Текст книги "Алла Пугачева. Жизнь и удивительные приключения певицы"

Глава 10

Липецкая филармония

Крысы

Драка из-за пианиста

Незадолго до «свержения Романова» приятель с Воронцовской улицы, Валера Приказчиков, пригласил Аллу в свою группу «Новый электрон».

Мама снова была не очень довольна: опять Алла хочет петь. Еще большие неприятности ожидали Зинаиду Архиповну позже, когда она узнала, что «Новый электрон» будет числиться при Липецкой филармонии. Алла долго не могла втолковать маме, что от музыкантов отнюдь не требуется поселяться в Липецке.

Ни один артист в советское время был не вправе существовать сам по себе и обязательно «приписывался» к какой-нибудь филармонии или концертной организации. Сплошь и рядом наблюдались забавные ситуации, когда человек, всю жизнь проживший в той же Москве, на гастрольных афишах значился как артист Ворошиловградской, Кемеровской или бог еще знает какой филармонии. Главное – быть приписанным, то есть иметь профессиональный статус.

Группа «Машина времени», например, с радостью согласилась работать с неким гастрольным театром при «Росконцерте». Андрей Макаревич тут же бросил кульман-ватман и с наслаждением уволился из своей архитектурной конторы. Правда, тот гастрольный театр оказался сомнительным, но, впрочем, песня не о нем.

Если какая-нибудь творческая единица преуспевала, то с чистой совестью перебиралась из одной организации в другую, ту, что предоставляла большие блага. Многие артисты за время своей сценической активности успевали сменить по десять вывесок в погоне за «синей птицей» в виде гонораров за выступление. Система их исчисления была непростая, с коэффициентами и процентами, но в целом унизительная.

Группа «Новый электрон» состояла исключительно из столичных музыкантов, но по каким-то причинам (кто их сейчас вспомнит?) художественный руководитель ансамбля Валерий Приказчиков подписал трудовое соглашение с Липецкой филармонией.

Пугачёву он приглашал вовсе не в качестве солистки на привилегированном положении – там пели и другие девушки. Алла немного подумала и согласилась. Так она стала профессиональной певицей с трудовой книжкой и концертными ставками.

* * *

Липецк – город в черноземной полосе, славящийся огромным металлургическим комбинатом, минеральной водой и симпатичными девушками. Алле он сразу не понравился. Приказчиков привел ее на улицу Ленина в желтое здание с колоннами. Это была Липецкая областная филармония.

Они вошли внутрь. С замирающим сердцем Алла двигалась к кабинету директора. В короткой, разумеется, юбке.

Директор филармонии Владимир Абрамович Штульман ласково поговорил с молодой артисткой. Он ей тоже не понравился.

…Первый раз с «Новым электроном» Алла выступила в так называемом Верхнем парке Липецка (там имеется еще и Нижний). Это были танцы субботним вечером. Примерно после третьей песни она заметила с эстрады, как в углу у ограды сцепились двое парней в белых рубашках. Остальная молодежь расчистила им место для поединка. Девчонки визжали. Нормальные танцы.

Пока звучал проигрыш одной из песен, Алла бросила испуганный взгляд на Приказчикова. Тот покачал головой: не обращаем внимания, продолжаем спокойно выступать. Взволнованная Алла пропустила полтакта и вступила со второго слова. Она старалась смотреть теперь в другую сторону.

Зато Штульман все чаще смотрел в сторону Пугачёвой. То и дело приглашал в кабинет для липких бессмысленных бесед.

– Α-a, Штульман… Да, он у нас такой… любвеобильный, – объясняла Алле акробатка Галя Маркелова.

– Ну, а мне-то что с его любовью делать? – возмутилась Алла.

– Старайся пореже на глаза ему попадаться.

– Да как же, если я работаю у него?

– Ты здесь только зарплату будешь получать. А так сплошные разъезды.

Через два дня большая концертная бригада Липецкой филармонии уезжала в Архангельск.

Тогда активно практиковалась форма сборных концертов, в которых обязательно присутствовали «разговорный жанр», «оригинальный жанр» и музыкальные номера, а вел все это представление непременный балагур-конферансье, часто не очень трезвый. Та же Галина Маркелова припомнила случай. Ее акробатический номер назывался «Человек-каучук»: девушка изящно извивалась, кувыркалась и т. п. Пьяный конферансье, приняв за сценой еще пятьдесят грамм, вышел объявлять ее выступление: «Удивительный номер! Человек… э-э-э… Человек… м-м-м… Человек-гондон!».

