своем: сына он любит и будет с ним до последнего дня. Каким бы тот ни был. А затем, когда Никите исполнился год, она встретила Юру. Случайно.

Был дождливый осенний день, когда брусчатка в старом городе вся покрывается оранжевыми лоскутами палой листвы, когда небо сереет и словно стирается, становится прозрачным, когда вокруг сгущаются серо-коричневые тона, ей вдруг отчаянно захотелось красок. Закончив работу пораньше, Юля заехала на небольшой вернисаж, где торговали уличные художники. Решила сделать себе подарок – купить картину. Любовь к картинам была той единственной призрачной нитью, которая связывала ее с Юрой – он очень любил рисовать и хотел стать художником, хотя мама уже определила его в юридический.

Юля шла по скользкой мостовой, пытаясь рассмотреть за целлофановой защитой картину, которая бы ее согрела, как вдруг услышала, как кто-то позвал ее по имени.

Потом они пили кофе в небольшом музейном кафе, распложенном возле вернисажа, а она прикасалась рукой к его колючему свитеру и все не могла поверить, что это ей не снится. Она сама не знала, почему соврала ему, что не замужем и что у нее нет детей. Ей хотелось другой жизни, и она себе ее придумала.

– Так как, говоришь, клиника называется? – настойчиво переспросила Юля.

– Зачем тебе?

– У моей коллеги муж болен, она сегодня поделилась.

– Юль, ну не могу я тебе сказать, это экспериментальная программа. Понимаешь, я не хотел тебя расстраивать, но я записался в группу добровольцев, – вздохнул Юра.

– Добровольцев? – непонимающе переспросила Юля.

– Да, – кивнул Юра. – Это лечение еще не запатентовано, они искали добровольцев, чтобы все протестировать. Я тебе не сказал, потому что ты бы волновалась.

– Это у нас в городе такое? – Юля вдруг почувствовала себя круглой дурой.

За участие в медицинских экспериментах добровольцам могли платить, но никак не брать с них деньги.

– У нас, у нас, – Юра еще сильнее привлек ее к себе. – Какая собака тебя покусала? Иди ко мне.

Поздно ночью, когда Юра крепко уснул, Юля выскользнула из кровати. Она отчаянно не хотела в это верить. Цеплялась слабеющими руками за тонкие нити надежды, но уже понимала, что скользит вниз и при падении расшибется насмерть.

Она проверила все вещи Юры, его рюкзак, в котором он беспечно таскал документы. Письменный стол, ящики со счетами и старыми письмами. Заглянула даже на антресоли. Но нигде не нашлось ни одного документа, подтверждающего, что Юра вообще был болен. Зато нашлись его долговые расписки на сумму чуть меньшую, чем та, которую дала ему Юля. Очередной проект, который должен был отвезти их на Мальдивы, явно не удался. И поэтому Юра придумал болезнь.

Алексей, Дмитрий, Ольга

Они сидели втроем в большом кабинете Дмитрия и проводили ревизию документов из компьютера Валерия, которые Ольга скопировала на жесткий диск и оставила себе.

– Вообще-то меня отстранили от дела, – сообщил Алексей, когда Ольга отправила на печать очередной документ.

– Это не важно. В любом случае будет возбуждено еще одно дело по части три статьи сто двадцать семь точка один Уголовного кодекса «о купле-продаже находящегося в беспомощном состоянии человека», и займется этим уже Следственный комитет, – успокоил его Дмитрий.

– Вроде все. – Ольга закрыла компьютер и подошла к принтеру, на котором высилась груда бумаги. Она разделила ее на три части и отдала Алексею и Дмитрию по внушительной стопке.

– Вы поняли, о чем идет речь? – Дмитрий пролистнул несколько страниц.

– Да, – кивнула Ольга. – Здесь договора об услугах суррогатного материнства.

Она внезапно села за стол, опустила голову на руки и уставилась перед собою, глядя на документы невидящим взглядом. Дмитрий и Алексей переглянулись.

– Что-то еще?

