Текст книги "Глобус Билла. Третья книга. Бык"

Как улыбка на кривых и алых губах хозяина, таял мир да и покой в придачу. Мардук что-то пробормотал и отодвинул тарелку.

– Что-то попало в глаз. – И он смигнул.

Встал с невнятными словами:

– Нуте-с… вы тут… а я должен… должен.

И покинул их, прошагав чрезмерными даже для длинных ног шагами, сильно прикрыв дверь.

Шанни проводила бегство взглядом, с досадой вернув его (взгляд) в круг идиотов.

Билл с открытым ртом смотрел… потом взял в кулак солонку, и, дотянувшись, сильно посолил тарелку друга. Встряхивая солонку, он сказал, глядя на Аса:

– Да… только лётчики могут залететь далеко. Ты даешь, однако, стране угля. Я-то просто валял дурака, а я в его глазах и есть дурак и с меня взятки гладки. А ты прямо ему в глаза бухнул, что он слабак. Мои поздравления. Боюсь, из любимчиков тебя сразу перевели в висельники. Посадил транспорт на три точки, называется. А ещё Ас!

Молчание друзей.

– Ну, и зачем.

Ас отодвинул сильно посоленную тарелку.

– Слово правды, сир.

– Ах, так… а на кой оно, бастард? Если теперь среди его полуночных фантазий появится, как он смахивает тебя…

Вздохнул и сделал пальцами шелестение.

– Цена этого слова…

Компания вразнобой уставилась в окно, куда улетела муха.

– Словом, мы все в мушиных делах.

– Может, всё обойдётся. – Сочинила Шанни.

Билл ещё не выжал тему:

– Да и я тебе не прощу, дружище. Мне-то слабо… вот этак. А?

Он избрал в качестве адвоката тьмы Шанни:

– Каков?

Она огрызнулась, глядя в тарелку дяди – там воткнутая, покачивалась вилка:

– Не говори с дядюшкиными интонациями!

Озабоченно вздохнула и нечаянно посмотрела вверх и вбок.

Там на полке между горящими свечами… не может этого… ну, хватит уже… ведь страшно.

– Вы это видите? – Услышала Шанни со стороны свой неузнаваемый придушенный голос.

Белочка. Она сидела так мирно… у них кровь – да! – заледенела в жилах: такое выражение из старинных книг. И до чего верное, оказывается.

По поводу цвета её глаз, спустя минуту – когда видение кануло туда, откуда явилось, – разгорелась крикливая ссора между Шанни и Биллом.

– Мужчины вообще не различают оттенков!

– Командир, заступись!

– У них не было цвета. – Урвал прения опростоволосившийся Ас.

– Это был свет. – Иннан стояла в дверях с видом Золушки, купившей королевство.

– Белая к зиме. – Прошептал Энкиду.

– Но хвост был рыжий. – Протестовал Билл.

– Люблю смотреть, как небо горит.

Билл посмотрел на сира Мардука, чей профиль, врезанный в синеву, напоминал одну из башен старого замка. Над переносицей светилась, играя в потягушечки, классическая четырёхлучевая звезда – но это было не смешно, а величественно.

Поэтому Билл без лишних разговоров поддакнул. Он был, ежли честно, благодарен дяде.

Хозяин замка с ними помирился. С полчаса назад они смущённо и с тягостным чувством неправоты, столпились во дворе, где было намечено после представления насладиться домашним пиротехническим спектаклем.

Темнота и запах хорошего вина неизвестно откуда, плеск струек из рукомойника, не нарушающий тишину, подействовали на них угнетающе.

– Как ты думаешь, он придёт?

Шанни с резким смешком ответила Энкиду, не особо вглядываясь в его большое задумчивое лицо:

– После того, как наш командир сунул его в карман… вряд ли.

Ас сердито, но с явной растерянностью что-то пробормотал, переча. Патрульный вдалеке у врат задумчиво смотрел. Непонятно было – кто из тех двоих. Шанни присмотрелась, и решила, что уловила блик, скользнувший по золотистой чешуе.

Шаги на лестнице, – глухой гром в подвале заворчал, – становившиеся всё громче, неотвратимее, наполнили их сердца трепетом. На камни двора, вытянувшись, бросилась стройная высокая тень – почти правильный треугольник-гигант.

– Дорогие мои… – Колокольно ударил дядин голос, и с иронией зашумел плащ.