«Новый электрон» был лишь частью всего этого феерического шоу. Алла вместе с другой вокалисткой исполняла песни советских композиторов.

– У той, второй солистки, – говорила Маркелова, – голос тогда был даже получше, чем у Пугачёвой, но Алла так подавала свои песни, что публика сразу ее выделяла.

Основным транспортным средством в Архангельской области для артистов служили подводы с лошадками. На одной везли инструменты и прочий скромный скарб вроде костюмов, на другой тряслись мастера искусств. Переезды были долгими, поэтому скуку скрашивала водка. Нередко, когда дорогие гости доезжали до населенного пункта, где предстояло выступать, кое-кто из артистов уже с трудом держался на ногах, как пресловутый конферансье. (Знала бы об этом кошмаре Зинаида Архиповна!)

– Мы жили очень скромно, – продолжала Маркелова. – Возили с собой кипятильник, маленькие электроплитки. Алла тогда бедненько одевалась и вообще относилась к одежде вполне спокойно. Все время ходила в одной водолазке.

* * *

…Алла пела «На тебе сошелся клином белый свет». Сцена липецкого клуба, где она стояла, была сколочена из струганных досок, с большими щелями между ними. В одну из щелей попал каблук ее туфель, причем застрял столь плотно, что незаметно извлечь его оттуда никак не удавалось. Зрители заметили конфуз и с интересом наблюдали, как певица подергивает ножкой. Кто-то захихикал. Алла протянула: «Я могла бы побежать за поворот, я могла бы, но мне гордость не дает», после чего вынула из туфли ногу, резко нагнулась, вырвала ее из щели и взяла под мышку. Так и допев, она полубосая важно удалилась со сцены.

Слово «гостиница» в этих поездках практически не фигурировало. Ночевали, где придется, подчас в том же клубе, где и выступали. Стелили на сцене матрасы, не раздеваясь, ложились, укрывались плащами и чехлами от инструментов.

Как-то после концерта Алла с коллегами веселилась до глубокой ночи, сидя за полуразбитым сельским фортепиано и распевая песенки фривольного содержания. Ближе к рассвету улеглись, уснули. Алла проснулась от непонятного шороха. Приподнялась с матраса, огляделась – вокруг носились крупные крысы. Она завизжала. Быть может, никогда потом на сцене ей не удалось повторить эту «колоратуру».

Ее концертная ставка тогда была семь рублей.

Однажды в поезде, где-то в Сибири или на Урале (бригада с «Новым электроном» колесила по всей стране) Алла обиделась на чью-то хмельную шутку. Когда поезд остановился на маленькой станции, она объявила, что никуда не поедет с такой идиотской компанией, схватила сумку и выбежала из вагона. Было два часа ночи. Маркелова выскочила следом, услышав возглас проводника: «Через пять минут мы отправляемся!». Пугачёва была обнаружена у закрытого окошка билетной кассы. Она стучала и требовала продать ей немедленно билет до Москвы.

Приказчиков уже топтался на перроне, намереваясь бежать к машинисту, чтобы упросить того задержать поезд. К счастью, Гале удалось привести подружку за полминуты до отправления.

…В 1989 году Пугачёва приезжала в Липецк с сольным концертом. Маркелова достала билет в первый ряд. Молодые девчонки из фольклорного ансамбля, которым она теперь руководила, смеялись: «Галина Григорьевна! Да зачем вам в первый ряд? Может, вы еще цветы ей будете дарить?». Они ничего не знали о липецком периоде Пугачёвой. Посреди концерта Маркелова действительно раздобыла где-то букет, уговорила милиционеров пропустить ее на сцену и тихо встала с краю, дожидаясь, пока Алла допоет. А Пугачёва, кланяясь на аплодисменты, взглянула вбок, увидела женщину с цветами и закричала прямо в микрофон на весь стадион: «О! Маркелова!». Расцеловала подругу юности и так же громогласно потребовала: «Никуда не уходи. После концерта поболтаем».

– Потом, в конце выступления, – улыбнулась Маркелова, – когда она делала финальный обход зрителей, подошла ко мне, взяла за руку и на виду у двадцати тысяч зрителей потащила с собой за сцену.