– Договоров сотни, – тихо сказала Ольга. – Возможно, даже тысячи. С гражданами США, Китая, Аргентины, Австралии, Франции, Филиппин и даже Монголии. Вы знаете, что Филиппины – один из мировых лидеров по торговле людьми и детской проституции?

Ее вопрос остался без ответа. Все так же продолжая безучастно смотреть перед собой, Ольга продолжила глухим голосом:

– Процесс контролировал Валера, в нем участвовали два наших ведущих акушера-гинеколога и три девушки из лаборатории, одной из которых была погибшая Светлана.

– Вы считаете, что ее убил Валерий?

Ольга подняла глаза и, усмехнувшись, уставилась в глаза Алексею:

– А вы как считаете? Вы сами посмотрите, да и коллеги из Следственного комитета наверняка подскажут: Валера за последние несколько лет стал долларовым миллионером. Одна манипуляция стоит порядка двух с половиной миллионов рублей. Кто бы захотел ставить такой бизнес под угрозу из-за маленькой глупенькой девочки? А то, что Светлана что-то знала, подтвердила ее мать. Да и мне она перед смертью успела шепнуть про продажу эмбрионов. Думаю, что именно поэтому она ко мне и пришла.

Откашлявшись, Дмитрий уточнил:

– Ольга, вы действительно были не в курсе?

– Если бы я была в курсе, зачем бы я вам все это сейчас рассказывала? – усмехнулась Ольга. – Не решись я об этом сказать, вы бы никогда ничего не узнали. Даже про собственных детей.

Она встала и подошла к окну, распахнула обе створки и жадно вдохнула, словно в комнате резко закончился кислород.

– А я все думала, почему он так заботился об обычных людях? – усмехнулась она, немного помолчав. – Мол, они тоже имеют право на счастье. Еще бы. Никто из них никогда не додумался бы искать свои эмбрионы в другом месте. Все кланялись, ножки целовали, получая младенца на руки. В то время как пара-тройка их детей отправлялись куда-нибудь на Филиппины, где следы их терялись.

Мужчины сидели молча, не зная, что и сказать. Первым не выдержал Дмитрий.

– Не возражаете, если я закурю? – спросил он у Алексея, тот махнул рукой.

Дмитрий похлопал себя по карманам пиджака и вдруг вспомнил, что, узнав о том, что у них с Верой будет малыш, он бросил курить.

– У вас не найдется?

Алексей покачал головой:

– Разве что трубка.

– Что угодно.

Алексей достал из кармана трубку и небольшую пачку табака. Набив трубку, он протянул Дмитрию вместе со спичками. Тот подошел к окну, раскурил трубку и уставился на Ольгу.

– Что-то еще?

– Да. Сейчас беременны десятки суррогатных мам. Уже завтра-послезавтра обо всем узнает пресса, и дело будет громким, как я понимаю, – она вопросительно посмотрела на Алексея, тот кивнул. – Заказчики затаятся. Большинство младенцев окажутся никому не нужными. Заказчики не захотят подставляться.

– Черт, – выругался Дмитрий и закашлялся. Ольга закусила губу. – Что с ними будет? – поинтересовался он, немного придя в себя.

– Если среди этих бедолаг есть те, чьим «родителям» они нужны действительно в качестве собственных детей, то те приедут сюда со временем, буду судиться и заберут своих детей. Но уже понятно, что таких будет меньшинство. Биологических родителей новорожденных тоже придется уведомить, возможно, кто-то заберет своих детей себе, – она поймала взгляд Дмитрия. – Но будут и те, кто попадет в дом малютки, и, если их усыновят или удочерят, это будет большой удачей. Среди них есть и биологические дети заказчиков или же дети, которые создавались с донорским материалом.

– Вопрос же не в этом? – догадался Алексей.

– Нет, – покачала головой Ольга. – Это все последствия. Бороться надо с причиной. Валера не один такой, я уверена. По всей стране найдутся еще клиники.

– Что делать? Писать открытые письма, обращения, собирать голоса, профильные комиссии? – Дмитрий перечислял стандартный набор мероприятий без особого энтузиазма в голосе.

– Нет, – покачала головой Ольга. – Это все никак не поможет. Нам нужен скандал.