Он так себя повёл: мол, всё забыто… Билл отметил – не то, чтобы ничего не было, но именно забыто.

А это свидетельствовало о том, что сир Мардук не забывает ничего.

Впрочем, это уже, вероятно, их домыслы. Шанни старалась быть особенно внимательна к сиру Мардуку, хотя и не настолько, чтобы он заподозрил, что его пытаются утешить погремушкой.

Билл сообщил несколько глупостей про вино, которое чья-то мелькнувшая рука в перчатке с раструбом выставила прямо на брусчатку двора.

Вина было много, поэтому кадры с мелькающей рукой повторялись всё время, пока говорились глупости.

– Дядя, – вкрадчиво и понижая голос, напоследок молвил Билл, – я вспомнил одну чудесную старенькую песню про шар, который крутится-вертится над головой…

Билл не успел продолжить, как Шанни поспешно прощебетала:

– Сир Мардук, тысяча извинений… умоляю вас… не позволяйте ему.

Мардук, почуя шутку, посветлел длинным лицом оттого, что они приобщили его к своей компании, и быстро молвил:

– Билл, я не разрешаю.

Он с удовольствием взглянул на Шанни, не обращая внимания на заклохтавшего от взаправдашней обиды Билла:

– Вы не могли бы намекнуть мне на причину, если я не слишком дерзок?

Шанни серьёзно взмолилась:

– Сир, не спрашивайте…

– Вот те раз. Дядя, умоляю, не слушайте их… я только чутка попою.

И племянник показал, сблизив указательный и большой палец, действительно, самое малое пространство.

Мардук шутя замахнулся. Шанни смеялась-смеялась, среди смеха посмотрела через левое плечо на месяц.

Ас прошёлся к помосту, посыпанному зеркальными осколками.

Билл всё сокрушался:

– Такая песня… ах, дядя, если вы мне не доверяете… попросите кого-нибудь… вот к примеру, командира…

Мардук едва заметно вздрогнул.

– Что, так уж песня хороша? – Спросил он благодушно.

– И он чудесно её поёт.

Ас посмотрел на Билла злыми солдатскими глазами – как на вертящуюся чёрную круглую штуку в трёх шагах.

– В смысле, начинаешь молить о чуде, чтобы…

Энкиду выслушал внимательно перепалку и небрежно бросил Биллу:

– И, в самом деле, ты бы потише себя вёл, дружище. Смотри, не ори на лугах и полях… говорят, хозяева не любят этого.

– Какие, позвольте? – Молвил Мардук.

– Ну, маленькие господа… из тех, что танцуют при луне. – Спокойно пояснял Энкиду, не обращая внимания на то, что Мардук раздражённо сжал зубы за пергаментом щёк. Череп его резко обозначился, кожа натянулась на скулах и висках.

Энкиду снова смотрел на брата.

– Так вот, они не терпят, когда у кого-то нету слуха.

Билл, разумеется, оскорбился.

– У кого нет слуха?

Ас коротко простонал, потом нелюбезно попросил:

– Билл, во всяком случае, отходи подальше…

– Этак ему до границы пятиться придётся. – Засмеялась Шанни.

– До какой границы?

– Ваших владений. – Подмигнув синим глазом, шепнула Шанни.

Тут же, показывая, что сама границ переступать не собирается, жалобно проговорила:

– Билл, я слышала… гуляя по опушке… там, в лугах…

И ещё что-то про осыпавшиеся листья и собаку, завывшую издалека.

– В замке нет собак. – Ради справедливости поправил Ас и пожалел – сир Мардук умел смотреть и не глядя, как знаменитая из Писания бабушка-волк.

Билл надулся.

– Если у аннунака хорошее настроение, не преступление, если он попоёт самую малость во всё горло. Подумаешь, листья… уже осень.

После винно-лунного перемирия Билл подзадержал брата за рукавчик. Энкиду у нас парень прост, и потому на фамильярность не осерчал, правда на рукавчик посмотрел. Биллу было не до тонкостей.

– Слушай-ка, Энк. – Начал он. – Ты помнишь кое-что во время полёта? Тогда в этой проклятой комнате с книжками что-то пробежало…

Билл, проговорив это, с некоторым трудом не дёрнулся. С удовлетворением отметив, что брат прекрасно его понял и всё помнит, он вкрадчиво заглянул в фиалковые глаза. Глаза, опять же не без куража, сказал себе Билл, не остались спокойными. Энкиду сделал усилие над собой, чтобы их не отвести.

