Текст книги "Алла Пугачева. Жизнь и удивительные приключения певицы"

Примечательно, что до этого конкурса Великанова не то что не была знакома с Аллой – даже, по ее словам, не слышала песен в исполнении Пугачёвой.

…Когда объявляли лауреатов, все претенденты полукругом выстроились на сцене Театра эстрады и замерли. Алла стояла с краю, в светлом распахнутом пальто. Между Геннадием Хазановым и Валерием Ярушиным, руководителем группы «Ариэль».

Первое место… Второе место… Третье место… Алла почти плакала прямо здесь, на сцене: ее не было в списке лауреатов.

«А также, – устало закончил председатель жюри, – третье место решено присудить Алле Пугачёвой».

После этого Алла что-то шепнула на ухо Ярушину, застегнула пальто и быстро ушла со сцены, где в упоении смеялись, обнимались, целовались победители. Кто-то окликнул ее, она даже не обернулась. Поскольку теперь результаты Пятого конкурса артистов эстрады имеют уже историческое значение, то позволю себе привести их полностью в интересующей нас номинации «вокальный жанр».

Первое место поделили Валерий Чемоданов и Ренат Ибрагимов.

Второе – Валерий Кучинский, Надежда Якимова, Лидия Борисюк-Видаш.

Третье – Шатен Айрумян, Борис Лехтлаан, Сергей Мороз и она, наша героиня.

Прочтите еще раз – по одному – эти имена. Попытайтесь вспомнить, какой вклад каждый из них внес в развитие отечественной эстрады. (Кроме последнего, лишь Ренат Ибрагимов останется вписан в эстрадные «скрижали».) Где все эти люди? Что пели они? Нет ответа.

Впрочем, странность этой ситуации некоторые члены жюри осознали, точнее, отчасти осознали сразу же. В номере «Советской культуры» от 29 октября 1974 года певица Ирма Яунзем, народная артистка РСФСР, писала:

«Нам пришлось прослушать на первом туре около 100 вокалистов и более 20 ансамблей… Впечатление было такое, будто бы мы слышали все время одно и то же. Настолько все это было безликим, серым, неинтересным. За исключением… Вот об исключениях и хочется сказать особо. Такие вот исключения и говорят о том, что не умирают высокие традиции советской эстрады, их подхватывают как эстафету поколений настоящие таланты, призвание которых столь очевидно, что обсуждению не подлежит (как выяснилось немногим ранее, очень даже подлежит – А. Б.). Трио «Ромэн», В. Чемоданов, С. Мороз, В. Кучинский, А. Пугачёва – все они имеют свое лицо, свою индивидуальность… И микрофон, этот бич XX века, в их руках из врага превращается в друга».

Кстати, в том же номере газеты был напечатан некролог Екатерины Алексеевны Фурцевой, министра культуры СССР. Ее сменит товарищ Демичев, с которым Алле еще предстоит общаться.

* * *

…А Гелена Великанова вскоре встретилась с Аллой еще раз, случайно.

«Она обратилась ко мне с просьбой, – вспоминала Гелена Марцеловна. – Чтобы я позанималась с ней, помогла поставить несколько песен. Но я ответила, что Алле ни в коем случае нельзя работать с кем-то: она сама настолько талантлива, что ей никто не нужен».

Через несколько лет Великановой предстоит помогать молодому Валерию Леонтьеву, у которого будут серьезные проблемы с проникновением на большую советскую эстраду. В первую очередь Гелена Марцеловна посоветует ему сбрить бороду, которой Леонтьев невероятно гордился. Но это другая история.

Спустя годы уже заматеревшая Пугачёва будет рассказывать, как после ее конкурсного выступления на сцену поднялась Клавдия Ивановна Шульженко и в восторге бросила к ногам молоденькой певицы букет роз.

Нет. Не было тогда там ни Шульженко, ни роз.

Это как раз типичный случай Пугачёвского мифотворчества.

Но что же она шепнула тогда на сцене Ярушину? Он поведал об этом в своей книге. Пугачёва отчетливо произнесла:

– Вот увидишь, как теперь я буду мстить этим гадам!

