Текст книги "Алла Пугачева. Жизнь и удивительные приключения певицы"

Глава 16

«Пугачёвский взрыв»

Конфликт со Слободкиным

Роман с Орбеляном

В «Шереметьеве» ее никто не встречал. Только Слободкин. Они расцеловались. Алла показала ему статуэтку «Орфея». Потом они сели в машину и поехали к ней в Вешняки, в однокомнатную квартирку на четвертом этаже блочного дома.

Выступление Пугачёвой на «Золотом Орфее» в СССР было решено по телевидению не показывать.

– Председатель Гостелерадио Лапин сказал, что это успех не советский, – объяснял Слободкин.

Что именно имелось в виду, непонятно.

По другой версии Лапин, посмотрев выступление Пугачёвой, метко резюмировал: «Да она с микрофоном обращается, как с членом!».

И тоже запретил показывать.

– Но нам все же удалось пробить эфир с Аллиным «Арлекино» спустя месяц, – не без удовлетворения вспоминал Слободкин.

Когда же тяжелая лапа была отведена от Пугачёвой, остальные средства массовой информации поспешили закрепить триумф.

14 июля 1975 года «Советская культура» писала: «…Критика, журналисты и публицисты охарактеризовали ее появление на эстраде как подлинно "Пугачёвский взрыв"…».

«При исполнении "Арлекино" Эмила Димитрова, – подчеркивает болгарская газета "Земледелско знаме", – Алла Пугачёва продемонстрировала богатство вокального и артистического мастерства на самом высоком уровне».

Вскоре вместе с «Веселыми ребятами» Алла отправилась на гастроли в Сочи.

Однажды утром, прихорашиваясь в своем номере, она услышала, что откуда-то глухо доносится:

 
…Огромный мир замкнулся для меня
в арены круг и маску без лица.
 

Алла замерла на секунду в сладком упоении: «Арлекино» передают по радио! Она выбежала на балкон и закричала кому-то из музыкантов в окно соседнего номера: «У тебя ведь есть радио? Включай быстрей – меня передают!»

Послушали первую программу – нет, вторую – нет, «Маяк» – нет… Тем не менее песня продолжала где-то звучать.

«Ха! – воскликнул коллега. – Это же не по радио, это кто-то по магнитофону крутит! Ну все, ты теперь знаменитость».

* * *

Здесь придется прервать торжествующее крещендо, чтобы забежать в темное будущее и рассказать о судьбе поэта Бориса Баркаса, который научил Арлекино говорить по-русски.

По профессии он был биологом, стихами на жизнь не зарабатывал, хотя и считал своим подлинным призванием поэзию. Возможно, этот внутренний конфликт и привел Баркаса к полунищему существованию. Тут эффектно смотрелся бы драматический рассказ о гении, заблудившемся в небе. Но Баркас не был выдающимся поэтом. Совсем не был. «Арлекино» – это редкая химическая реакция из слов, музыки и образа, повторить которую уже было невозможно. Конечно, в Союзе писателей состояли и пили водку в ресторане ЦДЛ титулованные поэты, рядом с которыми даже скромный сочинитель Баркас мог показаться океанской яхтой. Но Борис, судя по всему, был человеком чрезвычайно гордым, и потому не воспользовался выходом в «открытое море» советской поэзии с гонорарами, сборниками стихов и домом отдыха в Коктебеле.

Пугачёва поддерживала общение с ним года до 1978 года. Потом он исчез. А она, вероятно, не очень искала. В чем ее никак нельзя винить: близкими друзьями они не были.

Говорят, еще одно достижение Баркаса – это Каркуша в «Спокойной ночи, малыши!». Именно он придумал образ этой вздорной, но обаятельной вороны.

После долгих семейных конфликтов Борис в буквальном смысле оказался на улице. Видимо жизнь среди бомжей в течение двух лет измотала его настолько, что он сам пришел в Центр социальной адаптации «Люблино».

