Текст книги "Глобус Билла. Третья книга. Бык"

Кровь… у них была густая кровь… почти пурпурная.

Мардук облизнул сухие алые губы и страшно медленно, прямо таки заворожив их своим движением, поставил опустевший в потёках бокал на колено себе. Теперь они видели, что его губы имеют цвет, подаренный природой, театральный грим тут ни при чём.

– Пугаете, дядя?

– А что, не страшно?

– Вы вроде пистолета, то есть писателя, который только в начале обдумывания. Не зажегся, но по ночам уже снятся речи и глаз какой-то выглянул, сверкнул.

Мардук показал на понёсшего несусветицу:

– Он всегда так?

– А…

– Притворяется дураком?

– Или и то, и другое, сир.

– У нас есть подозрение, – заключил Ас – негромко, – что не притворяется.

– А насчёт твоей специальности?

Ас решил, что хозяин обратился к нему, но тот смотрел на Энкиду.

– Я… по части лесов.

Мардук вдумался в ответ. Билл не притворяясь и желая быть полезным, полез:

– Егерь он, он егерь.

Энкиду слегка с вызовом спросил:

– Сир, а этого вы не спрашиваете?

Мардук плечами редко пожимал – больно широки. Встал над ними.

– А что его спрашивать. Вы поглядите, осанка какова. Рождён убивать, рождён танцевать.

Мардук ушёл дробным шагом, клюшку оставил под столом. Каблуки его были сбиты, видно, фермер Мардук нибириец экономный.

Дверь тем не менее, осталась беззвучна, смазана языком волшебной ночной твари. Шумы в глубине дома волновали воображение.

Билл не мог успокоиться после портвейна. Чернота ли этого напитка, который, как пообещал дядя, растревожил его или чьи-то неуловимые шаги, преследовавшие по коридорам, подействовали на нервы, но ему понадобилось ощущение материальности и обстоятельности. Под деревом, что ли, постоять. Билл спустился по изредка взвизгивающей винтовой лестнице, ведя толстым пальцем по осыпающейся штукатурке.

Во дворе темь колодезная. Зажглось окно гостиной, и силуэт, вырезанный и забранный стёклышком, предстал во всём ужасающем правдоподобии, сам-сусам дух ночи.

Вечновременная красота призрака, вобравшая души старого дома, удручала. Билл обошёл заброшенные клетушки хозяйственного назначения, и выбрался на ту сторону дома.

В саду царствовал холм, сдвинутый в те времена, когда холмы гуляли. Билл продрался сквозь сочные ночные заросли, перед носом увидел улитку. Поздоровался. Горели свечи в круглых старинных фонарях. Обрушенная лестница на террасу едва освещена.

Там кантовалась длинная тень со сгорбленными плечами, одно опущено. Сначала чуть не перепутал с милым командиром, но на мокром от луны асфальте вытянулась узловатая тень клюки.

Он понял и затаился.

Тень вытянулась во весь рост и к луне, к белому шару протянула клюку. Мужской профиль напечатался на луне и раздался голос Мардука.

Он произнёс какое-то имя, и Билл в смятении подался назад в кусты, как и положено, встал на дожидавшуюся тут ветку, которая радостно выстрелила.

Билл сквозь ересь веток увидел, что тень сократилась, посох медленно опустился. Билл с шумом и приговорами, на редкость фальшивыми, вышел и обнаружился.

– Кто тут? – Промямлил. (Леди Сунн опять сказала бы, что он плохой актёр.)

Уравновешенный и ничуть не усталый голос Мардука прозвучал над ухом:

– Сейчас я вас уложу спатеньки. А воздух, а?

Билл неопределённо согласился, что воздух хороший, хотя ему каждый вдох наполнял лёгкие ощущением опасности.

– Хотел бы я повидать некоего по имени… как это… Передышка…

Ответа не было. Билл смотрел на куст с цветами, крупными, как сердца.