Глава 15

«Веселые ребята»

Роман со Слободкиным

Конфликт с Буйновым

«Ирония судьбы»

Новый текст «Арлекино»

«Золотой Орфей»

В начале 1975 года в Министерство культуры СССР из Болгарии поступило официальное письмо с просьбой сообщить имя очередного посланца от Советского Союза на международный конкурс «Золотой Орфей» – словом, обычная процедура.

Из Москвы последовал ответ: на конкурс отправляется Георгий Минасян, солист эстрадного оркестра Армянской ССР под управлением К. Орбеляна. А также были высланы фонограммы певца для первого тура конкурса. В Болгарии выбор советской стороны одобрили.

Но тут случилось непредвиденное.

Уже утвержденную кандидатуру Минасяна Министерство культуры внезапно отвергает. Как поговаривали, певец был уличен в гомосексуальных контактах, что по тогдашним представлениям считалось ужасным преступлением; и уж точно такой артист никак не мог представлять советское песенное искусство за рубежом.

Когда Пугачёва узнала, что в спешном порядке ищут другого исполнителя на «Орфея», она твердо сказала Павлу Слободкину: «Паша, я должна туда поехать!».

Но прежде чем отправиться вслед за ней, надо напомнить, кто такой Павел Слободкин и что он значил в судьбе Пугачёвой.

* * *

В конце 1974 года Алла начала работать в «Веселых ребятах», чуть ли не самой популярной группе Советского Союза на тот момент. Пригласил ее туда художественный руководитель ансамбля Павел Слободкин, абсолютный диктатор группы. Вообще-то он считал, что присутствие женщины в музыкальном коллективе влечет за собой такие же пагубные последствия, как на морском судне, но Пугачёва ему очень нравилась. Причем, далеко не только как певица.

Познакомились они примерно за год до этого, в барнаульском Дворце спорта, где выступали в одной программе Алла и «ребята».

С тех пор Слободкин время от времени, при деятельном участии Добрынина, вел с Аллой самые общие беседы на тему, что, может быть, хорошо бы где-то, в чем-то, когда-нибудь… А Пугачёва пока выступала дуэтом с дальним родственником Павла Яковлевича – Юлием Слободкиным. Но без особого успеха.

Павел Слободкин родился в семье известного виолончелиста Якова Слободкина, лауреата всевозможных конкурсов. Отец чуть ли не с младенчества активно приобщал сынишку к высокой музыке, а когда тому было четыре года, даже сделал с ним небольшой совместный номер. На одном из правительственных концертов в Большом театре этот номер очень понравился Сталину. Тогда крошку-Слободкина привели в ложу к вождю, и тот усадил его на колени.

В доме, где рос маленький Паша, обитали Немирович-Данченко, Москвин, Книппер-Чехова – тогдашняя артистическая элита, театральные «небожители». В гостях бывали молодые Рихтер, Гилельс, Ойстрах, заходили даже Прокофьев и Шостакович. Молодой Слободкин общался с Ахматовой и Маршаком.

Когда же его отец узнал, что любимый сын классической музыке предпочел «постыдную» эстраду, то последовал самый натуральный конфликт «отцов и детей», затянувшийся на годы.

Правда, сперва Слободкин сосредоточился на джазе, но в 1967 году он окончательно переключился на «массовую» культуру и создал «Веселых ребят», первую советскую «супергруппу». Благодаря авторитету и упрямству Слободкина молодым людям удавалось обходиться без песен про БАМ и комсомол. Как говорил Слободкин – «"Битлз" про комсомол не поют, вот и мы не будем!».

В описываемый момент среди «ребят», правда, находилась певица Светлана Резанова. При всем своем боязливом отношении к дамам Слободкин понимал, что для группы, которая стремится нравиться всем, женщина-солистка необходима. Резанова, по отзывам самих музыкантов, не была выдающейся вокалисткой и позволяла себе порой петь мимо нот, зато очень сексуально смотрелась на сцене.

Когда же Резанову, по выражению Добрынина, «отторгли как чужеродное тело», кандидатура Пугачёвой стала первой на повестке дня. К тому времени Алла уже не без облегчения развалила свой неудачный альянс с Юлием. (Позже Юлий образует дуэт с Жанной Бичевской, а потом вовсе исчезнет.)