Эжени

Эжени была лишь плохой ксерокопией себя прежней. Одетая в спортивный костюм непонятного происхождения, с грязными спутанными волосами, красными глазами и без макияжа, она лежала на больничной кушетке и казалось маленькой, разбитой и отчаянно несчастной. У Ольги кольнуло сердце от жалости. Она чуть было ей не поддалась. Больше всего на свете ей хотелось сейчас обнять сестру, сказать, что любит, и заверить, что все будет хорошо. Но жалость сейчас была худшим из всех возможных вариантов. Женька окончательно расклеится, и ее вообще не соберешь.

Ольга подошла к сестре и огляделась по сторонам. На небольшой тумбочке лежал виноград и стояла бутылка минеральной воды. Ольга взяла ее, открутила колпачок и выплеснула содержимое бутылки прямо сестре в лицо.

Та с трудом села на кровати:

– Ты что творишь, идиотка? Доконать меня решила, да? Пришла посмеяться? – безучастно прошептала она, а сердце Ольги еще больше сжалось. Эжени не скандалит, значит, дело очень плохо.

– Женька, хватит тут отдыхать. У тебя, возможно, еще один или парочка младенцев на подходе. – Ольга отошла от сестры на безопасное расстояние и оценила ситуацию: нет, Женя еще не пришла в себя.

– Что? Что ты несешь? – та подняла на нее измученный взгляд.

– То, что Валера торговал людьми.

– Торговал людьми? – непонимающе переспросила Эжени, а затем горько усмехнулась. – Ты, наверное, сошла с ума? Хотя этого можно было ожидать, в конце концов, наша мать…

– Оставь ее в покое, – прервала ее Ольга. – Валера мертв, его убили. В его компьютере нашлись документы, подтверждающие, что он обманывал своих заказчиков. Сообщал им о том, что эмбрионы погибли, в то время как те прекрасно себе выживали и подсаживались суррогатным матерям, а после рождения выдавались иностранцам. Те отчаливали с детишками на родину, где их следы терялись.

– Но это же… это же торговля людьми. – Эжени была искренне шокирована. Информация пробила ее броню и добралась до неведомых даже ей самой глубин – материнского инстинкта, призывающего немедленно защитить всех младенцев.

– Да, – кивнула Ольга и снова приблизилась к сестре. Села рядом с ней на мокрую кровать и взяла за руку.

– Это ужасно, – прошептала Эжени и вдруг скривилась, готовая расплакаться. – Моих детей тоже кому-то подсадили?

– Да, – вздохнула Ольга. – Сейчас одну за другой накрывают квартиры, где живут суррогатные матери. Одна из которых твоя, между прочим. Но будет ли у твоего малыша брат или сестричка, мы узнаем только через несколько месяцев. За беременностью не следили.

– Оля, мы должны это прекратить, – бескровными губами прошептала Женя. – Я не такая сволочь, как тебе кажется, я не могу позволить, чтобы детей вот так, непонятно куда и даже необязательно моего, все это… этого не должно быть.

– Да, – Ольга обняла ее за плечи и положила голову на плечо к сестре. – Ты можешь этому помешать, Женька.

– Я? – искренне удивилась Женя. – Что я могу сделать? Я несчастная женщина, которая снова осталась без мужчины.

– Нет, – покачала головой Ольга. – Ты королева скандала. Сейчас все будут говорить об этом деле и о смерти твоего генерала. Жень, твой час пробил.

Ольга

Дело, как и предсказывала Ольга, получилось громким. По городу было обнаружено более десятка квартир, на которых суррогатные матери ожидали рождения младенцев. За частью из них приехали биологические родители, оплатившие услуги суррогатных матерей, но часть детей так и остались одни. А услуги женщин не были оплачены.

Клинику закрыли. Дмитрию Разумному удалось снять с Ольги все обвинения, ей даже вынесли благодарность за то, что с ее помощью удалось вскрыть сеть по торговле людьми.

После похорон отца Алексей написал заявление об увольнении. Он сдал квартиру и вместе с Никитой и Дашей переехал на родительскую дачу в пригороде.