– Белые какие… – Молвил он.

Мардук внимательно посмотрел и племянник с любопытством отметил, как по-доброму засветились эти пронзительные глаза.

– Любишь белый цвет?

– Люблю, дядя. Кто ж не любит.

– Не всё таково… да ты и сам знаешь все эти старые истины, хоть и молод ты.

– Спасибо, дядя… если вы действительно хотите, чтобы я вас так именовал.

Мардук тронул его плечо концом клюки.

– Хочу… Хочу, глупец. Что до старины Ноя. Да… Я скажу тебе адрес. У реки там, за крокодилами. За старым портретом одного, кто некогда был молод. Выберешь время. Да пойдёшь один….он не любит посторонних, и тебя ему будет достаточно.

Мардук ещё помолчал.

– Я вас кое с кем познакомлю. Общество старого Пердуна, особенно, если он может вас повесить за сапоги, не слишком вдохновляет? – Он подмигнул, как лампа в коридоре.

Страшна была эта шутка и для склонного к занятию смехом ветреного сына Сунн.

Билл спокойно ответил, поскольку ответа ждали:

– Пожалуй.

И Мардук тихонько засмеялся. Клюшку швырнул.

– Вы забыли.

– Я не всегда с палочкой хожу. Только, когда побить кого хочется.

– Это хорошо. Дядя, вы что-нибудь слышали о каком-то предсказании?

Мардук остановился.

– Конечно, Билл.

– Что оно означает?

Мардук обернулся, и его лицо сделалось кошмарным.

– Так… одну безделицу.

– Да?

– Бессмертие, Билл, что же ещё. Как всякое предсказание. Или смерть.

Тень втянулась по крыльцу.

Билл пробормотал:

– Серьёзно?

Мардук отвёл троим из своих гостей такие комнаты: Энкиду долго провожал вниз по широкой лестнице, которая всё сужалась, пока им не пришлось разминуться.

Мощная спина хозяина, из-за которой, как из-за крепостной стены, донеслись оправдания, перекрыла обзор сверху.

Энкиду спускался, разглядывая пятнистые, чуть слезящиеся стены. Какие-то лица и фигуры в несовременных одеяниях, написанные твёрдой рукой поверх тусклой грунтовки, сопровождали хозяина и гостя. Изредка выглядывал из стены глаз или простёртая властная рука. На одной из лестничных площадок, где воздействие сырости оказалось не столь губительным, можно было разглядеть хлебные колосья в снопе и серп, занесённый на фоне склонённых голов.

Комната оказалась превосходной. Две створки двери раскрылись в великолепную, варварски пышную залу с грандиозным забросанным шкурами ложем. Потолок низковат, два окна расположены у самого пола. Сейчас они были закрыты и свет из лагеря драконариев проникал сквозь густые кусты. Холм подбирался к дому и подпирал его плечом.

Мардук в полутьме, в блёклом нимбе свечи, сунулся в угол и зажёг обыкновеннейший уличный фонарь, вбитый в пол, как где-нибудь на перекрёстке.

– Окно над землёй. И к тому же, на север. Зато есть, где поваляться. Доволен ли ты, любитель колодцев?

Энкиду медленным взглядом обводил низкие стены в мохнатых, как подстриженная трава, гобеленах, потом опустил глаза – его трёпаная обувка скрылась в пышном золотисто-коричневом ковре.

От коврового ворса, от алых цветов на гобеленах отчётливо несло затхлостью. Тот же дух спускался с потолка, тяжело опирающегося на скрещенные пудовые балки. Казалось, весь дом навалился грудью и локтями – и дышал, рассматривая нового обитателя.

– Вполне.

Это был ответ Энкиду. Сообразив, что это коротковато, он повернул лицо к свету и произнёс ещё раз:

– Вполне… сир Мардук.