Именно здесь в 2007 году его и разыскали юркие редакторы программы «Пусть говорят». По задумке телевизионных деятелей искусств в студии должно было состояться прилюдное свидание Баркаса и Пугачёвой – тридцать лет спустя.

Пугачёва, получив приглашение на запись программы, ответила уклончиво. Баркас ощутимо нервничал.

За несколько минут до начала записи Пугачёва приехала в Останкино. Все получилось так, как и хотели режиссеры: объятия, слезы и возглас Пугачёвой:

– Боря, где же ты пропадал все это время?

А потом, уже без режиссеров, по просьбе Пугачёвой для Баркаса купили квартиру в Москве. Но тихой гаванью для него она не стала: он умер в декабре того же года. Ему было всего 55 лет.

…Окрыленный Слободкин развернул небывалую активность. Теперь, после триумфа Пугачёвой на «Орфее» у него были развязаны руки: он мог вплотную заняться ее продвижением наверх.

Тем же летом фирма «Мелодия» выпустила маленькую гибкую пластинку с песнями «Арлекино», «Посидим-поокаем», «Это очень хорошо». (Между прочим, автором слов «Арлекино» ошибочно значился Илья Резник.)

«На ее конверте, – вспоминает Слободкин, – мы сначала хотели написать так: «Группа "Веселые ребята". Солистка Алла Пугачёва», а потом сделали просто – «Алла Пугачёва». Впоследствии эта пластинка была продана тиражом около десяти миллионов».

Однако в «Веселых ребятах» безо всякого энтузиазма восприняли факт, что теперь ансамбль стремительно становился как бы приложением к Пугачёвой. (Летом 1976 года, когда Аллу снова пригласят на «Золотой Орфей», но уже в качестве почетного гостя, «Веселые ребята» будут фигурировать именно как ее аккомпанирующий состав.)

И гонорары в группе она получала больше, чем остальные. Что уже совсем никому не нравилось, а некоторых просто бесило.

Начались затяжные выяснения отношений.

«Несколько наших музыкантов, – объяснял Слободкин, – обвинили меня в том, что я чрезмерно выделяю в группе Пугачёву. Так, в первую очередь, считал Саша Буйнов. В знак протеста они ушли, сказав, что хотят работать в ансамбле, а здесь все делается только для Пугачёвой. Надо заметить, Алла действительно боролась с другими артистами, которые у нас пели. Она всегда ясно видела перед собой самую вершину Олимпа и шла туда прямой дорогой. Я тогда сказал Буйнову, что если он захочет вернуться, то ему придется от самого угла улицы идти и кричать: "Я не прав! Я не прав!", но Саша ответил, что этого не будет никогда. Вскоре он действительно вернулся и стал постоянным таким противовесом Алле, которой к тому времени все труднее было вписываться просто в рамки ансамбля – она была как бы отдельным номером в нашем сольном концерте. Поэтому в конце 1976 года мы с ней были вынуждены разойтись».

«Развод» Пугачёвой со Слободкиным протекал совсем не благостно. Почти весь 1976 год они находились в состоянии «бродячего» конфликта: Алле уже не хотелось быть «шестеренкой», хоть и самой большой, механизма под названием «Веселые ребята», но и уйти в никуда она пока не могла, что опять-таки ее нервировало.

По воспоминаниям нескольких «веселых ребят» как-то на гастролях в ГДР во время очередного прилюдного выяснения отношений Слободкин не выдержал ее ругани и дал Алле пощечину.

Относительно этой легендарной пощечины сама Пугачёва резко возражала: не могло такого быть! Тем более со стороны Слободкина.

«Однажды один человек просто избил меня. Ногами, – признавалась она лично автору книги. – Но это не имеет никакого отношения к Слободкину».

Павел Яковлевич в интервью спустя годы тоже отрицал факт пощечины.

То есть факта не было, а легенда осталась. Очень по-пугачёвски.