Дашка вначале сопротивлялась, но после того, как отец установил ей гамак во дворе, провел интернет и предложил приглашать друзей с ночевкой, чтобы купаться в речке и ходить в походы, смирилась с положением вещей. А Никите смена обстановки пошла на пользу. Он с удовольствием выходил во двор, где рисовал в сухой земле бесконечные цифры с помощью палочки. Рядом с ним все время находилась мать Алексея, приходящая в себя после предательства и смерти мужа.

Алексей посвящал все время сыну и вырезанию трубок. Он смастерил себе нехитрый сайт, дал рекламу в социальных сетях, и неожиданно заказы хлынули рекой. Алексей словно сбросил десять лет. Каждое утро он просыпался с радостью, выходил во двор, подтягивался на самодельном турнике, готовил детям завтрак, возился с Никитой, а потом садился с ним рядом во дворе и, что-то напевая или насвистывая, делал то, от чего получал настоящее удовольствие.

В один из таких дней и приехала Юля.

Вначале она некоторое время наблюдала за мужем, не узнавая в симпатичном радостном мужчине своего обычно понурого, выглядящего старше своих лет мужа. Алексей вдруг стал другим человеком. Неожиданно привлекательным, неожиданно уверенным в себе.

– Никит, что скажешь? Я сейчас кое-что тут доделаю, пообедаем и махнем с тобой на речку рыбу ловить? В смысле я буду ловить, а ты будешь мне помогать, считать рыб.

Мальчик неожиданно кивнул, и Юля едва сдержала изумленный возглас. Раньше Никита никак не показывал, что понимает обращенную к нему речь. Неужели это свежий воздух и постоянное присутствие рядом отца и бабушки так пошли ему на пользу? Внезапно ей стало горько, что ее не было рядом, когда Никита впервые проявил себя. В том, что это произошло уже некоторое время назад, Юля не сомневалась: Алексея ничуть не удивила реакция сына.

– Ну супер, договорились. Мам, когда там борщ будет готов? – крикнул он куда-то в дом, откуда немедленно раздался голос свекрови.

– Вот уже, мальчики, соус делаю чесночный к пампушкам.

Юля вдруг почувствовала, что проголодалась. Ее свекровь всегда была отличной хозяйкой и готовила так, как Юля и не мечтала научиться.

Она ушла от Юры месяц назад, добившись от него признания, что всю историю с болезнью он просто выдумал. Картины продавались плохо, он влез в долги, чтобы прокормить себя и побаловать Юлю, и пришло время их отдавать. Не хотел ее этим грузить, вот и выдумал про болезнь.

Глядя на него, Юля внезапно осознала, что ничего не изменилось. Что перед ней все такой же мальчик, беспечно скрывшийся с места, где сбил ребенка. Врущий, избегающий ответственности. Юра остался тем же, каким она его любила в юности. Вот только взрослая женщина уже не может полюбить безответственного мальчика. Это место в ее сердце было занято Никитой.

Она приехала домой, но обнаружила там незнакомых людей, которые пояснили ей, что хозяин с детьми уехал куда-то за город.

Некоторое время Юля прожила в гостинице, а затем сняла себе квартиру, пробуя начать жизнь заново. Но у нее ничего не получилось. Не проходило ни дня, чтобы она не тосковала по семье. Поэтому она рискнула.

Первым ее заметил Никита. Он поднял голову и уставился на Юлю, скрывавшуюся в тени старой яблони. Алексей, смотрящий в этот момент на сына, удивился:

– Что там, сыночек? – и перевел взгляд на ворота. Жену он увидел сразу. Отложил в сторону инструменты и неторопливо подошел к забору.

– Привет.

– Привет. – Юля принялась неловко теребить ремешок сумки.

Она выглядела словно сошла с открытки шестидесятых годов: платье в горох, пушистые кудри, которые треплет ветер, туфли на толстых каблуках и глаза, ставшие еще больше.

– Вернулась из командировки? – усмехнулся Алексей, и Юле вновь показалось, что перед ней незнакомец. Раньше Леша никогда не говорил с ней так снисходительно. С позиции уверенного в себе человека.