Мардук кивнул, ещё раз хлопотливо оглядел движущуюся в сильном, но изредка примаргивающем свете, комнату и покинул гостя.

Ас в это самое время сам поднимался в указанном направлении. Хозяин несколько раз извинился, прикладывая узкую белую дощечку руки к широчайшей груди, притом извинился без всяких шуточек и дважды предложил Асу минуточку обождать, пока он пристроит Энкиду. Дескать, ему до ужаса неловко, что такой важный нибирийский офицер, кость белая, вынужден сам блуждать по незнакомому дому, будто в плюгавой какой гостиничке.

Ас вежливо отмёл сомнения хозяина и сказал, что распрекрасно отыщет помещение.

– Ну, да, – в утешение себе заметил хозяин. – Кшатрий, военная душка… ориентироваться на местности, я полагаю, обучены. Было бы хоть солнце, хоть луна.

Он стоял на нижнем пролёте зигзагообразной лестницы и пальцем лежащей на перилах руки ещё раз подтвердил, куда следует держать путь. В южном крыле это была единственная башня, пригодная для обитания.

Ас с той же предупредительностью отверг услуги доместикуса и легко взбежал по дребезжащим ступеням, напомнившим ему западную лестницу в Глобусе, к следующей площадке. Она представляла собой железный лист, повисший в полутьме. Красные маленькие светильники на стенах и выцветшая жёлтая дорожка, прижатая металлическими прутами создавали ощущение, что лестница охвачена неярким устойчивым пламенем.

Воздух был пересушен, стены потрескались – виднелась бурая кладка.

Ас мгновенно нашёл свою комнату – лестница обрывалась перед узкой дверью, гостеприимно приоткрытой.

В небольшой комнате, только недавно выметенной, убранство было скудное, но каждая деталь наводила на мысль о древности или дороговизне.

Узкая походная кровать застлана холщовым, но хрупким от износа бельём, пол сложен из брусков ценного дерева. Древесина или что ещё – но в комнате повис тонкий ладанный запах. Стол с письменным прибором из бронзы и запирающимся ящиком, несомненно, понравился бы какому-нибудь высокопоставленному лицу, собирающему свой музей.

Светильник на длинной птичьей лапе, единственная картина, на которой дети смотрят на самолёт, и, наконец, шкаф для одежды, похожий на поставленный стоймя гроб, правда в отличку от этого последнего с узким зеркалом, зелёным от времени и треснувшим посредине – это всё было невероятно сдержанно по стилю, внушительно и благородно. Тот, кто собрал сюда все эти предметы будто видел перед собою стройную одинокую фигуру молодого офицера, простого в привычках, но наделённого чувством достоинства.

Здесь только одной детали не хватало, чтобы сделать обиталище столь благородной особы комфортным окончательно. Так сказал себе Ас и не удержался – хмыкнул.

Есть ли сия штука в подземелье на севере, куда гостеприимный хозяин уволок Энкиду?

Впрочем, дикарь так прост, что не задумается, если ему что-нибудь понадобится.

А вот Билл…

За царским сыном не заржавеет и вслух потребовать себе…

– Ночной этот… Ну, дядя!

Билл завертелся. Весёлая с толстыми повсюду подушками в ситцевых наволочках комната на втором этаже пришлась Биллу по вкусу. Он обошёл её под дядиным взглядом и сначала выглядел очень довольным. Но по прошествии нескольких минут, когда Билл зачем-то заглянул под двуспальную кровать, застланную десятком матрацев – пружинки скачут, объяснил дядя – лицо Билла приобрело недоумённое выражение.

Мардук состроил было строгое выражение, но тут же с мягко укорил:

– Ах, Билл. Затейник.

– Но, дядя. Как же я?

Мардук махнул и пошёл к двери.

– Где я на вас напасусь.

– А как же…

– Внизу, слева за аркой найдёшь. Я вам показывал. Там же и вёдрышко для обливания. Но это, подозреваю, тебя не заинтересует.