– Да. – Как-то вяло ответил он.

Билл потоптался. Рукавчик он оставил в покое, но Энкиду не сбежал и переступил с ноги на ногу. Большие такие ноги у братика.

– Неслабо, а?

– Верно. – Опять согласился Энкиду и, прямо посмотрел глаза Биллу.

– Жутко.

– Так вот, ты что-нибудь об этом знаешь?

Энкиду секунду помедлил.

– А почему, – без вызова отозвался, – ты у меня спрашиваешь?

Билл без усмешки ответил немедленно:

– Ты же читал их сказки… всякое такое? Так что это было?

Энкиду – чёрт, а ведь он думал об этом и раньше, по ногам вижу, – ответил:

– Кое-что… если тебе угодно. Среди самых старых книг есть сборник человека по имени Гауф. Он собрал самые странные и страшные случаи, когда-либо происходившие с эридианами на всех широтах, во всех мирах. И в одной истории упоминается существо, похожее на то, которое посетило нас во время полёта, будь он неладен. Чаще всего оно любит являться в облике чего-то вроде белки. Существо это, Билл, весьма немилостивое. Но справедливое. Опасность его в том, что для него нет границ. И при лунном свете, равно, как и при ясном дне, от него нельзя укрыться. Не дай Абу-Решит прогневать его… никому из нас.

Билл откровенно содрогнулся.

– Всегда считал белочек такими милыми.

– Возможно, он вовсе не белка.

С этими словами Энкиду удалился. Билл его не задерживал. Старина Энк не стал расспрашивать, почему это Билл интересуется такими делами.

Вечный обман звёздного неба сегодня подействовал на тренированного Аса. За чёрной горой что-то гудело. Гул казался выходящим из-под земли, из той штуки, про которую читал Энкиду. Называется она – ад.

На полуобрушенной стене среди деревьев напротив окна башни появилась тень маленькой головки с ушками. Существо вылизывалось, как кошка. Ас заледенел. (Ага.) На Эриду не было кошек.

Билл услышал пальбу, будто в небе крестили корабль. На балконе сквозь виноград, вечно показывающий единственный и вечный резной лист, он увидел, что дядя устроил фейерверк.

– Ах, дядя.

Возле океана взлетали длинные струи огня и мгновенно одевались искрами. В синем небе между звёзд Билл увидел стайку летучих мышей – они выглядели светлыми и торопились.

Дядина радость разбудила океанических уточек, и целое семейство отчаянно расспрашивало друг друга, что происходит.

Хлопало в небе, плыли звёзды и между ними в маленьком созвездии выплыл чёрный шарик, стремясь на восток. Последний всплеск придуманного огня окрасил его.

– О чёрт… – Молвил Билл и, с минуту посмотрев на беспечно болтающийся без привязи Глобус, тяжело вздохнул. – Что это за…

И он побежал. На бегу он слышал, как уточки утешились, и стало тихо.

8. Следы в осеннем лесу

Явилась осень и рыжие леса, холмы кичились безумием цвета. Их шерстяные бока и горбы заволоклись дымом оторванных веток.

Клубки какие-то катались по полю, изредка невысоко приподнимаемые ветром.

Гвозди чёрных деревьев держали раскачиваемое небо.

– Мне неудобно смотреть, – растирая лоб и морщась, силою лицевых мышц пытаясь изгнать навязчивую мысль, толковал Билл, – на себя даже в лужу. Я здесь уже два месяца, а планета по-прежнему изнывает под гнётом подлой власти.

Тут заскрипела дверь и отдёрнув руку, Билл быстренько глянул… вздохнул. Шанни не ехидно рассмеялась.

Возле чудацкого окна Гостиной они коротали время после позднего завтрака. Мардук велел Биллу подождать – дескать, он ему кое-что давно собирался показать.

Драконарии в облетевшем саду развешивали вдалеке свои кольчуги на проветривание и прокаливание.

– А ты спрута помнишь? – Неожиданно спросила она.

Билл подозрительно взглянул на неё – подвох? Нет, Шанни глубоко задумалась.

– Я помню слово правды, которое было последним словом бедного актёра.

– Это же неправда была.

– Всё равно. Ради него я готов забыть все остальные буквы и пиктограммы, сколько их ни есть во всех языках нашей злато-кровавой Родины.