– Я больше не езжу в командировки, – тихо ответила Юля и опустила глаза.

– А что так? – Алексею одновременно было и жаль ее, и тяжело от предательства.

– Поняла, что мне в них делать нечего. Я могу увидеть детей?

– Нет, – покачал головой Алексей.

– Что? – Юля была искренне шокирована. Последнее, что она ожидала услышать от мужа, – это запрет на встречу с детьми.

– У Дашки ты можешь сама спросить, хочет ли она тебя видеть, но мне кажется, что ответ будет отрицательным. Уж слишком часто она плакала по ночам, когда думала, что ее никто не видит. А у Никиты здесь без тебя произошел большой прогресс. Он выходит из дома, начал реагировать на мою и мамину речь. Кстати, мама отыскала здесь отличного логопеда. Молодая девушка, начала с ним заниматься, и он пошел на контакт. Мира надеется, что скоро он заговорит. У него все хорошо без тебя. У нас все хорошо без тебя, – поправил он.

Юля с трудом сдерживала слезы. Безусловно, она это заслужила. Но в конце концов, это и ее дети.

– Мне что, идти в суд? – сглотнув ком в горле, уточнила она и посмотрела на Алексея.

– Иди куда хочешь, – предложил тот. – Если у тебя все, то мне пора. Мы с Никитой собрались на рыбалку.

Развернувшись, он направился к дому. Юля подняла взгляд на сына, все это время не сводившего с нее глаз. Слезы сами полились по щекам. Наверное, она должна бороться за свои права. Мать, обокравшая собственного ребенка ради любовника. А что, если им действительно лучше без нее?

Сгорбившись, Юля развернулась и побрела прочь от дома, как вдруг услышала тонкое и неуверенное:

– Ма…ма.

Ей показалось, что она ослышалась. Она остановилась. Звук повторился.

– Ма-ма…

Юля развернулась и подбежала к ограде. Никита отбросил в сторону палочку и сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, повторяя как заведенный:

– Ма-ма, мама, мама, мама…

Юля уже не сдерживала слез. Наплевав на запрет Алексея, она открыла калитку и побежала к сыну, встала перед ним на колени и обняла:

– Никита, Никитушка, я здесь, дорогой, здесь.

Сын вцепился в нее и продолжал повторять:

– Мама, мама, мама.

Вышедшая на крыльцо, чтобы позвать сына с внуком к столу, Авдотья с удивлением уставилась на блудную невестку (в детали сын ее не посвятил, лишь сообщил коротко, что они решили с Юлей пожить какое-то время отдельно) и на повторяющего безустанно «мама» Никиту.

– Никитушка говорит? – радостно воскликнула она и посмотрела на сына.

Тот кивнул, раскуривая трубку, а Авдотья счастливо засмеялась. Впервые с того черного дня, когда прочла письмо любовницы мужа.

– Вот радость-то! Скоро болтать начнет – не остановим! Юленька, здравствуй. Ты что-то похудела, девочка. Заходи, обед готов. Я борщ сварила, пампушки, пирог яблочный, твой любимый «Цветаевский», испекла. Заходите, будет, чем отметить! Ох ты ж мой золотой, радость-то какая!

Авдотья Ивановна спустилась с крыльца и подошла к внуку, оттесняя его от матери, подхватила на руки и прижала к груди.

– Радость-то какая, – снова и снова повторяла она, пряча лицо, залитое слезами, в волосах малыша.

Юля встала с колен, повернулась к мужу и посмотрела прямо в глаза.

– Я не уйду, – решительно заявила она. – Больше никогда. Если ты дашь мне шанс.

Алексей посмотрел на вековые сосны, растущие на участке. Бывает ли такая любовь, чтобы один раз и на всю жизнь? Наверное, бывает. У Ольги к этому Андрею такая. Интересно, какой он? Что в нем заставило его полюбить такую, как Ольга?

Задумавшись, Алексей понял, что больше он такой любви и не встречал. Зато встречал тех, кто падал, а им протягивали руку помощи. Некоторые потом эту руку кусали, но были и такие, кто держал ее крепко до последнего дня.