А в октябре 2006 года Пугачёва снова давала концерт в Липецке. После него местные журналисты отыскали Маркелову, расспросили и написали: «В 1997 году вышла книга Алексея Белякова "Алка. Аллочка. Алла Борисовна". Однако, по мнению Маркеловой, автор в произведении белое выдал за черное:

– Особенно возмутило меня, как Беляков расписал, что якобы за Аллой хвостом ходил создатель "Электрона" Владимир Штульман. Он был человек порядочный. Да и Алла только о своем Орбакасе думала.

Чтобы извиниться за автора, Галина Григорьевна с книгой и с букетом желтых роз появилась за полчаса до концерта в гримерной Аллы Борисовны.

– Ал, ты читала ее, – протянула Маркелова книгу. Пугачёва перелистала несколько страниц. Остановилась на 99-й странице, где заметила заголовок "Столичная фифа". Прочла лишь несколько строк и тут же положила книгу в сторону:

– Галка! Да не читай ты эту желтизну…

Чтобы окончательно успокоить подругу, Алла Борисовна схватила со стола черный фломастер и убористым почерком вывела: "Галка, не читай эту херню, в жизни все было по-другому. И главное – мы это помним"».

Что ж, покойный Штульман свою версию изложить уже не может. (Кстати, у него была очень увлекательная и рискованная жизнь концертного функционера, о чем он успел написать в книге «Внук знаменитого картежника рассказывает».)

Однако сама Маркелова в личных беседах с автором книги вспоминала разное. Был включен диктофон, она понимала, что «желтизну» говорит журналисту, а не подружке. И с удовольствием рассказывала:

– На гастролях мы с Аллой всегда жили в одном номере, и я ее вечно ругала за то, что она ложилась спать, не смыв тушь с глаз. "Ты ведь состаришься раньше времени", – объясняла я. – "Ой, нет Галочка, у меня ведь ресницы рыжие, вдруг утром Володька зайдет и увидит меня такой".

Володька был пианистом в «Новом электроне», он очень нравился Алле, хоть все в ансамбле уже знали, что она собирается замуж за некоего Миколаса.

Об этом увлечении писала веселая газета «Спид-инфо» в 2005 году: «Володя особого внимания на Аллу не обращал. За ним тогда волочилось много липецких красоток. Одна из них, Людмила Адамова, даже подралась с Пугачёвой. Это случилось прямо во время концерта. Нашему корреспонденту удалось встретиться с участницей той «исторической» потасовки. Сейчас Людмила Адамова на пенсии, много лет она проработала директором общеобразовательной школы в поселке завода "Свободный Сокол". Вот что она рассказывает:

– Однажды пришла, а Алка весь вечер глаз с Володи не сводит. А подружки мне со всех сторон: "Точно, роман у них! Зря только надеешься, по Вове вздыхаешь…". Я молодая была, горячая. Нервы не выдержали, подошла в перерыве между песнями к эстраде, стащила Аллу со сцены, ну, и за волосы оттягала! Прямо как Жириновский депутатку! Лицо у Пугачёвой красное стало. Наверное, даже не поняла, за что ее так. Правда, молодец, милицию не звала. Но я все равно убежала и долго потом в парке не появлялась, пока Пугачёва не уехала. Да и у нас с Володей ничего не получилось».

Остается удивляться, почему Алла не отомстила обидчице? В формат ее образа мыслей укладывается лишь одно объяснение: она могла воспринять утраченные волосы как некую кару свыше, за хоть и мысленную, но измену. А по Миколасу она скучала. Точней, по Мише.

Глава 11

Свадьба

Алла Орбакене

Украденные туфли

Свадьбу готовили широкую, на сто человек. «Один ведь раз женимся», – резюмировала Зинаида Архиповна.

Орбакас был родом из Каунаса, там жили его мать и отец – Анна и Зенон, – а также сестра с братом. Кстати, брат профессионально занимался спортом и в то время регулярно выезжал за рубеж, откуда привозил подарки для всей семьи. В частности, Миколасу – те самые джинсы, что пленили Аллу у манежа Эстрадно-циркового училища.

Миколас покинул родительский дом в 1963 году, когда отправился поступать в Москву. После второго курса ушел в армию, а на третьем как раз и познакомился с Аллой. Его специальностью была музыкальная эксцентрика.

Алла специально ездила в Каунас знакомиться с семьей. Побаивалась: литовцы все-таки. Чужие.