Шанни смотрела на полки, которые прибил над камином Энкиду.

– Шарф.

– Что?

– Крутится шарф… слов не знаешь, литератор.

Билл слабо улыбнулся, сглотнул и проныл:

– Про кручение… не надо, прошу тебя, Шанни.

Неделю назад подвыпившие перепрятывали в небе на высоте км двадцати Глобус. Это происшествие с хватанием за рога штурвала (Ас) и грубо отвергаемыми советами (Билл, Энкиду) запомнилось.

Командир спихивал с плеч своих в растерзанной белой рубашке грабли друзей.

– Отвяжись… сам знаю.

– Левее…

Тут уж Ас не утерпел, мрачно посунулся посмотреть за плечо себе.

– И от кого бы сказано? Кто тут у нас так хорошо знает за лево и за право?

Билл, трезвея, заворчал, но руку убрал. Энкиду, давясь лёгким хмельным смешком, видел в окне мотающиеся звёзды. Даже ему стало не по себе, когда луна с сумасшедшим лицом в окружении неопознанного созвездия пронеслась туда-сюда и обратно трижды.

– Билл…

Его шатнуло – а это надо постараться.

– Извини…

Энкиду отдёрнул руку, Ас злобно зашипел. Билл смеялся блеющим смехом нибирийца, из которого выходит… выходит… вышел момент алкоголического забвения.

– Нехорошо. Я думал, ты скромный.

Тотчас взвизгнул и гневно посмотрел вниз.

– Ты мне на ну… на… как её, ногу ступил ты. Фу!

И окончательно пришёл в себя, приуныл. Глобус, как спятивший, будто он надышался винными парами, бурно испускаемыми через поры экипажа, нёсся за луной, очертя голову.

Мелькнула очень близко скошенная от удивления горная вершина, опять звёздный атлас под ногами и вжик! свистнуло море сбоку.

Ас, решив не обращать внимания ни на что в этом мире, кроме… тут он стал сдержан и спокоен, – и держаться во чтобы то ни стало побелевшими пальцами за руль, ибо автопилот то ли скончался, то ли что-то в нём заело, сильно повёл, напрягая память по поводу навыков элементарного управления прибором.

– Нельзя водить транспорт в таком состоянии. – Промычал он.

– Ась?

Глобус вдруг выровнялся и остановился в воздухе в тридцатнике над заблестевшим ручейком. Внизу полз большой крокодил. Честное слово!

Кажется, поднял остроклювую голову.

Ас помотал своей.

Тут же Билл ухитрился на что-то облокотиться, и вздохнувший с облегчением Ас отчаянно впился в клавиатуру – тщетно.

Автопилот жив!

Спустя пару минут криков, ругани и ни к месту оправданий Билла, бессовестно валившего всё на других и погоду, Глобус затих вновь.

Билла прогнали в коридор.

Ас глянул сквозь упавшую прядь на Энкиду. Чуть они не улетели в чёрное небо к истоку вечного пути.

Поодаль болтался несчастный шатун, на котором все трое поднялись в небо к стремящемуся удрать в стратосферу Глобусу.

Это слово Билл пытался выговорить несколько раз и плюнул.

Назад в нервно дёргающийся шатун перелезали так, что потом Билл несколько ночей просыпался с криком, что он падает в великую воронку.

Зато нашлась пальма.

Это Билл сказал, приподнимая голову – к щеке прилип земляной комышек:

– Смотрите… это пальма.

Уже начались предутренние приготовления неба к восходу, и холодок торопился по осенней земле. Она лежала поникшая, головушкой на песке, а стройная нога удачно оказалась в ямке с водой.

Вернулись утром. Впереди шёл Ас. Следом широко шагая, как на вихляющем велосипеде ехал, двигался Билл. Ещё сбоку – Энкиду с пальмою на плече.

Обе девицы уже тут как тут – встречали, очень красивые и свежие, давно уж кофию напились.

У обеих хватило такта не задавать вопросов.

Ночной хмель испарился. Присутствие девушек и дяди бодрило, хотя гормональная подоплёка была, конечно, разная. Кофе – крепкий и очень сладкий, со струёй белого жирного молока вернул ощущение гравитации.

Иннан умилилась пальме и взялась позаботиться о беглянке до выбора места окончательной высадки.