Музыкант Анатолий Алешин подводит итог: «Любовь между ними была с самой первой встречи, а в Германии она кончилась. Начались проблемы с того, что немецкое концертное агентство пригласило на гастроли не "Веселых ребят", а Аллу Пугачёву. И она на всех приемах и раутах представлялась самой собой. Паша же не желал быть использованным, поэтому всегда заставлял ее представлять себя как руководителя коллектива, в котором Алла лишь солистка. Или, в крайнем случае, представлять его равноправным партнером. А также другом и мужем».

* * *

Алла уже знала, куда ей уходить – в оркестр Орбеляна. Кстати, когда Пугачёва вернулась из Болгарии, то ее «Орфей» отмечался в ресторане гостиницы «Будапешт». Там же в тот момент жил вернувшийся из Штатов Орбелян. Алла позвонила к нему в номер и сказала, что сейчас поднимется с бутылкой коньяка. Тогда-то Константин Агапаронович в шутку сказал, что пора ей уже работать в серьезном оркестре, а не с молодыми шалопаями.

Но расставанию Аллы со Слободкиным больше всего, пожалуй, были рады не участники группы, а родители Павла Яковлевича.

Слободкин впоследствии утверждал, что это он отказался жениться на Алле. На самом деле все было не совсем так, и их общие знакомые особо не таили, как он звонил им и умолял поговорить с ней, объяснить, что надо вернуться. А потом, когда уже понял, что Пугачёва никогда не вернется, отзывался о ней в самых нелестных выражениях, как о даме «легкого поведения».

В одном из интервью того времени, на вопрос журналиста о причинах ухода из ансамбля («не поладили?»), Пугачёва ответила:

– Да нет, что вы, мы с «ребятами» по-прежнему друзья. Но творческие дорожки наши несколько разошлись. У меня появились свой репертуар и свой зритель… В общем, не ужились не мы, а наши песни.

Что ж, очень изящное объяснение.

* * *

Так поздней осенью 1976 года Алла оказалась в оркестре Орбеляна. Ее номер включал всего четыре песни, которые она исполняла в серии концертов в зале «Россия». Одну из них специально для Пугачёвой написал сам Константин Агапаронович – «Сто часов счастья» на стихи популярной тогда Вероники Тушновой:

 
Сто часов счастья чистейшего, без обмана,
Сто часов счастья, ну разве этого мало?
Сколько дней проводила за счастьем в погоне,
Ворожила над ним, колдовала…
Случалось, бывало,
Что из горького горя я счастье свое добывала…
 

Песня в некотором смысле стала отражением отношений Пугачёвой и Орбеляна – их короткого и бурного романа.

Пожалуй, это был первый случай в истории Пугачёвой, когда она спела о себе. Как бы о себе. Потом уже каждую ее песню будут расшифровывать как автобиографическую тайнопись, пасьянс Марии Стюарт. Что она имеет в виду? Пиковую любовь, червонный интерес? И что за бубновый король? Ой, не шумите, дайте дослушать!

Их роман продолжался всего два месяца, но все воспринимали Орбеляна как нового мужа Пугачёвой. Сам Константин Агапаронович, поведал автору один любопытный сюжет:

«Лично мне не очень удобно об этом говорить, лучше бы, чтобы сказала сама Алла, но ее оценки прошлого все время меняются. Дело в том, что знаменитую песню "Маэстро" она посвящала мне. Сам Резник, автор текста, рассказывал, что Алла просила его написать стихи на мелодию Паулса, имея в виду меня. Но поскольку в то время я с ней уже не работал, то все стали считать, что эта песня адресована Паулсу. У меня хранится афиша, на которой она мне написала: "У нас с тобой одна святая к музыке любовь"».

Так что, когда она пела на сцене «Маэстро» и смотрела на Паулса, что сидел с безучастным лицом за роялем, страна зря

переживала. Не к холодному латышу обращалась певица, а к горячему армянину. Впрочем, дружба народов от этого не страдала.

Лишнее подтверждение серьезных намерений Пугачёвой и Орбеляна находится в книге Веры, вдовы поэта Леонида Дербенева (Орбелян умер в 2014 году в Лос-Анжелесе). Пугачёва к этому моменту уже была хорошо знакома и с ним, и с великим магистром киномузыки Александром Зацепиным, о чем чуть позже.