Но литовское семейство приняло ее хорошо. Там Алла не без интереса узнала семейное предание, что Орбакасы происходят из обедневшего немецко-польского дворянского рода фон Орбахов. Потом она весело сказала Миколасу, что после свадьбы с удовольствием примет титул баронессы. Спустя много лет, уже в 1990-е, версию про дворянство подтвердит один доселе неведомый родственник семьи из Канады.

Родители, воспользовавшись как-то недолгой прогулкой Аллы по городу, слегка укорили Миколаса за то, что тот даже не посоветовался с ними, прежде чем подавать заявление. Но это было уже скорее данью патриархальной традиции: все-таки сын уже шесть лет как вел совершенно самостоятельную жизнь далеко от дома.

…Анна и Зенон приехали в Москву за неделю до свадьбы – познакомиться с будущими родственниками, помочь в матримониальных хлопотах. Разбогатевшие за время летних гастролей Алла с Мишей купили за шестьсот рублей чешский гарнитур для своей комнаты. (После того как годом раньше Женя поступил в Горьковское военное училище, Алла стала безраздельной хозяйкой маленькой комнатки, и гарнитур занял половину ее.) На оставшиеся деньги купили свадебное платье, костюм для жениха, а для самого торжества сняли зал в кафе рядом с домом. Свидетелем со стороны Аллы была ее подружка из училища по имени Наталья Лебедева, а Миколас позвал приятеля-художника.

Вся еда готовилась дома, и потом силами родителей и родственников переносилась в столовую. Прохожие с интересом наблюдали, как через трамвайные пути шествовала вереница людей с кастрюлями и мисками в руках.

В ЗАГСе монументальная женщина с пучком на голове объявила брак зарегистрированным: «И вам, Алла, присваивается фамилия Орбакене!».

У Аллы ни на минуту не возникало сомнений, стоит ли ей брать мудреную фамилию Миши: раз замуж, то по всем законам. Она лишь попросила, чтобы он растолковал родителям, почему ее фамилия так будет отличаться от его. И Миколас объяснил, что Орбакене как раз означает замужнюю женщину при муже Орбакасе.

– А у ребенка какая будет фамилия? – забеспокоилась Зинаида Архиповна, обескураженная хитростями литовской грамматики.

– Моя, конечно, – Орбакас, – сказал будущий зять. – Это если мальчик.

– А если девочка? – поинтересовался Борис Михайлович.

– Ну, тогда Орбакайте, – развел руками Миколас. Одним из «свадебных генералов» была директор Аллиного училища Елена Константиновна Гедеванова – та самая, которая поругивала Пугачёву за короткие юбки. Алла пригласила ее на свадьбу, хотя уже несколько месяцев как перестала быть студенткой.

В разгар веселья, после пяти «горько» Гедеванова поднялась из-за стола с бокалом в руке: «Дорогие Аллочка и Миша! Наше училище совсем небогатое, поэтому мы не смогли сделать вам такой подарок, как хотелось бы. Но, к счастью, я не только ректор, но и депутат Ждановского райсовета. Поэтому я как депутат делаю вам подарок от нашего района. В вашем, Алла, доме недавно освободилась комната. Она совсем не маленькая, семнадцать метров. Я лично ее осматривала… Наш район дарит ее вам, молодоженам! Будьте счастливы там!».

– Ой, мамочки, как здорово! – запищала Алла. – Мишка, это же прямо напротив нашей квартиры!

…В той квартире проживала еще одна молодая семья, уже с ребенком. Но Алла с Миколасом с ними ладили. Чешский гарнитур в их новой комнате разместился так, как и подобает приличной мебели.

Миколас продолжал учиться.

* * *

А Алла после Липецка впала в легкую хандру.

«Она часто заводила пластинку Эдит Пиаф, – вспоминал Орбакас. – Сидит, слушает, а по щекам текут слезы».

Однажды Миколас явился домой и увидел Аллу среди обрывков фотографий. Мелких-мелких кусочков. В отсутствии мужа она просто стала изучать его «фотоархив». Обнаружила там несколько фотографий девушек. Максималистка Алла решила, что их надо уничтожить, ликвидировать, растерзать. Так и поступила. Возможно, она привносила в эту «казнь» и мистический заряд – «убивала» соперниц.

– Что ты делаешь? – воскликнул Миколас. – Это же мои сестры!