«Пугачёва пришла в "Веселые ребята" простой певицей с перспективой сольных выступлений, – рассказывал Павел Яковлевич Слободкин. – Она работала у нас в первом отделении для – как бы это сказать, чтобы не было обидно, – для «разогрева», что ли? Но уже тогда Алла выделялась своим ремеслом. У нее очень точный слух, и она прекрасно могла спародировать Пьеху, Зыкину, спеть русскую песню, как заправская фольклорная певица. Мы даже собирались вставить в программу такой эксцентрический номер».

Слободкин славился своим жестким руководством, и это было одной из причин, по которой в «Веселых ребятах» наблюдалась невероятная текучесть кадров. Так что через его руки в разное время прошла чуть ли не добрая половина нынешних эстрадных корифеев – от Градского до той же Пугачёвой. Алле он запрещал даже курить. Но все равно она продолжала тайком.

Не все «ребята» приветствовали появление в группе новой солистки. Скажем, Александру Барыкину она не приглянулась, поскольку, по его мнению, сразу начала тут «крутить свои дела», тогда как и без нее ансамбль был уже невероятно популярен.

В молодом коллективе Алла была комсоргом. Хотя ни одного комсомольского собрания при ней никто не смог вспомнить. До того ли было? Хотя Алла с ее «вечным двигателем», безусловно, способна была сделать и общественно-политическую карьеру. Но это ее совершенно не интересовало. (Только спустя тридцать лет она попадет в Общественную палату и то не на самую значительную позицию. Почти как Пушкин в камер-юнкеры.)

Алла пришла быть первой.

Бывший музыкант группы Анатолий Алешин вспоминал:

«Нам это виделось, как если бы в "Битлз" пришла солисткой Йоко Оно. Сразу последовало пять заявлений об уходе: от Александра Барыкина, братьев Пузыревых, Александра Буйнова и меня. При том, что наш гастрольный график был расписан на год вперед, для Паши это была просто катастрофа! Где он может сразу же найти замену, да еще такого уровня? Но, как оказалось, Господь хранил тогда Аллу, и в результате вышло так, как задумала именно она».

Кстати, Буйнов спустя много лет уверял, что сразу подружился с Пугачёвой и даже был в нее слегка влюблен. И демонстрировал фотографию Аллы, которую она ему подарила, с подписью: «Сашке-какашке от Алки-нахалки».

Но фото она подарит ему позже. Пока же из-за Пугачёвой Буйнов удалился в группу Стаса Намина. Впрочем, ненадолго.

* * *

В это же время, поселяя раздоры в ведущем поп-коллективе СССР Пугачёва совершила свой самый главный лирический подвиг. Она исполнила несколько песен для нового фильма Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или с легким паром!».

Микаэл Таривердиев, автор музыки к фильму, долго искал подходящую певицу. (Среди прочих тогда пробовалась и Валентина Пономарева, которая спустя десять лет великолепно споет у Рязанова в «Жестоком романсе».) Но никто Таривердиева не устраивал. И тут он вспомнил о Пугачёвой, с которой поработал еще в «Короле-олене». Вот что писал сам Микаэл Леонович в своих воспоминаниях:

«Алла после "Короля-оленя" как-то пропала. И где она? А Бог знает, где. Все же нашли ее… Начали мы с ней работать. Работали много, около месяца. Хотя, казалось бы, поет всего четыре романса. Вообще, конечно, ей трудно с нами было. Эльдар требует от нее одного, я – другого. Совсем замучили ее. На каждую песню было сделано по тридцать дублей…».

Строго говоря, со стороны Рязанова и Таривердиева это была дерзость – вставить в массовое кино песню на стихи Цветаевой. Целых две песни! Нет, Цветаева совсем не была под запретом, ее стихи издавали небольшими тиражами, но отношение властей к ней оставалось холодным, как елабужские метели.

Фильм был показан по Первой программе Центрального телевидения 1 января 1976 года. Пугачёва в титрах не значилась. Песни из «Иронии» мгновенно оказались в кухонном арсенале советской интеллигенции наряду с самиздатовскими книгами и бледными репродукциями Модильяни.