Вера Дербенева пишет: «Как-то Алла позвонила нам и предложила приехать в гостиницу, где хотела познакомить Дербенева со своим женихом. В те далекие времена мнение Дербенева было для нее важным. Мы приехали. Мне Орбелян понравился: он очень красиво ухаживал за Аллой и был неотразим. Леня же стал горячо отговаривать Аллу от этого опрометчивого, на его взгляд, шага: Орбелян – восточный мужчина, а значит, в некотором смысле, деспот. В лучшем случае она будет петь с его оркестром до конца своей жизни, в худшем, выйдя замуж, будет петь на кухне "Сулико".

Алла со смехом сказала, что Орбелян – армянин, а "Сулико" – грузинская песня, но тем не менее замуж за него не вышла. Леня решил сам подыскать мужа для Аллы, хотя она об этом, наверное, и не догадывалась. И подыскал… себе на голову. Как горько пожалел он об этом впоследствии!».

Глава 17

«Плейбой» Стефанович

Надпись кровью

Свадьба в Опалихе

План действий на будущее

«Три рюмочки»

Режиссер Александр Стефанович был на четыре года старше Пугачёвой. Сперва он работал в родном Ленинграде, где снимал документальное кино, потом перешел на «Мосфильм» в объединение комедийных и музыкальных фильмов. Там он сделал несколько картин, ныне благополучно забытых: «Волшебство», «История одной семьи», «Дорогой мальчик».

Стефанович великолепно знает русскую поэзию и уже в 1997 году сделал фильм об Иосифе Бродском, использовав уникальные кадры, которые снял во время вручения Бродскому Нобелевской премии.

С автором этой книги Стефанович общался в своей московской квартире близ Патриарших (у него еще есть апартаменты в Париже и на Лазурном берегу). Вспоминал о первой встрече с героиней:

«Тогда у Дербенева Алла была, что называется, в ударе и полностью меня очаровала. Однако, когда спустя несколько дней я увидел ее на сцене, то особого восторга не испытал. Она пела лишь несколько песен с оркестром Орбеляна во втором отделении концерта. Держалась Алла как-то скованно и одета была в длинное черное платье с чудовищной искусственной розой, приколотой на колене».

Но «чудовищность» той розы не помешала начаться роману Стефановича и Пугачёвой.

Последние годы журналисты, когда хотят представить получше Александра Борисовича, аттестуют его так: известный режиссер и плейбой. Стефанович никогда не возражает. О его романах с наслаждением сплетничали в ресторане Дома кино между первой и второй. Несколько лет назад в интервью вполне бульварной газете он заметил: «У меня есть два хобби: помогать юным красавицам найти себя и путешествовать по миру на автомобиле». (Впрочем, в тот момент, когда его очаровала Алла, никакого автомобиля у него еще не было.)

Свидание тет-а-тет состоялось через несколько дней в ресторане «Сосновый бор», что на Рублевке. Согласно воспоминаниям Стефановича, там, прямо за столиком, Пугачёва взяла нож, сделала порез на пальце и написала кровью в записной книжке режиссера «Определите на досуге мою "группу", потому как петь – это мое кровное дело». Можно, конечно, усомниться, откуда в советском ресторане настолько острые столовые ножи? Однако хирургический сюжет похож на правду. Достаточно вспомнить хотя бы фирменный автограф Пугачёвой: чуть ниже размашистой подписи – сердце с капелькой летящей крови. Шаловливая пошлость шестиклассницы.

Итак, союз был скреплен кровью.

На даче у очень известного фотографа-портретиста Валерия Плотникова Стефанович устраивал «египетские ночи» с юными красавицами. Этих девушек они называли «маникухи» (очевидно, от слова «манекенщица»). Однажды Стефанович позвонил приятелю и сказал: «Старик, завтра никаких маникух! Я приеду с девушкой». Фотограф понял, что режиссер имеет серьезные намерения.