Билл рассердился.

– Опять… один на всех. А вот Шанни, небось…

Мардук оборвал его:

– Ты же не девушка, Билл.

– У неё, значит, хоромы со всякими нужными вещицами. Потому что я, видите ли, не девушка.

Мардук посочувствовал:

– Билл, вот помру – настроишь тут гальюнов. А пока… я старый нибириец, и как-то обходился без излишеств.

Он вышел, но тотчас снова сунулся в дверь:

– А хорошо, Билл. Все вместе. Дом мой ожил. Столько молодой мускулистой плоти.

Билл сухо пожелал дяде славных снов, не напомнив, что всё это обилие мускулов рассовано по разным, равноудалённым углам огромного дома.

Любопытно, что та же мысль посетила Энкиду. Как и полагал Ас по своему ехидству, отсутствие некоторых деталей меблировки ничуточки не удручило Энкиду.

…Окно было раскрыто настежь. Энкиду влез в комнату, но потом задержался и уселся на подоконнике. Сюда с ним лезли тени, ветки и блики. Энкиду сидел, в сущности, на холме, подпиравшем подоконник. Отсюда многое видно, если обладать хорошим зрением.

В деревне за имением продолжался похоронный обряд. Полосы огня стлались по небу, и звёзды проступали сквозь дым.

Сто бочек со смолой были расставлены полумесяцем по чудовищному пространству двора, как приношение тем, кто под землёю живёт. Вдалеке наползала, океаническим приливом, мрачная музыка, изредка звуковая волна выстреливала из пушки.

Влетела в темноту огненная прямая, Билл посторонился, чтобы дать ей упасть. Поднял бамбуковую палку, пахнущую порохом. За воротами сигналили машины, и огни их вспыхивали болотными огоньками.

Оттуда доносился ровный гул голосов, будто собрались сотни бабочек-бражников. Любопытный, как белка, Билл спустился по вытоптанной до лакированного ноготка брусчатки и увидел в разломе стены накрытые посреди степи у болота длиннейшие, очень богатые столы. Тёк густой запах хорошо приготовленной еды – несравненно притягательней, чем у дяди.

Прежде чем уйти, Билл закинул голову– и наслаждаясь полезшей за шиворот ознобной прохладой вечера, вобрал глазами все звёзды – крупные, золотые и красные и мелочь всякую, слагающуюся в невиданные фигуры.

Запахи он вдумчиво классифицировал в памяти, надеясь на этот счёт расспросить Доместикуса, к коему не питал предубеждения.

Билл вообще ни к кому не питал предубеждения.

Звёзды на низком небе и запахи, голоса и касание ветерка волновали ему кровь.

В глубине за северным углом Драконарии уже угомонились – поляна и лесок затихли, иногда слышался перестук копытец их потешных ездовых. На юге высветились окна низкого длинного строения. Билл вспомнил, что это людская.

Со своего места у ворот он видел крылечко, сбитое до того, что сядь да скатывайся. Дверь выпустила тусклый оранжевый свет и с ним громоздкую фигуру с чем-то, что Билл принял за ребёночка в свивальнике.

Потом сообразил, что это музыкальный инструмент. Острые бритвенные звуки кололи и резали воздух. Смолкли. Тип на крылечке встал, огромный и стройный, повернулся на свету, и оказалось, что великолепные крылья плеч скошены.

– Не может быть. Дядя?

Что он делал здесь с этою музыкой, более похожей на заклинательную, из этнографической храмовой коллекции на Нибиру? Биллу как-то раз позволили послушать. На драгоценном древнем диске непривычно большого диаметра, на потрёпанном конверте Билл прочёл «Приглашение духов местности».