Она кому-то приказала таким голосом, что мужчины —все трое корабельных котов – вздрогнули и посмотрели внимательно. Нежная и белокожая, с маленькими сердечками румянца на щеках Иннан вовсе не изменилась внешне – но, наверное, её изящные кости отлиты из благородного металла. Да верно ли, что она Мардуку приёмная? Спросил себя кто-то из присутствующих. Или умение пользоваться властью передаётся не с кровью, а как иные болезни – по воздуху?

– Подайте мне перегной. И водорослей с берега. Русалочьих кошельков! – Распоряжалась она, приоткрыв дверь, в нутро Дома.

– Н-да. – Неопределённо подытожил Энкиду. Посмотрев на чёрный штопором завиток, в такт разговору двигающийся на плече Иннан, негромко заметил, повернувшись к Биллу и Асу:

– Слыхали, да? принесите ей.

Скоро всё принесли, и кулёчки лежали на подоконнике дома. Ас по указанию властолюбивой нимфы взял пальму, и все направились в какой-то садочек, упомянутый Иннан.

Пальма лежала тихо на плече командира, изредка роняя шматочки земли. То, что участь её изменилась, никак не сказалось на её поведении.

В садочке – это был косой треугольник чёрной и даже на глаз профана ценной почвы возле рощи, – Энкиду вырыл неглубокое ложе. Изредка среди приподнимаемых лопатой сочных чёрных земляных пластов ему попадались яичные скорлупки, столь полезные для почвы.

– Кто ж это столько яиц сожрал? – Задумался Билл.

То, что за калиткой – зелёной облупленной, – стоит высокая фигура, увидели не сразу.

Билл, вытирая ладони о бока, повернулся.

– Ах, дядя. Вам гостинец с кораблика принесли.

– А где ваш кораблик?

Ас замешкался с ответом.

– Сел криво, но мило. – Объяснил Билл. – Где-то…

Мардук не стал продолжать допрос, всем видом показав – до чего ж ему безразличны их мелкие мушиные секреты.

Билл, сопя, вкапывал пальму.

– Красавица… вы не против? – Отстраняясь и выпрямляясь, отходя, спросил.

Мардук согласился:

– Дерево, у которого на корнях почва Родины… славно.

Билла до сих пор укачивало, а пальму он ни разу не навестил. Шторм, начавшийся наутро после ловли Глобуса, таскал по океану волну безразмерным парусом, а в долине было, как в комнате, где задёрнули голубоватые шторы.

Сегодня – сухо и холодно, свет низкого солнца на желтых листьях томительно слаб. Шум швыряемых прибоем камней утих.

Стало скучно и спокойно.

Он пытливо посмотрел в синие глаза, но взгляд Шанни направлен мимо, за его плечо.

– Ну, пошли, увидишь историю семьи. А то, я погляжу, ты как дикарь, родства не помнящий. – Сказал дядин голос.

Мимо той полянки, где избушка на столбах….постойте – её-то и не было. След простыл. Только три вмятины в пожухшей бурой траве напоминали Биллу, что ему в сумасшедшие не с руки пока записываться.

Трава устала как-то чрезмерно, будто лёгонький лабаз на столбах был для земли непосильной ношей. Если учесть спрятанную в стене за печкой обугленную штуку, то странно, как домик не провалился сквозь землю.

Стало быть, дядя убедился, что всё на месте и не знает, что извлёк из посещения свайной избушки племянник. Или в чём-то другом убедился.

Шторм выплеснул маленькое озерцо. Мардук мимоходом распорядился:

– Просто-таки зеркало. Я-то старый, а вы посмотритесь. Отражения – чудная затея.

Билл так и зыркнул. Но Мардук, как ни в чём не бывало, продолжал:

– Помню, в вашем возрасте, посмотришь в зеркало, чисто миллион выиграл.

Так Билл и не понял – подслушивал дядя – или как? – их давний разговор. Мардук подвёл их к сплошным зарослям, угадывалась лестница. Разрушенная, она сохранила некоторые ступени и змеехвосто вилась в бесчинствующем одичавшем винограднике. Наверное, в лунные ночи здесь не продохнуть от привидений. Со свечою в руке идти здесь и ловить тени за шкирку, а шелест одеревеневшей лозы полон смеха когда-то гулявших туточки дам и кавалеров.

Вывела галерея к высоким дверям, за которыми обнаружился холл, разом и чопорный и развязный, что-то вроде домашней площади независимости. Подбородком выдвинулся балкон, с него, наверное, произносились тосты в честь освоения неподатливой Эриду.