Но снова дадим слово Таривердиеву:

«…Когда фильм вышел, нас пригласили на телевидение, где Пугачёва должна была спеть романс из фильма не под фонограмму, а "вживую". Я должен был ей аккомпанировать. И вдруг она стала петь совершенно по-другому. Она пела жестко, очень жестко: "Мне нравится, что вы больны не мной…". Я не мог ее заставить спеть, как три месяца назад в фильме. Я уговаривал: "Алла, тебе же не нравится, что "вы больны не мной", у Цветаевой именно этот смысл. А ты сейчас поешь, что тебе нравится… Она-то хочет, чтобы были больны ею, а говорит другое – и возникает глубина". Я был раздражен, и поэтому не прав. Мы с ней поссорились. Потом Пугачёва ушла в поп-культуру, хотя, мне кажется, могла бы стать звездой другого плана, типа Барбры Стрейзанд. Но она выбрала свой путь. Я понимаю, что она даже выиграла от этого. Но мне это было уже совершенно не интересно. Жаль, конечно, что в итоге мы поссорились. Через год или два, на каком-то фестивале в Сочи, она подошла ко мне и сказала: "Микаэл Леонович, мне нравится, что вы больны не мной". Повернулась и ушла…».

На самом деле, при всем ее божественном даровании и дьявольской способности к перевоплощениям Пугачёва действительно больше никогда не сможет повторить этот подвиг. Когда в 1997 году будут снимать «Старые песни о главном-3» и ей надо будет сыграть саму себя в юности, она сыграет. Но фонограмма останется оттуда, из 1975 года.

Именно благодаря песням из «Иронии судьбы» к Пугачёвой впоследствии находилось очень много претензий у интеллигенции. Самая распространенная: ну ведь могла же она петь нормально, могла! Но стала зачем-то вульгарной и громкой.

Действительно, могла. Давала бы камерные концерты, пела бы за актрис кино и стала бы популярна не меньше, чем Елена Камбурова (уникальная, кстати, в своем роде певица!).

Но она уже взбивала рыжие волосы и раскидывала руки крестом. И так шла наверх.

Ее голос уже набрал силу, напился живой воды. Откуда он взялся? Бог знает. Нет такого человека, о котором можно было сказать – он научил Пугачёву петь. И повесить на подъезде табличку «Охраняется государством».

Тот же Слободкин говорил, что поначалу никакого особо мощного вокала он у Пугачёвой не замечал.

Свой голос она вырастила сама. Из сора Крестьянской заставы, на сибирских пароходиках, в прокуренных купе, среди черноземов и вечной мерзлоты.

Когда спустя много лет кто-то нелестно отзовется о вокальных данных Кристины (а той, конечно, отмерено куда меньше), Пугачёва спокойно ответит, что ничего, научится. Лучшая школа – это концерты.

Единственная тайна, которую Пугачёва хранит уже много лет, – это особая дыхательная гимнастика. Алла делает ее перед каждым концертом.

Еще в начале 1970-х Пугачёва решила серьезно заняться своим голосом. Кто-то дал ей телефон Александры Николаевны Стрельниковой. В артистических кругах Стрельникова почиталась фигурой сколь легендарной, столь и загадочной. Она не была собственно педагогом по вокалу, но разработала уникальную методику «короткого дыхания», благодаря которой ставила голоса порой в самых безнадежных случаях. Десятки самых известных певцов и актеров произносят ее имя с полумистическим восторгом. Хотя сама она никогда ни с кем не делилась, что за люди приходили заниматься к ней домой, известно, что среди ее клиентов были Лариса Голубкина, Армен Джигарханян, Людмила Касаткина, Маргарита Терехова. Рассказывали, что у Андрея Миронова накануне какой-то грандиозной премьеры в Театре сатиры начисто пропал голос. Александра Николаевна его в буквальном смысле спасла.

Официальная медицина Стрельникову не любила и метод ее не одобряла. Поэтому у нее не было никаких публикаций, даже самых захудалых брошюр, где она могла бы изложить свою систему.

В 1989 году Александру Николаевну сбила шальная машина. После нее остались только разрозненные записи у тех, кого она учила. И много врунов, которые уверяют, что владеют таинственной методикой. История будто из Средневековья.