Новый возлюбленный перебрался в вешняковское жилище к «Пугачёвочке», как он ласково окрестил подругу. Своей квартиры у него в столице не было, только комната в общежитии «Мосфильма».

«Это была крохотная, однокомнатная квартира, – вспоминал Александр Борисович. – На полу лежал матрац, практически никакой мебели…».

Однажды зимой Алла вернулась домой и увидела, что весь пол их комнатки покрыт елочной мишурой – то был оригинальный сюрприз Стефановича.

«Ну как было не влюбиться?» – констатировала она спустя годы, вспоминая этот случай. Правда, имя декоратора не упомянула.

Скоро они поженились. Свадьбу 24 декабря 1977 года играли на шикарной даче в Опалихе. Нет, это не была дача Стефановича, у него и квартиры своей не было. Раньше эта дача принадлежала Людмиле Зыкиной, а затем ее купил бизнесмен-иранец Бабек Серуш, у которого были особые «дела» с советским правительством. Бабек любил советскую светскую жизнь, был женат на русской актрисе и на той самой даче с бассейном (!) у него в гостях бывали все знаменитости. А Высоцкий тут даже записывал песни: да, у Бабека имелась и студия.

Добродушный иранец и предоставил апартаменты молодым. У Стефановича даже не было денег на свадьбу, их ему одолжил сам Сергей Михалков, автор советского гимна. В этом спустя много лет признавался сам Стефанович. Дело в том, что Стефанович, хоть и называл втайне себя антисоветчиком, снимал беспроигрышные советские фильмы. А чтобы у него, второсортного режиссера, не было вообще никаких проблем, он брался за пьесы того самого Михалкова. Фильм «Дорогой мальчик» – как раз по такой пьесе. А в 1979 году выйдет еще один – «Пена», по сатирической комедии того же автора. Расчет оправдался, как мы понимаем: фильмы легко выходили в прокат, а Стефанович даже получил тысячу рублей на свадьбу. Тут можно было бы порассуждать о мелочном и постыдном конформизме советской творческой интеллигенции, но это совсем не наша тема. У нас тут свадьба. Горько!

Но у Пугачёвой были свои расчеты. По мнению многих, этот брак был сильно подогрет пугачёвской жаждой сняться в кино. Правда, снимется она у совсем другого режиссера, о чем чуть позже. Пока что режиссировать ее жизнь пытался Стефанович.

Вот что он поведал автору книги:

«Я составил определенный план действий, которому она, на мой взгляд, должна была следовать. Ей этот план понравился, а для меня было забавно придумывать образ, который миллионы людей станут принимать за реальный.

Итак, я предложил пять основных принципов.

Во-первых, форма "исповедальное™". То есть все песни должны исполняться от первого лица. У зрителя должно было сложиться впечатление, что перед ним на сцене раскрываются какие-то тайны личной жизни.

Во-вторых, надо было создать образ одинокой ранимой женщины. Это касалось не только отбора текстов. В сознание публики необходимо было внедрить образ одинокой женщины с ребенком, который бы вызывал сочувствие и у пэтэушницы, и у буфетчицы, и у студентки. Мой друг Валерий Плотников сделал серию фотографий Аллы с маленькой Кристиной. В придуманный мной "одинокий" образ я сам не вписывался, что меня вполне устраивало.

В-третьих, важно было не конкурировать с западной и, так называемой, полузападной эстрадой. Тогда очень модны были песни с акцентом. Эдита Пьеха, югославская, болгарская эстрада воспринимались как иностранные, как некий фирменный знак, как лучшее. Алла должна была стать певицей, которая поет на современном русском языке и таким образом заполнить пустующую нишу.