Мардук показал, массивом плеч загораживая стены, с которых сползали чешуи штукатурки с неизбежными росписями государственно-религиозного смысла:

– Куда хочешь, ходи. Если наткнешься, – погрозил, – на что-нибудь беззаконное, я не виноват. Вы такие, – оглянулся, – нервные, тонкие. Молодёжь Нибиру, понимаешь, породистые собачки богини.

– Мы теперь молодёжь Эриду, вероятно.

– Здесь вы долго молодыми не останетесь. – С неожиданным злорадством огрызнулся Мардук.

Билл вздохнул, подумал и представил себя таким, как Мардук, а свои красноватые волосы побитыми снегом. Да нет, ничего такого ужасного… если только дядина душа не прилагается в комплекте.

Сейчас солнечный свет вместе с пляшущей листвой расхаживал по залу. Тени имели цвет. Рыжеватые и зеленоватые ладошки отпечатались повсюду, ангельское потомство нашалило.

На мраморных плитах пола, обросших прямоугольниками травы и даже мелкими цветочками, громоздились и толпились и жались друг к дружке расставленные в тревожащем беспорядке коробки и вещицы, не уместившиеся в коробках.

Билл едва не споткнулся об одно из вместилищ и коробка повалилась, выкатив на пол что-то, яростно блеснувшее и погасшее.

– А вот вещь стоящая.

Мардук взял склянку с тёмным светящимся предметом с пола и потряс.

– Снадобье, дядя? Что это у нас?

– Рог.

– Чей?

– Единорога.

– Зачем, сир Мардук? – Спросила издалека Шанни.

– Даёт терпение в испытаниях. Ну, что ещё, Билл?

– Единорогу откуда теперь его взять?

– Умник.

– А для храбрости чего-нибудь есть?

– У тебя проблема?

– Да, как сказать, дядя. Всё вот кажется, храбрый я…а потом что-то сделается и понимаешь, нет, не храбрый. Будто и кровь закипела, и жилы натянулись… и вдруг как всё остынет.

Мардук кивнул.

– Тут сердце нужно.

Билл согласился.

– Верно… ох, как верно.

Приложил руку к груди. Дядя проводил его руку цепким взглядом – красивые у дяди глаза, подтёкшие брильянты в крупных высохших веках из живого камня.

– Сердце леану.

Билл убрал руку.

– А.

– Поймать никак не могу. Да и опять же – боюсь у меня рука не поднимется. Сердце надо по живому выдрать. А ведь они, как никак, предки этих лулу. Нехорошо будет.

– Да, негуманно.

– Они леану поклоняются. На гербах рисуют. – Мардук вышел на галерею, не приподнимая упавшей кулисы винограда.

– Верно, дядя, могут не так истолковать.

Энкиду поднялся с колен с поднятой рукой. Он смотрел то на свою ладонь, то на след в почве, к которому он только что её прижимал.

Он не озирался. В лесу, в самой чаще, куда его завели ему одному известные намерения и предположения, всё уже ему знакомо. Так же как этот след – жирный отпечаток во влажной земле. Влага сбережена листопадом прошлой недели.

Поодаль за тремя толстыми стволами белокожих гигантов на поляне ясно и тепло. Но Энкиду оставался здесь под тяжёлыми кронами вечнозелёных тёмных и низких мизантропов. Кроны были перепутаны и забиты принесёнными разрушительным ветром с океана ветками и даже небольшими камнями. Голосов птиц не слышно. Если солнечный свет мог бы петь, то низко над землёй тихо струился бы жутковатый шепоток.

Энкиду не мог отделаться от мысли. Мысль соединяла полянку и что-то в его памяти. Чьи-то шаги, мирный разговор и скрип качелей.

Он поднял взгляд – качалась и скрипела ветвь. Он снова взглянул на ладонь. Она не покрыла след и наполовину. Кто-то завозился высоко в дереве и с шумом полетел вниз, упал в лиственный покров на земле камень.

Мардук, показав сердце цитадели, делся по делам имения. Увёл его управляющий лулу, в котором Ас подозревал бандита.

Шанни тоже собралась с ними. Дядюшка и леди вышли, сопровождаемые нагловатым типом со стыдливо потупленными небольшими глазами.