Алексей был уверен, что отец хотел вернуться. И что, если бы он вернулся, он бы остался жив. И что мама в конце концов его бы простила. И наверное, даже была бы моментами счастлива, несмотря на горькую обиду. И тогда у Никиты с Дашкой был бы дедушка, которым можно было бы гордиться, не погружаясь в детали его личной жизни. А так любящего деда у них больше нет. И было бы нечестно с его стороны лишать их еще и матери.

– Проходи. – Он затянулся, а затем медленно выдохнул густой дым. – Борщ стынет.

Девять месяцев спустя

Фото Эжени с младенцем на руках обошли все обложки модных журналов. Она была везде. Осознав значимость и величие своей миссии, Эжени удалось заставить общественность позабыть о ее скандальных выходках. Впрочем, так уж устроен наш человек: жалость в нем преобладает над всеми остальными чувствами. А уж кающаяся мадонна с младенцем на руках способна растопить даже самое черствое сердце.

Среди родившихся у суррогатных матерей младенцев не обнаружилось биологических детей Эжени. Среди документов, найденных сотрудниками Следственного комитета на компьютере Валерия, был один, указывающий на то, что подсадка двух эмбрионов Эжени и донора была произведена, но эмбрионы, как сообщила не состоявшаяся суррогатная мать, не прижились.

Эжени рассказывала об этой потере со слезами на глазах, прижимая к себе крошечную малышку, которую она назвала в честь безвременно покинувшего ее любимого человека Альбиной. Эжени стала тем рупором, который вещал из каждого источника, что вопросу суррогатного материнства необходимо уделить самое пристальное внимание.

Ведь это своего рода атомная бомба, изобретенная изначально во благо, а принесшая такой страшный вред.

Дмитрий усиленно работал со своей стороны над соответствующими законопроектами. Они все чаще встречались с Эжени для обсуждения рабочих вопросов, а также для того, чтобы протолкнуть нужные ему идеи в массы.

Желание сотрудничать Эжени восприняла за мужской интерес и со свойственной ей кипучей энергий начала активно участвовать в жизни Дмитрия, который периодически приходил в отчаяние от своей роли отца-одиночки. Она раздавала ему щедрые пинки, когда у него болели дети и опускались руки. Спешила на помощь, если вдруг очередная няня увольнялась, не выдержав строгих условий. А потом и вовсе предложила им съехаться и снять большой дом, где она смогла бы помогать Дмитрию, который в конце концов взял отпуск по уходу за детьми на полгода. Это стало последней каплей, и Дмитрий предложил Эжени обратить внимание на собственного ребенка.

– Подумай, какой хам! Счастья своего не понял, – жаловалась Эжени Ольге по телефону, а та лишь молча дивилась, какой же Дмитрий терпеливый человек.

О том, что Алексей помирился с Юлей, она тоже знала. Как-то вечером он приехал к ней и спросил прямо, сможет ли она когда-нибудь забыть Андрея или рассмотреть другие варианты?

Ольга покачала головой и указала на раскрытые чемоданы. Она решила вернуться в клинику в Кот-д’Ивуар и остаться там на неопределенный срок. Дома она больше жить не могла. Алексей лишь попросить поцеловать ее напоследок и ушел, сообщив о том, что Юля вернулась. Вернулась к детям.

Ольга не нашла, что на это сказать. Она даже была не в курсе, что Юля вообще уходила от Алексея. Поддерживая связь с Эжени, она по-прежнему не общалась со второй сестрой. Та вычеркнула ее из своей жизни, и Ольга решила дождаться момента, когда Юля сама ее позовет. Если позовет.

Впрочем, сейчас все остальные для нее были на втором плане. На первый впервые за много лет вышла она сама. Все эти дни она засыпала и просыпалась с одной мыслью: Андрей от нее отказался. Окончательно и бесповоротно. По собственному желанию. В его могиле лежал Вячеслав, а сам Андрей под чужим именем перешел на сторону зла.