* * *

Итак, «Алка-нахалка» решила обязательно попасть на «Золотой Орфей». Была уверена, что она главная Эвридика. Если бы не пугачёвская уверенность в своей избранности, не знали бы мы такой певицы. Только представьте Советский Союз без Пугачёвой. Ужас, ужас, ужас. И альтернативы ей не было, вот что особенно пугает.

Какое счастье, что она имела власть над несгибаемым Слободкиным! Любила-не любила, какая теперь разница?

Конечно, Слободкин стал ей помогать. Он был в добрых отношениях с Константином Орбеляном. А тот был очень влиятельной фигурой в высших музыкальных сферах. Несмотря на то что он жил и работал в Ереване, Константина Агапароновича с почетом принимали в московских кабинетах за дубовыми дверями. На конкурсе «Золотой Орфей» он с 1972 года заседал в жюри как представитель Советского Союза. Поэтому немудрено, что на это престижное мероприятие Орбелян направлял солиста своего же оркестра. Это, конечно же, не означало, что Минасяну был гарантирован первый или уж тем более Большой приз. (За всеми этими фестивалями и конкурсами в соцстранах плелись какие-то интриги, замешанные на политике и идеологии, но по прямому окрику из Москвы никто не стал бы менять результаты голосования.)

Орбелян очень хорошо помнил Аллу по эстрадному конкурсу (прошло-то всего четыре месяца) и рекомендовал Минкульту ее.

И Орбелян, и Слободкин излагали разные версии этой эпохальной истории, и каждый упоминал лишь свое имя. Аптекарски оценивать долю участия того или другого – не задача автора. Во всяком случае важно помнить, что согласно тогдашней эстрадной иерархии Пугачёва не имела особого права объявляться на «Орфее» со своим третьим местом на конкурсе эстрады. Поэтому в Министерстве культуры Слободкину строго сказали: или эта ваша Пугачёва привозит нам лауреата, или мы тебя больше не знаем.

По условиям «Золотого Орфея» каждый участник был обязан исполнить одну песню болгарского автора. Времени на поиски такой песни было очень мало.

Кто-то нашел ноты старой вещицы «Арлекино» композитора Эмила Димитрова и предложил попробовать ее. (Эта песня была написана за пятнадцать лет до того и даже пользовалась успехом в Болгарии, но потом ее благополучно забыли.)

Алла приходила к Орбеляну, садилась за рояль и играла мелодию:

– Это что такое, Аллочка? – спрашивал Константин Агапаронович.

– Это песня, которую я буду петь, – «Арлекино».

– Что-то не очень вразумительно.

– А Паша сейчас делает аранжировку.

– Хорошо, а слова?

– Слов пока нет.

– Надо торопиться.

Пугачёва со Слободкиным обращались к разным знакомым поэтам, те что-то писали, но Алла была недовольна. Она отвергла даже вариант своего старого приятеля Бори Вахнюка с «Юности». В конце концов, попросили совсем молодого поэта Бориса Баркаса, друга одного из «Веселых ребят». До этого он написал текст песни «Ты по этой лестнице» для группы «Скоморохи». Борис сел и буквально за тридцать минут написал стихотворение. Алла взяла мятый листок и начала читать:

 
По острым иглам яркого огня
Бегу, бегу – дорогам нет конца.
Огромный мир замкнулся для меня
В арены круг и маску без лица.
Я – шут, я – Арлекин, я – просто смех,
Без имени и, в общем, без судьбы.
Какое, право, дело вам до тех,
Над кем пришли повеселиться вы?..
 

Пугачёва слова тут же одобрила. Но чуть-чуть изменила припев. У Баркаса было: «Арлекин, ну Арлекин!». Пугачёва же превратила мужской род в средний и добавила междометие: «Ах, Арлекино, Арлекино…».

Она всегда любила междометия. Все эти «ахи», «охи». Она и разговаривает также – речь бойкой женщины с окраины. Слова народные.

Слободкин быстро доделал аранжировку. Он ускорил темп и по неведению поменял местами разные части песни, что выяснилось уже позже. В качестве «декоративного элемента» в «Арлекино» были вставлены несколько тактов разудалой мелодии старого циркового марша.