Билл снова занялся семейной кунсткамерой. Он и сам не знал, рад ли, что остался один. Он, как со стороны, увидел, что движения его сделались лихорадочными, из рук всё падало – к счастью, на стеклянные диковины он больше не натыкался.

Внезапно вернулась Шанни, да и не одна. Когда Билл заметил чёрную, туго вьющуюся прядь, запутавшуюся в терновнике и маленькую белую руку, пытающуюся разъединить растительность, под аккомпанемент весёлых ругательств, он мысленно сказал: «Ну, обложили».

Однако встретил девиц широкой улыбкой. Шанни обмануть было трудно. Приложила ладонь козырьком ко лбу, чтобы привыкнуть к игре света и тени.

– Видала, Иннан, у него личико перекосилось. Хотел тут один пошербуршиться.

Она прошла вглубь комнаты.

– Ну, как ты вот можешь такое. Я очень общителен…

Иннан, всё ещё с запутанными в зарослях волосами, остановилась на пороге и задумчиво, но по-хозяйски оглядела этот разор, в котором наличествовала система.

Билл заподозревал, что это идея Мардука. Отец велел дочери провести Билла по домашнему музею?

– Хочет найти напиток вечной молодости. – Высказалась Иннан.

Билл включился в игру и принялся всё отрицать.

– А что… – Молвила Шанни, усаживаясь на ящик, который она предварительно опустошила. – Тут имеется?

– Всё сплошь хлам, вестимо, драгоценный. Воспоминания… всё такое. – Откликнулась Иннан, но пренебрежения или легкомыслия в её голосе Билл не восчувствовал.

– Кто их знает… – Продолжила она. – У них, что угодно, могло быть…

Билл и Шанни не стали переспрашивать, кто эти «они», прозвучавшие со зловещей интонацией. Поразило другое – Иннан не была отстранённой, и любовное раздражение мелькнуло в том, как она выпутала, наконец, чёрную прядь ловким и жестоким движением и направилась в дальний угол, где под балками, удерживающими балкончик для речей, затаилась глухая тень. Так говорят о родне, зная недостатки и достоинства своей семейки.

Значит, природная лулу не отделяла себя от династии, привыкнув с младенчества ощущать себя частью родословной – этого перечня преступлений и домашних скандалов планетарного масштаба.

Билл последовал за её длинными ногами – походка Иннан вообще была примечательна. Лёгкий ритм… а маленькие ступни врастают в поверхность Эриду при каждом шаге.

В углу она отступила – гора мускулов и чёрный металл, необыкновенно гармонично сочетавшиеся, изображали машину. Билл даже знал, как она называется. В очерке высокого седла затаилась весёлая агрессия. Билл подошёл ближе.

Ему вспомнилось колесо, разбивающее блик в луже – последнее утро Нибиру. У Билла машина вызывала смешанное чувство восхищения и неприятия. Заколдованный конь.

Уж лучше бы сир Мардук позволил посетить свои знаменитые конюшни.

Ещё одно седло валялось тут же, покрытое слоем копоти. Под ногой хрустнул маленький предмет.

– Гребешок?

– А это? – На стене на гвоздике кусочек кружева, будто только что сняли с веревки.

Иннан подняла брови.

– Подвязка.

– Извиняюсь, извиняюсь. А вот? Это…

– Кандалы.

– Какой интересный набор воспоминаний.

Шанни присела возле коробки, куда собрали пожелтевшие бумажные экспонаты – метрики и школьные тетрадки, детский альбом с изображениями звездолётов.

– Это вот надо Асу показать.

Билл встал, листая и рассматривая. На одной из страниц взгляд его сам собой задержался.

Шанни отвлекла его. Она держала заламинированный листок, обуглившийся так, что имя почернело и не читалось.

– Одна и та же группа крови.

Он ткнула носком туфельки коробку из-под обуви, набитую такими же выгоревшими и расплавившимися документами. На запястье у неё болталась цепочка. Она пояснила:

– Талисман, очевидно. Зацепился за какую-то дрянь.

Вместе с Иннан они рассмотрели на свету гравировку на медальоне.

– Один плюс один. – Сдвинула брови Шанни. – Игра смысла. Число одиннадцать, которое нельзя превратить в двойку. Вроде качелей.

– По-моему, всё проще. – Слегка ухмыльнувшись, возразила Иннан. – Это любовный приворот. Магия. За что, ты говоришь, зацепилось?

Шанни чуть брезгливо подняла сплетённый локон светлых волос.