В еле освещенном устье двора возле деревни неосмотрительно позабыли корзину с бутылками вина и виднелся тупой нос чёрной машины, беззвучно мигающей красным глазом. Чернела фигурка какого-то животного. Оно пребывало в такой позе, будто наслаждалось музыкой и каждый раз, когда вспыхивал и угасал глаз машины, высвечивалось и пропадало. В кустах что-то тихо тренькало и посапывало.

Чудеса, сказал Билл.

Животинка понравилась ему. Интересно, чем она питается. Билл, как зачарованный, следил за мерными вздохами света. Он вышел к воротам, и пригляделся к тому, что лежало на краю света.

Ушки, как ему показалось, дрогнули. Билл подошел поближе, фигурка зашевелилась, распрямляясь и принимая положение, вполне пригодное для прямохождения.

Билл отступил.

Существо на копытцах, чёрненькое и с рожками, весело мотнув хвостиком, прыгнуло и скачками пересекло световой квадрат.

Почему-то у Билла заледенела кровь и волосы зашевелились. В этих скачках было что-то необъяснимо жуткое… хотя существо небольшое, совсем небольшое.

Это…

Что это, чёрт возьми Эриду и дядино тепличное логово с кучей бандитов в законе?

Существо снова попало в колеблющееся пространство света. Билл шагнул, мелькнул шальной луч из-за плеча, в окне – наверное, кто-то передвинул свечу, и животное на мгновение очутилось в световой ловушке. Билл увидел белые острые зубки в широко раскрытом ротике.

Глазки открылись прямо в глаза ему.

И эти глазки были таковы, что Билл отныне запомнил их… даже старина Билл, которого пронять трудно, запомнил.

Существо исчезло.

– Гуляем-с.

Какое дело привело сюда под штакетник старой оградки командира – пусть останется тайной, но факт – Билл дико обрадовался знакомому профилю, выточенному на конкурс ледовых скульптур.

– И ты туточки… – Горячо зашептал Билл, чуть не кинувшись на командирскую грудь, всё ещё замундиренную.

Глухое дело – такого холодного растопить.

– Ты мне скажи, – мелькая в темноте отрывочным блеском глаз, молвил Ас, – где вы пришвартовали?

– А я думал, ты за мной соскучился. – Заурчал Билл, совсем как дядюшка.

Оба уставились, как по команде, в небо. Огоньки…

Билл подошёл поближе.

– Глуповато в первую ночь собираться, дядя подумает, что мы что-то замыслили.

Ас усмехнулся.

– Не подумает. Учитывая расположение удобств в доме.

Билл обрадовался – в командире проявилось что-то тёплое, хочется сказать – человеческое.

В кустах, разводя ветви плечами, появился ещё кто-то.

– А вот и ты. – Встретил Билл. – Тебе дядя хорошую комнатку отвёл?

Энкиду оглядел их..

– Практически совершенство.

– А.

Первые впечатления Билла от ночной Эриду были неведомы Шанни. Её Мардук первую увёл в предназначенные для неё комнаты. Идти пришлось довольно долго, даже очень долго. Ощущение усиливалось множеством лестниц и парадных зал, которые миновала она вместе с хозяином, шедшим чуть впереди. Он, конечно, почувствовал её недоумение и лёгкую тревогу, оценил сдержанность и то и дело очень спокойно уверял, что скоро-скоро она будет запросто разбираться в Старом доме.

– Всё это станет вам родным и понятным, очень надеюсь. – Проговорил он, показывая, что пропустил бы её вперёд в маленький и неожиданно возникший дворик за тяжёлой дверью, но, как хозяин, обязан опередить, дабы защищать её – хотя от чего?

– Всё здесь ясно и понятно… если осознать, сколько тысячелетий этим стенам. – В довершение путешествия сказал он.

Дворик был самый настоящий, и ущербная луна за водосточной трубой. Её жёлтый свет, необыкновенно яркий на вкус Шанни, оставлял чувство, что она по прежнему в далёком космосе, где праздник светил ничем не ограничен.