Хандра была объяснима. Последние годы она много гастролировала, считала себя уже состоявшейся актрисой, среди ее знакомых были настоящие знаменитости, с которыми она запросто болтала. Опять-таки спела в кинофильме. А потом малоудачный опыт с «Новым электроном» и замужество, которое вроде бы казалось желанным, но вовсе не открывало широких горизонтов. Взгляд упирался в чешский гарнитур. Что дальше? Тишина?

С этим Алла Орбакене не могла смириться.

Она устроилась вести музыкальный кружок в каком-то Дворце культуры. Миколас несколько раз звал ее попеть в кафе «Молодежное», где сам он тогда довольно часто выступал со своим напарником, но супруга отказывалась: «Я уже профессиональная артистка, и петь на бесплатных комсомольских вечерах мне не пристало».

– Как-то зимой, – продолжал Миколас, – мы с партнером отработали в кафе, сидим, ждем Аллу, которая обещала прийти туда после своего кружка. Она появилась страшно расстроенная. Оказывается, во Дворце культуры кто-то украл у нее туфли, которые она взяла специально, чтобы потом надеть в «Молодежном». У нее была всего одна парадная пара, и Алла чуть не плакала «Ну вот, говорит, вчера зарплату получила. Теперь всю ее придется отдавать за новые туфли».

Борис Михайлович, дабы поспособствовать финансовому благополучию молодой семьи, устроил зятя в комбинат бытового обслуживания на 70 рублей в месяц. «Я появлялся там три-четыре раза в неделю, – объяснял Миколас, – делал кое-что. Например, развозил одеколоны по парикмахерским».

Алла сердито принюхивалась, когда Миша возвращался с работы, и возмущалась: «Ну почему ты "Шипр" развозишь, а не "Шанель"?».

Когда начался сезон детских новогодних елок, Пугачёву пригласили поработать во Владимире. Она провела там пару недель, выходя на сцену в нелепом платьице, увешанном мишурой и распевая песенки прославившегося уже Шаинского. (Через такие елки прошла практически вся наша эстрада. Уже где-то в октябре молодые артисты начинали беспокоиться и выяснять друг у друга, какие где имеются праздничные перспективы. Если столичным артистам поступали предложения из глубокой провинции, то никто особо не капризничал, а быстренько соглашался: других предложений могло и не последовать.)

Пара «елочных» недель пролетала мгновенно, и вне зависимости от населенного пункта программа была стандартна: два-три представления в день, а потом кутежи в гостинице. Многие мэтры до сих пор вспоминают давние «елки-палки» с легкой ностальгией. Лев Лещенко, например, любит поведать о том, как в городе Ижевске артисты после финального спектакля 31 декабря опаздывали к праздничному столу в гостинице и договорились с дрессировщиком, чтобы тот домчал их на цирковой тройке.

Алла скоро оставила свой кружок и начала работать у Миколаса в училище концертмейстером, попросту говоря, аккомпаниатором. Как-то к ней подошел парень с курса Орбакаса:

– Аллочка, слушай, я тут делаю номер – пантомиму «Орленок». Мне нужно, чтобы кто-то пел эту песню во время выступления.

– Ну, я не знаю. Я вообще-то такие песни почти не пробовала петь…

– Алла, дорогая, очень надо! Ты же хорошо поешь.

Пугачёва сдалась. Когда преподаватели посмотрели этот номер, то вынесли резолюцию: все замечательно, надо только сменить певицу.

* * *

Летом 1970 года Миколас с Аллой поехали в Каунас к старшим Орбакасам, а оттуда на Балтийское побережье.

…Они сидели в ночном ресторанчике близ моря. По телевизору, что на западный манер был водружен на стойку бара, показывали международный конкурс «Золотой Орфей». Алла забыла о шампанском, курила и не отрывала взгляд от телевизора. Время от времени комментировала, даже не оборачиваясь к Мише:

– Нет, посмотрите на нее! Марыля Родович! Ну кто это такая?

За соседними столиками оборачивались, потому что Алла, сама того не замечая, восклицала все громче. Спокойные литовцы смотрели на нее, потом переводили взгляды на экран, недоумевая, что там так могло возмутить эту рыжую русскую девушку.

Когда передача закончилась, Алла одним глотком допила шампанское, вскочила: «Пойдем на море!».

Они брели по берегу, море слегка штормило. Вдруг Алла скинула босоножки, забежала по щиколотки в воду и крикнула, обращаясь к волнам: «Скоро я буду петь на "Орфее"! Вы слышите? Я буду там петь! Я, Алла Пугачёва!».