– Тьфу, хорошо, тут нету супа.

Иннан взяла у неё из рук.

– Смотри, тут разные оттенки светлого.

Она вышла на свет и подняла косичку. Билл, ужасно заинтересовавшийся при словах «магия» и «приворот», присоседился.

– В самом деле…

Он полез. Иннан повыше подняла руку.

– Эти вот просто светлые… а эти золотые.

Шанни отобрала приворот и, бросив его в коробку, брезгливо отёрла пальцы. Иннан рассмеялась.

На полке, сооружённой из коробок, то—сё привлекало внимание. Сплющенный кусок металла…

– Некогда, вероятно, насаживали на стеклянный стакан, чтобы не лопнул от страсти.

Иннан ковырнула.

– Копоть?

– Алмазы. – Она отставила безделицу и взяла с полки чашку, задвинутую за старые жестянки от чая.

– Ишь, не треснула даже.

Он провёл пальцем по дате.

– Это по какому летоисчислению? До Потопа?

– Да.

Девять цифр выглядели, как нечто бессмысленное.

– Для кого-то это было слишком давно, хотя это было недавно.

Она не отдавала ему чашку. Он опустил руки.

– Если считать от того дня, когда Абу-Решит сотворил Нибиру.

– Когда Он сотворил…?

Все девять цифр ухитрялся держать в когтях дракон.

– Возьми лучше это.

– Зачем… спасибо, конечно.

– Кольца сделаешь. Это хороший металл. Платина, и алмазов ты таких здесь не найдёшь. Вы всё стащили.

– Я ничего не тащил.

Иннан умела говорить так, что не поймёшь – шутит, что ли. Подсвеченное испуганным октябрьским солнцем лицо её показалось Шанни частью росписи на стене. Из памяти выплыла семейная фотография на комоде.

– Ты же принадлежишь к эксплуататорскому классу. – Молвил в дверях Энкиду. – По определению, ты тот, кто стащил всё.

И голос Шанни узнала, а вздрогнула: обвешанный ветвями ползучих растений бывший научный руководитель экспедиции представился ей страшилищем лесным, покровителем чащи, кем-то из-под холма.

Иннан с лёгким удивлением на неё взглянула, и в удивлении Шанни померещилась усмешка. Энкиду, не стряхивая растительности, скользнувшей по его плечам и лицу, направился в середину комнаты, аккуратно ступая среди вещей. Он сразу разобрался в обстановке. Шанни потянула носом – запах мокрой листвы и ещё чего-то, острый растительный запашок тления и распада, могильной лесной тайны.

Свет, порезанный ветвями, как придётся, разбросало по всей комнате. Билл, оставив подстаканник и бросив в коробку альбом вместе с позабывшимся воспоминанием, сунулся к брату. Иннан и Шанни, сразу возобновив союз вечный, как отрастающая на скулах Энкиду щетина, переглянулись. Конечно же – не обменяться рукопожатием… ведь с утра не виделись.

Высвободив руку, Энкиду сразу присел на корточки – как час назад над следом в лиственной влажной тиши.

Иннан подмигнула Шанни.

– Жалко, комра нету. Сплетение конечностей тогда выглядело бы богаче.

Билл, не уловив издёвки, был рад услужить.

– Командир? Он стесняется. Новая борода ещё в стадии формирования, ему неловко.

– Я его видел. – Отозвался Энкиду, ласково перебирая старые заплесневелые журналы гигантского неудобного формата с мелькающими сначала тиранами, потом авто, и – ну, вот, вот – прекрасными девицами, по мере смены действующего политического строя.

– Ну, и как? – Осведомилась Шанни с ненаигранным интересом.

– Обворожителен. – Рассеянно свидетельствовал Энкиду и на мгновение поднял голову с отрастающими ярко-золотыми прядями.

Девицы опять переглянулись – до чего хорош!

Он сидел в неудобной и даже слегка комичной позе, и, чтобы дать справку, обернулся, удерживая равновесие, вопреки известным законам природы Эриду. Верхняя часть его спины, обтянутая серой или выцветшей зелёной курткой, которую ему снял с гвоздика сам дядя Мардук со словами – «скидай здесь, чтобы на девушек лесом не дышал», – накренилась, как покатости двух холмов. Вечно спокойные, или печальные, губы покраснели, а глаза блестели, точно он в лесу сам чем-то надышался.