Позже в одном из интервью Пугачёва скажет: «Со времени циркового училища у меня была тяга к песне с комическим поворотом, с жонглированием и «глотанием шарика», к песне, позволяющей наполнить себя болью и насмешкой, иронией и печалью».

Она придумала себе образ, сценическое поведение, придумала «марионеточное» движение, когда безвольно болтаются руки, согнутые в локтях. А тот знаменитый смех в «Арлекино» Алла изобрела лет за шесть до этого, когда как-то просто дурачилась в компании.

«Она все время показывала нам свои находки, когда мы собирались у меня дома», – вспоминал Вячеслав Добрынин.

Кстати, на «Орфей» Алла отправилась именно из квартиры Добрынина, который тогда со своей первой женой жил прямо возле Моссовета в том доме, где находился книжный магазин «Дружба».

У нее не было ни одного приличного платья для этого конкурса, не было денег даже на карманные расходы. Эскизы платьев сделала супруга Дмитрия Иванова – того самого, из «Доброго утра», и потом Алле пришлось в этих концертных нарядах появляться повсюду, пока шел конкурс: больше просто не оказалось ничего пристойного. А деньги собирались по всем друзьям.

…Буквально недели за две до «Орфея» «Веселые ребята» с Пугачёвой ездили на фестиваль «Киевская весна». У Аллы в программе ансамбля былы две сольные песни. Прямо перед фестивалем украинские распорядители безапелляционно заявили Слободкину:

– А вот те вещи, которые у вас поет Пугачёва, уберите из выступления.

Тогда с такими приказами не спорили, и Слободкину оставалось лишь оповестить Аллу.

Последний тур «Золотого Орфея» проходил с 3 по 8 июня в болгарском курортном городке Слынчев Бряг (Солнечный Берег), в честь которого назван известный бренди.

В качестве почетных гостей были приглашены итальянский певец Аль Бано (тот, который лет через семь прославится у нас своей «Феличитой»), чех Иржи Корн и наш Лев Лещенко. А вот Пугачёвского покровителя Константина Орбеляна в жюри не оказалось. Дело в том, что как раз в это время его оркестр был приглашен на гастроли в США. Тогда такими подарками судьбы не жертвовали ради конкурса в Народной Республике Болгария. Вместо Орбеляна на «Орфей» отправился чиновник Министерства культуры.

В заметках, предварявших конкурс, советские газеты сообщали о почетных гостях, о членах жюри, о том, что раньше его лауреатами становились София Ротару и Иосиф Кобзон, и ни слова о той, что сейчас босой ходила по улочкам Слынчева Бряга. Ноги Аллы распухли от жары и не влезали в тесные туфли. Кроме того, она ходила в шляпе, связанной из веревки, и носила аналогичного производства сумку. «И выглядела страшно хиппово», – резюмировала сама Пугачёва.

К третьему дню фестиваля обозначился шорт-лист, то есть те, кто мог рассчитывать на Гран-при. Это были Карл Уэйн из Великобритании, Богдана Загурска из Польши, Ксаника Пераки из Греции и Алла Пугачёва из СССР.

Когда Эмил Димитров увидел по телевизору советскую певицу, которая пела его «Арлекино», он моментально собрался и, даже не побрившись, ближайшим же поездом из Софии помчался в Слынчев бряг.

Он постучался к ней в номер и представился.

– Здравствуйте! Я – «Арлекино»! – после чего протянул огромный букет роз.

* * *

Вечер 5 июня решал все.

Журналистка Нина Завадская из респектабельного издания «Музыкальная жизнь» описывала судьбоносный выход Пугачёвой на сцену с двумя программными песнями: «Сегодня она особенно хороша: длинное черное платье оттеняет, подчеркивает ее хрупкость, женственность. И поэтому так поражает, буквально захлестывает экспрессия, сила чувства, которым наполняет артистка песню – любовное признание. А потом вдруг на наших глазах элегантная женщина превращается в циркового клоуна, маленького, смешного, несчастного. С деревянными руками, которые, словно на шарнирах, падая, сгибаются в суставах. Пугачёва поет песню Эмила Димитрова "Арлекино". Из старой, запетой песни (русский текст Б. Баркаса) она создает новеллу. Перед нами проходит жизнь циркового артиста. Смех сквозь слезы. И когда характерный клоунский смех вдруг сменяется трагическими интонациями, когда снята маска, сжимается сердце… Мастерство Аллы Пугачёвой в этой песне заставляло меня порой вспоминать знаменитую "Маленькую балерину" Вертинского. А зал стонет, именно стонет, аплодируя…».