Мардук и это почувствовал и с упрёком посмотрел на водосточную трубу. Насыщенный густой свет струился и освещал выметенный недавно глиняный пол. Скамейка приглашала.

В глубине Шанни разобрала очертания самой прелестной постройки, которую ей когда-либо доводилось видеть. Маленький дом с башенкой и крыльцом, бегущим вокруг стены, был принесён сюда ветром.

Мардук указал на него.

– Вам кажется, что старик перемудрил. – Молвил он. – Зато приличия соблюдены. От соблюдения приличий, знаете, ещё никто не умирал.

Шанни вспомнила, что тоже самое говорил, по увереньям Билла, конюх. Тогда речь шла о грязи. Билл изрядно вымазался во время их ночной скачки после дождя, и конюх утешал его.

Мардук вытащил ключ из нагрудного кармана и занялся замком. Шанни светила ему лампой, которую он ей передал.

– Когда в доме столько мужчин, леди должна иметь дистанцию.

Шанни, от нечего делать, рассматривала лампу. Тяжёлая, она представляла дракона, обвившегося вокруг фонарного столба и положившего голову с рожками на источник света.

Внезапно ей кое-что пришло в её собственную голову – дракон подсказал ей здравую мысль. Конечно, по мнению, Мардука на палубе Глобуса и намёка на приличия не водилось.

– Сир, – с лёгкой усмешкой сказала она, – у меня во время полёта была собственная спальня и она запиралась изнутри.

Мардук, захлопотавшийся с ключом и замком, в этот момент как раз справился, и что-то щёлкнуло. Он повернулся к ней, распахивая дверь в её новый дом, и с высоты своего роста взглянул на неё со слегка покровительственной улыбкой.

– Конечно, я и не сомневался. А иначе я бы их дальше драконариев и не пустил.

И показывая лицом, что это шутка, сделал приглашающий жест. Шанни вошла первой и размышления по поводу настоящего огненного гнева, мелькнувшего в глубине синих глаз Мардука, покинули её.

Мардук нарисовал лампой, которую бережно вытащил из уставших пальцев Шанни, красивую и умную маленькую гостиную. Не дав ей особо оглядеться, он молвил:

– Оставьте свои натянутые комплименты для завтрака, вы устали, леди Шанни.

И тут же пройдя в три шага комнату, открыл дверь в спальню.

Он оставил лампу на пороге, а сам что-то нащупал за дверью и комната расцвела.

– Извините, выключатели эпохи первых поселенцев. А вот вам и электричество.

Светлая спаленка оказалась небольшой и оставила впечатление здравого смысла и покоя. Обои в гигантских букетах выцвели, но были премиленькие, а дородная кровать посреди пряталась за дремлющими занавесками.

Окно распахнуто.

– Здесь вам будет совершенно безопасно. – Кивнул он на синий квадрат без видимого присутствия луны, но просквожённый её сиянием.

Он показал на дверь в глубине и заверил, что там дальше всё, что необходимо.

– Покои малы, но покойны. – Самодовольно завершил он, будто был невесть как доволен глубокомысленной игрой слов.

Шанни не стала спрашивать его, как ей завтра выбраться отсюда. Ей показалось, что так разумнее. Это понравилось сиру Мардуку, к тому же, её не оставляла мысль, что чем скорее она сможет обходиться без помощи любезного хозяина, тем лучше будет для всех.

– Я бы приказал доместикусу оставить поднос с завтраком у порога, но меня греет надежда, что первая утренняя трапеза леди на Эриду пройдёт в кругу семьи.

Шанни важно кивнула, хотя плохо понимала – какую семью имеет в виду сир Мардук? Его манеры отдалённо напоминали манеры их командира, если бы тому не пришлось погружаться в рутину домашних скандалов. Он тепло и церемонно, как это только он умел, попрощался и ушёл.

Дракона он оставил на трёхногом столике в гостиной.