Вначале Ольга злилась и бесилась. Затем проклинала. Потом просто плакала. Спустя несколько месяцев, когда с нее были сняты все обвинения, а шумиха поутихла, она поняла, что никогда не сможет обрести здесь покой.

Даже те люди и коллеги, которые всегда относились к ней с большим уважением и симпатией, теперь при встрече отводили глаза и ссылались на срочные дела. Здесь ее никто не ждал и никто в ней не нуждался, поэтому она решила вернуться в Кот-д’Ивуар. Где все началось и где все и закончится. Только там, работая с утра до ночи и валясь с ног в конце дня, она сможет обрести некое подобие покоя. Или ее убьет очередная малярия или лихорадка. Так тому и быть.

Такси приехало вовремя. Ольга спустила чемоданы, приветливый водитель помог ей загрузить их в багажник.

– Дадите несколько минут проститься с домом? Я все оплачу, – попросила Ольга.

– Надолго? – водитель захлопнул багажник и понимающе улыбнулся.

– Навсегда.

– Идите, конечно. Я счетчик выключу.

Ольга кивнула в знак благодарности и решила подняться в квартиру по стертым ступеням, касаясь перил, которые не менялись здесь со времен ее детства. Поднимаясь, она вспоминала счастливые моменты – их было немало.

Как они с сестрами катались на перилах, поднимая своими криками весь дом на уши. Соседи ругались, а дед заступался: «Как будто сами детьми не были, когда они еще так покатаются?»

Вот мама, молодая и веселая, упархивает в кино с очередным ухажером, а дед смотрит сурово и, поджав губы, предупреждает: «Смотри, чтобы без вот этого всего». Мама кивает, смеется, а утром снова не может попасть ключом в замок.

Вот Ольга бежит домой, чтобы сообщить деду: она поступила! Поступила в медицинский университет, как он и мечтал! Будет настоящим хирургом!

Вот Андрей провожает ее домой после первого свидания и сразу же целует. А через три дня прямо в подъезде становится на колено и просит стать его женой. Она, конечно же, соглашается. Она счастлива как никогда.

Вот она сообщает деду, что съезжает. Тот хмурится, а Ольга лукаво добавляет: «Только не убивай меня!», а тот вздыхает: «Чтоб родила мне правнука, поняла? Устал я от вашего бабьего царства».

На этом она оборвала поток мыслей. Она будет думать только о хорошем. Только о хорошем.

Ольга зашла в квартиру, не закрывая за собой дверь и не включая свет. Прошлась по ней, закрыв глаза и касаясь рукой знакомых до боли предметов. Она знала пространство до миллиметров. Стены, зеркала, фотографии, черное пианино…

Ольга подняла крышку и взяла пару нот – когда-то она любила музыку, но уже десять лет не прикасалась к инструменту.

Она вышла на балкон и втянула запах весенней ночи. Она будет по нему скучать. В Африке ночи никогда не бывают такими свежими и волшебными, дарящими надежду на новый день и чудо в нем. Там они тяжелые и тягучие, словно бескрайние саванны. Предвещающие лишь блеклый восход палящего солнца, мучительно сжигающего дотла все живое.

Она вернулась в комнату, присела на диван, автоматически повернулась к фотографии Андрея, но ее не было на привычном месте – она уже лежала в чемодане. Можно ненавидеть человека, но нельзя просто так его разлюбить. Посидев несколько минут, Ольга, все так же не включая свет, вышла из квартиры, закрыла дверь, засунула ключи в карман и, стараясь ни о чем больше не думать, спустилась по ступенькам.

Она распахнула дверь подъезда и налетела на собственные чемоданы. Такси во дворе не наблюдалось. Зато на его месте припарковался внушительный джип Дмитрия. Хозяин стоял неподалеку.

Ольга открыла было рот, чтобы задать вопрос, но Дмитрий поднял руку, призывая ее дать ему возможность высказаться первым, и подошел к ней.

– Я отпустил такси. Водитель сказал, что должен был везти вас в аэропорт, но я могу сделать это сам, если понадобится. Или компенсировать вам стоимость билета, если вы вдруг опоздаете на рейс. Но прежде чем вы что-то мне скажете, я прошу вас выслушать меня.