Жюри совещалось в ресторанном зале гостиницы «Сатурн», где жили все участники конкурса.

Пугачёва скрылась в своем номере.

Никто не знает, что она делала в те два часа, пока жюри распределяло места. Быть может, никогда мы этого и не узнаем.

Впрочем, ее одиночество нарушил Лев Лещенко. Он не выдержал, буквально ворвался в номер, оглашая его своим праздничным баритоном. Нет, он еще не знал результатов – просто хотел выразить восхищение.

Члены жюри, хорошенько измучив артистов, наконец, стали неторопливо выходить из ресторана. Наш человек из Минкульта, приведем для истории его имя – Владимир Ковалев, наш человек провозгласил: Гран-при достается Алле Пугачёвой, Советский Союз.

* * *

Через два дня был заключительный концерт лауреатов.

Он интересен прежде всего одним казусом. Подробно его описал все тот же Лев Лещенко: «Перед Аллой Пугачёвой по программе идет обладатель первой премии фестиваля англичанин Карл Уэйн. Публика требует повторения. Уэйн раскланивается, но публика не успокаивается. А Алла пока ждет своей очереди за кулисами, "заряженная" на выход. Причем выход не простой, как обычно, а с фокусом, когда из глубины сцены опускается некая громадная механическая "рука", на ладони которой и стоит певица.

И тут происходит следующее. Режиссер, заправляющий этой механической "рукой", слышит, как стихли аплодисменты в честь Уэйна, делает из этого вывод, что певец сейчас уйдет со сцены, и дает команду, чтобы опускали "руку" с Аллой. Но это, оказывается, была всего лишь пауза перед началом песни, ибо Уэйн вдруг снова начинает петь. При этом он, естественно, не видит того, что происходит у него за спиной. А там в этот самый момент "рука" опускает на сцену Аллу. Ситуация неординарная – на сцене сразу две звезды! Что делать? В данном случае это больше относится к Алле, которая явно не знает, как выйти из такой щекотливой ситуации.

Тут телевизионный оператор, стоящий перед певцом, начинает показывать ему знаками: посмотри, мол, что там у тебя за спиной! Уэйн оборачивается, видит Аллочку, тут же все понимает и находит изящный, достойный истинного джентльмена выход. Он подходит к ней, берет ее за руку и начинает петь как бы для нее. Но Алла при этом понимает, в свою очередь, что нельзя же ей вот так на протяжении всей песни стоять рядом с ним! Она с улыбкой освобождает свою руку и садится на ступеньки в глубине сцены. Публика в полном восторге, ибо неловкая ситуация разрешилась самым наилучшим способом. Но надо знать характер Аллы! Потому что, когда Уэйн подходит к ней снова в финале песни и готовится спеть последнюю фразу, Алла как ни в чем не бывало вдруг берет из его рук микрофон и поет вместо него эту самую фразу: "О-о, май лав!". Естественно, сия неожиданная импровизация идет под восторженный рев публики. Создается впечатление, что все это было задумано и отрепетировано заранее.

Вот так в самом начале своей звездной карьеры наша будущая примадонна показала во всем блеске свои самые лучшие стороны – ум, находчивость, талант актрисы. И когда она после этого исполняет "Арлекино", зал неистово требует бисировать снова и снова…».

Потом давали большой банкет для лауреатов, на котором Аллу поздравляли болгарский министр культуры и другие высокопоставленные товарищи. Среди прочих там был и генеральный директор Болгарского телевидения, к тому же занимавший «пост» зятя Тодора Живкова, лидера партии. Крепко, по-славянски, выпив, он стал настойчиво приобнимать Аллу и предлагать продолжить веселье у него в номере. Алла отказалась. Зять настаивал уже почти по-хамски. Отказ русской его только злил. Тогда Пугачёва снова «показала ум и находчивость». Она крикнула:

– Отстаньте! Я вам не шалава, а советская певица!