В-четвертых, мною была придумана такая формулировка – "Театр Аллы Пугачёвой". Эти слова я написал ей в книжке в один из первых дней нашего знакомства. "Смотри, – говорю, – это главная заповедь". – "В каком смысле?" – спросила Алла. – "Каждая твоя песня должна быть маленьким спектаклем, потому что ты человек с актерскими способностями, и надо сделать спектакль с минимумом реквизита: обыгрывать платья, детали декораций, если они существуют, обыгрывать микрофон, который может быть в какой-то момент бокалом, в какой-то момент – скипетром… В этом театре на площади должен действовать закон зрелища: после клоуна выходит слон, а после слона фокусник. И лучшая подводка к исповеди – это веселая песенка".

И, наконец, последнее. "Бунт" на эстраде. Отказ от "гражданской" тематики. Была даже продумана стратегия влияния на общественное мнение, то есть точная дозировка каких-то уходов "в тень" и эффектных появлений с новым скандалом. Мы постоянно обсуждали: нужно ли какой-то слух муссировать дальше или, наоборот, лучше пригасить его.

Легко убедиться, что этот придуманный образ "работал" целых двадцать лет».

Теперь, после монолога Стефановича, обратимся к воспоминаниям других людей, близко знавших в то время Аллу.

Стефанович действительно педантично составил «план-конспект» жизни певицы. Однако он содержал куда больше пунктов, чем привел в беседе со мной Александр Борисович. И творческая часть этого плана явно уступала материальной. «Я научу тебя, как быть богатой женщиной», – любил повторять Стефанович жене. Он честно говорил, что ненавидит Советский Союз и хочет жить красиво, «как на Западе». Тем более, что выезд туда ему был закрыт: в Париже проживала его более удачливая сестра.

Скажем, один из пунктов его эпохального плана был назван «инвалидная коляска для звезды». Расшифровывалась эта мрачноватая шутка, как приобретение «мерседеса». Именно «мерседеса», даже не «Волги»! Это в 1976 году. Когда на всю Москву их было, наверное, штук пять, причем, один – у Брежнева.

Там же значились квартира и еще много бытовых радостей.

«Надо сделать так, чтобы Ротару повесилась!» – гласил жизнеутверждающий девиз Стефановича.

Нельзя сказать, что Алла стремилась к аскетизму и наслаждалась жизнью в своей Вешняковской квартирке, но работать на износ только для того, чтобы приносить в дом больше и больше денег, она тоже не была готова. Но приходилось. Кстати, потом, незадолго до развода, существенную часть этих денег Стефанович снял с пугачёвской сберкнижки, куда он предусмотрительно попросил ее вписать свое имя.

Что же касается сценического образа, то Пугачёва сама уже тогда подумывала о маленькой книжке «Секреты волшебства на эстраде». Всего этих секретов насчитывалось 367 – немного больше, чем у Стефановича. Странно, что так до сих пор ее и не написала, был бы безусловный бестселлер.

Выражение «Театр Аллы Пугачёвой» действительно придумал Стефанович. Однако можно вспомнить, что уже задолго до этого многие, в том числе Никита Богословский, называли Пугачёву «играющей певицей». Нет, свой театр она придумывала сама, Стефановичу оставались «вешалки».

Кстати, и брак со звездой Александр Борисович вовсе не скрывал, как он уверяет. Иногда доходило до курьезов, как, например, однажды в Сочи, когда Алла получила из зала записку: «Кто ваш муж?», Пугачёва ответила, что для своей публики актриса всегда должна быть свободной. Тогда Стефанович, сидевший в зале, вскочил и буквально закричал: «Нет, нет! У нее есть муж! Это я!». А потом еще долго ругался с Аллой в гостинице.

Именно Стефанович приучал Пугачёву к регулярным возлияниям. Каждый вечер он обязательно предлагал осушить «три рюмочки». Правда, он терпеть не мог табачного дыма и пытался заставить жену бросить курить. Безуспешно. Дым начинал понемногу разъедать их семейные отношения, но не он был главной причиной.

Пугачёва полностью признает заслугу второго мужа в одном – он открыл для нее гениальную поэзию.

И еще он способствовал рождению нового композитора по имени Борис Горбонос. Однако его биографию надо начинать описывать до рождения.